Я махала рукой морякам и воображала, что к ночи они вернутся и придут на берег искать меня. У меня даже была мысль вывешивать на галерее кусок красной материи в знак того, что Калеба нет дома и я доступна. В конце концов однажды я таки купила эту материю.
Мери чувствовала, как краска заливает ее щеки. Как, должно быть, она глупо выглядит: семидесятитрехлетняя женщина, рассказывающая такие вещи.
– Но ведь ты так и не вывесила эту материю? – подтолкнула ее Энни.
– Нет.
– Это, наверное, мучительно, – сказала Энни, – очень сильно хотеть что-то сделать и не позволять себе этого.
Мери улыбнулась – Энни понимает ее.
– В этом заключалась истинная причина, почему я хотела работать со спасателями, – сказала она. – Таким образом я могла находиться среди мужчин, могла испытывать возбуждение от того, что могло произойти. Однако каждый раз, когда я была близка к осуществлению своих фантазий, мой рассудок удерживал меня. Разве у меня есть право на недовольство, спрашивала я себя. Разве я могу желать больше, чем у меня есть?
Мери слегка постукивала кончиком пальца по рюмке. Ей хотелось выкурить сигарету, но она знала, что Энни очень огорчается, когда она курит.
– Иногда я заставляла себя не думать о других мужчинах, но при этом у меня возникало такое чувство, что я отсекаю себе ногу, или руку – ведь это уже стало частью меня. Мы ходили в церковь, и даже там я не могла справиться со своим воображением. Люди говорили, что Калеб недостаточно хорош для меня. Некоторые спрашивали, что я в нем нашла. Я – такая замечательная женщина, по их мнению, а Калеб – просто спокойный и уравновешенный, обычный человек. – Она покачала головой. – Он был в тысячу раз замечательней меня.
Энни подалась вперед в своем кресле. На ее длинных рыжих волосах плясали золотые отблески огня.
– Ты слишком сурова к себе, Мери.
Мери сделала большой глоток бренди. Густой, как мед, обжигающий напиток горячей волной разлился по ее гортани. Она посмотрела на Энни.
– Это мое идиотское поведение в конце концов и убило Калеба.
– О чем ты говоришь? Мери тяжело вздохнула:
– Даже в шестьдесят три года моя голова все так же была забита этой школьной ерундой. Никто не знает правды о том, как умер Калеб. Ты можешь обещать мне, что то, что я скажу, никогда не выйдет за стены этой комнаты?
Энни кивнула:
– Так вот, когда мне было тридцать с небольшим, мною увлекся один рыбак, и мы много лет дразнили друг друга, разговаривая о том, как в один прекрасный день займемся чем-нибудь посерьезнее болтовни. В конце концов он уговорил меня. Он сказал, что я не становлюсь моложе, и я подумала про себя, что он прав. Это должно произойти сейчас или никогда. Мы назначили для этого вечер, когда Калеб должен был уйти на всю ночь. Но Калеб не ушел, и я вышла на берег сказать Честеру, что на сегодня все отменяется. Думаю, что он мне не поверил, решил, что я передумала. Поэтому он начал целовать меня прямо там, на берегу, а я стала сопротивляться, опасаясь, что Калеб может оказаться на башне. Именно так оно и вышло.
Он увидел эту сцену и решил, что Честер пристает ко мне. Он слетел вниз, выскочил на берег и затеял драку с Честером. Два седовласых старика, – она покачала головой. – В пылу драки они оказались в воде, продолжая дубасить друг друга среди волн. Калеб был слишком стар для этого. В действительности они были парой старых глупцов, лупивших друг друга наподобие диких индейцев. Когда Калеб наконец выбрался из воды, он начал задыхаться и замертво упал у моих ног. – Мери передернулась, вспоминая, как сначала не могла поверить в то, что Калеб мертв, и как потом терзала себя за это.
– Через несколько недель после похорон Калеба Честер имел наглость сделать мне предложение. Нет нужды говорить, что я отказала ему. В конце концов я излечилась от своего больного воображения, но это дорого мне обошлось.
Мери ощутила перемену в Энни, между ними возникло какое-то молчаливое притяжение. Глядя на языки пламени и слушая Мери, Энни поплотнее закуталась в шаль. Сверху донесся слабый плач.
– Он проснулся, – тихо сказала Энни. Мери кивнула:
– Тебе лучше идти домой.
Энни встала, шаль сползла с ее плеч на кресло. Она медленно, тяжелыми шагами поднялась по лестнице, Мери услышала ее воркующий голос, нежно успокаивающий Клея.
Вернувшись вниз, Энни передала ребенка Мери, усадив его ей на колени.
– Если не возражаешь, я перед уходом пошурую в камине, – сказала Энни, как обычно. Она долго ворошила поленья, и Мери наблюдала, как языки пламени пляшут вокруг ее головы. Когда Энни наконец встала и взяла на руки Клея, ее лицо было красным, а от одежды и рук исходил жар. Она избегала смотреть Мери в глаза, и та на мгновение пожалела о своей откровенности. Она слишком рисковала, доверившись Энни. Она рисковала этой необыкновенной дружбой.
Мери встала и проводила Энни на крыльцо. Энни повернулась к ней, прижимая к себе ребенка, защищая его от ветра.
– Мери, – сказала она, – твои желания… твои фантазии… они не делают тебя плохим человеком.
Мери сдержанно, чуть заметно, вздохнула с облегчением.
– Нет, – сказала она. И смотрела вслед Энни, пока та в темноте шла к своей машине.
На полпути она обернулась и сказала таким тихим голосом, что его едва было слышно из-за шума моря: – Мери, мы с тобой похожи больше, чем ты думаешь.
На мгновение луч маяка осветил ее, и Мери увидела мокрый отблеск на ее щеках. Маленькая ручонка ребенка потянулась к ее подбородку, и вслед за этим все снова погрузилось во мрак.
ГЛАВА 36
Когда в четверг вечером Оливия приехала домой из отделения скорой помощи, на подъездной дорожке она увидела автомобиль Пола и почувствовала странную смесь радости и гнева. Кто позволил ему являться, когда заблагорассудится? Что если он зашел в будущую детскую и обнаружил кроватку?
В доме пахло чесноком, оливковым маслом и вином – знакомые ароматы стряпни Пола. Она прошла в кухню. Пол встретил ее улыбкой. Он стоял у плиты, опоясанный их старым красным передником, и держал в руке вилку, наподобие жезла кондуктора.
– Привет, – сказал он. – Я хотел сделать тебе маленький сюрприз: скампи.
Когда-то она сказала ему, что скампи его приготовления усиливает сексуальное влечение. Она поставила сумочку на стол.
– Ты не мог бы впредь предупреждать меня о своих визитах? – спросила она. – Мне кажется, что с твоей стороны непорядочно просто так приходить в этот дом.
Его удивило, что она начала с выговора и не выглядела счастливой при виде его.
– Я все еще плачу свою долю по закладной, – сказал он.
– Проблема не в деньгах. Ты ушел от меня. Я имею право по крайней мере на уединение, – ей хотелось взглянуть на свой живот, чтобы определить, заметна ли предательская выпуклость.
Он положил вилку на стол и повернулся к ней.
– Ты права. Я не подумал. Просто мне хотелось сделать тебе сюрприз. Мне хотелось сделать для тебя что-нибудь приятное, Лив. Ты хочешь, чтобы я ушел?
Она покачала головой.
– Нет, – в ее голосе прозвучала резкость, удивившая ее саму в той же степени, что и Пола. – Я хочу, чтобы ты остался, – сказала она на этот раз мягче. – Я пойду переоденусь.
В спальне она надела на себя джинсы, которые все еще сходились на ней, и длинную мешковатую футболку. Скоро уже ей придется сдаться и купить платья для беременных. Тогда все узнают. И Пол тогда узнает.
Она вернулась на кухню.
– Может быть, тебе помочь? – спросила она.
– Все уже готово. Просто садись, – он указал в сторону рабочего стола. Она так и не купила новый стол.
Она села, и Пол поставил перед ней тарелку с рисом и жирными креветками под чесночным соусом. Он был прирожденным поваром, одним из тех людей, которые могут готовить изумительные блюда, не заглядывая в кулинарную книгу. Он всегда был более склонен к домашней работе, чем она. Они планировали, что он будет сидеть дома с детьми, а она выйдет на работу.
Он наклонил бутылку вина над ее бокалом, но она прикрыла его рукой.
– Нет, спасибо, – отказалась она, и Пол удивленно посмотрел на нее. – Я решила некоторое время не пить.
– Почему?
Было бы проще позволить ему налить вина – не обязательно же его выпивать.
– Чтобы это не влияло на мою работу, – сказала она.
Он сел.
– А я надеялся напоить тебя сегодня и соблазнить. Она почувствовала, что краснеет и опустила взгляд в тарелку.
Пол наклонился через стол и накрыл ладонью ее руку.
– Я действительно тебя раздражаю, – сказал он.
– Ты делаешь такие вещи, на которые мне трудно не обращать внимание.
Он кивнул и откинулся назад, подливая себе вина.
– Пожалуй, я не могу тебя винить, – сказал он, – но сегодня я сделал то, что тебе понравится.
– Что же именно?
– Я подарил два витража Энни библиотеке. Это ее действительно удивило.
– Правда?
Он пригубил вино.
– Я не могу просто взять и выкинуть все, Лив, но я работаю над собой. Две подводные сцены из моей гостиной плюс маленький овальный витраж из машины. Библиотекарь был буквально в восторге. Возможно, эти витражи стоят гораздо больше теперь, когда она… когда прошло уже какое-то время после ее смерти. – Он на секунду поджал губы, как бы осознавая, что смерть Энни по-прежнему ранит его. – Я избавлюсь от остальных в течение недели-двух, как только найду им подходящего хозяина.
– Хорошо, Пол. – Она попыталась ему улыбнуться. – Независимо от того, будем мы снова вместе или нет, тебе необходимо освободиться от нее.
Он вспыхнул:
– В какие игры ты играешь, Оливия? Чего ты добиваешься?
– Я ни во что не играю. – Она заглянула в его теплые карие глаза за стеклами очков. – Для меня не слишком простая задача – решить, как себя с тобой вести. Я боюсь доверять тебе. Мне страшно расслабиться рядом с тобой, и я боюсь связывать себя обязательствами по отношению к тебе, когда не уверена, что ты готов взять на себя ответственность по отношению ко мне.
– Так было раньше, – сказал он. – Нам просто нужно уехать отсюда.
Некоторое время она молча ела, затем снова подняла на него глаза:
– Мне предложили работу в «Эмерсон мемориал».
Она передала разговор с Кларком Чапменом, и по мере того как она говорила, лицо Пола расплывалось в улыбке. Он положил вилку и снова потянулся через стол, чтобы взять ее за руку.
– Тебе не кажется, что это знак? Хорошее предзнаменование? Мы переедем в Норфолк и начнем все снова. Начнем с нуля. Скажи ему «да», Лив. Позвони сегодня же и прими его предложение.
Она покачала головой, но руки у него не отняла.
– Мне нужно еще подумать, – сказала она. – Я не могу кидаться очертя голову.
После обеда он подал ей клубничный мусс в гостиную. Они расположились на разных концах дивана. Она размышляла над тем, как вытурить его из дома прежде, чем он попытается прикоснуться к ней. Похоже, он не собирался уходить. Он снял ботинки и закинул ноги на кушетку.
– Вчера вечером я перечитал «Крушение „Восточного ветра“, – сказал он.
– Зачем?
– Я хотел вернуться в прошлое, стать ближе к тебе. Это помогло мне вспомнить, что я чувствовал в те дни, когда наблюдал за тобой в отделении скорой помощи и влюбился в тебя. Помнишь, как это было замечательно?
Она горько засмеялась.
– Да, это был чудесно. Погибли сорок два человека – просто фантастика!
Она тут же пожалела о своей резкости. Пол встал с гримасой боли.
– Ты изменилась, – сказал он. Ты стала… бездушной.
– Я просто боюсь близости с тобой.
– Что я должен делать, Лиз?
– Для начала, ты можешь избавиться от остальных витражей.
Он кивнул:
– Хорошо. Завтра.
Ее вдруг пронизал страх, когда она поняла, что даже если он избавится от всех реальных напоминаний об Энни О'Нейл, она, возможно, все равно не захочет того мужчину, который останется после этого.
– Ты спал с ней, – тихо сказала она. – Вот, что причиняет самую сильную боль. Ты не сможешь забыть это. Я всегда буду чувствовать, что память об этом – с тобой. Если мы когда-нибудь снова будем заниматься с тобой любовью, мне будет казаться, что ты сравниваешь меня с ней или воображаешь, что я – это она.
Ее слова поразили его.
– О нет! – Он сел и притянул ее к себе. – Я люблю тебя, Лив, – сказал он. – Просто я на какое-то время потерял рассудок, вот и все.
Он запрокинул ее голову для поцелуя, и она позволила ему поцеловать себя, надеясь, что ощутит хоть какую-то нежность к нему.
Но вместо этого почувствовала, что ей хочется до крови укусить его губы. Она отвернула голову, неловко сложив руки внизу живота, чтобы Пол не прикоснулся к нему.
Он отодвинулся.
– По-моему, ты не хочешь, чтобы я оставался сегодня вечером.
Она отрицательно покачала головой.
– Я соскучился по тебе. Она подняла на него взгляд.
– Я тоже скучаю по тебе, Пол. Я скучаю по тебе очень-очень, но мне необходимо быть уверенной в тебе. Позвони мне, когда ты избавишься от Энни, когда на сто процентов покончишь с ней.
Она не двигалась с места, пока Пол надевал туфли. Потом он наклонился, чтобы сжать ее колено – молча, не глядя на нее – и она поняла, что он готов расплакаться, выйдя на улицу, он, возможно, даст волю слезам.
Когда он наконец ушел, она расстегнула джинсы, и из ее груди вырвался длинный и глубокий вздох облегчения. Она положила руку на свой слегка округлившийся живот и перевела взгляд на телефон. Было десять тридцать пять, и он не звонил.
Алек.
Ей надо набраться смелости и посмотреть правде в глаза: она на пятом месяце беременности и не уверена, что любит отца своего будущего ребенка, но, кажется, влюблена в мужчину, который все еще не может забыть свою покойную жену.
ГЛАВА 37
Ребенок зашевелился.
Оливия лежала тихо. За окном ее спальни первые розовые лучи рассвета коснулись неба над заливом. Снова. Слабый трепет крыла птицы.
Прекратилось. Она закрыла глаза, прижав ладони к животу. Ей это приснилось? Нет. Слишком реально. Ребенок Пола.
Когда он снова открыла глаза, в небе ярко светило солнце, и комнату заливал чистый яркий свет. Некоторое время она лежала неподвижно, стараясь почувствовать… что-то. Может быть, это был сон. Может быть, это просто ее воображение.
У нее был выходной, и поэтому на ней все еще была ночная рубашка, когда полчаса спустя она подняла с крыльца «Бич газетт» и отнесла ее на кухню. Последнее время газеты раздражали ее, но сегодня утром там должно быть сообщение о том, что Джонатан покинул отделение скорой помощи.
Действительно, на первой же странице говорилось, что Джонатан Крамер внезапно отказался от должности. Статья не содержала никаких подробностей, кроме краткого изложения клеветнической подоплеки ситуации, сложившейся в отделении скорой помощи, и оставляла читателям возможность делать свои собственные выводы относительно того, почему Джонатан так внезапно пошел на попятную. «Этого будет недостаточно», – расстроенно подумала она.
Она уже съела половину черничного пирога, когда добралась до писем к редактору. Сегодня она их пропустит. Обычно среди них обнаруживалось с полдюжины, содержащих яростные нападки и обвиняющие ее в смерти Энни. Она уже собиралась перевернуть страницу, когда обратила внимание на подпись под последним письмом: Алек О'Нейл. Она снова разгладила страницу и начала читать:
«Я пишу, чтобы выразить свою тревогу по поводу негативных статей в прессе и хлещущей через край враждебности в адрес врача отделения скорой помощи в Килл-Девил-Хиллз, которая пыталась спасти жизнь моей жены Энни Чейз О'Нейл. Как ветеринар, я прекрасно знаю, насколько врачу легко ошибиться, принимая решение, особенно в критических ситуациях, возникающих в результате несчастных случаев. И все же, несмотря на это, я уверен, что доктор Саймон, пытаясь спасти жизнь Энни, приняла самое лучшее из возможных решений. Мне понятна злость и стремление общества найти козла отпущения, потому что последние семь месяцев я сам испытывал те же самые чувства. Но те из вас, кто знаком с великодушием Энни, знают, что она никогда не стала бы поливать грязью другого человека или губить его карьеру. Если вы проследите деятельность Энни в Аутер-Бенкс – от защиты смотрительницы кисс-риверского маяка Мери Пур до ее последней битвы за то, чтобы оставить в школе ребенка, больного СПИДом – вы увидите, что она концентрировала всю свою энергию только на помощи другим людям. Нападать на человека, который, рискуя своей репутацией, пытался спасти Энни – не лучший способ почтить ее память.
Это нелепо – полагать, что женщина с двумя пулевыми отверстиями в сердце могла выдержать сорокапятиминутный полет до ближайшего травмоцентра. Доктор Саймон вышла за рамки своих обязанностей, попытавшись прооперировать Энни в нашем местном отделении скорой помощи, вместо того, чтобы умыть руки и отправить ее в «Эмерсон», зная почти наверняка, что по дороге она умрет. Она заслужила нашу поддержку, а не травлю»
Оливия прочитала письмо дважды, забыв про свой пирог. Она позвонила Алеку домой, но, услышав его автоответчик, повесила трубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Мери чувствовала, как краска заливает ее щеки. Как, должно быть, она глупо выглядит: семидесятитрехлетняя женщина, рассказывающая такие вещи.
– Но ведь ты так и не вывесила эту материю? – подтолкнула ее Энни.
– Нет.
– Это, наверное, мучительно, – сказала Энни, – очень сильно хотеть что-то сделать и не позволять себе этого.
Мери улыбнулась – Энни понимает ее.
– В этом заключалась истинная причина, почему я хотела работать со спасателями, – сказала она. – Таким образом я могла находиться среди мужчин, могла испытывать возбуждение от того, что могло произойти. Однако каждый раз, когда я была близка к осуществлению своих фантазий, мой рассудок удерживал меня. Разве у меня есть право на недовольство, спрашивала я себя. Разве я могу желать больше, чем у меня есть?
Мери слегка постукивала кончиком пальца по рюмке. Ей хотелось выкурить сигарету, но она знала, что Энни очень огорчается, когда она курит.
– Иногда я заставляла себя не думать о других мужчинах, но при этом у меня возникало такое чувство, что я отсекаю себе ногу, или руку – ведь это уже стало частью меня. Мы ходили в церковь, и даже там я не могла справиться со своим воображением. Люди говорили, что Калеб недостаточно хорош для меня. Некоторые спрашивали, что я в нем нашла. Я – такая замечательная женщина, по их мнению, а Калеб – просто спокойный и уравновешенный, обычный человек. – Она покачала головой. – Он был в тысячу раз замечательней меня.
Энни подалась вперед в своем кресле. На ее длинных рыжих волосах плясали золотые отблески огня.
– Ты слишком сурова к себе, Мери.
Мери сделала большой глоток бренди. Густой, как мед, обжигающий напиток горячей волной разлился по ее гортани. Она посмотрела на Энни.
– Это мое идиотское поведение в конце концов и убило Калеба.
– О чем ты говоришь? Мери тяжело вздохнула:
– Даже в шестьдесят три года моя голова все так же была забита этой школьной ерундой. Никто не знает правды о том, как умер Калеб. Ты можешь обещать мне, что то, что я скажу, никогда не выйдет за стены этой комнаты?
Энни кивнула:
– Так вот, когда мне было тридцать с небольшим, мною увлекся один рыбак, и мы много лет дразнили друг друга, разговаривая о том, как в один прекрасный день займемся чем-нибудь посерьезнее болтовни. В конце концов он уговорил меня. Он сказал, что я не становлюсь моложе, и я подумала про себя, что он прав. Это должно произойти сейчас или никогда. Мы назначили для этого вечер, когда Калеб должен был уйти на всю ночь. Но Калеб не ушел, и я вышла на берег сказать Честеру, что на сегодня все отменяется. Думаю, что он мне не поверил, решил, что я передумала. Поэтому он начал целовать меня прямо там, на берегу, а я стала сопротивляться, опасаясь, что Калеб может оказаться на башне. Именно так оно и вышло.
Он увидел эту сцену и решил, что Честер пристает ко мне. Он слетел вниз, выскочил на берег и затеял драку с Честером. Два седовласых старика, – она покачала головой. – В пылу драки они оказались в воде, продолжая дубасить друг друга среди волн. Калеб был слишком стар для этого. В действительности они были парой старых глупцов, лупивших друг друга наподобие диких индейцев. Когда Калеб наконец выбрался из воды, он начал задыхаться и замертво упал у моих ног. – Мери передернулась, вспоминая, как сначала не могла поверить в то, что Калеб мертв, и как потом терзала себя за это.
– Через несколько недель после похорон Калеба Честер имел наглость сделать мне предложение. Нет нужды говорить, что я отказала ему. В конце концов я излечилась от своего больного воображения, но это дорого мне обошлось.
Мери ощутила перемену в Энни, между ними возникло какое-то молчаливое притяжение. Глядя на языки пламени и слушая Мери, Энни поплотнее закуталась в шаль. Сверху донесся слабый плач.
– Он проснулся, – тихо сказала Энни. Мери кивнула:
– Тебе лучше идти домой.
Энни встала, шаль сползла с ее плеч на кресло. Она медленно, тяжелыми шагами поднялась по лестнице, Мери услышала ее воркующий голос, нежно успокаивающий Клея.
Вернувшись вниз, Энни передала ребенка Мери, усадив его ей на колени.
– Если не возражаешь, я перед уходом пошурую в камине, – сказала Энни, как обычно. Она долго ворошила поленья, и Мери наблюдала, как языки пламени пляшут вокруг ее головы. Когда Энни наконец встала и взяла на руки Клея, ее лицо было красным, а от одежды и рук исходил жар. Она избегала смотреть Мери в глаза, и та на мгновение пожалела о своей откровенности. Она слишком рисковала, доверившись Энни. Она рисковала этой необыкновенной дружбой.
Мери встала и проводила Энни на крыльцо. Энни повернулась к ней, прижимая к себе ребенка, защищая его от ветра.
– Мери, – сказала она, – твои желания… твои фантазии… они не делают тебя плохим человеком.
Мери сдержанно, чуть заметно, вздохнула с облегчением.
– Нет, – сказала она. И смотрела вслед Энни, пока та в темноте шла к своей машине.
На полпути она обернулась и сказала таким тихим голосом, что его едва было слышно из-за шума моря: – Мери, мы с тобой похожи больше, чем ты думаешь.
На мгновение луч маяка осветил ее, и Мери увидела мокрый отблеск на ее щеках. Маленькая ручонка ребенка потянулась к ее подбородку, и вслед за этим все снова погрузилось во мрак.
ГЛАВА 36
Когда в четверг вечером Оливия приехала домой из отделения скорой помощи, на подъездной дорожке она увидела автомобиль Пола и почувствовала странную смесь радости и гнева. Кто позволил ему являться, когда заблагорассудится? Что если он зашел в будущую детскую и обнаружил кроватку?
В доме пахло чесноком, оливковым маслом и вином – знакомые ароматы стряпни Пола. Она прошла в кухню. Пол встретил ее улыбкой. Он стоял у плиты, опоясанный их старым красным передником, и держал в руке вилку, наподобие жезла кондуктора.
– Привет, – сказал он. – Я хотел сделать тебе маленький сюрприз: скампи.
Когда-то она сказала ему, что скампи его приготовления усиливает сексуальное влечение. Она поставила сумочку на стол.
– Ты не мог бы впредь предупреждать меня о своих визитах? – спросила она. – Мне кажется, что с твоей стороны непорядочно просто так приходить в этот дом.
Его удивило, что она начала с выговора и не выглядела счастливой при виде его.
– Я все еще плачу свою долю по закладной, – сказал он.
– Проблема не в деньгах. Ты ушел от меня. Я имею право по крайней мере на уединение, – ей хотелось взглянуть на свой живот, чтобы определить, заметна ли предательская выпуклость.
Он положил вилку на стол и повернулся к ней.
– Ты права. Я не подумал. Просто мне хотелось сделать тебе сюрприз. Мне хотелось сделать для тебя что-нибудь приятное, Лив. Ты хочешь, чтобы я ушел?
Она покачала головой.
– Нет, – в ее голосе прозвучала резкость, удивившая ее саму в той же степени, что и Пола. – Я хочу, чтобы ты остался, – сказала она на этот раз мягче. – Я пойду переоденусь.
В спальне она надела на себя джинсы, которые все еще сходились на ней, и длинную мешковатую футболку. Скоро уже ей придется сдаться и купить платья для беременных. Тогда все узнают. И Пол тогда узнает.
Она вернулась на кухню.
– Может быть, тебе помочь? – спросила она.
– Все уже готово. Просто садись, – он указал в сторону рабочего стола. Она так и не купила новый стол.
Она села, и Пол поставил перед ней тарелку с рисом и жирными креветками под чесночным соусом. Он был прирожденным поваром, одним из тех людей, которые могут готовить изумительные блюда, не заглядывая в кулинарную книгу. Он всегда был более склонен к домашней работе, чем она. Они планировали, что он будет сидеть дома с детьми, а она выйдет на работу.
Он наклонил бутылку вина над ее бокалом, но она прикрыла его рукой.
– Нет, спасибо, – отказалась она, и Пол удивленно посмотрел на нее. – Я решила некоторое время не пить.
– Почему?
Было бы проще позволить ему налить вина – не обязательно же его выпивать.
– Чтобы это не влияло на мою работу, – сказала она.
Он сел.
– А я надеялся напоить тебя сегодня и соблазнить. Она почувствовала, что краснеет и опустила взгляд в тарелку.
Пол наклонился через стол и накрыл ладонью ее руку.
– Я действительно тебя раздражаю, – сказал он.
– Ты делаешь такие вещи, на которые мне трудно не обращать внимание.
Он кивнул и откинулся назад, подливая себе вина.
– Пожалуй, я не могу тебя винить, – сказал он, – но сегодня я сделал то, что тебе понравится.
– Что же именно?
– Я подарил два витража Энни библиотеке. Это ее действительно удивило.
– Правда?
Он пригубил вино.
– Я не могу просто взять и выкинуть все, Лив, но я работаю над собой. Две подводные сцены из моей гостиной плюс маленький овальный витраж из машины. Библиотекарь был буквально в восторге. Возможно, эти витражи стоят гораздо больше теперь, когда она… когда прошло уже какое-то время после ее смерти. – Он на секунду поджал губы, как бы осознавая, что смерть Энни по-прежнему ранит его. – Я избавлюсь от остальных в течение недели-двух, как только найду им подходящего хозяина.
– Хорошо, Пол. – Она попыталась ему улыбнуться. – Независимо от того, будем мы снова вместе или нет, тебе необходимо освободиться от нее.
Он вспыхнул:
– В какие игры ты играешь, Оливия? Чего ты добиваешься?
– Я ни во что не играю. – Она заглянула в его теплые карие глаза за стеклами очков. – Для меня не слишком простая задача – решить, как себя с тобой вести. Я боюсь доверять тебе. Мне страшно расслабиться рядом с тобой, и я боюсь связывать себя обязательствами по отношению к тебе, когда не уверена, что ты готов взять на себя ответственность по отношению ко мне.
– Так было раньше, – сказал он. – Нам просто нужно уехать отсюда.
Некоторое время она молча ела, затем снова подняла на него глаза:
– Мне предложили работу в «Эмерсон мемориал».
Она передала разговор с Кларком Чапменом, и по мере того как она говорила, лицо Пола расплывалось в улыбке. Он положил вилку и снова потянулся через стол, чтобы взять ее за руку.
– Тебе не кажется, что это знак? Хорошее предзнаменование? Мы переедем в Норфолк и начнем все снова. Начнем с нуля. Скажи ему «да», Лив. Позвони сегодня же и прими его предложение.
Она покачала головой, но руки у него не отняла.
– Мне нужно еще подумать, – сказала она. – Я не могу кидаться очертя голову.
После обеда он подал ей клубничный мусс в гостиную. Они расположились на разных концах дивана. Она размышляла над тем, как вытурить его из дома прежде, чем он попытается прикоснуться к ней. Похоже, он не собирался уходить. Он снял ботинки и закинул ноги на кушетку.
– Вчера вечером я перечитал «Крушение „Восточного ветра“, – сказал он.
– Зачем?
– Я хотел вернуться в прошлое, стать ближе к тебе. Это помогло мне вспомнить, что я чувствовал в те дни, когда наблюдал за тобой в отделении скорой помощи и влюбился в тебя. Помнишь, как это было замечательно?
Она горько засмеялась.
– Да, это был чудесно. Погибли сорок два человека – просто фантастика!
Она тут же пожалела о своей резкости. Пол встал с гримасой боли.
– Ты изменилась, – сказал он. Ты стала… бездушной.
– Я просто боюсь близости с тобой.
– Что я должен делать, Лиз?
– Для начала, ты можешь избавиться от остальных витражей.
Он кивнул:
– Хорошо. Завтра.
Ее вдруг пронизал страх, когда она поняла, что даже если он избавится от всех реальных напоминаний об Энни О'Нейл, она, возможно, все равно не захочет того мужчину, который останется после этого.
– Ты спал с ней, – тихо сказала она. – Вот, что причиняет самую сильную боль. Ты не сможешь забыть это. Я всегда буду чувствовать, что память об этом – с тобой. Если мы когда-нибудь снова будем заниматься с тобой любовью, мне будет казаться, что ты сравниваешь меня с ней или воображаешь, что я – это она.
Ее слова поразили его.
– О нет! – Он сел и притянул ее к себе. – Я люблю тебя, Лив, – сказал он. – Просто я на какое-то время потерял рассудок, вот и все.
Он запрокинул ее голову для поцелуя, и она позволила ему поцеловать себя, надеясь, что ощутит хоть какую-то нежность к нему.
Но вместо этого почувствовала, что ей хочется до крови укусить его губы. Она отвернула голову, неловко сложив руки внизу живота, чтобы Пол не прикоснулся к нему.
Он отодвинулся.
– По-моему, ты не хочешь, чтобы я оставался сегодня вечером.
Она отрицательно покачала головой.
– Я соскучился по тебе. Она подняла на него взгляд.
– Я тоже скучаю по тебе, Пол. Я скучаю по тебе очень-очень, но мне необходимо быть уверенной в тебе. Позвони мне, когда ты избавишься от Энни, когда на сто процентов покончишь с ней.
Она не двигалась с места, пока Пол надевал туфли. Потом он наклонился, чтобы сжать ее колено – молча, не глядя на нее – и она поняла, что он готов расплакаться, выйдя на улицу, он, возможно, даст волю слезам.
Когда он наконец ушел, она расстегнула джинсы, и из ее груди вырвался длинный и глубокий вздох облегчения. Она положила руку на свой слегка округлившийся живот и перевела взгляд на телефон. Было десять тридцать пять, и он не звонил.
Алек.
Ей надо набраться смелости и посмотреть правде в глаза: она на пятом месяце беременности и не уверена, что любит отца своего будущего ребенка, но, кажется, влюблена в мужчину, который все еще не может забыть свою покойную жену.
ГЛАВА 37
Ребенок зашевелился.
Оливия лежала тихо. За окном ее спальни первые розовые лучи рассвета коснулись неба над заливом. Снова. Слабый трепет крыла птицы.
Прекратилось. Она закрыла глаза, прижав ладони к животу. Ей это приснилось? Нет. Слишком реально. Ребенок Пола.
Когда он снова открыла глаза, в небе ярко светило солнце, и комнату заливал чистый яркий свет. Некоторое время она лежала неподвижно, стараясь почувствовать… что-то. Может быть, это был сон. Может быть, это просто ее воображение.
У нее был выходной, и поэтому на ней все еще была ночная рубашка, когда полчаса спустя она подняла с крыльца «Бич газетт» и отнесла ее на кухню. Последнее время газеты раздражали ее, но сегодня утром там должно быть сообщение о том, что Джонатан покинул отделение скорой помощи.
Действительно, на первой же странице говорилось, что Джонатан Крамер внезапно отказался от должности. Статья не содержала никаких подробностей, кроме краткого изложения клеветнической подоплеки ситуации, сложившейся в отделении скорой помощи, и оставляла читателям возможность делать свои собственные выводы относительно того, почему Джонатан так внезапно пошел на попятную. «Этого будет недостаточно», – расстроенно подумала она.
Она уже съела половину черничного пирога, когда добралась до писем к редактору. Сегодня она их пропустит. Обычно среди них обнаруживалось с полдюжины, содержащих яростные нападки и обвиняющие ее в смерти Энни. Она уже собиралась перевернуть страницу, когда обратила внимание на подпись под последним письмом: Алек О'Нейл. Она снова разгладила страницу и начала читать:
«Я пишу, чтобы выразить свою тревогу по поводу негативных статей в прессе и хлещущей через край враждебности в адрес врача отделения скорой помощи в Килл-Девил-Хиллз, которая пыталась спасти жизнь моей жены Энни Чейз О'Нейл. Как ветеринар, я прекрасно знаю, насколько врачу легко ошибиться, принимая решение, особенно в критических ситуациях, возникающих в результате несчастных случаев. И все же, несмотря на это, я уверен, что доктор Саймон, пытаясь спасти жизнь Энни, приняла самое лучшее из возможных решений. Мне понятна злость и стремление общества найти козла отпущения, потому что последние семь месяцев я сам испытывал те же самые чувства. Но те из вас, кто знаком с великодушием Энни, знают, что она никогда не стала бы поливать грязью другого человека или губить его карьеру. Если вы проследите деятельность Энни в Аутер-Бенкс – от защиты смотрительницы кисс-риверского маяка Мери Пур до ее последней битвы за то, чтобы оставить в школе ребенка, больного СПИДом – вы увидите, что она концентрировала всю свою энергию только на помощи другим людям. Нападать на человека, который, рискуя своей репутацией, пытался спасти Энни – не лучший способ почтить ее память.
Это нелепо – полагать, что женщина с двумя пулевыми отверстиями в сердце могла выдержать сорокапятиминутный полет до ближайшего травмоцентра. Доктор Саймон вышла за рамки своих обязанностей, попытавшись прооперировать Энни в нашем местном отделении скорой помощи, вместо того, чтобы умыть руки и отправить ее в «Эмерсон», зная почти наверняка, что по дороге она умрет. Она заслужила нашу поддержку, а не травлю»
Оливия прочитала письмо дважды, забыв про свой пирог. Она позвонила Алеку домой, но, услышав его автоответчик, повесила трубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47