Кроме того, Рохейн получила шкатулку с драгоценностями из клада у Лестницы Водопадов с кольцами, браслетами, диадемами, драгоценными шпильками и поясами, о ценности которых можно было только догадываться.
Девушка из Башни Всадников Бури, потерявшая память, стала богатой сверх всяких ожиданий и превознесенной выше всяких высот.
Дни, оставшиеся до Имброла, были насыщены до предела. На Рохейн сразу навалилась масса впечатлений. Позже она не могла толком объяснить свои чувства, но сознавала, что действует автоматически, будучи вовлеченной в водоворот событий, который сама привела в движение. Дни были заполнены посещением портных, модисток и сапожников. Везде ее сопровождала Вивиана. Служанка суетилась, все драматизировала, без конца что-то восклицала, не в силах сдержать радость, что наконец-то освободилась от угрозы возвращения на службу к вдовствующей маркизе. И как бы в благодарность за избавление призывала всю свою фантазию, создавая из волос хозяйки великолепные и фантастические прически. Служанка обладала хорошим характером и была очень доброй и жизнерадостной. Раньше Вивиана вела замкнутый образ жизни, покорно перенося придирки и брань старой хозяйки. Сейчас мысли в ее головке порхали как ласточки над поверхностью воды, но весьма часто в них оказывалось достаточно глубины и смекалки, а уж руки и язык у нее заняты были постоянно.
Используя неожиданно нахлынувшее богатство и признание, баронесса Рохейн Тарренис попыталась с помощью новых возможностей что-нибудь разузнать о своих друзьях. Она отправила гонцов, которые вернулись с новостями, что и Муирна, и Диармид взяты на военную службу и обучаются в Изенхаммере. Что касается Маэвы, то ее не нашли. Это не удивило Рохейн, принимая во внимание время года. Зимой колдунья обычно уезжала к Койлач Грэйм. На запросы о колдунье Этлин Каванаг-Бруадар пришел ответ, что она, видимо, уехала за границу по делам, а может, еще куда-нибудь. Ее местопребывание неизвестно. Ройзин Туиллим жила в Жильварис Тарве, здоровая и невредимая. Ройзин, Муирне и Диармиду Рохейн анонимно послала подарки. Ей хотелось поделиться с друзьями богатством, не раскрывая при Дворе свое прошлое, что могло бы вызвать скандал и всеобщее презрение.
О Торне Рохейн ничего не стала узнавать, так как догадывалась, что дайнаннские рыцари имеют свои источники информации и наверняка узнают о ее поисках. Девушка одновременно и страшилась встречи с любимым, и надеялась на нее. Пока лицо Рохейн скрывала маска уродства, она не могла рассчитывать на ответное чувство, у нее только была возможность тайно обожать рыцаря и повторять про себя: «Торн не может посмотреть на меня с благосклонностью, но если бы я выглядела иначе, то все могло быть по-другому». Теперь же, когда открылось настоящее лицо, девушка стала беззащитной перед рыцарем. Если бы Торн отказался от нее сейчас, тогда можно считать себя действительно отвергнутой.
Без сомнения, Торн проявил к Рохейн необыкновенную доброту, но она была в его характере. Благожелательность рыцаря распространялась и на Диармида. Что касается поцелуя, то Рохейн не чувствовала уверенности, что правильно поняла его значение. Сделал он это из жалости или потому, что она ему нравилась, вопреки логике? Может быть, он повиновался импульсу, но предварительно убедился, что вокруг нет лишних глаз? А если свидетели все-таки были, то дайнаннец, наверное, потом сожалел о своем поступке. В этом случае ему вряд ли захочется, чтобы кто-то напомнил о безрассудстве по отношению к незнакомке, проникшей во дворец путем обмана. Нет, воспоминания о темноволосом воине сродни редкому драгоценному камню, такому хрупкому, что безжалостный дневной свет может его разрушить. Поэтому она будет прятать свое богатство в самом потаенном уголке памяти, чтобы сохранить навсегда, даже если больше не сможет насладиться его красотой.
Не видя Торна, Рохейн, ничем не рискуя, могла надеяться, что счастье возможно. Однако, несмотря на все разумные доводы, девушка везде искала дайнаннца взглядом, как заблудившийся в пустыне странник пытается найти хоть какой-нибудь признак воды. Стоило Рохейн увидеть длинные черные волосы, рассыпавшиеся по широким плечам, как сердце бешено колотилось, норовя выпрыгнуть из груди. Все самое прекрасное и радостное в жизни было связано только с Торном.
В настоящий момент тоска по нему ютилась в самой глубине ее души, потому что только каменное сердце могло оставаться холодным среди нарастающего с каждым днем радостного ожидания кульминации праздника. Больше того, Рохейн оказалась окруженной веселой компанией. Главными в ней были Вивиана, Томас Эрсилдоун, герцогиня Эллис-Жанетта, жена Роксбурга, с которой Рохейн подружилась, и по удивительному стечению обстоятельств, хотя, может быть, и не такому уж удивительному, недавний недруг Дайанелла и ее окружение. Рохейн, получив титул, оказалась им ровней, кроме того, стала популярной личностью, показав пещеру с сокровищами, и теперь пользовалась благосклонностью Короля-Императора и самых важных аристократов Двора.
Благодаря этому факту или чему-то другому большая часть знати считала общество леди Рохейн весьма желательным. Лорды постоянно просили ее во время дуэлей носить на рукаве их родовые цвета. Как взъерошенные петухи они бросали друг другу вызов по самому незначительному поводу, отстаивая свою честь. Но поединки, в общем-то, случались редко. Обычно на одиннадцатый час находилось какое-нибудь оправдание, что позволяло обеим сторонам разойтись с миром, сохранив достоинство. Рохейн приходилось тратить немало времени, беседуя с каждым дуэлянтом по очереди.
Ее постоянно преследовали приглашения от Дайанеллы, Калприссии, Эльмаретты, Персиваля, Джаспера и остальных членов круга. Не пойдет ли она с ними в Королевский лес собирать плющ и еловые ветки? Это будет очень увлекательное путешествие, с достаточной порцией опасности, ведь там обитают темные силы! Поэтому их экскурсия будет проходить под охраной всадников и далматских догов. Не хочет ли поохотиться? Любит ли кататься верхом? Не хочет ли она сходить вместе с Дайанеллой к портному, чтобы посмотреть на платье, которое тот ей шьет к Новому году? Может быть, Рохейн хочется половить рыбу на море или покататься на коньках на замерзшем горном озере, куда они собираются полететь на воздушном корабле колдуна Саргота-в-Колпаке? И так далее.
Чтобы не показаться необщительной, Рохейн вынуждена была мириться с их притязаниями на дружбу. Они же с радостью тянули ее в свою изысканно-утонченную легкомысленную компанию, научили «перезвону», чтобы девушка стала истинно своей в их обществе. Активность придворных была очень утомительной, а разговоры весьма скучными. Рохейн всегда радовалась, когда во дворце находился герцог Эрсилдоун и она могла под этим предлогом отказаться от общения с надоевшим пресловутым «кругом».
Воспользовавшись перерывом в непогоде, девушка отправилась с Бардом на прогулку в зимний сад. Сопровождающие их слуги затерялись где-то между деревьями. Дворец Каэрмелора мог гордиться своими садами, представляющими различные времена года. Все они были отгорожены друг от друга стенами, чтобы иметь возможность наслаждаться каждым пейзажем в отдельности.
— Вы обязательно должны остаться при Дворе до окончания праздников, — сказал Бард. — Может пройти много времени, пока вас наделят всеми полномочиями как баронессу Аркун. До окончания праздничных мероприятий невозможно объявить официально о присвоении титула и закрепить за вами владение поместьем.
— Я понимаю, сэр. Обычно человека сначала представляют Королю-Императору, а потом уже он может находиться при Дворе. А я еще не была удостоена чести получить аудиенцию у государя.
— Вы говорите разумные вещи, миледи, но сейчас, к сожалению, очень беспокойные времена. В связи с ситуацией на севере постоянно проводятся совещания, весь обычный распорядок работы пошел насмарку. Король занят подготовкой к празднику, но ведь в любой момент возможно возобновление военных действий в Намарре, что потребует его пристального внимания к границе. Тем не менее вовсе не обязательно, что война помешает вам получить почести. Титул официально признан после издания указа, гарантирующего все положенные привилегии. Но будет жаль, если вы их не получите из рук Короля-Императора со всей подобающей помпой.
В зимнем саду не было фонтанов. Вместо этого вдоль дорожек возвышались мраморные пьедесталы, украшенные богатой резьбой. На них стояли большие каменные вазы, в которых горел живой огонь, и его языки были похожи на лепестки гигантских магнолий.
Вечнозеленые деревья протягивали к небу смолистые ветви. На барбарисовых и кизиловых изгородях огоньками горели созревшие красные ягоды. Даже на высоких лаврах красовались темные пурпурные плоды.
— Вероятно, останусь, — сказала Рохейн после минутного размышления. Она чувствовала себя пресытившейся леностью и слащавостью роскошного Двора. Поэтому в ответе на предложение задержаться прозвучала нерешительность.
— Вот так-то лучше, — воскликнул Бард. — У вас были другие планы? Вы хотели, наверное, вернуться на острова и рассказать родственникам о переменах в жизни?
— Нет.
— Признаюсь, меня это радует, — сказал он вдруг. — Я всегда был убежденным холостяком и собираюсь оставаться им всегда, потому что слишком люблю свободные отношения и не хочу связывать себя с одной только женщиной из такого большого количества. И тем не менее я вдруг обнаружил, что уже почти ухаживаю за вами.
Собеседница в изумлении повернулась к нему.
— Не смотрите на меня так, миледи. Разве я не один из длинного ряда поклонников?
— О чем вы говорите! — воскликнула она смущенно.
— Тогда получается, что ваше сердце уже кому-то отдано?
— Ну что ж, раз вы меня спросили, я отвечу. Да, мое сердце не свободно.
— О боже!
Из его груди вырвался глубокий вздох. Они медленно пошли по тропинке вдоль озера; у кромки воды, как спелые ягоды, прыгали черноглазые малиновки. Рохейн с трудом верила, что ей не померещились эти слова и ее поклонником стал один из самых высокопоставленных людей королевства.
— В таком случае, — сказал Бард, — я больше не стану говорить об ухаживании. Тем не менее хочу попросить: если ваше сердце вдруг освободится, пообещайте подумать обо мне.
Рохейн в смущении кивнула.
— А тем временем я надеюсь, что мы останемся друзьями.
— Конечно! Сэр, вы оказали мне большую честь. Я не стою этого.
— Господи! — воскликнул Бард. — Я всегда был рабом прекрасных женских лиц.
Рохейн в смятении остановилась.
— Прекрасных лиц? — повторила она.
— Самого прекрасного, какое мне только приходилось видеть, — ответил Эрсилдоун. — Когда вы оживлены, на ваших щеках появляется румянец, сравнимый с лепестками роз, а глаза искрятся таким замечательным светом! Поверьте моему слову, вы прекрасны во всех отношениях! — Он засмеялся. — Как и все женщины, миледи тоже любит комплименты, более того, их делает Томас, который всегда говорит правду.
Девушка облокотилась на ограждение. Внизу, будто серебро, блестело озеро.
— Будьте осторожны! — предупредил Эрсилдоун. — Не упадите! Сейчас не самое подходящее время для купания.
Она его не слышала. Талтри не закрывала лицо, и Рохейн могла видеть в воде свое отражение в обрамлении ветвей вечнозеленых деревьев на фоне серого неба.
— Сама я этого не вижу, — заметила она, нахмурившись.
— Что? Неумелая модистка?
Девушка выпрямилась и повернулась к нему.
— Нет! — воскликнул Бард. Теперь пришел его черед удивляться, увидев искренность девушки. — Не надо себя недооценивать! Неужели вы не видите особого очарования в своих чертах? Очень странно! Позвольте мне уверить вас, дорогая, что вы одиноки в своем мнении. Ах, Рохейн, теперь мне понятно, вы решили, что я шучу, потому что привык к придворному лицемерию. Необходимо восстановить справедливость. Ваша красота сияет ярче пламени. Она более совершенна, чем снег, более чарующа, чем музыка, более удивительна, чем правда, и более терпкая, чем расставание двух любящих сердец, которые не знают, встретятся ли вновь.
— Вы смеетесь надо мной, сэр!
Эрсилдоун серьезно покачал головой.
— Нисколько. Когда я смотрю на вас, мои глаза видят красоту, способную превратить мужчину в тирана или раба. Красоту, которой надо опасаться. Будьте уверены в ней сами, остальных убеждать не надо.
— Большое спасибо! — пробормотала Рохейн, едва дыша.
Это было открытие.
Один раз Рохейн одолжила у Эрсилдоуна экипаж. Кучер отвез ее в Изенхаммер. С вершины холма можно было увидеть, как внизу в городе рекруты Королевского легиона резервистов проходят строевую подготовку и выполняют специальные упражнения. Спустившись, она в сопровождении служанки и двух лакеев прошла мимо молодых кавалеристов, пехотинцев и стрелков из лука.
В рекрутах чувствовалось некое напряжение. Это ощущение было сродни натянутой струне. Они выполняли упражнения с особой тщательностью и усердием. Север! Что за события там назревают?
Появились Диармид и Муирна в военной форме, здоровые и довольные. Они, конечно, не узнали ее, но Рохейн этого и не хотела. Ей не нужна была благодарность за присланные подарки. Да и потом, не хотелось увидеть недоверие в их глазах, если она попробует раскрыться.
Рохейн не избегала друзей, она не знала, как с ними теперь общаться в связи с переменами в их и ее судьбах. Рохейн хотела попросить их разделить с ней состояние, когда все процедуры будут закончены. А пока ей необходимо убедиться, что у Диармида и Муирны все хорошо и они ни в чем не нуждаются. Девушка вернулась в Каэрмелор, так и не поговорив с ними.
— Это просто замечательно, — щебетала довольная теперешней своей жизнью Вивиана Веллесли, — что вас приглашают встретиться с леди Малвенной. — Она с немногими общается при Дворе. Когда я увидела вас вместе, мне показалось, что вы как две сестры.
У Рохейн моментально улучшилось настроение, когда Эрсилдоун представил ее талитянской леди, о которой говорили, что она последняя представительница королевской семьи Авлантии. Но надежды Рохейн не оправдались. Девушка не заметила, чтобы в зеленых глазах золотоволосой женщины мелькнула хотя бы маленькая искорка узнавания.
Ее собственные волосы стали отрастать, и уже были видны золотистые блики, но пока их замечала только она сама. Модные в Каэрмелоре шляпы, плотно прилегающие к голове, скрывали светлые корни. Служанка, не переставая разговаривать, расчесывала ее волосы щеткой, украшенной драгоценными камнями, и не обращала внимания на разницу в цвете. По привычке она выполняла работу на расстоянии вытянутой руки и смотрела, слегка прищурив глаза. Рохейн подозревала, что у девушки не очень хорошее зрение, скорее всего она страдала дальнозоркостью.
— Тем не менее никто не сможет сравниться с миледи, — продолжала болтать Вивиана. — Поверьте мне, я возьму на себя смелость утверждать, что лицу и фигуре миледи завидует весь Двор. Такие изящные ноги, а талия не толще моей шеи, клянусь.
Рохейн не обращала внимания на комплименты. Служанка работала языком гораздо усерднее, чем следовало, но с другой стороны, из нее как из рога изобилия сыпались все дворцовые новости.
— Когда я сказала Дайанелле, что ей пойдет зеленый цвет, — спросила Рохейн, — почему она воскликнула, что это революционно?
— Миледи, зеленый цвет не носят, по крайней мере не как основной цвет. Только в качестве отделки, и то не цвет зеленых листьев.
— А почему нет? Разве это запрещено?
Вивиана отпрянула.
— А на Островах Печали носят зеленый цвет, миледи?
— Нет, нет. Но ты ответь мне.
— Это не запрещено, просто не принято, и все.
— Но дайнаннские рыцари ведь носят зеленый цвет или по крайней мере его оттенки.
— Простите, миледи, но это не совсем так. Тот, что носят воины Роксбурга, смешан с коричневым, немного с серым и, возможно, чуть-чуть с шафрановым…
— И довольно много зеленого оттенка травы.
— … и немного зеленого. Это не натуральный цвет листьев или травы, а скорее оттенок пыльного папоротника.
— Понятно. А что касается обивки мебели?
— Это разрешается.
— А изумруды?
— Зеленые драгоценные камни надо носить с осторожностью. Пурпурный — королевский цвет, он, конечно, запрещен, — осмотрительно добавила служанка, чтобы не обидеть хозяйку и не показать, что та не разбирается в элементарных вещах.
— Конечно, — ответила Рохейн. — Пурпурный положен только королевской семье. Но почему зеленый нельзя носить?
— Просто этот цвет был когда-то любимым у темных сил. Старые обычаи умирают с трудом, миледи. А для смертных носить его считалось плохой приметой. Зеленые тона любили только Светлые.
Рохейн интересовало все, что касалось Фаэрии, Светлого Королевства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Девушка из Башни Всадников Бури, потерявшая память, стала богатой сверх всяких ожиданий и превознесенной выше всяких высот.
Дни, оставшиеся до Имброла, были насыщены до предела. На Рохейн сразу навалилась масса впечатлений. Позже она не могла толком объяснить свои чувства, но сознавала, что действует автоматически, будучи вовлеченной в водоворот событий, который сама привела в движение. Дни были заполнены посещением портных, модисток и сапожников. Везде ее сопровождала Вивиана. Служанка суетилась, все драматизировала, без конца что-то восклицала, не в силах сдержать радость, что наконец-то освободилась от угрозы возвращения на службу к вдовствующей маркизе. И как бы в благодарность за избавление призывала всю свою фантазию, создавая из волос хозяйки великолепные и фантастические прически. Служанка обладала хорошим характером и была очень доброй и жизнерадостной. Раньше Вивиана вела замкнутый образ жизни, покорно перенося придирки и брань старой хозяйки. Сейчас мысли в ее головке порхали как ласточки над поверхностью воды, но весьма часто в них оказывалось достаточно глубины и смекалки, а уж руки и язык у нее заняты были постоянно.
Используя неожиданно нахлынувшее богатство и признание, баронесса Рохейн Тарренис попыталась с помощью новых возможностей что-нибудь разузнать о своих друзьях. Она отправила гонцов, которые вернулись с новостями, что и Муирна, и Диармид взяты на военную службу и обучаются в Изенхаммере. Что касается Маэвы, то ее не нашли. Это не удивило Рохейн, принимая во внимание время года. Зимой колдунья обычно уезжала к Койлач Грэйм. На запросы о колдунье Этлин Каванаг-Бруадар пришел ответ, что она, видимо, уехала за границу по делам, а может, еще куда-нибудь. Ее местопребывание неизвестно. Ройзин Туиллим жила в Жильварис Тарве, здоровая и невредимая. Ройзин, Муирне и Диармиду Рохейн анонимно послала подарки. Ей хотелось поделиться с друзьями богатством, не раскрывая при Дворе свое прошлое, что могло бы вызвать скандал и всеобщее презрение.
О Торне Рохейн ничего не стала узнавать, так как догадывалась, что дайнаннские рыцари имеют свои источники информации и наверняка узнают о ее поисках. Девушка одновременно и страшилась встречи с любимым, и надеялась на нее. Пока лицо Рохейн скрывала маска уродства, она не могла рассчитывать на ответное чувство, у нее только была возможность тайно обожать рыцаря и повторять про себя: «Торн не может посмотреть на меня с благосклонностью, но если бы я выглядела иначе, то все могло быть по-другому». Теперь же, когда открылось настоящее лицо, девушка стала беззащитной перед рыцарем. Если бы Торн отказался от нее сейчас, тогда можно считать себя действительно отвергнутой.
Без сомнения, Торн проявил к Рохейн необыкновенную доброту, но она была в его характере. Благожелательность рыцаря распространялась и на Диармида. Что касается поцелуя, то Рохейн не чувствовала уверенности, что правильно поняла его значение. Сделал он это из жалости или потому, что она ему нравилась, вопреки логике? Может быть, он повиновался импульсу, но предварительно убедился, что вокруг нет лишних глаз? А если свидетели все-таки были, то дайнаннец, наверное, потом сожалел о своем поступке. В этом случае ему вряд ли захочется, чтобы кто-то напомнил о безрассудстве по отношению к незнакомке, проникшей во дворец путем обмана. Нет, воспоминания о темноволосом воине сродни редкому драгоценному камню, такому хрупкому, что безжалостный дневной свет может его разрушить. Поэтому она будет прятать свое богатство в самом потаенном уголке памяти, чтобы сохранить навсегда, даже если больше не сможет насладиться его красотой.
Не видя Торна, Рохейн, ничем не рискуя, могла надеяться, что счастье возможно. Однако, несмотря на все разумные доводы, девушка везде искала дайнаннца взглядом, как заблудившийся в пустыне странник пытается найти хоть какой-нибудь признак воды. Стоило Рохейн увидеть длинные черные волосы, рассыпавшиеся по широким плечам, как сердце бешено колотилось, норовя выпрыгнуть из груди. Все самое прекрасное и радостное в жизни было связано только с Торном.
В настоящий момент тоска по нему ютилась в самой глубине ее души, потому что только каменное сердце могло оставаться холодным среди нарастающего с каждым днем радостного ожидания кульминации праздника. Больше того, Рохейн оказалась окруженной веселой компанией. Главными в ней были Вивиана, Томас Эрсилдоун, герцогиня Эллис-Жанетта, жена Роксбурга, с которой Рохейн подружилась, и по удивительному стечению обстоятельств, хотя, может быть, и не такому уж удивительному, недавний недруг Дайанелла и ее окружение. Рохейн, получив титул, оказалась им ровней, кроме того, стала популярной личностью, показав пещеру с сокровищами, и теперь пользовалась благосклонностью Короля-Императора и самых важных аристократов Двора.
Благодаря этому факту или чему-то другому большая часть знати считала общество леди Рохейн весьма желательным. Лорды постоянно просили ее во время дуэлей носить на рукаве их родовые цвета. Как взъерошенные петухи они бросали друг другу вызов по самому незначительному поводу, отстаивая свою честь. Но поединки, в общем-то, случались редко. Обычно на одиннадцатый час находилось какое-нибудь оправдание, что позволяло обеим сторонам разойтись с миром, сохранив достоинство. Рохейн приходилось тратить немало времени, беседуя с каждым дуэлянтом по очереди.
Ее постоянно преследовали приглашения от Дайанеллы, Калприссии, Эльмаретты, Персиваля, Джаспера и остальных членов круга. Не пойдет ли она с ними в Королевский лес собирать плющ и еловые ветки? Это будет очень увлекательное путешествие, с достаточной порцией опасности, ведь там обитают темные силы! Поэтому их экскурсия будет проходить под охраной всадников и далматских догов. Не хочет ли поохотиться? Любит ли кататься верхом? Не хочет ли она сходить вместе с Дайанеллой к портному, чтобы посмотреть на платье, которое тот ей шьет к Новому году? Может быть, Рохейн хочется половить рыбу на море или покататься на коньках на замерзшем горном озере, куда они собираются полететь на воздушном корабле колдуна Саргота-в-Колпаке? И так далее.
Чтобы не показаться необщительной, Рохейн вынуждена была мириться с их притязаниями на дружбу. Они же с радостью тянули ее в свою изысканно-утонченную легкомысленную компанию, научили «перезвону», чтобы девушка стала истинно своей в их обществе. Активность придворных была очень утомительной, а разговоры весьма скучными. Рохейн всегда радовалась, когда во дворце находился герцог Эрсилдоун и она могла под этим предлогом отказаться от общения с надоевшим пресловутым «кругом».
Воспользовавшись перерывом в непогоде, девушка отправилась с Бардом на прогулку в зимний сад. Сопровождающие их слуги затерялись где-то между деревьями. Дворец Каэрмелора мог гордиться своими садами, представляющими различные времена года. Все они были отгорожены друг от друга стенами, чтобы иметь возможность наслаждаться каждым пейзажем в отдельности.
— Вы обязательно должны остаться при Дворе до окончания праздников, — сказал Бард. — Может пройти много времени, пока вас наделят всеми полномочиями как баронессу Аркун. До окончания праздничных мероприятий невозможно объявить официально о присвоении титула и закрепить за вами владение поместьем.
— Я понимаю, сэр. Обычно человека сначала представляют Королю-Императору, а потом уже он может находиться при Дворе. А я еще не была удостоена чести получить аудиенцию у государя.
— Вы говорите разумные вещи, миледи, но сейчас, к сожалению, очень беспокойные времена. В связи с ситуацией на севере постоянно проводятся совещания, весь обычный распорядок работы пошел насмарку. Король занят подготовкой к празднику, но ведь в любой момент возможно возобновление военных действий в Намарре, что потребует его пристального внимания к границе. Тем не менее вовсе не обязательно, что война помешает вам получить почести. Титул официально признан после издания указа, гарантирующего все положенные привилегии. Но будет жаль, если вы их не получите из рук Короля-Императора со всей подобающей помпой.
В зимнем саду не было фонтанов. Вместо этого вдоль дорожек возвышались мраморные пьедесталы, украшенные богатой резьбой. На них стояли большие каменные вазы, в которых горел живой огонь, и его языки были похожи на лепестки гигантских магнолий.
Вечнозеленые деревья протягивали к небу смолистые ветви. На барбарисовых и кизиловых изгородях огоньками горели созревшие красные ягоды. Даже на высоких лаврах красовались темные пурпурные плоды.
— Вероятно, останусь, — сказала Рохейн после минутного размышления. Она чувствовала себя пресытившейся леностью и слащавостью роскошного Двора. Поэтому в ответе на предложение задержаться прозвучала нерешительность.
— Вот так-то лучше, — воскликнул Бард. — У вас были другие планы? Вы хотели, наверное, вернуться на острова и рассказать родственникам о переменах в жизни?
— Нет.
— Признаюсь, меня это радует, — сказал он вдруг. — Я всегда был убежденным холостяком и собираюсь оставаться им всегда, потому что слишком люблю свободные отношения и не хочу связывать себя с одной только женщиной из такого большого количества. И тем не менее я вдруг обнаружил, что уже почти ухаживаю за вами.
Собеседница в изумлении повернулась к нему.
— Не смотрите на меня так, миледи. Разве я не один из длинного ряда поклонников?
— О чем вы говорите! — воскликнула она смущенно.
— Тогда получается, что ваше сердце уже кому-то отдано?
— Ну что ж, раз вы меня спросили, я отвечу. Да, мое сердце не свободно.
— О боже!
Из его груди вырвался глубокий вздох. Они медленно пошли по тропинке вдоль озера; у кромки воды, как спелые ягоды, прыгали черноглазые малиновки. Рохейн с трудом верила, что ей не померещились эти слова и ее поклонником стал один из самых высокопоставленных людей королевства.
— В таком случае, — сказал Бард, — я больше не стану говорить об ухаживании. Тем не менее хочу попросить: если ваше сердце вдруг освободится, пообещайте подумать обо мне.
Рохейн в смущении кивнула.
— А тем временем я надеюсь, что мы останемся друзьями.
— Конечно! Сэр, вы оказали мне большую честь. Я не стою этого.
— Господи! — воскликнул Бард. — Я всегда был рабом прекрасных женских лиц.
Рохейн в смятении остановилась.
— Прекрасных лиц? — повторила она.
— Самого прекрасного, какое мне только приходилось видеть, — ответил Эрсилдоун. — Когда вы оживлены, на ваших щеках появляется румянец, сравнимый с лепестками роз, а глаза искрятся таким замечательным светом! Поверьте моему слову, вы прекрасны во всех отношениях! — Он засмеялся. — Как и все женщины, миледи тоже любит комплименты, более того, их делает Томас, который всегда говорит правду.
Девушка облокотилась на ограждение. Внизу, будто серебро, блестело озеро.
— Будьте осторожны! — предупредил Эрсилдоун. — Не упадите! Сейчас не самое подходящее время для купания.
Она его не слышала. Талтри не закрывала лицо, и Рохейн могла видеть в воде свое отражение в обрамлении ветвей вечнозеленых деревьев на фоне серого неба.
— Сама я этого не вижу, — заметила она, нахмурившись.
— Что? Неумелая модистка?
Девушка выпрямилась и повернулась к нему.
— Нет! — воскликнул Бард. Теперь пришел его черед удивляться, увидев искренность девушки. — Не надо себя недооценивать! Неужели вы не видите особого очарования в своих чертах? Очень странно! Позвольте мне уверить вас, дорогая, что вы одиноки в своем мнении. Ах, Рохейн, теперь мне понятно, вы решили, что я шучу, потому что привык к придворному лицемерию. Необходимо восстановить справедливость. Ваша красота сияет ярче пламени. Она более совершенна, чем снег, более чарующа, чем музыка, более удивительна, чем правда, и более терпкая, чем расставание двух любящих сердец, которые не знают, встретятся ли вновь.
— Вы смеетесь надо мной, сэр!
Эрсилдоун серьезно покачал головой.
— Нисколько. Когда я смотрю на вас, мои глаза видят красоту, способную превратить мужчину в тирана или раба. Красоту, которой надо опасаться. Будьте уверены в ней сами, остальных убеждать не надо.
— Большое спасибо! — пробормотала Рохейн, едва дыша.
Это было открытие.
Один раз Рохейн одолжила у Эрсилдоуна экипаж. Кучер отвез ее в Изенхаммер. С вершины холма можно было увидеть, как внизу в городе рекруты Королевского легиона резервистов проходят строевую подготовку и выполняют специальные упражнения. Спустившись, она в сопровождении служанки и двух лакеев прошла мимо молодых кавалеристов, пехотинцев и стрелков из лука.
В рекрутах чувствовалось некое напряжение. Это ощущение было сродни натянутой струне. Они выполняли упражнения с особой тщательностью и усердием. Север! Что за события там назревают?
Появились Диармид и Муирна в военной форме, здоровые и довольные. Они, конечно, не узнали ее, но Рохейн этого и не хотела. Ей не нужна была благодарность за присланные подарки. Да и потом, не хотелось увидеть недоверие в их глазах, если она попробует раскрыться.
Рохейн не избегала друзей, она не знала, как с ними теперь общаться в связи с переменами в их и ее судьбах. Рохейн хотела попросить их разделить с ней состояние, когда все процедуры будут закончены. А пока ей необходимо убедиться, что у Диармида и Муирны все хорошо и они ни в чем не нуждаются. Девушка вернулась в Каэрмелор, так и не поговорив с ними.
— Это просто замечательно, — щебетала довольная теперешней своей жизнью Вивиана Веллесли, — что вас приглашают встретиться с леди Малвенной. — Она с немногими общается при Дворе. Когда я увидела вас вместе, мне показалось, что вы как две сестры.
У Рохейн моментально улучшилось настроение, когда Эрсилдоун представил ее талитянской леди, о которой говорили, что она последняя представительница королевской семьи Авлантии. Но надежды Рохейн не оправдались. Девушка не заметила, чтобы в зеленых глазах золотоволосой женщины мелькнула хотя бы маленькая искорка узнавания.
Ее собственные волосы стали отрастать, и уже были видны золотистые блики, но пока их замечала только она сама. Модные в Каэрмелоре шляпы, плотно прилегающие к голове, скрывали светлые корни. Служанка, не переставая разговаривать, расчесывала ее волосы щеткой, украшенной драгоценными камнями, и не обращала внимания на разницу в цвете. По привычке она выполняла работу на расстоянии вытянутой руки и смотрела, слегка прищурив глаза. Рохейн подозревала, что у девушки не очень хорошее зрение, скорее всего она страдала дальнозоркостью.
— Тем не менее никто не сможет сравниться с миледи, — продолжала болтать Вивиана. — Поверьте мне, я возьму на себя смелость утверждать, что лицу и фигуре миледи завидует весь Двор. Такие изящные ноги, а талия не толще моей шеи, клянусь.
Рохейн не обращала внимания на комплименты. Служанка работала языком гораздо усерднее, чем следовало, но с другой стороны, из нее как из рога изобилия сыпались все дворцовые новости.
— Когда я сказала Дайанелле, что ей пойдет зеленый цвет, — спросила Рохейн, — почему она воскликнула, что это революционно?
— Миледи, зеленый цвет не носят, по крайней мере не как основной цвет. Только в качестве отделки, и то не цвет зеленых листьев.
— А почему нет? Разве это запрещено?
Вивиана отпрянула.
— А на Островах Печали носят зеленый цвет, миледи?
— Нет, нет. Но ты ответь мне.
— Это не запрещено, просто не принято, и все.
— Но дайнаннские рыцари ведь носят зеленый цвет или по крайней мере его оттенки.
— Простите, миледи, но это не совсем так. Тот, что носят воины Роксбурга, смешан с коричневым, немного с серым и, возможно, чуть-чуть с шафрановым…
— И довольно много зеленого оттенка травы.
— … и немного зеленого. Это не натуральный цвет листьев или травы, а скорее оттенок пыльного папоротника.
— Понятно. А что касается обивки мебели?
— Это разрешается.
— А изумруды?
— Зеленые драгоценные камни надо носить с осторожностью. Пурпурный — королевский цвет, он, конечно, запрещен, — осмотрительно добавила служанка, чтобы не обидеть хозяйку и не показать, что та не разбирается в элементарных вещах.
— Конечно, — ответила Рохейн. — Пурпурный положен только королевской семье. Но почему зеленый нельзя носить?
— Просто этот цвет был когда-то любимым у темных сил. Старые обычаи умирают с трудом, миледи. А для смертных носить его считалось плохой приметой. Зеленые тона любили только Светлые.
Рохейн интересовало все, что касалось Фаэрии, Светлого Королевства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48