А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Она понимала, что это не просто сон, а обрывок какого-то воспоминания.
Фрегат дайнаннцев на большой скорости взмыл в воздух, подгоняемый сильным ветром с запада. Его снасти трещали, корабль то поднимался восходящими воздушными потоками, то опускался нисходящими течениями. Снизу чувствовался приятный аромат мокрых листьев, полет сопровождало многоголосое чириканье птиц. По ту сторону моря сгущающиеся облака пытались скрыть длинные пылающие лучи заходящего зимнего солнца. Паруса в виде морских раковин на несколько мгновений приобрели розовый оттенок, потом стали серыми, когда солнце скрылось за горизонтом. Скоро появятся звезды.
Вцепившись одной рукой в перекладину, другой придерживая талтри, Рохейн стояла на открытой палубе. Она смотрела сквозь снасти на мигающие огоньки Каэрмелора, разместившегося на горе. Особенно выделялся дворец, темный и массивный с высоты. Среди зубчатых стен возвышались башни замка, среди которых самой высокой была крепость Первого Дома Всадников Бури.
В темных внутренних дворах и садах Каэрмелора неслышно журчали фонтаны. В дворцовых покоях лорды и леди, спрятавшись от холода, пили перед каминами подогретое вино, слушая игру скрипачей и флейтистов.
Корабль только что вошел в воздушную струю большой мощности. Порыв сильного ветра сдул с лица Рохейн волосы, и они заструились на его волне. Наверху в туго натянутых небесно-голубых парусах, установленных в нужном порядке и закрепленных на палубе канатами из манильской пеньки, переговаривались между собой аэронавты. На носу судна около колокола стоял наблюдатель, готовый предупредить о приближении любого корабля откуда бы то ни было. Команда на палубе сворачивала кольцами канат, проверяла механизмы и снасти.
Члены Братства также летели на этом воздушном корабле под руководством капитана Хита, свободно выбранного лидера. Торна среди них не было, и Рохейн боялась спрашивать, чтобы не опорочить его имя, если раскроется обман. Что ей делать? Должна ли она признаться в своей любви? Он опекал ее и Диармида во время путешествия через Эльдарайн, что считал своим долгом, поскольку в его обязанности, как дайнаннского рыцаря, входила защита жителей города. Путешествие закончилось, и его задача выполнена. Нити их жизней сплелись, а потом разделились. Но каждый раз, когда в поле ее зрения попадала высокая фигура, одетая в оливково-зеленую одежду воина, сердце замирало в груди, как будто летающий корабль попадал в воздушную яму. По укрепившейся привычке Рохейн поплотнее затянула завязки талтри.
Корабль тряхнуло. Вивиана, побледнев, ухватилась за локоть хозяйки.
— Пойдемте в каюту, миледи. Если корабль подбросит в воздух или ударит о землю, в каюте есть шанс не свалиться за борт.
Девушка по-крабьи стала продвигаться по палубе, ударилась о стенку и осторожно вернулась назад. Рохейн с удивлением смотрела на служанку. Лично ее удивляло, что продвижение по палубе кому-то кажется трудным.
Каюта освещалась масляными лампами, подвешенными на крючках, их лучи отплясывали ритмичный танец в такт с раскачивающимся кораблем. Томас Лермонт, которого называли Рифмачом, благороднейший герцог Эрсилдоун, маркиз Кеолнахт, граф Хантли Бэнк, барон Ахдуарт и Королевский Бард Эриса (это только его основные титулы) поскреб рыжую козлиную бородку. Он смотрел на карту вместе с Элфредом, навигатором судна. Свет лампы освещал шелковистые пряди волос Барда, делая их винно-красными на фоне голубого бархатного одеяния. Вокруг его шеи несколько раз была обмотана золотая цепь в виде змеи с сапфировыми глазами — непременный атрибут Барда.
При первой встрече Рохейн приняла его за Сианада. Она не ожидала увидеть рыжие волосы при Дворе. Человек с аккуратно расчесанной бородкой и щеголеватыми усами не был, конечно, ее потерянным другом, но очень походил на него ростом и фигурой. Черты веснушчатого лица тоже были мужественными, а глаза глубоко посажены под кустистыми бровями. Под многослойной накидкой, свисающей с левого плеча и скрепленной фибулой в виде цитры, виднелся расшитый золотыми крылатыми нотными ключами бархатный костюм. Томас, как все его обычно называли, не задавал Рохейн вопросов по поводу той истории, которую она рассказала Роксбургу. Он был не глуп, в его глазах часто мелькали лукавые искорки. По какой-то причине он заговорил с ней только сейчас.
Взглянув на пассажирку светлыми глазами, Бард поклонился и поцеловал ей руку.
— Миледи, через тридцать четыре часа мы будем на месте, если ветер не изменит направление. Нам еще лететь ночь и день. — Он повернулся к ученику, одетому в бардовские цвета — голубой с золотом: — Тоби, настроена лютня из палисандрового дерева?
— Да, ваше сиятельство, — ответил Тоби, вынимая лютню. Королевский Бард ласково погладил сияющую палисандровую поверхность и провел руками по струнам. Лютня издала мягкий, похожий на перезвон колокольчиков звук.
— Отлично. — Он положил инструмент назад в футляр. — Следи, чтобы она все время была настроена. На большой высоте, где такая переменчивая погода, за лютней нужен особый уход. Джеральд, принеси ужин и вино. Мастер Элфред, уберите, пожалуйста, карты. Мы с леди пообедаем здесь вместе с капитаном. Но сначала мы с нашей гостьей прогуляемся по палубе, если она не возражает.
— Моя служанка говорит, что меня может сбросить за борт порывом ветра.
— В течение ближайших часов это маловероятно, миледи, — возразил Элфред с поклоном. — Корабль будет пролетать по очень спокойному месту.
— В таком случае я принимаю любезное приглашение вашего сиятельства, — согласилась Рохейн, не переставая наслаждаться своей способностью говорить.
Птицы на верхушках деревьев подняли ужасный гвалт, ссорясь из-за лучшего места. Небосвод над головой мягко мерцал яркой синевой, какая бывает только в сумерки, да и то редко. Паруса вырисовывались темными силуэтами на синем фоне. Луна, вернее, только ее половина плыла по небу, как раздувшаяся рыба.
— Какое странное время ночи… или дня, — вежливо заметила Рохейн, когда они ступили на слегка покачивающуюся палубу. — Интересно, это день или ночь? Солнце и луна находятся на небе одновременно. Птицы поют, как будто приветствуют утро. Это межвременье: ни то, ни другое. Граница во времени.
Ее кавалер предложил руку, и Рохейн протянула свою, слегка коснувшись его кружевного манжета. Герцог Эрсилдоун, Королевский Бард, оказался человеком учтивым. Он понравился Рохейн с первой их встречи.
— Ваши слова о границах, — начал Бард, — напомнили мне одну старую сказку. Не хотите ли ее послушать? Мне кажется, это ни с чем не сравнимое удовольствие — рассказывать что-нибудь прекрасной даме в такой вечер, да еще на такой высоте.
— Это большая честь для меня, сэр, послушать сказку, рассказанную самим Королевским Бардом.
Он склонил голову в знак благодарности.
— Однажды жил парень, — стал рассказывать Эрсилдоун. — Его звали Карти Маккейтли. Этот хвастун все время повторял, что может выиграть по части ума у любой нечистой силы. Хвастовство дошло до ушей самого Хуона Охотника…
Рохейн охватила паника. Изо всех сил девушка старалась ее скрыть.
— И, — продолжал Эрсилдоун, глядя на небо и не замечая замешательства девушки, — будучи азартным по натуре, Хуон предложил Маккейтли сыграть с ним в карты. Парню ничего не оставалось, как принять вызов. На кон поставили жизнь проигравшего.
«Будь уверен, — сказал Хуон, угрожающе наставляя на парня рог, — если я выиграю, ты поплатишься своей жизнью, где бы ни находился. Ты можешь быть и внутри своего дома из рябины и железа, и вне него. Если побежишь, я пущусь вдогонку со своими собаками. И клянусь, что обязательно достану тебя».
— Молодой человек очень неосмотрительно согласился на игру, — заметила Рохейн, покачнувшись.
Рассказчик помолчал немного, взглянув на девушку. Восстановив равновесие, Рохейн улыбнулась и кивнула ему.
— Маккейтли был достаточно хитер, — сказал Эрсилдоун, — но Хуон оказался искуснее. Игра продолжалась три дня и три ночи, и в конце концов чудовище выиграло.
«А сейчас я тебя съем», — сказало оно.
Маккейтли вскочил, забежал в дом и замкнул двери, сделанные из дерева рябины, а окна закрыл железными ставнями. Это был необычный дом, такой крепкий, как будто из камня, со стенами около четырех футов толщиной, с заложенными внутрь всевозможными талисманами.
Рогатое чудище подошло к двери как грозовая туча, с глазами, сверкающими, как молния, и сказало:
«Маккейтли, твои железные заслоны не остановят меня. Ты проиграл свою жизнь как внутри дома, так и вне его, и я съем тебя».
С этими словами он нанес по двери удар. Все петли и замки рассыпались на части, и дверь распахнулась. Но когда всемогущий Хуон ворвался в дом, Маккейтли нигде не было видно.
«Ты не спрячешься от меня, — захохотал злобный Хуон. — Мои слуги извлекут тебя из любого места».
«Но я не прячусь, — раздался голос откуда-то возле трубы. — После такой долгой игры я проголодался и просто решил пообедать».
«Не раньше, чем пообедаю я», — ответило чудище.
«Мне жаль, но я не могу пригласить тебя разделить со мной трапезу, — сказал голос. — Здесь не хватит места для такого большого существа, как ты. Я в стене — ни внутри моего дома, ни снаружи».
Хуон зарычал от ярости и с грохотом исчез.
— Очень интересно! — улыбнулась Рохейн. — Маккейтли так и прожил до конца жизни в стене?
— Нет, потому что он перехитрил чудище и таким образом выиграл спор. Ему удалось освободиться от Хуона, и его хвастовство стало легендой. Маккейтли приводил в ярость множество существ самого разного вида. Но самое удивительное, что прожил он до глубокой старости, очень глубокой.
Ярость Хуона нашла выход в том, что он потом постоянно мстил другим смертным за проигранный спор. Я всегда вспоминаю эту историю, когда Роксбург пытается оспорить мое мнение, что ум гораздо могущественнее силы. Вы согласны со мной, миледи, что разум выигрывает там, где проигрывают мускулы?
— Почему бы и нет? Спрятаться внутри стен — очень умный выход из положения.
— Да, очень, — согласился Бард, кивнув. — Стены, границы — странные места, не относящиеся ни к одному месту, ни к другому.
Рохейн посмотрела на небо, ставшее теперь тусклым. На западе собирались облака, закипая и клубясь в верхних слоях атмосферы. Девушке показалось, что она сейчас увидит темные силуэты, вылетающие из облаков в поисках крови.
— Пожалуйста, расскажите мне об Аттриоде, — попросила она тихо. — В тех местах, откуда я приехала, никогда о нем не говорят, считается, что даже простое упоминание приносит несчастье.
— Возможно, люди правы, — ответил Томас Эрсилдоун. — В некоторых обстоятельствах темные силы не любят, когда их упоминают, обладая способностью слышать наши разговоры. Но, я надеюсь, здесь мы находимся в безопасности. В прошлом Всевидящий Аттриод был предан анафеме Королевским Аттриодом, членом коего я являюсь. Надеюсь, вам это известно. Аттриод состоит из семи человек. Один из них является лидером, еще два — ближайшими помощниками.
Он вытащил из ножен на поясе кинжал и начертил на корме схему.
— Вот, смотрите. Лидер стоит вверху, еще два члена создают с ним как бы треугольник, а остальные четыре находятся в основании. Получается очень сильная структура. Благодаря правильной расстановке сил лидер может видеть далеко вперед. Если хотите, это напоминает наконечник стрелы. У каждого члена Аттриода обязательно должны быть самые различные таланты, чтобы при каких-то непредвиденных обстоятельствах сама структура ничего не теряла, если кто-то выбывал. Роксбург и я сейчас являемся как бы левым и правым плечами Короля-Императора, точно так же как Хуон Охотник и Итч Уизге, самая злобная из водяных лошадей, когда-то находились по обе стороны от своего лидера.
— А остальные?
— Это были четыре ужасных принца из Всевидящих: Галл — глава Сприггена, Сиарб, которого называли первым убийцей. Этот монстр мог сокрушить землю до самого основания. Куачаг Фуатхен и Атах — самая темная и ужасная личность. Вот это и есть, вернее сказать, был Аттриод Всевидящих. Их иногда называли Принцами Ночного Ужаса.
— А кто был их лидером?
— Вэлгхаст. Но его недавно убили, поэтому остальные, оставшись без лидера, разошлись в разные стороны. Много столетий назад Вэлгхаст поссорился с Великим Королем Светлых, и, к счастью, именно король нанес решающий удар, положив конец власти лорда Всевидящих.
На несколько мгновений на палубе повисло молчание.
— К сожалению, эти охотники — не единственное бедствие под небесами, сэр, — сказала наконец Рохейн. — Смертные тоже могут быть такими же безжалостными. Пираты часто посещают эти места?
— Здесь их не видели. Но если бы даже они и оказались тут, наш фрегат прекрасно вооружен, а его команда — искусные воины.
— Есть такое место… — Рохейн заколебалась.
— Какое? — спросил Бард.
— Есть такое место в горах. Глубокая узкая расщелина. Солнце восходит над скалой, имеющей очертания трех стоящих человек. К западу от нее утес, на котором лежит куча больших плоских камней. Когда солнечный луч попадает на самый верхний камень, он три раза поворачивается вокруг своей оси. В этом месте прячутся пиратские корабли.
Эрсилдоун ничем не выдал свое удивление, ни единым мускулом.
— Вы имеете в виду расселину между скалой Трех Стариков Торра и необычным формированием камней, которое называют Сырным Прессом? — спросил он. — Говорят, в Неприступных горах таких мест несколько. Эти сведения могут оказаться очень важными. Как вы их добыли, ваше дело, моя дорогая. Не сомневайтесь, меры обязательно будут приняты. Давайте лучше прекратим разговоры о злодеях и пройдем в каюту. Ночь становится холодной.
Входя в низкую дверь каюты, Рохейн заметила, что Бард бросил быстрый взгляд на северный горизонт. С тех пор как девушка приехала в Каэрмелор, она часто замечала такие взгляды. Осознание того, что тайные зловещие силы собираются в Намарре, не покидало жителей города. Оно беспокоило каждого, хотя события происходили очень далеко.
На борту фрегата «Перегрин», кроме капитана Хита, находился еще один человек. Он был капитаном корабля под дайнаннским названием «Тайд». Оба капитана ужинали вместе с Эрсилдоуном и Рохейн.
Разговор в основном поддерживал Бард, который никогда не лез за словом в карман. Узнав его получше, Рохейн подметила сходство между ним и герцогом Роксбургом.
— Что о нас говорят на ваших островах? — спросил ее Бард.
— Только хорошее, сэр. Имя Томаса Эрсилдоуна там хорошо известно и почитаемо.
— Наверное, обо мне ходит много анекдотов.
— Только истории о достойном рыцаре.
— И музыканте?
— Конечно.
— Если о Томасе Эрсилдоуне говорят, тогда вы, очевидно, знаете, что он никогда не лжет, — вмешался сэр Хит.
— Это действительно так? — Рохейн вспомнила, что слышала что-то подобное о Королевском Барде. — Мне казалось, что спрашивать об этом не очень вежливо.
— Да, — ответил Бард. — Я никогда не произношу ни слова лжи. Это своего рода мой обет. Когда-то я поклялся говорить только правду и с тех пор ни разу не нарушил слово.
— Эта клятва, — заметила Рохейн, — как обоюдоострый меч. Теперь вашему слову доверяют безоговорочно. Боюсь, что вы окажетесь в затруднительном положении, когда придется говорить комплименты придворным дамам.
Капитаны усмехнулись.
Как неосторожно эти слова вырвались у Рохейн! Ей-богу, ее языку следовало заржаветь от долгого молчания. Слова выскакивали из нее слишком легко, учитывая, что она столько времени была немой. С рождением нового облика Имриен могла стать какой угодно. Но что за женщина эта Рохейн с Островов Печали? Ей вернули дар речи, и новоиспеченная леди воспользовалась им, чтобы лгать, льстить и давать выход гневу. Может быть, она именно такой была в прошлом и подсознание выдает ее?
— Черт возьми! Вы мне сочувствуете? — широко улыбнулся Бард. — Когда дело касается лести, я вне конкуренции. Но в повседневной жизни преувеличение недопустимо, разве что в сказках и стихах, здесь мне дано разрешение. За долгие годы я научился избегать неловких ситуаций и никогда не был ни лжецом, ни хвастуном. Хотя немного безобидной лжи во благо человека, как глоток белого вина, может быть полезно для здоровья. К несчастью, я неспособен на это. — Эрсилдоун потянулся к палисандровой лютне и добавил: — Конечно, когда человек говорит правду, он верит в то, что это так и есть. Если вы мне солгали, а я вам поверил, то передаю это другим людям как правду. — Бард провел рукой по струнам. — У меня есть одна песня, которая вам наверняка понравится.
— С удовольствием ее послушаю! — воскликнула Рохейн.
Эрсилдоун взял для пробы несколько аккордов и начал петь.
Столетний обычай дворянства стал кодексом, твердым, как сталь.
Привычки, манера держаться — видна благородная стать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48