А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Сегодня Анна должна уехать. Через несколько часов она сядет в поезд и завтра будет ходить по улицам Риги.
«Знает ли он о моем отъезде?» – думала Анна. Сообщить об этом Айвару почему-то не хватало духу. Вся партийная организация знала, что парторг уезжает учиться и его место займет Клуга; комсомольцы приходили утром прощаться. Неужели никто ни слова не скажет Айвару? Было бы горько уехать, не пожав ему руки, не сказав несколько дружеских слов, в которых он, быть может, расслышит еле уловимое, ему одному понятное обещание.
«Напишет ли он мне? А если напишет, то о чем? Что я ему отвечу? Как все сложно, а могло бы быть просто, если бы сами люди не усложняли все…»
За стеной, в комнате хозяина, часы прокуковали три раза. Через пять часов ей надо быть на станции… Через полчаса в исполкоме ее будут ждать Клуга и Бригис, чтобы в последний раз поговорить о начатых и еще не оконченных делах. Социалистическое соревнование с Айзпурской волостью, рапорт руководству уезда и республики о выполнении плана хлебопоставок… открытие сезона в Доме культуры… Ничего, все будет хорошо.
Анна закончила сборы. Вещи, которые она не возьмет в Ригу, могут остаться здесь, Жан их сохранит до ее возвращения.
В половине четвертого она пришла в исполком и… застыла на пороге от неожиданности: ее комната была полна народа. Айвар, Финогенов, Регут, Бригис, Гайда, Жан, еще несколько членов партии и три председателя организованных осенью колхозов, как по уговору, улыбнулись Анне. Она поняла, что пришли сюда эти занятые люди только из-за нее и, может быть, расстроили свои планы на субботний вечер. От их улыбок в комнате стало светлее. Волнение сдавило Анне горло. Как могла она думать об одиночестве, когда вокруг так много настоящих, надежных людей? И Айвар такой же сердечный и простой, как и остальные, только почему-то он в праздничном костюме и белом крахмальном воротничке, будто собрался на какое-то торжество.
Анна поздоровалась со всеми и села у окна.
Девушка заметила, что на столе лежали какие-то свертки и пакеты, а присутствующие переглядывались, будто без слов спрашивали о чем-то друг друга.
Но вот поднялся Финогенов, откашлялся и, застенчиво улыбнувшись, заговорил:
– Дорогой товарищ и прекрасный человек, милая Анна Антоновна… Мы пришли попрощаться с вами и пожелать вам наилучших успехов. Но прощаемся мы с вами ненадолго, через два года будем ждать вас обратно. Можете быть уверены, что кое-что вы здесь уже не узнаете, об этом позаботимся мы, ваши товарищи, остающиеся здесь, на месте. Вы найдете полностью коллективизированные деревни, новые нивы заколосятся на месте сегодняшнего болота. Всегда помните – мы ждем вашего возвращения. Чтобы ежедневно вам об этом напоминать, мы решили положить в ваш чемодан несколько подарков, без которых вам нельзя обойтись ни одного дня.
Развязав один из свертков, Финогенов поднес Анне двухтомник избранных произведений Ленина.
Глубоко растроганная, Анна поблагодарила товарищей.
Потом говорила Гайда, ее недавно вместе с Жаном Пацеплисом приняли в кандидаты партии и назначили заведующей Народным домом. Комсомольцы подарили Анне альбом фотографий, отражавший послевоенные достижения Пурвайской волости.
– Как мне все это доставить на станцию? – смеялась Анна. – Придется просить подводу.
– Если понадобится – хоть две, – сказал Регут. – Но, по всей вероятности, запрягать не придется. Я слышал, что ты поедешь не поездом.
– А как же я попаду в Ригу?
– Это тебе скажет товарищ Лидум.
Анна вопросительно посмотрела на Айвара. Тот улыбнулся так же странно и лукаво, как Клуга:
– Скажу после. Есть одна новость…
Анне очень хотелось узнать эту новость, очевидно уже известную остальным.
Наговорившись вдоволь, все стали расходиться. Анна попрощалась с Гайдой, а Жана попросила пойти с ней на квартиру и захватить оставшиеся вещи, в том числе и новый велосипед. Жан сейчас же привлек к этому делу и Гайду: ей, мол, удобнее отвезти дамский велосипед.
Айвар тоже пошел к Анне на квартиру, которая находилась тут же, по другую сторону большака. Жан и Гайда торопливо собрали вещи и ушли, показывая этим, что у них есть определенное представление о взаимоотношениях Анны и Айвара и что они не хотят мешать их прощанию.
Когда Жан и Гайда ушли, Анна посмотрела на Айвара и спросила:
– Что это за великая тайна, почему мне не придется ехать поездом?
– Тебе придется ехать по другой дороге… – ответил Айвар. – Давеча, когда тебя еще не было в исполкоме, звонил Артур. Он искал тебя, но когда узнал, что я здесь, просил позвать меня к телефону. Сегодня вечером, Анна, нам обоим надо быть в городе…
– Зачем, Айвар?
– Мы приглашены на свадьбу. Мой двоюродный брат женится. Кажется, для тебя не секрет, кто она?
– Нет, Айвар, это ни для кого уже не секрет, – улыбнулась Анна. – Как жаль, что я не знала раньше, ведь надо подумать о подарке.
– И я не в лучшем положении, – сказал Айвар. – Но это беда поправимая. Свадебный подарок можно послать и потом.
– Тогда сейчас же и отправимся?
– Выходит так. Мой мотоцикл в боевой готовности. Между прочим… – Айвар смущенно улыбнулся, – Артур хотел прислать за нами машину, но я его отговорил.
– Почему?
– Чтоб хоть немного побыть с тобой наедине.
Глаза Айвара смеялись, но в общем он казался почти торжественным, и Анна не могла понять, шутит он или говорит всерьез.
Вскоре она уже сидела в боковой коляске, и Айвар с такой тщательностью укутывал ее ноги шерстяным пледом, будто они отправлялись на Северный полюс.
Они выехали засветло. На полях еще работали крестьяне. В колхозном сарае гудела молотилка, а поодаль трактор тащил большой многолемешный плуг, лущивший стерню.
Дождь перестал, но было очень сыро и холодно.
Когда поля Пурвайской волости остались позади, Анна сказала полушутя:
– Ты говорил, что хотел бы остаться со мной наедине. Разве только для того, чтобы молчать всю дорогу?
– Нет, Анныня… – вздохнул Айвар. – У меня есть одно предложение, но… я не знаю, как ты на него посмотришь.
– Какое же? – Анна пыталась произнести это как можно непринужденнее, но голос ее осекся. Он сказал «Анныня» так смущенно и робко, будто что-то запретное.
– Мой отец тоже будет сегодня на свадьбе, – продолжал Айвар. – Ты можешь поехать в Ригу с ним на машине.
– С удовольствием, вот хорошо-то! И это все, что ты хотел мне сказать?
– Нет… это не все.
Айвар осторожно объехал какую-то лужу и только тогда взглянул на Анну.
– Я думаю, тебе не стоит устраиваться в общежитии. У нас с отцом удобная квартира из трех комнат в самом центре. Этой зимой меня почти не будет дома. Если бы ты согласилась жить… в моей комнате.
– Почему тебе этого хочется? – спросила Анна, хотя вопрос был совершенно лишним; она отлично знала почему, но все же хотела, чтобы Айвар сказал это сам… очень, очень хотела.
– Тебе это неприятно?
– Я этого не сказала… Но разве ты не можешь объяснить…
– Ладно, Анныня, скажу… Но только потом, когда ты согласишься жить в моей комнате.
– Позволь мне немного подумать, Айвар.
– Ладно, я подожду до утра.
Остальную часть пути они проехали молча. Айвар казался очень грустным. Анне стало жаль его, и она хотела уже признаться, что предложение Айвара обрадовало ее и что она принимает его, но та же нежная робость, которая до сих пор заставляла их обоих скрывать свои чувства, не позволила и на этот раз произнести искренние слова, которые мгновенно согнали бы грусть с лица Айвара.
4
В кабинете Артура Лидума происходило заседание бюро уездного комитета партии. Надо было обсудить несколько неотложных вопросов: о подготовке школ к новому учебному году, о работе уездного партийного кабинета, об организационно-хозяйственном укреплении новых колхозов и разобрать персональные дела нескольких членов партии. Дела эти возникли после недавней ревизии уездного промкомбината и требовали незамедлительного разрешения.
Заседание началось в четыре. Артур надеялся кончить его часам к семи, так как основные вопросы были тщательно подготовлены, – неподготовленные вопросы он вообще не включал в повестку дня.
– Нельзя превращать заседание в совещание, – имел обыкновение повторять Артур совет своего дяди. – На совещаниях можно часами дискутировать по каждому вопросу, пока не будет достигнута полная ясность, а на заседании все вопросы уже должны быть настолько ясны, чтобы участники могли сразу определить свое отношение к ним. Если этого нет, значит вопрос недостаточно подготовлен.
Принимая решение, он строго придерживался принципа коллегиальности и давал каждому высказать свое мнение, но длинных речей не выносил, поэтому докладчики старались говорить деловито и лаконично, сберегая красноречие для более подходящего случая.
Если Артур видел, что докладчик начинает доклад от Адама или готовится прочесть академическую лекцию, он короткими направляющими вопросами выводил оратора на нужный путь и добивался того, что тот укладывался в несколько минут.
Но как он не сдерживал ораторов, с некоторыми ему все же не удавалось справиться. Самыми опасными были двое: заведующий отделом народного образования Рудзит и заведующая партийным кабинетом Эглите. Они оба обладали способностью хорошо начать любое выступление, но поставить в нужном месте точку не умели. Рудзит любил говорить пространно и академически о самых простых вещах, нанизывая одну цветистую фразу на другую и наслаждаясь модуляциями хорошо поставленного голоса, как певчая птица, которую захватывает собственное пение. Он не говорил: «Директор школы Н. работает плохо и его надо заменить более способным работником…», а излагал эту мысль примерно так: «Принимая во внимание индивидуальные качества директора школы Н., которые в конкретных условиях на данном этапе не соответствуют специфическим требованиям, какие выдвигает переживаемое время и историческая ситуация перед ответственными работниками народного образования, нам следует прийти к выводу, что практическая работа директора Н. не находится на должной высоте и было бы весьма желательно в возможно короткий срок сделать соответствующие организационные выводы, выдвинув на вышеупомянутую должность другого, более подходящего работника». У Эглите было другое опасное свойство: она говорила быстро, без остановок, и прервать ее было так же невозможно, как задержать на полпути камень, катящийся по крутому склону с вершины горы. Она любила блеснуть к месту и не к месту длинными цитатами и сложными формулировками, которые скорее пригодились бы на семинаре политкружка повышенного типа.
И как раз в этот вечер основными докладчиками по повестке дня были Рудзит и Эглите, а поэтому заседание не сулило Артуру ничего приятного. Рудзит заговорил не торопясь, с удовольствием прислушиваясь к своему голосу. Его самодовольство было так велико, что даже повторные напоминания секретаря укома о том, что надо говорить короче и держаться ближе к делу, не сбили его. Подкрепляя свои положения, он не ограничился одним характерным примером, а демонстрировал их целую серию, к тому же со всеми подробностями. Проговорив полчаса, он еще не собрался переходить к выводам и предложениям, а когда наконец дошел до них, Артур не выдержал и, остановив Рудзита, сам прочел революционную часть проекта решения. Две-три минуты делового обмена мнениями, несколько дополнительных предложений, небольшое изменение проекта – и вопрос был решен. Рудзит вытирал со лба пот и довольно улыбался; члены бюро тоже вытирали пот, но на их лицах улыбок не было. Когда в конце стола с толстым портфелем в руках поднялась Эглите, члены бюро, как по уговору, тяжело вздохнули и каждый инстинктивно посмотрел на большие стенные часы.
О том, чтобы окончить заседание к семи часам, не могло быть и речи. В половине восьмого «тяжелые» пункты повестки дня были решены, Рудзит и Эглите ушли и бюро получило наконец возможность работать нормальным путем. Артур уже давно примирился с мыслью, что его гостям придется сегодня сесть за стол без него.
В одном из соседних домов в маленькой комнатке сидела Валентина Сафронова и читала верстку очередного номера уездной газеты. В последнюю корректуру вкралось несколько досадных ошибок, а когда все было исправлено, позвонили из Риги и сообщили, что на первой полосе завтрашнего номера надо обязательно поместить новый важный материал. Надо было высвободить место для этого материала, переверстать всю первую полосу и ждать, когда принесут из типографии новую корректуру.
В восемь часов Валентина получила наконец верстку. Снова затрещал телефон. Девушка сняла трубку и услышала голос Ильзы.
– Ты, детка, наверно, забыла, какое у нас сегодня событие? Артур меня не удивляет, на него это похоже, но тебе-то уж следовало бы вспомнить.
– А который теперь час? – спросила Валентина. – Батюшки! Уже восемь! А я думала, что еще нет семи. Нас уже ждут?
– Все съехались: Анна, Айвар, Ян. Не хватает только главных героев и тех, кого Артур пригласит с собой. Поторопи их. Мои слова сегодня не действуют. Может, тебя послушают.
– Ладно, мама. Сейчас я ему позвоню…
Валентина прочла первую полосу и, подписав очередной номер, позвонила в уком партии. Секретарша Артура сообщила, что на бюро начали обсуждать последний вопрос.
Через четверть часа Валентина попросила соединить ее с Артуром.
– Сейчас кончаем, Валек… – быстро ответил он. – Когда освобожусь, позвоню тебе.
Валентина терпеливо ожидала обещанного звонка. Через пятнадцать минут решила, что ждала достаточно, и позвонила снова.
– Сейчас, сейчас!.. – уверял Артур. – Ты можешь надевать пальто и идти сюда, я тебя подожду на улице.
Валентина так и сделала, но не Артур, а она прождала его на улице минут двадцать.
– Неужели девять? – удивился Артур. – Прямо опомниться не успеешь, как летит время.
Взявшись за руки, они торопливо зашагали к дому. Пилаг и Индрик Регут, которые тоже были приглашены на свадебный ужин, зашли домой за женами.
– Валек, скажи мне правду, – шептал Артур, нагнувшись к ее уху, – ты меня еще хоть чуточку любишь или уже разлюбила?
Валентина ответила тем же шутливым тоном:
– Чего можно ждать от нелюбимой женщины, которую муж забывает в день свадьбы?
Они так весело рассмеялись, что серый кот, вышедший в ночной поход, как подброшенный пружиной взметнулся на высокий забор и, сверкнув зеленоватыми глазами, исчез в чужом дворе.
Только в десять вечера у Лидумов наконец сели за стол. Гостей было немного: Ян Лидум, Анна и Айвар, Пилаг и Индрик Регут с женами, – поэтому за столом все чувствовали себя просто и весело. Хотя в самом начале и было дано торжественное обещание не говорить о служебных делах, но минут через десять все о нем забыли.
Умолчим о том, что происходило за столом. Достаточно знать, что все чувствовали себя уютно и от всего сердца желали Валентине и Артуру счастливой будущности. А Ян Лидум, наблюдая за радостными лицами новобрачных, время от времени тайком бросал взгляды на Айвара и Анну и думал, что сегодня приятно было бы видеть две пары вместо одной, но эта вторая пара, неизвестно почему, тянет и так неумело скрывает свои чувства, что просто смешно на них смотреть. Можем добавить, что немного позже и потанцевали, а Ильза, вырастившая сына, но сама не изведавшая семейного счастья, вышла в кухню и немного всплакнула – не от горя, конечно, а от избытка радости.
В три часа Пилаги и Регуты, попрощавшись, ушли, а Артур, Валентина, Айвар и Анна проводили их.
На обратном пути Айвар с Анной не спешили возвращаться. Медленно брели они по улицам.
– Обдумала ты мое предложение? – спросил Айвар.
– Да… обдумала, – тихо ответила Анна.
– Ну и что?
– Думаю, это очень хорошее предложение.
– Правда? Ты будешь чувствовать себя как дома, тебя никто не будет беспокоить и стеснять.
– А теперь ты скажешь, почему тебе хочется, чтобы я жила в вашей квартире?
– Скажу, Анныня, но только при одном условии.
– Опять условия? – улыбнулась Анна.
– Не условия, а дружеская просьба.
– Слушаю, Айвар.
– Обещай, что твое решение не изменится и в том случае, если тебе будет неприятно то, что я скажу. Это тебя ни к чему не обяжет.
– Ладно, Айвар, я обещаю… – Анна знала, что он скажет, и хотя еще не было произнесено ни слова, ее сердце чуть не выскочило из груди и только темнота помогла ей скрыть счастливое смущение.
– Причина очень простая и очень важная… – Голос Айвара дрожал от волнения. – С того часа, как я увидел тебя у церкви в день конфирмации, я полюбил тебя… С каждым днем ты становилась мне все милее и доро же… и нет у меня сил больше молчать. Прости, Анныня, что я так ворвался в твою жизнь. В твоей власти ответить на мое предложение или отвергнуть его, но только не лишай меня своей дружбы. Без нее я не могу жить.
Они дошли до подножия стоявшего на пригорке старинного замка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72