Или: моя семья разваливается из-за вас. Они просто беседовали — учительница и мать учащегося, как два покрывающих друг друга мошенника.
Но в конце разговора они не обменялись рукопожатием. И когда Моника поднялась с раскладного стула, напряжение заставило ее замереть на мгновение. Она набрала воздуха, словно собиралась что-то сказать, и Клэр застыла в ожидании. Неловкое молчание затянулось, и Клэр снова проговорила:
— Ну… — думая про себя: «Ах ты ведьма сладкоголосая».
Моника отступила на шаг, зажала сумочку под мышкой и сказала:
— До свидания. Спасибо.
— Да… до свидания.
Клэр уже ожидали двое других родителей, но, пока они садились, она наблюдала за Моникой, уходящей прочь, а потом перевела взгляд на Тома, по-прежнему стоящего у входа в спортзал. Он, не отрываясь, смотрел на них. Когда их взгляды встретились, он направился к Клэр, но она решила, что не стоит сейчас терять время и выслушивать его отговорки, и переключила внимание на родителей, занявших место Моники. Том все-таки подошел, воспользовавшись правом побеседовать с женой.
— Прошу прощения, — сказал он и, положив одну руку на стол, а вторую на спинку кресла Клэр, наклонился, отгородив ее от родителей.
— В пятницу на следующей неделе, в пять часов в консультации по делам семьи. Консультанта зовут мистер Гэйтнер.
— Мне показалось, что ты сказал, будто я могу договориться обо всем сама.
Она отвечала с ничего не выражающим лицом. Том сейчас стоял слишком близко, и ей хотелось, протянув руку, толкнуть его изо всей силы, так чтобы он приземлился на задницу.
— Я передумал. Ты сегодня занята, и я решил сам заняться этим.
— Ты что, не мог договориться встретиться пораньше? Он пожал плечами.
— Ну что сказать? Кругом такой бардак. Полным-полно людей, которые сами себе портят жизнь.
От такой дерзости Клэр разозлилась еще больше.
— Он назначил прийти нам обоим?
Том кивнул, расправил плечи, словно какой-то голливудский красавчик, и удалился.
Он договорился с консультантом-мужчиной! Черт его побери, а объяснил, будто хотел помочь! И ведь прекрасно знает, что она предпочитает женщин, они не раз об этом говорили. Женщины — лучшие советчики, это же ясно. Мужчины нипочем не позволят себе всплакнуть, они держат дистанцию, вместо того чтобы посочувствовать. Хотя даже Клэр была вынуждена признать, что в нынешние сутяжнические времена именно мужчинам приходилось опасаться обвинений в сексуальном посягательстве. Все мужчины-преподаватели, которых она знала, ужасно боялись даже прикасаться к ученицам, хотя бы и случайно. И тем не менее Том знал, что она предпочитала консультантов-женщин. Но договорился с мужчиной.
До самого вечера она злилась и не могла сосредоточиться на работе. Стрелки часов медленно ползли к девяти вечера, Клэр касалась языком неба и чувствовала, как ее голос становится все более хриплым от всех этих бесконечных разговоров. Их многоуважаемый директор предупредил, что ни один учитель не должен покидать своего места до девяти часов, и Клэр Гарднер не стала бы навлекать на себя кару его королевского высочества! Ровно в девять она захлопнула крышку коробки с делами и, подхватив ее под мышку, побежала искать Джоан Берлатски, пока та еще не ушла. Она обнаружила Джоан в ее кабинете, надевающую пальто.
— Джоан, не уделишь мне минутку, пожалуйста? Взглянув на часы, та удержала вздох.
— Конечно. — Она опустилась в кресло.
— Не хочу тебя задерживать, но мне нужен совет.
— Дверь закроешь?
Они обе знали, что Том может в любую минуту пройти мимо, направляясь в свой кабинет. Клэр закрыла дверь и примостилась на краешке стула для посетителей.
— Думаю, ты знаешь, что мы с Томом расстались, и почему.
— Да, знаю, Клэр. Мне очень жаль.
— И ты знаешь, что Кент Аренс — его сын? Джоан кивнула.
— Я должна кое в чем повиниться. Но прежде всего, скажу в собственную защиту, что я все-таки неплохой преподаватель. Я неравнодушна к судьбам и успехам своих учеников. Но сегодня сделала то, чего никогда не делала прежде. Я промолчала о том, что требовало обсуждения с одним из родителей. Видишь ли, у меня была беседа с матерью Кента.
Джоан сидела, откинувшись на спинку кресла. Сплетенные пальцы прикрывали ее рот, и она смотрела на Клэр, слегка нахмурясь.
— Еще несколько недель назад Том предложил перевести Кента в другую группу, но только я веду английский повышенной сложности, поэтому я упрямо настояла, чтобы Кент остался. Сейчас… ну, все так усложнилось и отношения между всеми нами очень изменились. Я не могу не думать, что на мальчике это все сказывается, и гораздо хуже, чем можно предположить. Мне надо было обсудить все это честно с его матерью, но я не смогла. Оценки у Кента всегда отличные, и я убедила саму себя, что раз отметки не страдают, то не стоит на родительском собрании обсуждать личные проблемы. Я знаю — это трусость с моей стороны, и прости, что сейчас изливаю тебе душу, но… ну… знаешь, я думаю… что… иногда я думаю, что у Тома с ней связь. Вот. Господи, я это произнесла. Наконец я сняла камень с души.
Джоан сидела, нахмурившись, кончиками пальцев постукивая по губам. Потом задала несколько уместных вопросов и, выслушав ответы, уяснила для себя всю предысторию.
— А теперь он еще и договорился с консультантом-мужчиной. Джоан, я знаю, что он сделал это, чтобы привлечь того на свою сторону, а я хотела поговорить с женщиной!
— Ты ему это сказала?
— Нет, но он же знает!
Джоан только развела руками. Для нее этот день тоже был долгим и выматывающим. Она беседовала с глупыми родителями и упрямыми подростками с девяти утра. От гудения ламп в зале разболелась голова, а от нескольких печальных ситуаций, с которыми ей пришлось сегодня разбираться, — разболелось сердце. Ей хотелось прийти домой, свалиться в кровать и проспать до начала следующего века. А тут приходит эта женщина, обычно уравновешенная, добрая и внимательная, которая сейчас разрушает свой брак и семью, потому что ничего не видит сквозь пелену собственной ревности. Клэр Гарднер получила высшее образование и, конечно, проходила психологию, но наличие университетских знаний не гарантирует наличие здравого смысла, и иногда Джоан просто выводили из себя такие учителя. Сама-то она, слава Богу, была женщиной разумной!
— Клэр, послушай, что ты говоришь. Сколько раз ты читала и слышала, что все проблемы в семье возникают от недостатка общения? Если тебе нужен был психолог-женщина, значит, следовало сказать об этом. Ты обвиняешь Тома потому, что вообще зла на него. Спроси любого адвоката, занимающегося разводами, — вот так и начинаются все ссоры. Ты хочешь спасти свой брак?
Клэр вовсе не ожидала получить отпор со стороны Джоан.
— Да, — промямлила она, — наверное.
— Ну что ж, а ведешь себя так, словно не хочешь. Я знаю Тома уже двенадцать лет, и все это время я слышала только, как он превозносил тебя. Я встречаюсь с ним на собраниях и заседаниях, где ты не присутствуешь. И то, что он говорит за твоей спиной, заставило бы тебя вспыхнуть от радости. Он любит тебя и любит детей, и то, что ты заставляешь их пережить, не вызывает у меня желания поддержать тебя, потому что я считаю, что у тебя нет оснований для такого поведения. Он совершил ошибку восемнадцать лет назад, и он извинился, и просил простить его, а то, в чем ты его сейчас обвиняешь, строится лишь на случайных совпадениях. Не думаю, что он тебе изменяет, потому что знаю, как он тебя любит. Ты смущена тем, что приходится каждый день встречаться с его сыном, в то время как вся школа знает, кто такой Кент, — ну и что? Ну знаем. Тоже мне, подумаешь. Все это приняли. Мальчик — наш ученик, и мы не отвергли ни его, ни Тома, кстати. Ты единственная, кто это делает. И, поступая так, ты вызываешь отчуждение у своей собственной семьи. Возможно, сейчас я говорю не так, как должен говорить консультант по семейным вопросам. Я отклоняю твое предложение еще как-нибудь побеседовать об этом, потому что, говоря откровенно, в вашем случае я не на твоей стороне. Я полностью поддерживаю Тома, а тебя ждет разрушенная семья и четверо несчастных людей, если ты будешь продолжать в том же духе. Он страдает. Твои дети страдают. По правде говоря, я думаю, что и ты страдаешь тоже. Все, я устала. Я говорила весь день, а теперь я хочу домой и в кровать.
Джоан встала, закончив разговор. Она подошла к двери, открыла ее и выключила свет в кабинете — довольно невежливо, — пока Клэр собиралась с мыслями, понимая, что ей сделали выговор и выставили прочь. Джоан заперла за ними дверь и направилась к выходу. Потом обернулась и посмотрела в сторону открытой двери в кабинет Тома, откуда падал свет на синий ковер и столы секретарей.
— Том, ты еще здесь? — позвала она. Он сразу же появился у входа.
— Да, Джоан, можешь не запирать.
— Я ухожу, спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Он ничего не сказал Клэр, а она ему. Хотя их взгляды встретились, гордость заставила обоих промолчать. Она подумала: Ох, Том, я знаю, что должна поступить именно так, как сказала Джоан. А он подумал: Знаешь, что ты можешь сделать, Клэр? Ты можешь просто броситься на шею Джону Хэндельмэну, потому что если ты спала с ним, то мне ты уже не нужна.
Глава 16
Этим вечером в 20.30 Челси оставила на кухонном столе записку. В ней было сказано:
«Ма, позвонил Дрейк Эмерсон и пригласил меня поехать на дискотеку вместе с его друзьями. Я согласилась, потому что завтра нет занятий и можно поспать подольше. Знаю, что сначала надо было спросить у тебя разрешения, но я не смогла тебя застать, наверное, ты была занята с родителями. Увидимся утром, целую.
Челе.»
Челси в последний раз взглянула в зеркало в ванной, добавила еще один слой блеска для губ, скорчила рожицу своему отражению и выключила свет. Потом подошла к дверям в комнату Робби.
— Я через минуту ухожу. Ты что сегодня делаешь? Брат измерил ее взглядом — вверх, вниз, снова вверх.
На ней были черные леггинсы и сетчатая накидка поверх черной, в обтяжку, штучки, открывающей живот, вроде тех, в которых по телевизору показывают, как выполнять упражнения по аэробике. Ее волосы, завитые спиралями, торчали во все стороны, глаза были сильно накрашены, и к тому же Челси сменила свою обычную розовую нежную помаду на красную и блестящую. Серьги, красовавшиеся в ее ушах, тоже блестели и звенели, Робби никогда их раньше не видел.
— Я иду на спектакль с Брендой. Ей пришлось работать до девяти. Ты что, отправляешься куда-то в этом!
Она окинула себя взглядом, потом дернула головой.
— Конечно. Там все девушки так одеты.
— Тебе надо было спросить у мамы, можно ли туда идти.
— Я не могла. Она в спортзале, а там нет телефона, ты что, забыл?
— Тогда надо было подойти туда. И надо было узнать, можно ли принимать приглашения Дрейка Эмерсона.
— А чем он плох?
— Ты знаешь, чем плох Дрейк. У него не очень хорошая репутация.
— Послушай, он позвонил мне, как джентльмен, и говорил очень вежливо. Кроме того, может, если у таких ребят была бы возможность доказать, что они неплохие, они такими бы и стали. Мама и папа никогда не упоминали, чтобы его вызывали в кабинет директора, или что-то в этом роде.
— Кто-нибудь еще из твоих друзей идет туда?
— Мои друзья все такие скучные. Мы все время занимаемся одним и тем же, и я решила, что пора обзаводиться новыми знакомыми.
— Маме бы это не понравилось. И папе тоже.
Лицо Челси стало жестким.
— А может, мне наплевать. Разве они нас спрашивали, нравится ли нам, что они сами делают? И к тому же их здесь нет, так что как я могу спросить разрешения?
— Челси, думаю, тебе надо одеться по-другому.
Сестра закатила глаза и повернулась на одной ноге. Ее прощальные слова донеслись уже из коридора:
— Ой, братишка, давай не будем.
Она набросила куртку и приготовилась выскочить из дверей, как только прозвенит звонок, чтобы Дрейку не пришлось заходить в дом. Она не станет подвергать его допросу со стороны Робби, как будто Робби ей отец. Но получилось так, что Дрейк опоздал, и брат уже ушел, когда за Челси заехала машина. Она выбежала навстречу Дрейку.
— Эй, как дела, детка? — приветствовал он ее.
— Прекрасно. Не дождусь, когда же увижу эту дискотеку.
— Если хочешь немного оттянуться, это самое подходящее местечко.
Она постаралась отбросить дурные предчувствия и сказала самой себе, что она — хорошая девочка и сегодня ее ожидают только невинные развлечения. Автомобиль, стоявший на подъездной дорожке, был такой развалиной, что Челси усомнилась, сможет ли он доехать до центра Миннеаполиса. Кто-то упомянул, что водителя зовут Черчем, рядом с ним сидели Мэрили и Эсмонд, которого Челси не знала, ему уже исполнилось двадцать три, как сказала Мэрили. В темноте Челси едва их видела, всю поездку они оставались для нее только головами, окруженными зеленоватым светом от приборной доски. Челси примостилась на заднем сиденье между Дрейком и девицей из выпускного класса Робби, которую звали Сью Стронг. Сью была отпетой — ходили слухи, что на заду у нее татуировка с изображением змеи, а однажды ее застали полураздетой в комнатке уборщиц, вместе с парнем, которого выгнали из школы за год до этого. Челси слышала ее имя не раз за кухонным столом, и упоминалось оно отнюдь не по хорошим причинам.
— Привет, Сью, — сказала Челси, когда их познакомили.
Та выпустила дым в потолок и спросила:
— Ты директорская дочка?
— Да.
— Ни фига себе, Дрейк, — проговорила Сью. — Ее папаша задолбал меня, цепляется по каждому поводу. На хрен ты еще и ее вешаешь нам на шею.
Челси почувствовала, как у нее сжало желудок, но Дрейк, закинув руку ей за плечо, прижал к себе и улыбнулся ей.
— Эй, Сью, попридержи язык. Она не привыкла к таким выражениям, правда, сладкая?
Челси натянуто улыбнулась, ощущая запах кожи от куртки Дрейка. При свете фар она видела его темные глаза и кривую ухмылку. Он напоминал Челси циркача, который в прошлом году на ярмарке жонглировал ядрами. Он говорил правильные вещи, но при этом ухмылялся так непристойно, словно каждое его слово имело двойной смысл. Дрейк прошептал, почти прижавшись к уху Челси губами, чтобы не услышала Сью:
— Не обращай на нее внимания. Они с Эсмондом поругались, вот и все. Но мы с тобой здорово проведем время. Эта дискотека — потрясное место. Тебе понравится.
Он оказался прав. Миссисипи-Лив действительно потрясла Челси. Расположенная в Риверплейс, историческом центре Миннеаполиса, на берегу Миссисипи, дискотека оказалась целым комплексом танцевальных залов, мечтой любого меломана, рокера и испытанием для органов чувств. Пересекая двор перед зданием, Челси уже слышала музыку, несущуюся сквозь стеклянные стены. Она видела движение и цветные огни внутри еще до того, как вошла в двери. Ритм завораживал и проникал, казалось, внутрь ее тела. Толпа танцующих и бродящих по залам состояла из молодежи лет двадцати и чуть старше. Как раз у дверей какой-то парень, привязанный в гироскопическом колесе с раскинутыми руками и ногами, как на набросках Микеланджело, крутился, словно мячик в водопаде. Колесо находилось между двумя спиральными стальными лестницами, ведущими на балкон. И балкон, и лестницы были заполнены посетителями, глазеющими на крутящуюся фигуру. Многие держали в руках бутылки с пивом и бокалы с коктейлями.
Челси поднялась за Дрейком по лестнице. На втором этаже ритмичную музыку снизу заглушало караоке. Ведущий хлопал в ладоши и энергично подбадривал исполнителей, какой-то молодой человек пел, а слова песни загорались на экранах телевизоров под потолком. Толпа народу окружала сцену, зрители все время менялись, протискиваясь мимо вновь прибывших к новым развлечениям. Дрейк и Челси повернули налево, в темную пещеру, где в стеклянной будке сидел ди-джей, а из микрофонов несся рэп и скачущие огни высвечивали картинки с бессвязным набором фрагментов движения танцующих. На одной девушке был топ из дубленой кожи, длинная юбка из мешковины и сапоги «казачок». Какой-то парень красовался в кожаных красно-черных штанах с рисунком, напоминающим акульи зубы длиною в фут, которые вгрызались в его ноги. Еще один танцор был в подтяжках, круглых очках, сидящих на самом кончике носа, и серебристом, с блестками, котелке. Когда он танцевал, то казалось, будто котелок прыгает на его голове со скоростью пять раз в секунду.
Музыка так гремела, что у Челси заболели уши, а грудь словно готова была взорваться. Дрейк потянулся губами к ее уху:
— Хочешь что-нибудь выпить?
— Колу! — прокричала она в ответ.
Он улыбнулся ей, поворачиваясь, чтобы идти. Челси смотрела, как он шел к бару. Его брюки были такими узкими, что она подумала — должно быть, это причиняет ему боль. Ботинки Дрейка напоминали мощную обувь скалолаза, а зауженная кожаная куртка до пояса имела «молнии» на рукавах и груди. У стойки его, должно быть, попросили предъявить документы, потому что он достал из кармана и показал что-то похожее на идентификационную карточку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Но в конце разговора они не обменялись рукопожатием. И когда Моника поднялась с раскладного стула, напряжение заставило ее замереть на мгновение. Она набрала воздуха, словно собиралась что-то сказать, и Клэр застыла в ожидании. Неловкое молчание затянулось, и Клэр снова проговорила:
— Ну… — думая про себя: «Ах ты ведьма сладкоголосая».
Моника отступила на шаг, зажала сумочку под мышкой и сказала:
— До свидания. Спасибо.
— Да… до свидания.
Клэр уже ожидали двое других родителей, но, пока они садились, она наблюдала за Моникой, уходящей прочь, а потом перевела взгляд на Тома, по-прежнему стоящего у входа в спортзал. Он, не отрываясь, смотрел на них. Когда их взгляды встретились, он направился к Клэр, но она решила, что не стоит сейчас терять время и выслушивать его отговорки, и переключила внимание на родителей, занявших место Моники. Том все-таки подошел, воспользовавшись правом побеседовать с женой.
— Прошу прощения, — сказал он и, положив одну руку на стол, а вторую на спинку кресла Клэр, наклонился, отгородив ее от родителей.
— В пятницу на следующей неделе, в пять часов в консультации по делам семьи. Консультанта зовут мистер Гэйтнер.
— Мне показалось, что ты сказал, будто я могу договориться обо всем сама.
Она отвечала с ничего не выражающим лицом. Том сейчас стоял слишком близко, и ей хотелось, протянув руку, толкнуть его изо всей силы, так чтобы он приземлился на задницу.
— Я передумал. Ты сегодня занята, и я решил сам заняться этим.
— Ты что, не мог договориться встретиться пораньше? Он пожал плечами.
— Ну что сказать? Кругом такой бардак. Полным-полно людей, которые сами себе портят жизнь.
От такой дерзости Клэр разозлилась еще больше.
— Он назначил прийти нам обоим?
Том кивнул, расправил плечи, словно какой-то голливудский красавчик, и удалился.
Он договорился с консультантом-мужчиной! Черт его побери, а объяснил, будто хотел помочь! И ведь прекрасно знает, что она предпочитает женщин, они не раз об этом говорили. Женщины — лучшие советчики, это же ясно. Мужчины нипочем не позволят себе всплакнуть, они держат дистанцию, вместо того чтобы посочувствовать. Хотя даже Клэр была вынуждена признать, что в нынешние сутяжнические времена именно мужчинам приходилось опасаться обвинений в сексуальном посягательстве. Все мужчины-преподаватели, которых она знала, ужасно боялись даже прикасаться к ученицам, хотя бы и случайно. И тем не менее Том знал, что она предпочитала консультантов-женщин. Но договорился с мужчиной.
До самого вечера она злилась и не могла сосредоточиться на работе. Стрелки часов медленно ползли к девяти вечера, Клэр касалась языком неба и чувствовала, как ее голос становится все более хриплым от всех этих бесконечных разговоров. Их многоуважаемый директор предупредил, что ни один учитель не должен покидать своего места до девяти часов, и Клэр Гарднер не стала бы навлекать на себя кару его королевского высочества! Ровно в девять она захлопнула крышку коробки с делами и, подхватив ее под мышку, побежала искать Джоан Берлатски, пока та еще не ушла. Она обнаружила Джоан в ее кабинете, надевающую пальто.
— Джоан, не уделишь мне минутку, пожалуйста? Взглянув на часы, та удержала вздох.
— Конечно. — Она опустилась в кресло.
— Не хочу тебя задерживать, но мне нужен совет.
— Дверь закроешь?
Они обе знали, что Том может в любую минуту пройти мимо, направляясь в свой кабинет. Клэр закрыла дверь и примостилась на краешке стула для посетителей.
— Думаю, ты знаешь, что мы с Томом расстались, и почему.
— Да, знаю, Клэр. Мне очень жаль.
— И ты знаешь, что Кент Аренс — его сын? Джоан кивнула.
— Я должна кое в чем повиниться. Но прежде всего, скажу в собственную защиту, что я все-таки неплохой преподаватель. Я неравнодушна к судьбам и успехам своих учеников. Но сегодня сделала то, чего никогда не делала прежде. Я промолчала о том, что требовало обсуждения с одним из родителей. Видишь ли, у меня была беседа с матерью Кента.
Джоан сидела, откинувшись на спинку кресла. Сплетенные пальцы прикрывали ее рот, и она смотрела на Клэр, слегка нахмурясь.
— Еще несколько недель назад Том предложил перевести Кента в другую группу, но только я веду английский повышенной сложности, поэтому я упрямо настояла, чтобы Кент остался. Сейчас… ну, все так усложнилось и отношения между всеми нами очень изменились. Я не могу не думать, что на мальчике это все сказывается, и гораздо хуже, чем можно предположить. Мне надо было обсудить все это честно с его матерью, но я не смогла. Оценки у Кента всегда отличные, и я убедила саму себя, что раз отметки не страдают, то не стоит на родительском собрании обсуждать личные проблемы. Я знаю — это трусость с моей стороны, и прости, что сейчас изливаю тебе душу, но… ну… знаешь, я думаю… что… иногда я думаю, что у Тома с ней связь. Вот. Господи, я это произнесла. Наконец я сняла камень с души.
Джоан сидела, нахмурившись, кончиками пальцев постукивая по губам. Потом задала несколько уместных вопросов и, выслушав ответы, уяснила для себя всю предысторию.
— А теперь он еще и договорился с консультантом-мужчиной. Джоан, я знаю, что он сделал это, чтобы привлечь того на свою сторону, а я хотела поговорить с женщиной!
— Ты ему это сказала?
— Нет, но он же знает!
Джоан только развела руками. Для нее этот день тоже был долгим и выматывающим. Она беседовала с глупыми родителями и упрямыми подростками с девяти утра. От гудения ламп в зале разболелась голова, а от нескольких печальных ситуаций, с которыми ей пришлось сегодня разбираться, — разболелось сердце. Ей хотелось прийти домой, свалиться в кровать и проспать до начала следующего века. А тут приходит эта женщина, обычно уравновешенная, добрая и внимательная, которая сейчас разрушает свой брак и семью, потому что ничего не видит сквозь пелену собственной ревности. Клэр Гарднер получила высшее образование и, конечно, проходила психологию, но наличие университетских знаний не гарантирует наличие здравого смысла, и иногда Джоан просто выводили из себя такие учителя. Сама-то она, слава Богу, была женщиной разумной!
— Клэр, послушай, что ты говоришь. Сколько раз ты читала и слышала, что все проблемы в семье возникают от недостатка общения? Если тебе нужен был психолог-женщина, значит, следовало сказать об этом. Ты обвиняешь Тома потому, что вообще зла на него. Спроси любого адвоката, занимающегося разводами, — вот так и начинаются все ссоры. Ты хочешь спасти свой брак?
Клэр вовсе не ожидала получить отпор со стороны Джоан.
— Да, — промямлила она, — наверное.
— Ну что ж, а ведешь себя так, словно не хочешь. Я знаю Тома уже двенадцать лет, и все это время я слышала только, как он превозносил тебя. Я встречаюсь с ним на собраниях и заседаниях, где ты не присутствуешь. И то, что он говорит за твоей спиной, заставило бы тебя вспыхнуть от радости. Он любит тебя и любит детей, и то, что ты заставляешь их пережить, не вызывает у меня желания поддержать тебя, потому что я считаю, что у тебя нет оснований для такого поведения. Он совершил ошибку восемнадцать лет назад, и он извинился, и просил простить его, а то, в чем ты его сейчас обвиняешь, строится лишь на случайных совпадениях. Не думаю, что он тебе изменяет, потому что знаю, как он тебя любит. Ты смущена тем, что приходится каждый день встречаться с его сыном, в то время как вся школа знает, кто такой Кент, — ну и что? Ну знаем. Тоже мне, подумаешь. Все это приняли. Мальчик — наш ученик, и мы не отвергли ни его, ни Тома, кстати. Ты единственная, кто это делает. И, поступая так, ты вызываешь отчуждение у своей собственной семьи. Возможно, сейчас я говорю не так, как должен говорить консультант по семейным вопросам. Я отклоняю твое предложение еще как-нибудь побеседовать об этом, потому что, говоря откровенно, в вашем случае я не на твоей стороне. Я полностью поддерживаю Тома, а тебя ждет разрушенная семья и четверо несчастных людей, если ты будешь продолжать в том же духе. Он страдает. Твои дети страдают. По правде говоря, я думаю, что и ты страдаешь тоже. Все, я устала. Я говорила весь день, а теперь я хочу домой и в кровать.
Джоан встала, закончив разговор. Она подошла к двери, открыла ее и выключила свет в кабинете — довольно невежливо, — пока Клэр собиралась с мыслями, понимая, что ей сделали выговор и выставили прочь. Джоан заперла за ними дверь и направилась к выходу. Потом обернулась и посмотрела в сторону открытой двери в кабинет Тома, откуда падал свет на синий ковер и столы секретарей.
— Том, ты еще здесь? — позвала она. Он сразу же появился у входа.
— Да, Джоан, можешь не запирать.
— Я ухожу, спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Он ничего не сказал Клэр, а она ему. Хотя их взгляды встретились, гордость заставила обоих промолчать. Она подумала: Ох, Том, я знаю, что должна поступить именно так, как сказала Джоан. А он подумал: Знаешь, что ты можешь сделать, Клэр? Ты можешь просто броситься на шею Джону Хэндельмэну, потому что если ты спала с ним, то мне ты уже не нужна.
Глава 16
Этим вечером в 20.30 Челси оставила на кухонном столе записку. В ней было сказано:
«Ма, позвонил Дрейк Эмерсон и пригласил меня поехать на дискотеку вместе с его друзьями. Я согласилась, потому что завтра нет занятий и можно поспать подольше. Знаю, что сначала надо было спросить у тебя разрешения, но я не смогла тебя застать, наверное, ты была занята с родителями. Увидимся утром, целую.
Челе.»
Челси в последний раз взглянула в зеркало в ванной, добавила еще один слой блеска для губ, скорчила рожицу своему отражению и выключила свет. Потом подошла к дверям в комнату Робби.
— Я через минуту ухожу. Ты что сегодня делаешь? Брат измерил ее взглядом — вверх, вниз, снова вверх.
На ней были черные леггинсы и сетчатая накидка поверх черной, в обтяжку, штучки, открывающей живот, вроде тех, в которых по телевизору показывают, как выполнять упражнения по аэробике. Ее волосы, завитые спиралями, торчали во все стороны, глаза были сильно накрашены, и к тому же Челси сменила свою обычную розовую нежную помаду на красную и блестящую. Серьги, красовавшиеся в ее ушах, тоже блестели и звенели, Робби никогда их раньше не видел.
— Я иду на спектакль с Брендой. Ей пришлось работать до девяти. Ты что, отправляешься куда-то в этом!
Она окинула себя взглядом, потом дернула головой.
— Конечно. Там все девушки так одеты.
— Тебе надо было спросить у мамы, можно ли туда идти.
— Я не могла. Она в спортзале, а там нет телефона, ты что, забыл?
— Тогда надо было подойти туда. И надо было узнать, можно ли принимать приглашения Дрейка Эмерсона.
— А чем он плох?
— Ты знаешь, чем плох Дрейк. У него не очень хорошая репутация.
— Послушай, он позвонил мне, как джентльмен, и говорил очень вежливо. Кроме того, может, если у таких ребят была бы возможность доказать, что они неплохие, они такими бы и стали. Мама и папа никогда не упоминали, чтобы его вызывали в кабинет директора, или что-то в этом роде.
— Кто-нибудь еще из твоих друзей идет туда?
— Мои друзья все такие скучные. Мы все время занимаемся одним и тем же, и я решила, что пора обзаводиться новыми знакомыми.
— Маме бы это не понравилось. И папе тоже.
Лицо Челси стало жестким.
— А может, мне наплевать. Разве они нас спрашивали, нравится ли нам, что они сами делают? И к тому же их здесь нет, так что как я могу спросить разрешения?
— Челси, думаю, тебе надо одеться по-другому.
Сестра закатила глаза и повернулась на одной ноге. Ее прощальные слова донеслись уже из коридора:
— Ой, братишка, давай не будем.
Она набросила куртку и приготовилась выскочить из дверей, как только прозвенит звонок, чтобы Дрейку не пришлось заходить в дом. Она не станет подвергать его допросу со стороны Робби, как будто Робби ей отец. Но получилось так, что Дрейк опоздал, и брат уже ушел, когда за Челси заехала машина. Она выбежала навстречу Дрейку.
— Эй, как дела, детка? — приветствовал он ее.
— Прекрасно. Не дождусь, когда же увижу эту дискотеку.
— Если хочешь немного оттянуться, это самое подходящее местечко.
Она постаралась отбросить дурные предчувствия и сказала самой себе, что она — хорошая девочка и сегодня ее ожидают только невинные развлечения. Автомобиль, стоявший на подъездной дорожке, был такой развалиной, что Челси усомнилась, сможет ли он доехать до центра Миннеаполиса. Кто-то упомянул, что водителя зовут Черчем, рядом с ним сидели Мэрили и Эсмонд, которого Челси не знала, ему уже исполнилось двадцать три, как сказала Мэрили. В темноте Челси едва их видела, всю поездку они оставались для нее только головами, окруженными зеленоватым светом от приборной доски. Челси примостилась на заднем сиденье между Дрейком и девицей из выпускного класса Робби, которую звали Сью Стронг. Сью была отпетой — ходили слухи, что на заду у нее татуировка с изображением змеи, а однажды ее застали полураздетой в комнатке уборщиц, вместе с парнем, которого выгнали из школы за год до этого. Челси слышала ее имя не раз за кухонным столом, и упоминалось оно отнюдь не по хорошим причинам.
— Привет, Сью, — сказала Челси, когда их познакомили.
Та выпустила дым в потолок и спросила:
— Ты директорская дочка?
— Да.
— Ни фига себе, Дрейк, — проговорила Сью. — Ее папаша задолбал меня, цепляется по каждому поводу. На хрен ты еще и ее вешаешь нам на шею.
Челси почувствовала, как у нее сжало желудок, но Дрейк, закинув руку ей за плечо, прижал к себе и улыбнулся ей.
— Эй, Сью, попридержи язык. Она не привыкла к таким выражениям, правда, сладкая?
Челси натянуто улыбнулась, ощущая запах кожи от куртки Дрейка. При свете фар она видела его темные глаза и кривую ухмылку. Он напоминал Челси циркача, который в прошлом году на ярмарке жонглировал ядрами. Он говорил правильные вещи, но при этом ухмылялся так непристойно, словно каждое его слово имело двойной смысл. Дрейк прошептал, почти прижавшись к уху Челси губами, чтобы не услышала Сью:
— Не обращай на нее внимания. Они с Эсмондом поругались, вот и все. Но мы с тобой здорово проведем время. Эта дискотека — потрясное место. Тебе понравится.
Он оказался прав. Миссисипи-Лив действительно потрясла Челси. Расположенная в Риверплейс, историческом центре Миннеаполиса, на берегу Миссисипи, дискотека оказалась целым комплексом танцевальных залов, мечтой любого меломана, рокера и испытанием для органов чувств. Пересекая двор перед зданием, Челси уже слышала музыку, несущуюся сквозь стеклянные стены. Она видела движение и цветные огни внутри еще до того, как вошла в двери. Ритм завораживал и проникал, казалось, внутрь ее тела. Толпа танцующих и бродящих по залам состояла из молодежи лет двадцати и чуть старше. Как раз у дверей какой-то парень, привязанный в гироскопическом колесе с раскинутыми руками и ногами, как на набросках Микеланджело, крутился, словно мячик в водопаде. Колесо находилось между двумя спиральными стальными лестницами, ведущими на балкон. И балкон, и лестницы были заполнены посетителями, глазеющими на крутящуюся фигуру. Многие держали в руках бутылки с пивом и бокалы с коктейлями.
Челси поднялась за Дрейком по лестнице. На втором этаже ритмичную музыку снизу заглушало караоке. Ведущий хлопал в ладоши и энергично подбадривал исполнителей, какой-то молодой человек пел, а слова песни загорались на экранах телевизоров под потолком. Толпа народу окружала сцену, зрители все время менялись, протискиваясь мимо вновь прибывших к новым развлечениям. Дрейк и Челси повернули налево, в темную пещеру, где в стеклянной будке сидел ди-джей, а из микрофонов несся рэп и скачущие огни высвечивали картинки с бессвязным набором фрагментов движения танцующих. На одной девушке был топ из дубленой кожи, длинная юбка из мешковины и сапоги «казачок». Какой-то парень красовался в кожаных красно-черных штанах с рисунком, напоминающим акульи зубы длиною в фут, которые вгрызались в его ноги. Еще один танцор был в подтяжках, круглых очках, сидящих на самом кончике носа, и серебристом, с блестками, котелке. Когда он танцевал, то казалось, будто котелок прыгает на его голове со скоростью пять раз в секунду.
Музыка так гремела, что у Челси заболели уши, а грудь словно готова была взорваться. Дрейк потянулся губами к ее уху:
— Хочешь что-нибудь выпить?
— Колу! — прокричала она в ответ.
Он улыбнулся ей, поворачиваясь, чтобы идти. Челси смотрела, как он шел к бару. Его брюки были такими узкими, что она подумала — должно быть, это причиняет ему боль. Ботинки Дрейка напоминали мощную обувь скалолаза, а зауженная кожаная куртка до пояса имела «молнии» на рукавах и груди. У стойки его, должно быть, попросили предъявить документы, потому что он достал из кармана и показал что-то похожее на идентификационную карточку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37