Эллен прыгала по комнате; ее зеленая шляпа сползла на макушку, рыжеватые кудри развевались.
– Мамочка, я хочу быть мальчиком!
– Тише, дорогая. Мамочка нехорошо себя чувствует.
– Я хочу быть мальчиком!
– Что ты сделал с ребенком, Эд? Она так взволнована.
– Мы смотрели чудесную пьесу, Сузи. Тебе бы она, наверное, понравилась. Так поэтично! Мод Адамс была изумительна. Элли была в восторге.
– Глупо брать такую крошку…
– О папочка, я хочу быть мальчиком!
– Мне моя девочка нравится и так. Мы пойдем еще раз, Сузи, и возьмем тебя с собой.
– Эд, ты прекрасно знаешь, что я не поправлюсь.
Она сидела выпрямившись, ее увядшие желтые волосы свисали вдоль спины.
– О, я хотела бы умереть. Я хотела бы умереть и не быть вам больше в тягость… Вы оба меня ненавидите, иначе вы не оставляли бы меня одну. – Она закрыла лицо руками. – О, я хотела бы умереть! – зарыдала она.
– Сузи, ради Бога, как тебе не стыдно! – Он обнял ее и сел на кровать рядом с ней.
Продолжая тихо плакать, она опустила голову к нему на плечо. Эллен стояла, глядя на них круглыми, серыми глазами. Потом начала прыгать по комнате, напевая про себя:
– Элли будет мальчиком, Элли будет мальчиком!
Бэд плелся по Бродвею, прихрамывая из-за волдырей на ногах, мимо пустырей, на которых в траве среди крапивы и бессмертника блестели консервные банки, мимо рекламных щитов и вывесок; мимо лачуг и брошенных будок; мимо канав, полных щебня и раздавленных колесами отбросов; мимо серых каменных холмов, в которые настойчиво вгрызались паровые сверла; мимо ям, из которых вагонетки, полные камня и глины, карабкались по деревянному настилу на дорогу, пока не выбрался на новый тротуар и пошел вдоль желтых кирпичных домов, заглядывая в окна мелочных лавок, китайских прачечных, закусочных, цветочных, овощных, портновских, гастрономических магазинов. Проходя под лесами строящегося здания, он встретился глазами со стариком, который сидел на краю тротуара и заправлял керосиновые лампы. Бэд остановился, подтянул брюки и откашлялся.
– Скажите, мистер, не укажете ли вы мне, где можно получить приличную работу?
– Работа бывает всякая, молодой человек, кроме приличной. Через месяц и четыре дня мне исполнится шестьдесят пять лет, работаю я с пяти лет и, признаться, ни разу еще не находил приличной работы.
– Мне всякая подойдет.
– Союзная карточка есть?
– Ничего у меня нет.
– Не получите никакой работы на постройках без союзной карточки, – сказал старик.
Он потер кистью руки серую щетину на подбородке и снова склонился над лампами. Бэд стоял, глядя на пыльные леса новой постройки, пока не заметил, что какой-то человек в коричневом котелке пристально всматривается в него из окна сторожевой будки. Неуклюже шаркая, он пошел дальше. Если бы я мог добраться до центра…
На углу вокруг большого белого автомобиля собралась толпа. Автомобиль пыхтел. Полисмен держал за руку маленького мальчика. Человек с красным лицом и белыми моржовыми бакенбардами, высунувшись из автомобиля, сердито говорил:
– Я заявляю: он бросил камень! Пора положить этому конец!
Женщина с волосами, завязанными на макушке в тугой узел, грозила кулаком человеку в автомобиле:
– Он чуть меня не переехал, констебль, чуть не переехал!
Бэд стоял около молодого мясника в переднике и спортивной кепке, сдвинутой на затылок.
– Что случилось?
– Не знаю. Опять автомобильная история, очевидно. Вы читаете газеты? Какое право имеют эти проклятые автомобили носиться по городу, сбивая с ног женщин и детей?
– А разве они это делают?
– Конечно!
– Скажите, не можете ли вы указать мне место, где можно получить работу?
Мясник рассмеялся.
– А я думал, вы просите милостыню. Видно, что вы не здешний. Я вам скажу, что вам надо делать. Идите прямо по Бродвею, пока не дойдете до ратуши.
– Это центр?
– Ну да. Потом зайдите в ратушу, спросите мэра и скажите ему, что по вашим сведениям в совете олдерменов есть свободные места.
– Ни черта у них нет, – проворчал Бэд и быстро пошел дальше.
– Бросайте, ребятки!.. Бросайте, черти полосатые!
– Ну-ка покажи им, Слэтс!
– Семерочка! – Слэтс бросил кости и щелкнул потными пальцами. – Ах, черт!
– Ты, я вижу, замечательный игрок, Слэтс.
Грязные руки бросили по пятаку в центр круга, образованного торчащими вперед, штопаными коленками. Пять мальчишек сидели на корточках под фонарем на Южной улице.
– Пошевеливайтесь, писуны!.. Бросайте кости, черт вас возьми!
– Кончай игру, ребята! Сюда идет Большой Леонард со своей бандой.
– Я ему выпущу мозги на панель!
Четыре мальчика побежали вдоль верфи, постепенно рассыпаясь и не оглядываясь. Самый маленький, с лицом без подбородка, похожим на клюв, остался на месте и спокойно собрал монеты. Потом он побежал вдоль стены и исчез в темном проходе между двумя домами. Он спрятался за трубой и ждал. Смутный шум голосов проник в проход, потом замер в конце улицы. Мальчик сосчитал пятаки: десять штук.
– Ого, пятьдесят центов… Я скажу, что Большой Леонард все забрал.
У него были дырявые карманы, и он завязал пятаки в подол рубашки.
Винный бокал шушукался с фужером для шампанского перед каждым прибором на сверкающем белизной овальном столе. На восьми блестящих белых тарелках лежали, подобно черным бусам, на листах салата восемь порций икры, обрамленные ломтиками лимона, посыпанные рубленым луком и яичным белком.
– Beaucoup de soing, не забывай этого, – говорил старый лакей, морща шишковатый лоб.
Он был низкого роста, ходил переваливаясь; несколько прядей черных волос были зачесаны на макушку.
– Хорошо. – Эмиль важно кивнул головой – крахмальный воротничок был ему узок.
Он опускал последнюю бутылку шампанского в никелированное ведро со льдом.
– Beaucoup de soing, sporca madonna! Этот тип сорит деньгами, как конфетти, и щедро дает на чай. Он очень богатый человек. Он тратит деньги без счета.
Эмиль расправил складку на скатерти.
– Не делай этого, у тебя грязные руки, могут остаться следы.
Переступая с ноги на ногу, они стояли в ожидании, с салфеткой под мышкой. Снизу, из ресторана, вместе с жирным запахом еды и звоном ножей и вилок, доносились нежно кружащиеся звуки вальса.
Рот Эмиля сложился в почтительную улыбку, когда он увидел, что метрдотель, стоявший за дверью, поклонился кому-то. Появилась длиннозубая блондинка, в розовом манто. Она висела на руке человека с лунообразным лицом, который нес цилиндр, держа его перед собою, точно полный до краев стакан. За ними вошла маленькая кудрявая девушка в синем – она смеялась, показывая зубы. Дальше – полная женщина с диадемой на голове и черной бархоткой на шее… нос бутылкой, длинное лицо табачного цвета… крахмальные сорочки, руки, поднесенные к белым галстукам, сверкание цилиндров и лакированных ботинок… Еще один – юркий человечек с золотыми зубами; он размахивал руками, изрыгая приветствия каркающим голосом. В пластроне его сорочки сверкал огромный бриллиант. Рыжеволосая девушка в передней собирала верхнее платье. Старый лакей подтолкнул Эмиля локтем.
– Это главный, – шепнул он краешком губ, низко кланяясь.
Эмиль прижался к стене, пока гости с шумом проходили в комнату. Запах пачулей заставил его внезапно покраснеть до корня волос.
– А где Фифи Уотерс? – воскликнул человек с бриллиантовой запонкой.
– Она сказала, что приедет не раньше, чем через полчаса. Я думаю, что поклонники не выпускают ее из театра.
– Ну, мы не станем ее ждать, хотя бы сегодня был день ее рождения. Я никогда в жизни никого не ждал. – Он постоял секунду, обводя глазами женщин, сидевших за столом, потом вытянул манжеты из рукавов фрака и внезапно сел.
Икра исчезла в одно мгновение.
– Человек, как насчет крюшона? – каркнул он.
– De suite, monsieur…
Эмиль, задерживая дыханье и втягивая щеки, убирал тарелки. На бокалах оседал иней – старый лакей наливал в них вино из хрустального кувшина, в котором плавали листья мяты, льдинки, лимонные корочки и длинные ломтики огурца.
– Вот! Это хорошо! – Человек с бриллиантовой запонкой поднес бокал к губам, пригубил и, поставив его на место, бросил насмешливый взгляд на свою соседку.
Она намазывала масло на кусочки хлеба и, кладя их в рот, все время бормотала:
– Я очень мало ем, очень мало…
– Это не мешает вам пить, Мэри, не правда ли?
Она закудахтала и хлопнула его по плечу закрытым веером.
– И шутник же вы!
– Allumeз moi ?a, sporca madonna! – зашипел лакей на ухо Эмилю.
Эмиль зажег две горелки на столике для посуды, и запах горячего хереса, сливок и омаров начал распространяться по комнате. Было жарко, шумно, пахло духами и табаком. Подав омаров и наполнив бокалы, Эмиль прислонился к стене и провел рукой по влажным волосам. Глаза его остановились на пухлых плечах женщины, сидевшей впереди него, потом скользнули вдоль напудренной спины к тому месту, где под кружевами отстегнулся маленький серебряный крючок. Человек с плешивой головой, сидевший рядом с ней, переплел свою ногу с ее ногой. Она была молода – одних лет с Эмилем. Она смотрела в лицо мужчине, и ее полуоткрытые губы были влажны. У Эмиля закружилась голова. Он не мог оторвать взгляд от ее спины.
– Но что случилось с прелестной Фифи? – каркнул человек с бриллиантом, прожевывая омара. – Как видно, она имела сегодня такой успех, что наша компания кажется ей чересчур скромной.
– У кого хотите закружится голова!
– Ну-с, если она думает, что мы ее будем ждать, мы ей преподнесем сюрприз. Хо-хо-хо! – заорал человек с бриллиантовой запонкой. – Я никогда в жизни никого не ждал и не собираюсь ждать.
Человек с лунообразным лицом отставил тарелку и играл браслетом на руке женщины, сидевшей рядом с ним.
– Вы сегодня настоящая красавица, Ольга.
– Я теперь как раз позирую одному художнику, – ответила женщина, держа свой бокал против света.
– Клянусь Богом, я куплю портрет.
– Едва ли это вам удастся. – Она покачала золотистой головкой.
– Вы скверный маленький бесенок, Ольга!
Она рассмеялась, не разжимая губ над длинными зубами.
Какой-то мужчина наклонился к человеку с бриллиантом, стуча толстым пальцем по столу.
– Нет, сэр, Двадцать третья улица в качестве объекта для операций с недвижимыми имуществами лопнула. Это все признают. Но вот о чем я хотел бы поговорить с вами частным образом, мистер Годэлминг… Как создаются миллионы в Нью-Йорке?… Астор, Вандербильд, Фиш… Только на недвижимом имуществе! Теперь очередь за следующими пустырями… Почти рядом… Покупайте на Сороковой…
Человек с бриллиантом поднял бровь и покачал головой:
– Проведем хоть один вечер не по-деловому. Как это говорится… «откинь заботы и печали» или что-то в этом роде… Эй, человек! Почему вы, черт возьми, не подаете шампанского? – Он встал на ноги, кашлянул в кулак и запел хриплым голосом:
О, если б океан сплошным шампанским был…
Все захлопали. Старый лакей только что обнес гостей пудингом и теперь, с красным, как свекла, лицом, вытаскивал тугую пробку из бутылки. Когда пробка выскочила, дама в диадеме взвизгнула. Пили за здоровье человека с бриллиантовой запонкой.
Он такой веселый, славный малый…
– Как называется это блюдо? – спросил человек с носом бутылкой, наклоняясь к девушке.
Ее черные волосы были разделены прямым пробором. Она была одета в светло-зеленое платье с пышными рукавами. Мужчина подмигнул и поглядел в упор в ее черные глаза.
– Это самое фантастическое блюдо, какое я когда-либо ел. Вы знаете, милая моя, я не часто приезжаю в этот город. – Он допил свой бокал. – Когда я уезжаю отсюда, я постоянно чувствую отвращение. – Его лихорадочный, блестящий от шампанского взгляд скользил по контурам ее шеи, плеч и остановился на голой руке. – Но на этот раз я думаю…
– Жизнь старателя, должно быть, захватывающе интересна, – прервала она, вспыхнув.
– Она была захватывающей в прежние времена. То была грубая, но мужская жизнь; я доволен, что нажил капитал в прежние времена… теперь мне так не повезло бы.
Она посмотрела на него.
– Как вы скромны, называя это везением!
Эмиль вышел из отдельного кабинета. В его услугах больше не нуждались. Рыжеволосая девица из гардероба прошла мимо с большим кружевным капором в руках. Он улыбнулся, попытался поймать ее взгляд. Она фыркнула и вздернула нос. «Не хочет смотреть на меня, потому что я лакей. Ладно, когда я наживу деньги, я им покажу!»
– Скажи Чарли, чтобы подал еще две бутылки «Моэ», «Шандон», американский разлив, – раздался шипящий голос старого лакея.
Человек с лунообразным лицом встал.
– Леди и джентльмены…
– Эй вы, поросята, тише! – прокричал чей-то голос.
– Свинья хочет говорить, – сказала Ольга шепотом.
– Леди и джентльмены! Вследствие отсутствия нашей звезды Вифлеема…
– Джилли, не кощунствуйте, – сказала дама в диадеме.
– Леди и джентльмены, так как я не привык…
– Джилли, вы пьяны!
– Я говорю: хоть счастье и покинуло нас…
Кто-то дернул его за фалды, и лунолицый со стуком сел на стул.
– Это ужасно, – сказала дама в диадеме, обращаясь к человеку с длинным лицом табачного цвета, сидевшему в конце стола. – Это ужасно, полковник, как Джилли богохульствует, когда напьется.
Полковник осторожно снимал фольгу с сигары.
– Что вы говорите! – процедил он; его седоусое лицо ничего не выражало.
– Знаете, ужасная история случилась с Аткинсом, стариком Эллиотом Аткинсом. Помните, он работал с Мэнзфилдом…
– Неужели? – ледяным тоном спросил полковник, отрезая кончик сигары перламутровым перочинным ножом.
– Скажите, Честер, это правда, что Мэби Эванс имела огромный успех?
– Не представляю себе этого, Ольга. У нее плохая фигура…
– Понимаете, как-то вечером – они тогда гастролировали в Канзасе – он был в стельку пьян и начал говорить речь…
– Она не умеет петь…
– Бедняга всегда плохо чувствует себя перед публикой…
– У нее отвратительная фигура…
– Речь, вроде Боба Ингерсолла…
– Бедный старик… Я хорошо знал его в былые дни, в Чикаго…
– Что вы говорите! – Полковник медленно поднес зажженную спичку к концу сигары.
– И вдруг сверкает страшная молния, и огненный шар влетает в одно окно и вылетает в другое.
– Убило его? – Полковник пустил под потолок синий клуб дыма.
– Что такое? Вы говорите, Боба Ингерсолла убило молнией? – пронзительно крикнула Ольга. – Так ему и надо, гнусному атеисту!
– Нет, не убило. Но он постиг сущность жизни и стал методистом.
– Странно! Почему это актеры так часто становятся проповедниками?
– Иначе их никто не хочет слушать! – каркнул человек с бриллиантовой запонкой.
Оба лакея стояли за дверью и прислушивались к разговору.
– Tas de sacr?s cochons… sporca madonna! – прошипел старый лакей.
Эмиль пожал плечами.
– Эта брюнетка весь вечер делала тебе глазки. – Он наклонился к Эмилю и подмигнул. – Может, подцепишь рыбешку, а?
– Ну их, с их грязными болезнями!
Старый лакей хлопнул себя по ляжке.
– Никуда не годится современная молодежь… Когда я был молод, я не зевал.
– Они даже не глядят на нас, – сказал Эмиль, стиснув зубы. – Автомат во фраке, и больше ничего.
– Подожди, приучишься.
Дверь открылась. Они почтительно поклонились бриллиантовой запонке. Кто-то нарисовал карандашом пару женских ножек на пластроне его сорочки. Яркие пятна горели на его щеках. Нижнее веко одного глаза отвисло, и это придавало его лицу саркастическое выражение.
– Что за черт, Марко, что за черт… – бормотал он. – Нам нечего пить. Принесите две кварты «Атлантического океана»…
– De suite, monsieur. – Старый лакей поклонился. – Эмиль, скажи Огюсту, imm?diatement et bien frapp?.
Когда Эмиль бежал по коридору, к нему донеслось пение:
О, если б океан сплошным шампанским был…
Лунолицый и бутылконосый возвращались под руку из уборной, лавируя между пальмами.
– Эти проклятые дураки кормят так, что меня тошнит.
– Да, это не те ужины с шампанским, что мы едали в Фриско в былые времена.
– Да, то были славные времена.
– Между прочим… – Лунолицый выпрямился и прислонился к стене. – Холлиок, старина, вы видели мою статью о каучуковой промышленности в утренней газете? Капиталисты погрызут этот камешек… как мышки…
– Что вы знаете о каучуке? Дрянь товар…
– Подождите и присмотритесь, Холлиок, старина, иначе вы потеряете замечательный шанс. Пьян я или трезв, а запах денег я чую издалека.
– Почему же у вас их нет? – Красное лицо носатого сделалось пурпурным; он перегнулся пополам и разразился хохотом.
– Потому что я всегда втягиваю в дело моих друзей, – сказал другой очень серьезно. – Эй, человек. Где отдельный кабинет?
– Par ici, monsieur.
Красное плиссированное платье промелькнуло мимо них. Маленькое овальное лицо, обрамленное плоскими темными прядями, жемчужные зубы, открытые в улыбке.
– Фифи Уотерс! – закричали все.
– Дорогая Фифи, приди в мои объятия!
Ее поставили на стол; она стояла, перебирая ножками. Шампанское пенилось в ее бокале.
– С веселым Рождеством!
– С Новым годом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Мамочка, я хочу быть мальчиком!
– Тише, дорогая. Мамочка нехорошо себя чувствует.
– Я хочу быть мальчиком!
– Что ты сделал с ребенком, Эд? Она так взволнована.
– Мы смотрели чудесную пьесу, Сузи. Тебе бы она, наверное, понравилась. Так поэтично! Мод Адамс была изумительна. Элли была в восторге.
– Глупо брать такую крошку…
– О папочка, я хочу быть мальчиком!
– Мне моя девочка нравится и так. Мы пойдем еще раз, Сузи, и возьмем тебя с собой.
– Эд, ты прекрасно знаешь, что я не поправлюсь.
Она сидела выпрямившись, ее увядшие желтые волосы свисали вдоль спины.
– О, я хотела бы умереть. Я хотела бы умереть и не быть вам больше в тягость… Вы оба меня ненавидите, иначе вы не оставляли бы меня одну. – Она закрыла лицо руками. – О, я хотела бы умереть! – зарыдала она.
– Сузи, ради Бога, как тебе не стыдно! – Он обнял ее и сел на кровать рядом с ней.
Продолжая тихо плакать, она опустила голову к нему на плечо. Эллен стояла, глядя на них круглыми, серыми глазами. Потом начала прыгать по комнате, напевая про себя:
– Элли будет мальчиком, Элли будет мальчиком!
Бэд плелся по Бродвею, прихрамывая из-за волдырей на ногах, мимо пустырей, на которых в траве среди крапивы и бессмертника блестели консервные банки, мимо рекламных щитов и вывесок; мимо лачуг и брошенных будок; мимо канав, полных щебня и раздавленных колесами отбросов; мимо серых каменных холмов, в которые настойчиво вгрызались паровые сверла; мимо ям, из которых вагонетки, полные камня и глины, карабкались по деревянному настилу на дорогу, пока не выбрался на новый тротуар и пошел вдоль желтых кирпичных домов, заглядывая в окна мелочных лавок, китайских прачечных, закусочных, цветочных, овощных, портновских, гастрономических магазинов. Проходя под лесами строящегося здания, он встретился глазами со стариком, который сидел на краю тротуара и заправлял керосиновые лампы. Бэд остановился, подтянул брюки и откашлялся.
– Скажите, мистер, не укажете ли вы мне, где можно получить приличную работу?
– Работа бывает всякая, молодой человек, кроме приличной. Через месяц и четыре дня мне исполнится шестьдесят пять лет, работаю я с пяти лет и, признаться, ни разу еще не находил приличной работы.
– Мне всякая подойдет.
– Союзная карточка есть?
– Ничего у меня нет.
– Не получите никакой работы на постройках без союзной карточки, – сказал старик.
Он потер кистью руки серую щетину на подбородке и снова склонился над лампами. Бэд стоял, глядя на пыльные леса новой постройки, пока не заметил, что какой-то человек в коричневом котелке пристально всматривается в него из окна сторожевой будки. Неуклюже шаркая, он пошел дальше. Если бы я мог добраться до центра…
На углу вокруг большого белого автомобиля собралась толпа. Автомобиль пыхтел. Полисмен держал за руку маленького мальчика. Человек с красным лицом и белыми моржовыми бакенбардами, высунувшись из автомобиля, сердито говорил:
– Я заявляю: он бросил камень! Пора положить этому конец!
Женщина с волосами, завязанными на макушке в тугой узел, грозила кулаком человеку в автомобиле:
– Он чуть меня не переехал, констебль, чуть не переехал!
Бэд стоял около молодого мясника в переднике и спортивной кепке, сдвинутой на затылок.
– Что случилось?
– Не знаю. Опять автомобильная история, очевидно. Вы читаете газеты? Какое право имеют эти проклятые автомобили носиться по городу, сбивая с ног женщин и детей?
– А разве они это делают?
– Конечно!
– Скажите, не можете ли вы указать мне место, где можно получить работу?
Мясник рассмеялся.
– А я думал, вы просите милостыню. Видно, что вы не здешний. Я вам скажу, что вам надо делать. Идите прямо по Бродвею, пока не дойдете до ратуши.
– Это центр?
– Ну да. Потом зайдите в ратушу, спросите мэра и скажите ему, что по вашим сведениям в совете олдерменов есть свободные места.
– Ни черта у них нет, – проворчал Бэд и быстро пошел дальше.
– Бросайте, ребятки!.. Бросайте, черти полосатые!
– Ну-ка покажи им, Слэтс!
– Семерочка! – Слэтс бросил кости и щелкнул потными пальцами. – Ах, черт!
– Ты, я вижу, замечательный игрок, Слэтс.
Грязные руки бросили по пятаку в центр круга, образованного торчащими вперед, штопаными коленками. Пять мальчишек сидели на корточках под фонарем на Южной улице.
– Пошевеливайтесь, писуны!.. Бросайте кости, черт вас возьми!
– Кончай игру, ребята! Сюда идет Большой Леонард со своей бандой.
– Я ему выпущу мозги на панель!
Четыре мальчика побежали вдоль верфи, постепенно рассыпаясь и не оглядываясь. Самый маленький, с лицом без подбородка, похожим на клюв, остался на месте и спокойно собрал монеты. Потом он побежал вдоль стены и исчез в темном проходе между двумя домами. Он спрятался за трубой и ждал. Смутный шум голосов проник в проход, потом замер в конце улицы. Мальчик сосчитал пятаки: десять штук.
– Ого, пятьдесят центов… Я скажу, что Большой Леонард все забрал.
У него были дырявые карманы, и он завязал пятаки в подол рубашки.
Винный бокал шушукался с фужером для шампанского перед каждым прибором на сверкающем белизной овальном столе. На восьми блестящих белых тарелках лежали, подобно черным бусам, на листах салата восемь порций икры, обрамленные ломтиками лимона, посыпанные рубленым луком и яичным белком.
– Beaucoup de soing, не забывай этого, – говорил старый лакей, морща шишковатый лоб.
Он был низкого роста, ходил переваливаясь; несколько прядей черных волос были зачесаны на макушку.
– Хорошо. – Эмиль важно кивнул головой – крахмальный воротничок был ему узок.
Он опускал последнюю бутылку шампанского в никелированное ведро со льдом.
– Beaucoup de soing, sporca madonna! Этот тип сорит деньгами, как конфетти, и щедро дает на чай. Он очень богатый человек. Он тратит деньги без счета.
Эмиль расправил складку на скатерти.
– Не делай этого, у тебя грязные руки, могут остаться следы.
Переступая с ноги на ногу, они стояли в ожидании, с салфеткой под мышкой. Снизу, из ресторана, вместе с жирным запахом еды и звоном ножей и вилок, доносились нежно кружащиеся звуки вальса.
Рот Эмиля сложился в почтительную улыбку, когда он увидел, что метрдотель, стоявший за дверью, поклонился кому-то. Появилась длиннозубая блондинка, в розовом манто. Она висела на руке человека с лунообразным лицом, который нес цилиндр, держа его перед собою, точно полный до краев стакан. За ними вошла маленькая кудрявая девушка в синем – она смеялась, показывая зубы. Дальше – полная женщина с диадемой на голове и черной бархоткой на шее… нос бутылкой, длинное лицо табачного цвета… крахмальные сорочки, руки, поднесенные к белым галстукам, сверкание цилиндров и лакированных ботинок… Еще один – юркий человечек с золотыми зубами; он размахивал руками, изрыгая приветствия каркающим голосом. В пластроне его сорочки сверкал огромный бриллиант. Рыжеволосая девушка в передней собирала верхнее платье. Старый лакей подтолкнул Эмиля локтем.
– Это главный, – шепнул он краешком губ, низко кланяясь.
Эмиль прижался к стене, пока гости с шумом проходили в комнату. Запах пачулей заставил его внезапно покраснеть до корня волос.
– А где Фифи Уотерс? – воскликнул человек с бриллиантовой запонкой.
– Она сказала, что приедет не раньше, чем через полчаса. Я думаю, что поклонники не выпускают ее из театра.
– Ну, мы не станем ее ждать, хотя бы сегодня был день ее рождения. Я никогда в жизни никого не ждал. – Он постоял секунду, обводя глазами женщин, сидевших за столом, потом вытянул манжеты из рукавов фрака и внезапно сел.
Икра исчезла в одно мгновение.
– Человек, как насчет крюшона? – каркнул он.
– De suite, monsieur…
Эмиль, задерживая дыханье и втягивая щеки, убирал тарелки. На бокалах оседал иней – старый лакей наливал в них вино из хрустального кувшина, в котором плавали листья мяты, льдинки, лимонные корочки и длинные ломтики огурца.
– Вот! Это хорошо! – Человек с бриллиантовой запонкой поднес бокал к губам, пригубил и, поставив его на место, бросил насмешливый взгляд на свою соседку.
Она намазывала масло на кусочки хлеба и, кладя их в рот, все время бормотала:
– Я очень мало ем, очень мало…
– Это не мешает вам пить, Мэри, не правда ли?
Она закудахтала и хлопнула его по плечу закрытым веером.
– И шутник же вы!
– Allumeз moi ?a, sporca madonna! – зашипел лакей на ухо Эмилю.
Эмиль зажег две горелки на столике для посуды, и запах горячего хереса, сливок и омаров начал распространяться по комнате. Было жарко, шумно, пахло духами и табаком. Подав омаров и наполнив бокалы, Эмиль прислонился к стене и провел рукой по влажным волосам. Глаза его остановились на пухлых плечах женщины, сидевшей впереди него, потом скользнули вдоль напудренной спины к тому месту, где под кружевами отстегнулся маленький серебряный крючок. Человек с плешивой головой, сидевший рядом с ней, переплел свою ногу с ее ногой. Она была молода – одних лет с Эмилем. Она смотрела в лицо мужчине, и ее полуоткрытые губы были влажны. У Эмиля закружилась голова. Он не мог оторвать взгляд от ее спины.
– Но что случилось с прелестной Фифи? – каркнул человек с бриллиантом, прожевывая омара. – Как видно, она имела сегодня такой успех, что наша компания кажется ей чересчур скромной.
– У кого хотите закружится голова!
– Ну-с, если она думает, что мы ее будем ждать, мы ей преподнесем сюрприз. Хо-хо-хо! – заорал человек с бриллиантовой запонкой. – Я никогда в жизни никого не ждал и не собираюсь ждать.
Человек с лунообразным лицом отставил тарелку и играл браслетом на руке женщины, сидевшей рядом с ним.
– Вы сегодня настоящая красавица, Ольга.
– Я теперь как раз позирую одному художнику, – ответила женщина, держа свой бокал против света.
– Клянусь Богом, я куплю портрет.
– Едва ли это вам удастся. – Она покачала золотистой головкой.
– Вы скверный маленький бесенок, Ольга!
Она рассмеялась, не разжимая губ над длинными зубами.
Какой-то мужчина наклонился к человеку с бриллиантом, стуча толстым пальцем по столу.
– Нет, сэр, Двадцать третья улица в качестве объекта для операций с недвижимыми имуществами лопнула. Это все признают. Но вот о чем я хотел бы поговорить с вами частным образом, мистер Годэлминг… Как создаются миллионы в Нью-Йорке?… Астор, Вандербильд, Фиш… Только на недвижимом имуществе! Теперь очередь за следующими пустырями… Почти рядом… Покупайте на Сороковой…
Человек с бриллиантом поднял бровь и покачал головой:
– Проведем хоть один вечер не по-деловому. Как это говорится… «откинь заботы и печали» или что-то в этом роде… Эй, человек! Почему вы, черт возьми, не подаете шампанского? – Он встал на ноги, кашлянул в кулак и запел хриплым голосом:
О, если б океан сплошным шампанским был…
Все захлопали. Старый лакей только что обнес гостей пудингом и теперь, с красным, как свекла, лицом, вытаскивал тугую пробку из бутылки. Когда пробка выскочила, дама в диадеме взвизгнула. Пили за здоровье человека с бриллиантовой запонкой.
Он такой веселый, славный малый…
– Как называется это блюдо? – спросил человек с носом бутылкой, наклоняясь к девушке.
Ее черные волосы были разделены прямым пробором. Она была одета в светло-зеленое платье с пышными рукавами. Мужчина подмигнул и поглядел в упор в ее черные глаза.
– Это самое фантастическое блюдо, какое я когда-либо ел. Вы знаете, милая моя, я не часто приезжаю в этот город. – Он допил свой бокал. – Когда я уезжаю отсюда, я постоянно чувствую отвращение. – Его лихорадочный, блестящий от шампанского взгляд скользил по контурам ее шеи, плеч и остановился на голой руке. – Но на этот раз я думаю…
– Жизнь старателя, должно быть, захватывающе интересна, – прервала она, вспыхнув.
– Она была захватывающей в прежние времена. То была грубая, но мужская жизнь; я доволен, что нажил капитал в прежние времена… теперь мне так не повезло бы.
Она посмотрела на него.
– Как вы скромны, называя это везением!
Эмиль вышел из отдельного кабинета. В его услугах больше не нуждались. Рыжеволосая девица из гардероба прошла мимо с большим кружевным капором в руках. Он улыбнулся, попытался поймать ее взгляд. Она фыркнула и вздернула нос. «Не хочет смотреть на меня, потому что я лакей. Ладно, когда я наживу деньги, я им покажу!»
– Скажи Чарли, чтобы подал еще две бутылки «Моэ», «Шандон», американский разлив, – раздался шипящий голос старого лакея.
Человек с лунообразным лицом встал.
– Леди и джентльмены…
– Эй вы, поросята, тише! – прокричал чей-то голос.
– Свинья хочет говорить, – сказала Ольга шепотом.
– Леди и джентльмены! Вследствие отсутствия нашей звезды Вифлеема…
– Джилли, не кощунствуйте, – сказала дама в диадеме.
– Леди и джентльмены, так как я не привык…
– Джилли, вы пьяны!
– Я говорю: хоть счастье и покинуло нас…
Кто-то дернул его за фалды, и лунолицый со стуком сел на стул.
– Это ужасно, – сказала дама в диадеме, обращаясь к человеку с длинным лицом табачного цвета, сидевшему в конце стола. – Это ужасно, полковник, как Джилли богохульствует, когда напьется.
Полковник осторожно снимал фольгу с сигары.
– Что вы говорите! – процедил он; его седоусое лицо ничего не выражало.
– Знаете, ужасная история случилась с Аткинсом, стариком Эллиотом Аткинсом. Помните, он работал с Мэнзфилдом…
– Неужели? – ледяным тоном спросил полковник, отрезая кончик сигары перламутровым перочинным ножом.
– Скажите, Честер, это правда, что Мэби Эванс имела огромный успех?
– Не представляю себе этого, Ольга. У нее плохая фигура…
– Понимаете, как-то вечером – они тогда гастролировали в Канзасе – он был в стельку пьян и начал говорить речь…
– Она не умеет петь…
– Бедняга всегда плохо чувствует себя перед публикой…
– У нее отвратительная фигура…
– Речь, вроде Боба Ингерсолла…
– Бедный старик… Я хорошо знал его в былые дни, в Чикаго…
– Что вы говорите! – Полковник медленно поднес зажженную спичку к концу сигары.
– И вдруг сверкает страшная молния, и огненный шар влетает в одно окно и вылетает в другое.
– Убило его? – Полковник пустил под потолок синий клуб дыма.
– Что такое? Вы говорите, Боба Ингерсолла убило молнией? – пронзительно крикнула Ольга. – Так ему и надо, гнусному атеисту!
– Нет, не убило. Но он постиг сущность жизни и стал методистом.
– Странно! Почему это актеры так часто становятся проповедниками?
– Иначе их никто не хочет слушать! – каркнул человек с бриллиантовой запонкой.
Оба лакея стояли за дверью и прислушивались к разговору.
– Tas de sacr?s cochons… sporca madonna! – прошипел старый лакей.
Эмиль пожал плечами.
– Эта брюнетка весь вечер делала тебе глазки. – Он наклонился к Эмилю и подмигнул. – Может, подцепишь рыбешку, а?
– Ну их, с их грязными болезнями!
Старый лакей хлопнул себя по ляжке.
– Никуда не годится современная молодежь… Когда я был молод, я не зевал.
– Они даже не глядят на нас, – сказал Эмиль, стиснув зубы. – Автомат во фраке, и больше ничего.
– Подожди, приучишься.
Дверь открылась. Они почтительно поклонились бриллиантовой запонке. Кто-то нарисовал карандашом пару женских ножек на пластроне его сорочки. Яркие пятна горели на его щеках. Нижнее веко одного глаза отвисло, и это придавало его лицу саркастическое выражение.
– Что за черт, Марко, что за черт… – бормотал он. – Нам нечего пить. Принесите две кварты «Атлантического океана»…
– De suite, monsieur. – Старый лакей поклонился. – Эмиль, скажи Огюсту, imm?diatement et bien frapp?.
Когда Эмиль бежал по коридору, к нему донеслось пение:
О, если б океан сплошным шампанским был…
Лунолицый и бутылконосый возвращались под руку из уборной, лавируя между пальмами.
– Эти проклятые дураки кормят так, что меня тошнит.
– Да, это не те ужины с шампанским, что мы едали в Фриско в былые времена.
– Да, то были славные времена.
– Между прочим… – Лунолицый выпрямился и прислонился к стене. – Холлиок, старина, вы видели мою статью о каучуковой промышленности в утренней газете? Капиталисты погрызут этот камешек… как мышки…
– Что вы знаете о каучуке? Дрянь товар…
– Подождите и присмотритесь, Холлиок, старина, иначе вы потеряете замечательный шанс. Пьян я или трезв, а запах денег я чую издалека.
– Почему же у вас их нет? – Красное лицо носатого сделалось пурпурным; он перегнулся пополам и разразился хохотом.
– Потому что я всегда втягиваю в дело моих друзей, – сказал другой очень серьезно. – Эй, человек. Где отдельный кабинет?
– Par ici, monsieur.
Красное плиссированное платье промелькнуло мимо них. Маленькое овальное лицо, обрамленное плоскими темными прядями, жемчужные зубы, открытые в улыбке.
– Фифи Уотерс! – закричали все.
– Дорогая Фифи, приди в мои объятия!
Ее поставили на стол; она стояла, перебирая ножками. Шампанское пенилось в ее бокале.
– С веселым Рождеством!
– С Новым годом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43