И тут сиденье само по себе неспешно выплюнуло громадный ком материи на четырех пожелтевших стропах. Я взмолился, чтобы конструкция не расползлась, когда стропы натянутся. Мое земное существование зависело от инженерного гения советских людей, в которых дядя Моррис в начале семидесятых кидался яйцами. Парашют раскрылся и рванул меня вверх, чуть не выдернув руки.
И тишина. Я раскачивался маятником, над головой волновалась на ветру шелковая палатка. Лишь тогда я взглянул на землю, что быстро надвигалась снизу. Фермы, дома, дороги и машины. Человеки заняты рутиной и совершенно не подозревают, что по воздуху к ним лечу я. Приближалось поле с аккуратными грядками зеленых листьев. Латук? Люцерна? Есть время поразмышлять. Но ветер сносил меня вбок, да так резко, что я испугался, как бы не промахнуться мимо ровной площадки и не приземлиться в густом лесу у края поля.
Я вцепился в парусину между спинкой кресла и стропами, надеясь отрулить к безопасному месту высадки. Нулевой эффект. Однако ветер переменился, даже вроде бы дунул на меня снизу. Я возвращался на землю, и силы природы позаботились обо мне, замедлив падение.
Ощутив удар, я послушался Тобиасова совета, но перестарался: одновременно согнул колени и побежал вперед. Секунду держался на ногах, затем рухнул лицом в грязь. Во рту резко заболело. Я разбил о мобильник зуб да еще рассек губу, но был жив, как никогда.
Пара фермеров выпрыгнули из трактора и теперь мчались ко мне, матерясь во всю глотку. Я осмотрел горизонт. Где, интересно, Морхаус? Если упал – где дымный столб? Ничего. Может, Тобиас передумал?
12
Эндшпиль
Фермеры вызвали полицейских, те дали мне марли для губы, проглотили мою байку и подкинули на автобусную остановку в Вудстоке. Хипповая пара в тибетских шапочках и крашеных майках сидела на лавке и ела курагу из бурого бумажного пакета. У мужчины на груди висел крошечный младенец в синем мешке.
Над Катскиллами садилось солнце. Трудно разглядеть, есть ли останки или спасатели. Если б Морхаус разбился, полицейские наверняка бы мне сказали.
– Красиво, да? – спросила женщина.
– А?
– Простите, я заметила, вы любуетесь пейзажем.
– А. Ага. Замечательная панорама.
– Это хорошо – вы в город автобусом. Мы всегда так ездим. Защищаем природу.
– Минус лишняя унция нефтехимии – плюс лишняя минута озонового слоя, – прибавил мужчина.
– Так вы местные? – Я быстро перенял пасторальный тон.
– Вообще-то нет, – ответила женщина. – Мы со Стивеном переехали из Трентона, когда забеременели.
– Очень мило с твоей стороны, дорогая, – сказал Стивен, положив руку ей на живот. – Но всю работу сделала ты. – И они поцеловались.
– А переехать сложно было? – Я почти задумался, не сменить ли образ жизни. – Вы же на работу не ездите?
– Конечно, нет, – ответил Стивен. Младенец тянул его за бороду. – Мы открыли веб-сайт. «Жизнь-в-простоте.com». Учим людей менять свою жизнь, как мы поменяли.
– Много всего, – объяснила женщина. – Купить землю, построить дом. Солнечные батареи, запасные генераторы, органическая почва.
– Дорого, наверное. – Я в уме подсчитывал расходы.
– С учетом всего, нам переход на текущий уровень простоты стоил двух миллионов, – кивнул мужчина. – Пришлось заем брать, и не один. Не считая высокоскоростной тарелки, холодильных установок, водоочистного оборудования, плюс обнаружение и удаление радона, машины для экофермы и, разумеется, безопасность и оборона.
– Оборона?
– Мы пацифисты, – сказал Стивен. – Оружие и укрытия – просто на всякий случай. – Он подмигнул.
– Ну конечно. – Я тоже подмигнул этому Добровольцу Натурализма. – А зарабатываете?
– Вашими молитвами, и пусть вселенная сговорится вас опекать, – просияла женщина. – Мы делимся нашим рецептом с другими, приносим радость простоты в их жизнь, а потом они тоже делятся ею с близкими. Цикл добродетели.
– Многоуровневый маркетинг?
– Нет, вовсе нет! Мы это называем сетевой маркетинг, потому что никакой иерархии. Чтобы наполнить жизнь благословенной простотой, каждый получает одни и те же инструменты.
– Мы продаем инструментарий, чтобы люди тоже открывали свои сайты «Жизнь-в-простоте», – пояснил Стивен. – Сейчас в сети более тысячи нод. – Младенец в своем мешке начал корчиться. Женщина забрала дитя у Стивена, чтобы тот закончил повествование о модели доходов.
– Всякий раз, когда их клиенты приобретают солнечную батарею или комплект органической тропической древесины для постройки дома, мы получаем десять процентов. Очень по-дзэнски. Чем больше простоты в жизни других, тем больше простоты мы сами сможем себе позволить.
У меня духу не хватило развеять этот фантом устойчивого потребительского рая, и я выбрал место подальше, в заду автобуса. Вонь дезинфицированных человеческих отходов из сортира лучше размышлений об экологической катастрофе, которую из лучших побуждений провоцируют любители простоты. Прав Тобиас. Бежать некуда.
Я умудрился провалиться в забытье; неглубокое, без подзарядки, однако довольно полоумное – я видел сны. В одном коронованная Карла сидела на троне и принимала парад голых мускулистых евнухов. Потом я увидел себя в «Шоу Джерри Спрингера» – как я кладу сестру на лопатки, а зрители скандируют: «Дже-рри! Дже-рри!»
Потом я очутился на товарной бирже. Проталкивался сквозь вопящую толпу. Все собрались у одной ямы и орали, точно ковбои. Я пробрался в первый ряд – глянуть, что творится. Там на коленях, спиной ко мне, стоял Тобиас. Он вязал молодого бычка. Тобиас оглянулся, протянул мне длинный нож. Я взял и тоже опустился на колени. Поднеся нож к бычьей мошонке, я осознал: у быка человечья голова. На меня смотрела моя собственная перепуганная физиономия.
Я выдернул себя из транса, сосредоточившись на сортирной вони. Я не вполне понимал, где я и куда еду. Дабы убедиться, что сегодняшние события мне не примерещились, я нащупал в кармане рубашки полиэтиленовый пакетик с осколком зуба, который нашла полиция. На месте. Воротник вымок и покраснел. Рассеченная губа упрямо кровоточила.
Уже миновал полдень, когда перед Портовым управлением я поймал такси до «Бет-Исраэль». Тесланет, «Синаптиком», «МиЛ» и вообще все подождут. Я достиг подножия иерархии потребностей Маслоу. Сперва губа, затем борьба.
Китаянка зашивала меня с безразличным пренебрежением. Решила, наверное, что я в баре подрался. Очередной богатый америкашка пал жертвой загнивания нашего аморального общества. В прошлом поколении «белую кость» зашивал бы еврей. Иметь в семье ДМ – высочайший нахес. А теперь профессия перешла в сферу обслуживания. Автомеханик, только ставки выше. Дерматологическая швея. Но она хоть чем-то реальным зарабатывает.
Зуб подождет до понедельника, срочной хирургии не требуется. Китаянка в трех экземплярах подписала какие-то бумаги и велела ждать снаружи, когда кассир назовет мой номер.
В очереди человек тридцать и еще несколько быков, но я устал и не буду подсчитывать, за сколько времени доползу к окошку, если на человека – примерно две минуты. Ну да, час. Не сдержался.
Я закрыл глаза; когда все закончится, смогу легитимно не открывать их несколько часов в урбанистической утробе дома с двойными рамами. Ах да. Мой дом. Сколько я смогу там прожить, раз ухожу из «МиЛ»? И чем платить за жилье, в которое перееду? А моя репутация? Неужто нечего прихватить с собой из этого кошмара? Тесланет. Точно. Два лимона наличными за продажу друзей. Лучше, чем ничего.
Я старался не пукнуть – довольно трудно, поскольку соседний стул ходил ходуном. Какой-то старик неустанно ерзал, удобнее пристраивая тощие ягодицы.
– Я тебя разбудил, Джейми? – спросил он. Ебическая сила. Эзра Бирнбаум. – Я увидел, что ты спишь, и старался потише.
Я потрясенно молчал.
– Ты поранился? – нежно спросил Бирнбаум.
– Ничего страшного. Губу рассек. Четыре шва. – Из-за остатков анестезии говорил я невнятно. Будто пьяница.
– Я рад, что ничего серьезного. Все равно прочитаю за тебя «Исцели».
– Спасибо, мистер Бирнбаум. – Почему Эзра так мил?
– Ты и впрямь хреново выглядишь, сынок. Подрался или как?
– Или как. Тяжелая выдалась неделька.
– Не говори, – согласился Бирнбаум.
– А вы тут почему? – спросил я, будто мы сокамерники.
– Дочь. Рожает. Тридцать часов уже.
– Мазл тов, – сказал я. – По крайней мере, это вас отвлечет от… – Я умолк, затормозив на неловкой паузе. Бирнбауму хватило конгениальности на двоих.
– Это благословение Божье, да. Надо выговориться, иначе лопну.
– Послушайте, мистер Бирнбаум. Я хотел вам сказать, как мне жаль…
– Из-за фотографий? Не переживай.
– Нет, я серьезно, – заупрямился я. – Простите за все. За рекламу, за пиар-кампанию. Вы были с самого начала правы.
– Я был прав? В чем я был прав? – Он поднял брови и улыбнулся.
– Все свихнулись. Как вы говорили? Бешеные Пароксизмы?
– Понравилось? – засмеялся Бирнбаум. – Я знал, что в эфире задержится.
– Но это правда. Все очумели. Тотальная мания.
– И по-твоему, ты в этом виноват?
– Ну, как бы, – признал я.
– Ерунда. Такое случается.
– И вы так спокойно говорите?
Эзра выудил из кармана флакон с таблетками.
– Видишь? Пару месяцев назад мой врач меня посадил наконец на золофт. Пока дозу вычисляли, намучились страшно. Слишком много – я дергаюсь. Слишком мало – не разрывается депрессивный цикл. И тут меня осенило. На самом деле, я же просто психофармаколог от экономики. Пусть по трубам течет достаточно капитала, чтобы люди не теряли оптимизма, а экономика стабильно росла. Не слишком много – иначе рост маниакальный, а в итоге инфляция. И не слишком мало – сложно брать займы, а в итоге спад.
– Но экономика – не просто психология, мистер Бирнбаум. Это реальная штука. На капитале компании растут.
– Нет-нет, Джейми, это лишь модель. Расслабься. Как она действует, никто не знает. Во всяком случае, после отказа от золотого стандарта или появления международных рынков. Макроэкономика, сынок, – не наука, а религия. Сплошное настроение. В этом суть. Моя задача – ну, была, – поддерживать стабильность. Не решать мировые экономические проблемы, а не допустить, чтоб они вышли из-под контроля. Посредством осторожного регулирования.
– Но ведь благосостояние справедливее всего распределяется при свободном рынке? Нас в школе учили – чем более открыта система, тем более она в итоге стабильна. Как в природе.
– Рынок – не природа, Джейми. С чего ты взял? Даже будь оно так, природа разве способствует выживанию сильнейшего? В результате эволюции получается масса отнюдь не оптимальных ситуаций. Если природа ведет к выживанию сильнейшего, откуда у нас взялась операционная система Windows?
– «Майкрософт» жульничала. Ее потому в суд и отволокли. Чтоб играла по правилам.
– А кто следит за соблюдением правил в природе? Бог?
– Природу не обжулить, – убежденно сказал я.
– С легкостью. Зачем и нужна цивилизация. Чтобы молодые не подмяли старых, а сильные не заменили слабых. Пока сильные и молодые не ослабеют и не постареют настолько, что сами станут зависеть от тех же правил. Цель игры – обжулить природу. Законы поддерживают «статус кво». А кто устанавливает законы, знаешь?
– Кто?
– Мы, Джейми. Евреи.
– Да ладно.
– Правда, – сказал Бирнбаум. – Откуда ноги растут у американской законодательной системы? Из талмудических законов. Своей земли нам не полагалось, так что мы стали специалистами по торгам и сделкам. Адвокатами и банкирами.
– Но мы же не правящий класс. Ну, то есть евреи богаче некоторых, но не супербогачи. Никогда не были. Мой дед сюда приехал без гроша.
– Не сомневаюсь. Наверняка в жуткой спешке, а? Почему, как ты думаешь, мы отовсюду бежали? Вавилон? Испания? Германия? Потому что мы избранный народ?
– Ну и почему? Потому что у нас всемирный заговор? – Я разозлился.
– Мы показываем людям, почему не нужно искать от добра добра. Почему надо свою природу обуздывать. Еврейский опыт учит людей не дичать.
– И это важный урок, – сказал я. – Мы стражи мировой морали. Иногда мученики даже.
– Приятно, а? – улыбнулся Бирнбаум. – Я раньше был, как ты. Думал, еврейский народ – такой подопытный кролик. Принесен в жертву ради мирового блага. Первая линия обороны против фашизма. Но ты посмотри на это с позиции гоя. У евреев обычно приятная белокожая жизнь высше-среднего класса. И денег больше, чем полагается изгнанному ближневосточному народу без реального имущества и на чужой территории.
– Евреям все удается, потому что для нас важно образование. Мы изо всех сил трудимся.
– Ну еще бы. А что в итоге? Мы создаем системы, где власть удерживает горстка монархов или сверхбогачей. Мы менеджеры среднего звена. Банкиры, сборщики налогов. Содержим пару-тройку свадебных генералов, богатых, как свиньи. За небольшие деньги, если учитывать масштаб. Они от инбридинга и траст-фондов так отупели, что манипулировать ими – пара пустяков. А мы зато на фоне их богатства и власти не выгладим настоящими победителями.
– Моя бабушка ходила на демонстрации с лидером рабочего движения. С Юджином Деббсом. Тогда евреи были коммунистами. Активистами.
– Ну, естественно. Они тут были новенькими. И бедняками. А поднявшись, мы сменили амплуа. Поддерживаем порядок вещей. Стабильный рост, но медленный, чтоб реальных перемен не случалось. И все под предлогом социальной ответственности. Думаешь, все эти проекты жилой застройки – для размывания классовых границ? Они просто формализуют бедность. А медленная, стабильная, регулируемая экономика формализует богатство.
– Цель регулирования – защита конкуренции.
– Нет, Джейми, цель регулирования – предотвращение конкуренции.
Я уже не понимал, что доказываю. Эзра загнал меня в угол.
– А до золофта вы так же думали? – не выдержал я.
– Честно говоря, Джейми, я все это понял, когда ваш ролик увидел. Толпы людей сражаются за право участвовать в свободном рынке. Попасть в игру. А я со своей риторикой их не пускаю. Вот я и подумал – ну, берите свой тортик и ешьте на здоровье.
– Но на самом деле вы же в это не верите? Что евреи лижут задницу богачам ради положения в обществе? Не верите?
– А что? Думаешь, ты исключение, Коэн?
– По-моему, я в этом не участвую. Да.
– Тогда зачем на Морхауса работаешь? Так веришь в собственные идеи? В этот свой Тесланет? Единственную настоящую собственность, единственную подлинно новаторскую идею ты при первой же возможности сбагрил Теллингтону. А он ее на рынок не выведет. Он тебе платит миллионы, чтобы она не попала на рынок.
– Тут все иначе.
– Это почему?
Готового ответа у меня не нашлось. Но свои два лимона я получу, появится ответ или не появится. Потом, если что, покаюсь. Или на благотворительность пожертвую. Даже целую половину. После налогов.
– Слушай, Коэн. Может, ты не такой. Я тебя не сужу. Но я всю жизнь трясся из-за досок, которые падают людям на головы. Из-за того, что за каждым углом – катастрофа. Мне никто спасибо не сказал, и меня уже тошнит до смерти. Если хотят, пускай хоть с обрыва прыгают. Мне теперь до лампочки. Я скоро дедушкой стану.
Выкрикнули мой номер. Я оставил падшего титана в его золофтовом блаженстве, оплатил счет и направился к подземке, не отрывая глаз от тротуара. Чтобы никаких галлюцинаций. Может, дантист мне порекомендует хорошего психотерапевта.
Я подошел к лестнице, и треснутый мобильник в кармане проблеял жалким полузвонком.
– Алло?
На том конце – одна статика. Потом материн голос:
– Я ничего не слышу. По-моему, автоответчик.
– Алло? – крикнул я. – Слышишь меня?
Вдалеке – отцовский голос:
– Может, он уже едет.
– Я тут! Алло! – Микрофон сдох. Я дал отбой.
Родители. Черт. Совсем забыл. На закате начнется голосование. Надо ехать. Я не подведу своего отца, как подвел Алекова. И я знаю, как его спасти.
На Четырнадцатой улице я купил вместо окровавленной «Армани» какую-то рубашку, позвонил домой и сказал, что еду. Потом звякнул Греко, попросил захватить блестящий черненький диск и подождать меня у моих родителей. Уайтстоунская синагога нажрется у меня реактивной архитектуры до отвала.
Дверь открыла сияющая Мириам.
– Привет, красотка, – сказал я, прикрывая ладонью рот. Вечно она все замечает.
Она опустила глаза и намотала черный локон на палец. Я нежно ее поцеловал и под локоток отвел в гостиную.
– У тебя жесткая рубашка, – высказалась Мириам. – И толстая губа.
В торжественный день явились все. Мама, папа, Мириам, Моррис, Эстель и Бенджамин. Я мысленно сочинял, что приключилось с губой, но, к счастью, мой выход и мою рану затмила текущая дискуссия, уже в самом разгаре.
В пятницу Бенджамина рано отправили из школы с запиской директора: кузену надлежало пройти срочное психологическое обследование.
– И они имеют право? – удивлялся Шмуэль.
– Они должны, – отвечала издерганная Бенджина мать. – Если на ученика донесли, школа формально не вправе пускать его в класс без расследования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30