Я хочу, чтобы вы оставались с нами. И при этом я хочу, чтобы мой лучший офицер работал с отдачей в сто, а то и в сто десять процентов, а не наполовину, как это происходит сейчас.
Его лучший офицер! Вот это да! Лейтенанту Джакетту не было свойственно употреблять такие слова, как «лучший». Никогда. Сэм не знал, радоваться ему или пугаться такой реакции начальства. Поэтому он просто стоял перед Джазом и молчал.
– Попросите ее еще раз не появляться здесь, – продолжал Джакетт. – Иначе в следующий раз, когда я увижу здесь вашу супругу, я просто вызову береговой патруль, и ее уведут отсюда насильно. А потом еще мы обвиним ее в противоправном вторжении на территорию военного объекта. Возможно, с причинением вреда. Кстати, предупредите ее о возможных последствиях такого поворота событий. Думаю, это должно заставить ее серьезно задуматься о своем поведении.
Господи! Этого еще не хватало.
– Я обязательно все скажу ей, сэр.
– Хорошо. – И Джаз снова погрузился в изучение каких-то документов. – Кстати, если вы кому-нибудь передадите, что я назвал вас своим лучшим офицером, я буду все отрицать.
Сэм не мог не улыбнуться:
– Если бы я кому-нибудь и рассказал об этом, сэр, мне бы все равно никто не поверил. Это уж точно.
– Ну, это зависит от того, насколько знает вас тот человек, которому вы собираетесь передать наш разговор, лейтенант, – заметил Джаз. – И если это кто-то из ваших боевых товарищей, он вам обязательно поверит. – Он взглянул на Старретта. – У вас разве нет никаких дел?
– Конечно есть, – выпрямился Сэм, – Только сейчас я немного размяк от нахлынувших на меня чувств. Мне хочется еще немного понежиться в лучах вашей любви, сэр.
Но Джаз даже не улыбнулся. Напротив, выражение его лица стало чуть ли не отпугивающе строгим.
– Тогда позвольте мне применить те самые выражения, которые станут для вас доступными. Пошли бы вы отсюда куда подальше, Старретт, вашу мать!
– Ай-яй-яй! Как нехорошо, сэр!
Сэм вышел из кабинета. Но когда он двинулся по коридору, то мог бы поклясться, что слышал, как из кабинета Джакетта доносится сдержанный смех.
Глава двенадцатая
Чарли устроилась в одном из удобных шезлонгов на застекленной веранде в доме Донни.
Эту мебель они с Винсом купили для внука еще несколько лет назад, и Чарли не раз возмущалась из-за того, что Донни ею совсем не пользуется.
Проблема была в том, что Донни не выходил на веранду. Хотя здесь были и стены, и потолок, пришельцы могли просочиться через микрощели между рамами и стеклами.
Но Винс лишь улыбался, слыша ее ворчание, так же, как улыбался в критических ситуациях все эти долгие годы, пока они жили вместе.
– Видимо, эти кресла были предназначены для нас, – говорил он.
В каком-то смысле он оказался прав. И ему, и Шарлотте с тех пор приходилось проводить здесь много времени и, соответственно, часто пользоваться выставленной на веранду мебелью.
Донни все еще спал в доме, а Винс, как и обещал внуку, «охранял» его от вторжения пришельцев из космоса.
Хотя эти твари могут напасть на дом и так, что Винс этого даже не услышит, особенно если они забудут прихватить с собой военный духовой оркестр с барабанами.
Слух Чарли тоже начинал понемногу слабеть. Разумеется, он уже не был таким же острым, как раньше.
Шестьдесят лет назад она прекрасно слышала каждое слово в коридоре или соседней комнате, даже произнесенное шепотом. Особенно ярко ей запомнился один день.
– Я… я пришла сюда, к вам, чтобы поблагодарить вас за то, что вы сделали для меня вчера ночью… В общем, вы спасли меня…
Шарлотта лежала на кровати в спальне в той самой квартире, которую когда-то разделяла с Джеймсом. Она чувствовала себя уставшей и измотанной событиями прошлой ночи. И все же голоса, даже негромкие, пробудили ее ото сна.
В том, что она окончательно выбилась из сил, не было ничего удивительного. Она осталась в квартире Салли ждать полиции. После этого она проводила Винса назад, к себе, промыла и перевязала раны на его ногах. Бедняга сильно порезался об осколки оконного стекла, которое ему пришлось выбить, чтобы проникнуть в жилище Салли.
Но перед тем, как отправиться спать, она попросила Винса еще раз показать ей свои раны. Она хотела своими собственными глазами увидеть их и убедиться в том, что путешествия вверх и вниз по лестнице не навредили ему и швы не разошлись.
Однако для того, чтобы Винс уступил ей, Шарлотте пришлось расплакаться. При этом поток слез, хлынувший у нее из глаз, явился неожиданностью как для солдата, так и для нее самой. Она, в общем-то, никогда не отличалась особой эмоциональностью и привыкла сдерживать свои чувства. Да уж если говорить начистоту, она не плакала так горько даже тогда, когда получила телеграмму о смерти Джеймса.
Увидев, что с Винсом все в порядке, она (как ни парадоксально это звучит) расплакалась еще громче. Правда, на это раз скорее от облегчения.
Тогда он просто обнял ее. Винс понимал, что в данной ситуации не нужно ничего говорить. Поэтому он просто держал ее в своих объятиях и гладил по голове.
Потом она успокоилась и прилегла на кровать, но он по-прежнему не хотел отпускать ее. Так она и лежала рядом с мужчиной, на которого Джеймс, например, и смотреть бы не стал. Простой рядовой морской пехотинец без образования. Сын ловца омаров из какого-то захолустья. Да еще с такой фамилией, как ДаКоста, которая не сулила ничего хорошего, во всяком случае на политической арене, куда всегда стремился попасть ее Джеймс.
Шарлотта пролежала несколько часов, глядя в окно на темное ночное небо и прислушиваясь к дыханию Винса.
Он сам устал не меньше ее, а потому вскоре заснул, и тогда машинально прижал ее к себе еще плотней. И хотя днем он всегда вел себя как истинный джентльмен, ночью его тело повело себя предательски и отреагировало на близость молодой здоровой женщины чисто по-мужски.
Господи Всемогущий, дай ей сил! Это все, о чем она могла просить Бога, стараясь не поддаться слабости и самой не потянуться к Винсу. Точно так же, как когда-то тянулась к Джеймсу, проснувшись посреди ночи и обнаружив, что он хочет и ждет ее.
Хотя, возможно, они и должны были лежать рядом и их отчаявшиеся тела могли поступать так, как велела им природа. Да простит ее Джеймс, но Шарлотте очень хотелось лежать рядом с этим мужчиной. Если даже раньше она не ощущала такого желания, то теперь, увидев, как беззаветно он преодолевает лестницы, чтобы помочь Салли, полностью позабыв о собственном здоровье, Шарлотта оценила его мужество.
И ей захотелось почаще бывать в его обществе.
Когда же она услышала слова предупреждения, с которыми он обратился к буяну, его угрозу, произнесенную как бы между прочим, она поняла, что раны, полученные Винсентом на Тараве, задели больше не его тело, а душу. И это тоже сыграло свою роль в отношении Шарлотты к отчаянному бойцу.
Ей захотелось делить с ним кровать каждую ночь, прижиматься к его телу и ощущать его так же, как в свое время она ощущала тело своего супруга. Ей хотелось смеяться вместе с ним, надеяться на будущую счастливую жизнь и навсегда соединить с ним сердца и души.
Ей хотелось чего-то такого большого и светлого, на что она уже не имела права рассчитывать – хотя бы потому, что не должна была смеяться и радоваться жизни, сознавая, что Джеймс лежит в холодной могиле где-то на другом конце света.
Шарлотта расплакалась, и ее горькие всхлипывания, которые она так долго держала внутри себя, разбудили Винса. Он прижал ее к себе еще крепче и попытался успокоить.
– Не нужно плакать, – прошептал он. – Не надо, Чарли, бедняжка вы моя. Я вас понимаю и очень жалею.
– Помогите мне, – сквозь слезы проговорила она. – Прошу вас, пожалуйста…
– Конечно, – тут же отозвался он. – Я обязательно помогу вам. Мне этого очень хочется. Только… скажите, что я должен сделать. Чем я могу вам помочь? Как?
Но вся проблема заключалась именно в том, что он был не в состоянии помочь ей. Да и никто другой тоже.
– Я не хочу жить без него, – рыдала она. – Я так устала жить без него…
– Нет, Шарлотта, не говорите так!
Он попытался прижаться к ней еще крепче, но внезапно она поняла, что не в состоянии больше ощущать силу его рук, и начала вырываться из его объятий. Она так резко рванулась прочь, что свалилась с кровати на пол. При падении она сильно ударилась о паркет, но не обратила на это внимания. Ей даже показалось, что внезапно все в этом мире потеряло для нее всякий смысл.
– Шарлотта! – Винс тут же очутился рядом с ней на полу, но она внезапно принялась бить его по рукам.
– Не трогайте меня! Не прикасайтесь ко мне! Держитесь от меня подальше!
Он отодвинулся от нее, а потом и вовсе вышел из комнаты. Через секунду в коридоре зажегся свет, а еще через некоторое время Винс вернулся, но уже в сопровождении Эдны Флетчер.
– Боже мой! Я знала, что рано или поздно все так и случится. Она проявила огромное мужество, когда нам сообщили страшную новость. – Свекровь нежно поглаживала Шарлотту по спине теплыми ладонями. – Поплачь, милая моя, никого не стесняйся, просто плачь, – тихонько говорила она, словно напевала колыбельную. – Вот так, девочка моя, вот так.
Каким-то образом Шарлотте удалось успокоиться, и она вернулась на свою узенькую кровать в комнате, которая когда-то считалась гостевой спальней. Она проснулась утром с головной болью, но все же заставила себя одеться и отправилась на работу. Она занималась важными делами, и ее присутствие в приемной сенатора было просто необходимо.
Но уже к обеду стало ясно, что толку от нее в тот день не будет никакого, и Шарлотту отпустили домой. Она тут же забралась в кровать и заснула без сновидений.
Сколько времени она проспала – неизвестно, но ее разбудил чей-то голос. Женский голос. Он принадлежал Салли Слэггерти, жившей наверху.
– А еще я хотела сказать вам, что бумажник Мортона все-таки отыскался, – сообщала она Винсу. Она находилась вместе с ним в его спальне – вернее, в той самой спальне, которая когда-то принадлежала Шарлотте. – Его так зовут, лейтенант Мортон Петерсон из города Сент-Луис, штат Миссури. Мне позвонили из полиции и сказали, что нашли его бумажник возле бара «Золотой Гусь». Именно там мы с ним и познакомились. Он, наверное, выронил его, когда мы оттуда уходили. Вы сами можете позвонить в полицию, если не верите мне, и они вам подтвердят. Так что я этот бумажник не…
– Я знаю, что вы его не брали, – перебил ее Винсент. Голос его прозвучал спокойно, но решительно. Шарлотта даже представила себе, как он улыбается соседке. – И мне не нужно для этого никому звонить.
– Что ж… – Она прокашлялась. – Вы меня… обрадовали.
– Но вам нужно быть более разборчивой в выборе компании, – сказал Винс, при этом в его голосе не прозвучало ни единой нотки нравоучения или осуждения. Можно было подумать, что он не испытывал к этой женщине ни малейшей неприязни. Ну как ему это удавалось?
Прошлой ночью Шарлотта, помогая Салли прикладывать к распухшему глазу пузырь со льдом, подумала про себя: «Что посеешь, то и пожнешь».
– Я… Я знаю, – ответила Винсу Салли. – Я это учту, Просто я… – Она засмеялась. Или, может быть, она всхлипнула, стараясь все-таки сдержаться и не расплакаться. Сейчас Шарлотта не смогла бы сказать наверняка, что происходит там, в ее спальне. – Я повторяю себе эти слова каждый день, снова и снова. Но когда кончается моя работа и я возвращаюсь домой, мне кажется, что впереди меня ждет долгий вечер, такой же жалкий и безнадежный, как и вся моя несчастная жизнь, и я… – Она определенно плакала. – Я ничего не могу с собой поделать.
– Ну-ка, перестаньте сейчас же, – приказал ей Винс. – Не надо, ведь уже все в порядке.
Он пытался успокоить Салли и, скорее всего, держал ее при этом точно так же, как совсем недавно удерживал рядом с собой Шарлотту.
– Простите, – снова всхлипнула женщина. Наверное, примерно так же говорили все вдовы в стране, потерявшие мужей в войне и не сумевшие сдержать свои чувства и желания.
– Все в порядке, – повторил Винс. Ему нужно поставить это дело на широкую ногу и брать плату за то, что он успокаивал бедных женщин с помощью своих рук. – Где он погиб? – негромко спросил он. – Ваш муж.
– Он служил в торговом флоте, – ответила Салли и шмыгнула носом. – Его корабль потонул в Атлантическом океане. В него попала торпеда с подводной лодки. – Она издала какой-то странный звук, который Шарлотта могла бы принять за смешок, если бы не знала, какие чувства испытывает сейчас эта несчастная женщина, вспоминая своего мужа. – Но никто меня о нем не расспрашивает. Понимаете, мне иногда даже кажется, что я сама себе его придумала. Ну, как будто его в реальной жизни и не существовало вовсе.
– Как его звали? – спросил Винс.
– Фрэнки, – ответила Салли. – Обратите внимание: не Фрэнк, а именно «Фрэнки». Смешно, правда? Как маленького мальчика. При этом сам он был громадным мужчиной, весь в татуировках, а все равно настаивал на том, чтобы все вокруг называли его только Фрэнки, потому что, видите ли, так обращалась к нему его мамочка до последнего дня своей жизни. Как он любил свою мамочку! Вы себе даже не представляете!
– Могу поспорить на свое годовое жалованье, что он и вас тоже очень сильно любил, – вставил Винс.
Она рассмеялась, и на этот раз ошибки быть не могло.
– Миленький вы мой! Вы обязательно выиграли бы такой спор! Он был очаровательнейшим мужчиной. – Она немножко помолчала. – Он во многом походил на вас, хотя вы, как я вижу, очень молоды, правда же?
– Молодых сейчас нет, – тихо отозвался Винс.
– И это очень печально. Единственные юноши, которые навсегда остаются молодыми, – это те, что прибывают домой в цинковых гробах. Вот они-то уж точно никогда больше не состарятся ни на один день, правда? – Она снова замолчала, после чего почему-то опять рассмеялась. Правда, смех у нее получился какой-то неестественный. Салли словно заставляла себя смеяться. Эти звуки были знакомы Шарлотте. Именно их она слышала всякий раз, когда соседка приводила к себе очередного кавалера. – Вот вам и объяснение. Жить нужно сегодняшним днем. Что вы на это скажете, миленький?
Винс не удержался и тоже расхохотался. Смех его прозвучал естественно, но тоже как-то странно. ДаКосту эти слова скорее озадачили и смутили, нежели позабавили.
– Я даже не знаю…
После этого наступила тишина. Нет, не совсем полная, какие-то неясные звуки из спальни все же доносились. Шарлотта напрягла слух и села на кровати. Неужели?.. Возможно ли, что они?.. Господи милосердный! Неужели сейчас ей придется сидеть вот здесь и слушать, как Салли и Винс…
Но вскоре раздался задыхающийся голос Винса:
– Подождите секундочку… Ой!.. Ой!.. Погодите-ка!
– Тише! – тут же успокоила его Салли. – Просто расслабься, глупенький. И я постараюсь, чтобы тебе было хорошо.
Он снова нервно рассмеялся:
– Понимаете, дело в том, что я сегодня и так чувствую себя достаточно хорошо, так что…
– Да уж, я поняла, что тебе просто отлично, мальчик мой. И сколько же времени прошло с тех пор, когда ты…
Винс снова хохотнул, на этот раз как-то не слишком уверенно.
– Послушайте, Салли, я ценю ваше беспокойство, это правда, и все-таки…
– Господи всемогущий! – вдруг ахнула Салли. – Так ты еще ни разу в жизни не… – Она рассмеялась, словно сама не верила в сказанное. – Никогда-никогда, что ли?
– Ну… в общем, вы правы, но это вовсе не означает, что…
– Тогда молчи, глупенький, и я попробую достойно отблагодарить тебя за то, что ты сделал для меня прошлой ночью. Да и вообще, уже пора научить тебя кое-чему. Давно пора!
Салли, наверное, не задумывалась над тем, что Винс, прислушиваясь по ночам к недвусмысленным звукам, легко проникающим через тоненькие стены и потолок, уже успел кое-что понять. Сама того не ведая, Салли Слэггерти играла для него роль своеобразной «учительницы».
Шарлотта молча сидела на кровати, и с каждой секундой настроение ее ухудшалось. Она не имела никакого права расстраиваться и переживать по поводу того, что сейчас происходило в ее бывшей спальне. Она только пыталась убедить себя в том, что совсем не ревнует Винса к соседке. Скорей ей было обидно за него. Почему у него до сих пор не было ни одной женщины? Этот парнишка успел познать ужасы войны, но он понятия не имеет о том, как восхитительна бывает любовь!
Как несправедливо! Впрочем, пока шла война, в этом мире ничто уже не подчинялось законам справедливости.
– Подождите! – настаивал Винс. – Прекратите. Я говорю это вполне серьезно. Не надо, Салли!
– О чем ты так волнуешься? – удивилась она. – Ты же сам сказал мне, что сейчас в доме никого нет. И старушка, и наша фригидная монашка – они обе ускакали на работу, если не ошибаюсь.
Монашка? Значит, Салли считает ее фригидной монашкой? Вот как!
– Ну кому какое дело, если мы немного побалуемся и пошумим? – не отступала Салли. – Кто вообще будет об этом знать?
– Я буду знать, – негромко ответил Винс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Его лучший офицер! Вот это да! Лейтенанту Джакетту не было свойственно употреблять такие слова, как «лучший». Никогда. Сэм не знал, радоваться ему или пугаться такой реакции начальства. Поэтому он просто стоял перед Джазом и молчал.
– Попросите ее еще раз не появляться здесь, – продолжал Джакетт. – Иначе в следующий раз, когда я увижу здесь вашу супругу, я просто вызову береговой патруль, и ее уведут отсюда насильно. А потом еще мы обвиним ее в противоправном вторжении на территорию военного объекта. Возможно, с причинением вреда. Кстати, предупредите ее о возможных последствиях такого поворота событий. Думаю, это должно заставить ее серьезно задуматься о своем поведении.
Господи! Этого еще не хватало.
– Я обязательно все скажу ей, сэр.
– Хорошо. – И Джаз снова погрузился в изучение каких-то документов. – Кстати, если вы кому-нибудь передадите, что я назвал вас своим лучшим офицером, я буду все отрицать.
Сэм не мог не улыбнуться:
– Если бы я кому-нибудь и рассказал об этом, сэр, мне бы все равно никто не поверил. Это уж точно.
– Ну, это зависит от того, насколько знает вас тот человек, которому вы собираетесь передать наш разговор, лейтенант, – заметил Джаз. – И если это кто-то из ваших боевых товарищей, он вам обязательно поверит. – Он взглянул на Старретта. – У вас разве нет никаких дел?
– Конечно есть, – выпрямился Сэм, – Только сейчас я немного размяк от нахлынувших на меня чувств. Мне хочется еще немного понежиться в лучах вашей любви, сэр.
Но Джаз даже не улыбнулся. Напротив, выражение его лица стало чуть ли не отпугивающе строгим.
– Тогда позвольте мне применить те самые выражения, которые станут для вас доступными. Пошли бы вы отсюда куда подальше, Старретт, вашу мать!
– Ай-яй-яй! Как нехорошо, сэр!
Сэм вышел из кабинета. Но когда он двинулся по коридору, то мог бы поклясться, что слышал, как из кабинета Джакетта доносится сдержанный смех.
Глава двенадцатая
Чарли устроилась в одном из удобных шезлонгов на застекленной веранде в доме Донни.
Эту мебель они с Винсом купили для внука еще несколько лет назад, и Чарли не раз возмущалась из-за того, что Донни ею совсем не пользуется.
Проблема была в том, что Донни не выходил на веранду. Хотя здесь были и стены, и потолок, пришельцы могли просочиться через микрощели между рамами и стеклами.
Но Винс лишь улыбался, слыша ее ворчание, так же, как улыбался в критических ситуациях все эти долгие годы, пока они жили вместе.
– Видимо, эти кресла были предназначены для нас, – говорил он.
В каком-то смысле он оказался прав. И ему, и Шарлотте с тех пор приходилось проводить здесь много времени и, соответственно, часто пользоваться выставленной на веранду мебелью.
Донни все еще спал в доме, а Винс, как и обещал внуку, «охранял» его от вторжения пришельцев из космоса.
Хотя эти твари могут напасть на дом и так, что Винс этого даже не услышит, особенно если они забудут прихватить с собой военный духовой оркестр с барабанами.
Слух Чарли тоже начинал понемногу слабеть. Разумеется, он уже не был таким же острым, как раньше.
Шестьдесят лет назад она прекрасно слышала каждое слово в коридоре или соседней комнате, даже произнесенное шепотом. Особенно ярко ей запомнился один день.
– Я… я пришла сюда, к вам, чтобы поблагодарить вас за то, что вы сделали для меня вчера ночью… В общем, вы спасли меня…
Шарлотта лежала на кровати в спальне в той самой квартире, которую когда-то разделяла с Джеймсом. Она чувствовала себя уставшей и измотанной событиями прошлой ночи. И все же голоса, даже негромкие, пробудили ее ото сна.
В том, что она окончательно выбилась из сил, не было ничего удивительного. Она осталась в квартире Салли ждать полиции. После этого она проводила Винса назад, к себе, промыла и перевязала раны на его ногах. Бедняга сильно порезался об осколки оконного стекла, которое ему пришлось выбить, чтобы проникнуть в жилище Салли.
Но перед тем, как отправиться спать, она попросила Винса еще раз показать ей свои раны. Она хотела своими собственными глазами увидеть их и убедиться в том, что путешествия вверх и вниз по лестнице не навредили ему и швы не разошлись.
Однако для того, чтобы Винс уступил ей, Шарлотте пришлось расплакаться. При этом поток слез, хлынувший у нее из глаз, явился неожиданностью как для солдата, так и для нее самой. Она, в общем-то, никогда не отличалась особой эмоциональностью и привыкла сдерживать свои чувства. Да уж если говорить начистоту, она не плакала так горько даже тогда, когда получила телеграмму о смерти Джеймса.
Увидев, что с Винсом все в порядке, она (как ни парадоксально это звучит) расплакалась еще громче. Правда, на это раз скорее от облегчения.
Тогда он просто обнял ее. Винс понимал, что в данной ситуации не нужно ничего говорить. Поэтому он просто держал ее в своих объятиях и гладил по голове.
Потом она успокоилась и прилегла на кровать, но он по-прежнему не хотел отпускать ее. Так она и лежала рядом с мужчиной, на которого Джеймс, например, и смотреть бы не стал. Простой рядовой морской пехотинец без образования. Сын ловца омаров из какого-то захолустья. Да еще с такой фамилией, как ДаКоста, которая не сулила ничего хорошего, во всяком случае на политической арене, куда всегда стремился попасть ее Джеймс.
Шарлотта пролежала несколько часов, глядя в окно на темное ночное небо и прислушиваясь к дыханию Винса.
Он сам устал не меньше ее, а потому вскоре заснул, и тогда машинально прижал ее к себе еще плотней. И хотя днем он всегда вел себя как истинный джентльмен, ночью его тело повело себя предательски и отреагировало на близость молодой здоровой женщины чисто по-мужски.
Господи Всемогущий, дай ей сил! Это все, о чем она могла просить Бога, стараясь не поддаться слабости и самой не потянуться к Винсу. Точно так же, как когда-то тянулась к Джеймсу, проснувшись посреди ночи и обнаружив, что он хочет и ждет ее.
Хотя, возможно, они и должны были лежать рядом и их отчаявшиеся тела могли поступать так, как велела им природа. Да простит ее Джеймс, но Шарлотте очень хотелось лежать рядом с этим мужчиной. Если даже раньше она не ощущала такого желания, то теперь, увидев, как беззаветно он преодолевает лестницы, чтобы помочь Салли, полностью позабыв о собственном здоровье, Шарлотта оценила его мужество.
И ей захотелось почаще бывать в его обществе.
Когда же она услышала слова предупреждения, с которыми он обратился к буяну, его угрозу, произнесенную как бы между прочим, она поняла, что раны, полученные Винсентом на Тараве, задели больше не его тело, а душу. И это тоже сыграло свою роль в отношении Шарлотты к отчаянному бойцу.
Ей захотелось делить с ним кровать каждую ночь, прижиматься к его телу и ощущать его так же, как в свое время она ощущала тело своего супруга. Ей хотелось смеяться вместе с ним, надеяться на будущую счастливую жизнь и навсегда соединить с ним сердца и души.
Ей хотелось чего-то такого большого и светлого, на что она уже не имела права рассчитывать – хотя бы потому, что не должна была смеяться и радоваться жизни, сознавая, что Джеймс лежит в холодной могиле где-то на другом конце света.
Шарлотта расплакалась, и ее горькие всхлипывания, которые она так долго держала внутри себя, разбудили Винса. Он прижал ее к себе еще крепче и попытался успокоить.
– Не нужно плакать, – прошептал он. – Не надо, Чарли, бедняжка вы моя. Я вас понимаю и очень жалею.
– Помогите мне, – сквозь слезы проговорила она. – Прошу вас, пожалуйста…
– Конечно, – тут же отозвался он. – Я обязательно помогу вам. Мне этого очень хочется. Только… скажите, что я должен сделать. Чем я могу вам помочь? Как?
Но вся проблема заключалась именно в том, что он был не в состоянии помочь ей. Да и никто другой тоже.
– Я не хочу жить без него, – рыдала она. – Я так устала жить без него…
– Нет, Шарлотта, не говорите так!
Он попытался прижаться к ней еще крепче, но внезапно она поняла, что не в состоянии больше ощущать силу его рук, и начала вырываться из его объятий. Она так резко рванулась прочь, что свалилась с кровати на пол. При падении она сильно ударилась о паркет, но не обратила на это внимания. Ей даже показалось, что внезапно все в этом мире потеряло для нее всякий смысл.
– Шарлотта! – Винс тут же очутился рядом с ней на полу, но она внезапно принялась бить его по рукам.
– Не трогайте меня! Не прикасайтесь ко мне! Держитесь от меня подальше!
Он отодвинулся от нее, а потом и вовсе вышел из комнаты. Через секунду в коридоре зажегся свет, а еще через некоторое время Винс вернулся, но уже в сопровождении Эдны Флетчер.
– Боже мой! Я знала, что рано или поздно все так и случится. Она проявила огромное мужество, когда нам сообщили страшную новость. – Свекровь нежно поглаживала Шарлотту по спине теплыми ладонями. – Поплачь, милая моя, никого не стесняйся, просто плачь, – тихонько говорила она, словно напевала колыбельную. – Вот так, девочка моя, вот так.
Каким-то образом Шарлотте удалось успокоиться, и она вернулась на свою узенькую кровать в комнате, которая когда-то считалась гостевой спальней. Она проснулась утром с головной болью, но все же заставила себя одеться и отправилась на работу. Она занималась важными делами, и ее присутствие в приемной сенатора было просто необходимо.
Но уже к обеду стало ясно, что толку от нее в тот день не будет никакого, и Шарлотту отпустили домой. Она тут же забралась в кровать и заснула без сновидений.
Сколько времени она проспала – неизвестно, но ее разбудил чей-то голос. Женский голос. Он принадлежал Салли Слэггерти, жившей наверху.
– А еще я хотела сказать вам, что бумажник Мортона все-таки отыскался, – сообщала она Винсу. Она находилась вместе с ним в его спальне – вернее, в той самой спальне, которая когда-то принадлежала Шарлотте. – Его так зовут, лейтенант Мортон Петерсон из города Сент-Луис, штат Миссури. Мне позвонили из полиции и сказали, что нашли его бумажник возле бара «Золотой Гусь». Именно там мы с ним и познакомились. Он, наверное, выронил его, когда мы оттуда уходили. Вы сами можете позвонить в полицию, если не верите мне, и они вам подтвердят. Так что я этот бумажник не…
– Я знаю, что вы его не брали, – перебил ее Винсент. Голос его прозвучал спокойно, но решительно. Шарлотта даже представила себе, как он улыбается соседке. – И мне не нужно для этого никому звонить.
– Что ж… – Она прокашлялась. – Вы меня… обрадовали.
– Но вам нужно быть более разборчивой в выборе компании, – сказал Винс, при этом в его голосе не прозвучало ни единой нотки нравоучения или осуждения. Можно было подумать, что он не испытывал к этой женщине ни малейшей неприязни. Ну как ему это удавалось?
Прошлой ночью Шарлотта, помогая Салли прикладывать к распухшему глазу пузырь со льдом, подумала про себя: «Что посеешь, то и пожнешь».
– Я… Я знаю, – ответила Винсу Салли. – Я это учту, Просто я… – Она засмеялась. Или, может быть, она всхлипнула, стараясь все-таки сдержаться и не расплакаться. Сейчас Шарлотта не смогла бы сказать наверняка, что происходит там, в ее спальне. – Я повторяю себе эти слова каждый день, снова и снова. Но когда кончается моя работа и я возвращаюсь домой, мне кажется, что впереди меня ждет долгий вечер, такой же жалкий и безнадежный, как и вся моя несчастная жизнь, и я… – Она определенно плакала. – Я ничего не могу с собой поделать.
– Ну-ка, перестаньте сейчас же, – приказал ей Винс. – Не надо, ведь уже все в порядке.
Он пытался успокоить Салли и, скорее всего, держал ее при этом точно так же, как совсем недавно удерживал рядом с собой Шарлотту.
– Простите, – снова всхлипнула женщина. Наверное, примерно так же говорили все вдовы в стране, потерявшие мужей в войне и не сумевшие сдержать свои чувства и желания.
– Все в порядке, – повторил Винс. Ему нужно поставить это дело на широкую ногу и брать плату за то, что он успокаивал бедных женщин с помощью своих рук. – Где он погиб? – негромко спросил он. – Ваш муж.
– Он служил в торговом флоте, – ответила Салли и шмыгнула носом. – Его корабль потонул в Атлантическом океане. В него попала торпеда с подводной лодки. – Она издала какой-то странный звук, который Шарлотта могла бы принять за смешок, если бы не знала, какие чувства испытывает сейчас эта несчастная женщина, вспоминая своего мужа. – Но никто меня о нем не расспрашивает. Понимаете, мне иногда даже кажется, что я сама себе его придумала. Ну, как будто его в реальной жизни и не существовало вовсе.
– Как его звали? – спросил Винс.
– Фрэнки, – ответила Салли. – Обратите внимание: не Фрэнк, а именно «Фрэнки». Смешно, правда? Как маленького мальчика. При этом сам он был громадным мужчиной, весь в татуировках, а все равно настаивал на том, чтобы все вокруг называли его только Фрэнки, потому что, видите ли, так обращалась к нему его мамочка до последнего дня своей жизни. Как он любил свою мамочку! Вы себе даже не представляете!
– Могу поспорить на свое годовое жалованье, что он и вас тоже очень сильно любил, – вставил Винс.
Она рассмеялась, и на этот раз ошибки быть не могло.
– Миленький вы мой! Вы обязательно выиграли бы такой спор! Он был очаровательнейшим мужчиной. – Она немножко помолчала. – Он во многом походил на вас, хотя вы, как я вижу, очень молоды, правда же?
– Молодых сейчас нет, – тихо отозвался Винс.
– И это очень печально. Единственные юноши, которые навсегда остаются молодыми, – это те, что прибывают домой в цинковых гробах. Вот они-то уж точно никогда больше не состарятся ни на один день, правда? – Она снова замолчала, после чего почему-то опять рассмеялась. Правда, смех у нее получился какой-то неестественный. Салли словно заставляла себя смеяться. Эти звуки были знакомы Шарлотте. Именно их она слышала всякий раз, когда соседка приводила к себе очередного кавалера. – Вот вам и объяснение. Жить нужно сегодняшним днем. Что вы на это скажете, миленький?
Винс не удержался и тоже расхохотался. Смех его прозвучал естественно, но тоже как-то странно. ДаКосту эти слова скорее озадачили и смутили, нежели позабавили.
– Я даже не знаю…
После этого наступила тишина. Нет, не совсем полная, какие-то неясные звуки из спальни все же доносились. Шарлотта напрягла слух и села на кровати. Неужели?.. Возможно ли, что они?.. Господи милосердный! Неужели сейчас ей придется сидеть вот здесь и слушать, как Салли и Винс…
Но вскоре раздался задыхающийся голос Винса:
– Подождите секундочку… Ой!.. Ой!.. Погодите-ка!
– Тише! – тут же успокоила его Салли. – Просто расслабься, глупенький. И я постараюсь, чтобы тебе было хорошо.
Он снова нервно рассмеялся:
– Понимаете, дело в том, что я сегодня и так чувствую себя достаточно хорошо, так что…
– Да уж, я поняла, что тебе просто отлично, мальчик мой. И сколько же времени прошло с тех пор, когда ты…
Винс снова хохотнул, на этот раз как-то не слишком уверенно.
– Послушайте, Салли, я ценю ваше беспокойство, это правда, и все-таки…
– Господи всемогущий! – вдруг ахнула Салли. – Так ты еще ни разу в жизни не… – Она рассмеялась, словно сама не верила в сказанное. – Никогда-никогда, что ли?
– Ну… в общем, вы правы, но это вовсе не означает, что…
– Тогда молчи, глупенький, и я попробую достойно отблагодарить тебя за то, что ты сделал для меня прошлой ночью. Да и вообще, уже пора научить тебя кое-чему. Давно пора!
Салли, наверное, не задумывалась над тем, что Винс, прислушиваясь по ночам к недвусмысленным звукам, легко проникающим через тоненькие стены и потолок, уже успел кое-что понять. Сама того не ведая, Салли Слэггерти играла для него роль своеобразной «учительницы».
Шарлотта молча сидела на кровати, и с каждой секундой настроение ее ухудшалось. Она не имела никакого права расстраиваться и переживать по поводу того, что сейчас происходило в ее бывшей спальне. Она только пыталась убедить себя в том, что совсем не ревнует Винса к соседке. Скорей ей было обидно за него. Почему у него до сих пор не было ни одной женщины? Этот парнишка успел познать ужасы войны, но он понятия не имеет о том, как восхитительна бывает любовь!
Как несправедливо! Впрочем, пока шла война, в этом мире ничто уже не подчинялось законам справедливости.
– Подождите! – настаивал Винс. – Прекратите. Я говорю это вполне серьезно. Не надо, Салли!
– О чем ты так волнуешься? – удивилась она. – Ты же сам сказал мне, что сейчас в доме никого нет. И старушка, и наша фригидная монашка – они обе ускакали на работу, если не ошибаюсь.
Монашка? Значит, Салли считает ее фригидной монашкой? Вот как!
– Ну кому какое дело, если мы немного побалуемся и пошумим? – не отступала Салли. – Кто вообще будет об этом знать?
– Я буду знать, – негромко ответил Винс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34