Просто я хотел, чтобы Вы об этом знали.
Том почувствовал, как слезы подступают к его глазам. Ему пришлось скрыться на время в мужском туалете, дожидаясь, пока спокойствие возьмет верх над эмоциями.
В этот вечер, когда Клэр вернулась с репетиции, муж дожидался ее, приняв душ и сидя на кровати в пижамных брюках и благоухая лосьоном после бритья. Она скользнула под одеяло и выключила настольную лампу. Протянув руку в темноте, Том попытался поцеловать жену, но она оттолкнула его и сказала:
— Не надо, Том. Я не могу.
Церемония «коронации» состоялась в актовом зале школы, в пятницу, в два часа дня. Все родители собрались в комнате позади зала, готовясь сопровождать своих детей.
Клэр впервые увидела Монику Аренс. Она не была хорошенькой, но дорогая одежда и стильные украшения, придавали ей светский шик. Тщательно выполненная прическа не приукрашивала лицо, но на страницах любого модного журнала можно было увидеть такую же. То, в чем отказала ей природа, Моника создала для себя сама. Она держалась так, словно говорила: «Поосторожней со мной».
Клэр повернулась к Монике и ее сыну спиной, притворяясь, будто их нет в комнате. Однако она понимала, что Том, как директор, должен уделять внимание всем и поздравлять родителей всех кандидатов. Когда он заговорил со своей бывшей любовницей и пожал ей руку, Клэр не смогла удержаться и посмотрела на них. Ревность и обида уничтожили всю радость этого дня, и она обвиняла мужа в том, что именно по его вине не испытывала счастья по поводу такого события. Идя рядом с Робби к трибуне, она не излучала материнской теплоты, как другие, просто сопровождала сына с левой стороны, а Том — с правой. На ступеньках родители поцеловали Робби, потом сели рядом в первом ряду. Во время всей церемонии Клэр не обменялась с мужем ни словом, ни взглядом, она смотрела только на сына и ни на кого другого.
В каждом ее движении и позе Том видел что-то показное, неестественное. Она слишком высоко поднимала руки, когда аплодировала, слишком задирала подбородок, наблюдая за происходящим. Иногда она встряхивала головой, а когда Дьюк Леонард был выбран королем, Том понял, что Клэр негодовала в душе, поскольку по понятным причинам надеялась, что это место займет Робби. С упавшим сердцем Гарднер признавался сам себе, что ему совсем не нравится, как она себя ведет. Те качества, за которые он полюбил когда-то Клэр, исчезли, и именно он был в этом виноват.
После они танцевали вместе на праздничной вечеринке, и он обнаружил, что можно отвергать в женщине непримиримость и все же любить эту женщину. Потому что он все еще любил свою жену. Обнимая ее в танце, он ощутил нахлынувшее желание и попытался крепче прижать Клэр к себе. Она выгнула спину, стремясь держаться подальше, и сказала:
— Думаю, сейчас подходящее время, чтобы поговорить с тобой, Том. Я приняла решение, но молчала, пока не закончится праздник, чтобы не портить его для детей. Ну что ж, теперь веселье подходит к концу, а я не могу продолжать жить, как ни в чем не бывало. Я хочу развестись. Том остановился, почувствовав мгновенный укол страха.
— Нет, Клэр, перестань, мы можем…
— Я думала, что справлюсь с этим, но не смогла. Я несчастна, мне больно, все время хочется плакать. Я не могу видеть тебя в своей постели каждую ночь.
— Клэр, так нельзя. Нельзя отбросить прочь восемнадцать лет жизни, не пытаясь их спасти.
— Я пыталась.
— Черта с два ты пыталась! Ты… — Он понял, что кричит и танцующая рядом пара обернулась и смотрит на них. — Пошли! — приказал Том и за руку потащил жену из зала, по коридору, мимо бассейна, пока не привел ее к стеклянным дверям своего кабинета.
— Отпусти меня! — требовала Клэр. — Том, Бога ради, ты уже устроил спектакль, вырвавшись из зала таким образом!
В кабинете он с силой захлопнул дверь.
— Мы не разводимся! — прокричал Том.
— Не ты один принимаешь решения!
— Мы даже не пытались ничего обсудить!
— Что обсуждать? Лично я ничего не сделала!
— Вот именно — ничего, чтобы спасти наш брак! Ты даже не пыталась простить меня!
— Простить, в то время, когда ты продолжаешь с ней путаться?
— Я с ней не путаюсь! Клэр, я люблю тебя!
— Я тебе не верю.
— Ты мне не веришь. И считаешь, что нам нечего обсуждать?
— Не обвиняй меня, ты! — Она ткнула мужа в грудь. — Не смей меня обвинять! Не я изменяла тебе! Не я прижила сына, из-за которого теперь страдают наши дети! Не я умалчивала об этом восемнадцать лет. Я наблюдала за тобой, когда называли претендентов на трон, и видела выражение твоих глаз. Тебе хочется признать его, Том, неужели ты сам не понимаешь? Ты просто умираешь от желания, чтобы все узнали, что он твой сын. Ну что ж, пусть узнают! Но не жди, что я останусь с тобой. Мне и так тяжело работать с тобой в одном месте и выполнять твои приказы день за днем! Ты никогда не думал, как меня все начнут жалеть, когда все выяснится?
— Давай не будем никому сообщать. Пойдем вместе к психологу. Надо спасать нашу семью, Клэр.
Она отступила на шаг, потом, воздев руки к потолку, проговорила:
— Я не хочу быть вместе с тобой, Том. Он запаниковал.
— Клэр, пожалуйста…
— Нет… — Она отступила еще на шаг. — Не хочу, у меня такое чувство, будто меня предали, и я злюсь на тебя, и готова… просто броситься на тебя в любой момент! Это такой стресс, что каждое утро я встаю и не знаю, смогу ли весь день работать. В учительской я выслушиваю твои распоряжения, когда все, что мне хочется делать, — это сыпать проклятьями. Завидев тебя в коридоре, я обхожу тебя за две мили. И я больше не могу притворяться перед детьми за столом.
— Подумай, что ты говоришь! Клэр, что с тобой случилось? Это несправедливо. А как же уважение, ведь мы обещали всегда уважать друг друга, когда ссоримся?
— Его нет, — она заговорила спокойнее. — Вот что пугает меня больше всего, Том. Я теперь не уважаю тебя. И когда я поняла это, то поняла и то, что все эти годы твердила банальности. Уважение — легко о нем говорить, когда твой брак не подвергался никаким испытаниям. Сейчас я отношусь ко всему этому совсем по-другому.
— Мне противно это слышать!
— Или я опротивела?
— Перестань, Клэр, разве я когда-нибудь давал тебе повод так считать? Мне противна твоя надменность, эта хорошо рассчитанная холодность, которую ты можешь по желанию включать, словно душ. Тебе словно бы нравится меня наказывать. Ты обращаешься со мной так, будто мой грех нельзя простить.
— Да, сейчас я не могу тебя простить, особенно когда мне каждый день об этом напоминает твой сын, входя ко мне на урок.
— Если ты хочешь, чтобы его перевели, я так и поступлю. Я уже говорил тебе это.
— Перевод не поможет. Он существует, и он твой. И его мать живет здесь поблизости, и ты с ней виделся. Я не могу больше все это выносить, поэтому и хочу развестись.
Сжав зубы, Том проговорил:
— Между мной и Моникой Аренс ничего нет. Почему ты мне не веришь?
— Я хотела бы, Том… хотела бы. Почему ты не рассказал мне о том, что встречался с ней тогда, в автомобиле?
— Я… — Подняв руки, он бессильно уронил их. — Я не знаю. Я должен был, но не смог. Извини. Я боялся.
— И я тоже боюсь. Неужели непонятно?
— Тогда почему ты сбегаешь от меня?
— Потому что мне требуется время, Том. — Она прижала руку к сердцу, ее голос звучал мягче. — Я не могу простить тебя. Я не могу видеть тебя. Я не могу спать с тобой. И я не знаю, что сказать детям. Мне нужно время.
— Сколько времени?
— Не знаю.
Чем меньше она злилась, тем страшнее становилось Тому.
— Клэр, пожалуйста, не делай этого.
— Я должна.
— Нет, не должна.
Он взял ее за руку, но она отвернулась.
— Не надо. Я уже все решила, — спокойно произнесла Клэр.
— Мы могли бы…
— Пожалуйста, не начинай сначала, Том. Потрясенный всем услышанным, он отвернулся к окну и к семейным фотографиям на подоконнике. На фоне темноты снаружи его отражение казалось силуэтом без лица. Лампы дневного света окружали этот силуэт сиянием. Он видел и отражение Клэр. Она стояла напротив его стола, высоко подняв голову, и смотрела в спину мужа. Вся ее поза выражала решимость. Том вздохнул и потерянно спросил:
— А как же дети?
— Они останутся с тем из нас, кто будет жить в доме.
— Ты не хочешь попытаться все обсудить, даже для их блага?
— Не сейчас.
— Это их убьет. Особенно Челси.
— Я знаю. Это тяжелее всего.
Том чувствовал себя так, словно ему поставили капельницу с какой-то огненной жидкостью и теперь она заполняла все его вены, начиная от сердца. Он умоляюще произнес:
— Тогда попытайся, Клэр, ради детей.
Если бы она продолжала злиться, он мог бы надеяться на то, что есть смысл продолжать спор, но она говорила с ним так спокойно, как с ребенком, которого укладывала спать.
— Я не могу, Том. Ради себя.
— Клэр! — Он сделал два шага по направлению к ней, но она слегка отшатнулась, словно предупреждая его не прикасаться к ней. — Господи, — потерянно прошептал он, и тяжело опустившись в кресло, закрыл лицо рукой.
Прошла минута. Две. Клэр стояла, не двигаясь, ожидая, а идея развода как будто нависала над ними, ширясь и захватывая все большее пространство. Том опустил руку и посмотрел не жену.
— Клэр, я люблю тебя, — вложив в эти слова все, сказал он. — Пожалуйста, не делай этого.
— Я не могу иначе, Том. Я знаю, ты мне не поверишь, но не только ты испуган. Я сама боюсь. — Она прижала руки к груди. — Я всегда была из тех женщин, что любят очень сильно, и всегда в глубине души боялась, что не смогу жить без тебя. Я всегда думала: «Он женился на мне, потому что был вынужден», и все эти сомнения разъедали мою душу и заставляли считать, что я любила тебя больше, чем ты меня. А потом всплыла вся эта история и та… та испуганная женщина внутри меня победила. Я и не знала, что она там есть, но потом она заявила о себе, а я думала: «Откуда она? Ведь это все не я говорю, и не я так поступаю?» Но сейчас мне приходится быть такой. Мне приходится отдаляться от тебя, иначе мне очень больно. Ты можешь понять это, Том?
Он попытался ответить, но перехватило горло.
— Н… нет, — наконец выговорил он надтреснутым голосом.
Клэр продолжала так же спокойно, без слез:
— Как ты можешь это понять, когда я сама не понимаю?
Она подошла, глядя на фотографии — их семья, такая счастливая и беззаботная. Клэр прикасалась к рамкам так, словно гладила по головкам их детей, когда они были еще совсем маленькими.
— Прости меня, Клэр. Сколько раз мне надо повторять это?
— Не надо повторять.
— Тогда почему ты не дашь нам еще хотя бы один шанс?
— Не знаю, Том. Мне больше нечего сказать.
Наступила тишина, прерываемая только музыкой, доносящейся из зала, где танцевали их дети. Он вздохнул и вытер глаза. Потом она взяла одну из фотографий и некоторое время внимательно рассматривала ее, прежде чем поставить на место, осторожно, будто вор, знающий, что в соседней комнате спят хозяева. Наконец Клэр повернулась и сказала:
— Пусть мне придется уйти. Ты можешь остаться в доме, если хочешь.
Том подумал, правда ли это, что человек может умереть от разбитого сердца.
— Я не могу так поступить. Не могу заставить тебя уйти.
— Раз я настаиваю на разъезде, то я и должна уйти.
— Детям и без этого будет плохо.
— Значит, ты хочешь, чтобы я осталась, а сам уйдешь?
— Я хочу, чтобы мы оба остались, Клэр, разве это непонятно?
Он почувствовал, что сейчас расплачется в голос. Она подошла к двери и спокойно произнесла:
— Я уезжаю.
Том подскочил, обежав вокруг стола, схватил жену за руку.
— Клэр… — Еще никогда в жизни он не был так напуган. — Господи… — Она даже не вырывалась, этого не требовалось, ведь их отдаление произошло много дней назад. — Куда ты пойдешь?
Она пожала плечами, отсутствующе глядя на ковер. Потом взглянула на него и спросила:
— А ты бы куда пошел?
— Наверное, к отцу. Она опустила голову.
— Ну что ж…
Так все и было решено: эти три слова и ее опущенная голова, и Тому ничего больше не оставалось. Они ушли с вечеринки вместе, оставив детей праздновать и радоваться своей молодости и победе в шумном, кипящем жизнью зале. Теперь, когда все разрешилось, Клэр не возражала против того, чтобы вместе с мужем дойти до парковки, освещенной синим светом, и сидеть с ним рядом в автомобиле, быстро преодолевшем пару миль до дома, и ждать, пока Том откроет дверь и пропустит ее впереди себя.
Они остановились в темноте, окруженные знакомыми предметами, которые приобретались годами — мебелью, лампами, картинами, всем тем, что они покупали вместе в те времена, когда будущее казалось им таким определенным.
— Когда ты уедешь? — спросила Клэр.
— Завтра.
— Тогда сегодня я буду спать на диване.
— Нет, Клэр… — Он схватил ее за руку. — Нет, пожалуйста.
— Не надо, Том.
Она мягко высвободилась и пошла по коридору. Он поднял лицо, словно обращаясь к Богу, и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, сдерживая рыдания. Быстрее, медленнее, быстрее, медленнее, пока ему не удалось взять себя в руки. Потом он направился в спальню и остановился в дверях. Клэр была уже в ночной рубашке, и, увидя его, устало замерла, словно ожидая, что сейчас он начнет к ней приставать. Вместо этого он проговорил:
— Можешь оставаться здесь. Я буду спать на диване. Когда в час ночи Челси вернулась домой, она обнаружила отца на веранде, сидящим в кресле-качалке. Холодная ночь окружала его, и он смотрел в темноту ничего не видящим взглядом.
— Папа, ты в порядке? — спросила Челси, на несколько дюймов открывая дверь.
Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил:
— Я в порядке, детка.
— Почему ты здесь сипишь? Уже холодно.
— Не мог заснуть.
— Ты действительно в порядке?
— Конечно. Ложись спать, детка. Она немного помялась.
— Хорошая была вечеринка, правда, па?
Челси видела только его силуэт в темноте. Отец даже не повернул головы в ее сторону.
— Да, хорошая.
— И я так горжусь Робби, хоть он и не победил.
— Я тоже.
Она немного подождала, но продолжения не последовало.
— Ну… тогда спокойной ночи, па.
— Спокойной ночи.
Через пятнадцать минут вернулся Робби, и Челси дожидалась брата в его комнате.
— Шш, — прошептала она, — это я.
— Челе?
— Что-то случилось.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты сейчас не проходил через гостиную?
— Нет.
— Папа все еще сидит на веранде.
— Они с мамой рано ушли.
— Я знаю.
Оба задумались, потом Челси сказала:
— Он никогда не засиживается допоздна, всегда говорит, что ему не хватает времени.
Они снова обеспокоено замолчали.
— Ну… — произнес Робби, — я даже не знаю. Ты с ним говорила?
— Немного.
— И что он сказал?
— Почти ничего.
— В этом-то вся и беда, они с мамой теперь почти ничего не говорят.
Утром Челси проснулась вскоре после девяти и, поднявшись, направилась в ванную. Проходя мимо открытой двери в спальню родителей, она увидела отца, который был чем-то занят. Он надел старые вещи, а на кровати стояли картонные коробки и два открытых чемодана. Челси остановилась, босая, в длинной, до колен, футболке с динозавром.
— Папа, что ты делаешь?
Он выпрямился, держа в руках стопку белья, потом запихнул его в чемодан и протянул дочери руку.
— Зайди сюда, — тихо сказал Том.
Она приблизилась, взяла отца за руку, и они присели на край неубранной постели среди коробок. Том обнял дочь и прижался щекой к ее волосам.
— Детка, мама хочет, чтобы я уехал на некоторое время.
— Нет! — хватая и сжимая в кулаке ткань его футболки, проговорила Челси. — Я так и знала! Пожалуйста, не делай этого, папочка! — Она не называла его папочкой с тех пор, когда училась еще в начальной школе.
— Я собираюсь пожить немного у дедушки в хижине.
— Нет! — Она вырвалась из его объятий, плача. — Где мама? Она не может заставить тебя это сделать! — В сильном возбуждении Челси кинулась вниз по лестнице, Том поспешил за ней. Девочка кричала, не переставая. — Ты не можешь заставлять его уйти! Мама, где ты? Что здесь происходит? Вы муж и жена! Ты не можешь притворяться, что между вами все кончено, и выгонять его к дедушке! — Клэр поймала ее в самом низу. — Мама, ты ведь его жена! Что ты делаешь?
Робби выскочил из своей спальни, разбуженный криком, и тоже стал спускаться по лестнице.
— Что происходит? — Он был взъерошенный, заспанный, со вспухшими глазами.
— Папа от нас уходит, Робби. Скажи ему, чтобы не делал этого! Скажи маме, чтобы она его не прогоняла! — Челси захлебывалась от рыданий.
— Челси, мы же не разводимся, — попыталась успокоить ее Клэр.
— Еще нет, но разведетесь, если он уйдет! Мама, не отпускай его! Папочка, пожалуйста… — Она поворачивалась то к одному из них, то к другому.
Это было так непохоже на их семью — крики и плач ранним утром, в коридоре у главного входа в дом. Том призвал к спокойствию:
— Мы с мамой все обсудили вчера вечером.
— Тогда почему вы так поступаете? Вы никогда нам ничего не говорите! Вы притворяетесь, будто все в порядке, а сами даже не смотрите друг на друга! У тебя есть любовница, папа, в этом все дело?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Том почувствовал, как слезы подступают к его глазам. Ему пришлось скрыться на время в мужском туалете, дожидаясь, пока спокойствие возьмет верх над эмоциями.
В этот вечер, когда Клэр вернулась с репетиции, муж дожидался ее, приняв душ и сидя на кровати в пижамных брюках и благоухая лосьоном после бритья. Она скользнула под одеяло и выключила настольную лампу. Протянув руку в темноте, Том попытался поцеловать жену, но она оттолкнула его и сказала:
— Не надо, Том. Я не могу.
Церемония «коронации» состоялась в актовом зале школы, в пятницу, в два часа дня. Все родители собрались в комнате позади зала, готовясь сопровождать своих детей.
Клэр впервые увидела Монику Аренс. Она не была хорошенькой, но дорогая одежда и стильные украшения, придавали ей светский шик. Тщательно выполненная прическа не приукрашивала лицо, но на страницах любого модного журнала можно было увидеть такую же. То, в чем отказала ей природа, Моника создала для себя сама. Она держалась так, словно говорила: «Поосторожней со мной».
Клэр повернулась к Монике и ее сыну спиной, притворяясь, будто их нет в комнате. Однако она понимала, что Том, как директор, должен уделять внимание всем и поздравлять родителей всех кандидатов. Когда он заговорил со своей бывшей любовницей и пожал ей руку, Клэр не смогла удержаться и посмотрела на них. Ревность и обида уничтожили всю радость этого дня, и она обвиняла мужа в том, что именно по его вине не испытывала счастья по поводу такого события. Идя рядом с Робби к трибуне, она не излучала материнской теплоты, как другие, просто сопровождала сына с левой стороны, а Том — с правой. На ступеньках родители поцеловали Робби, потом сели рядом в первом ряду. Во время всей церемонии Клэр не обменялась с мужем ни словом, ни взглядом, она смотрела только на сына и ни на кого другого.
В каждом ее движении и позе Том видел что-то показное, неестественное. Она слишком высоко поднимала руки, когда аплодировала, слишком задирала подбородок, наблюдая за происходящим. Иногда она встряхивала головой, а когда Дьюк Леонард был выбран королем, Том понял, что Клэр негодовала в душе, поскольку по понятным причинам надеялась, что это место займет Робби. С упавшим сердцем Гарднер признавался сам себе, что ему совсем не нравится, как она себя ведет. Те качества, за которые он полюбил когда-то Клэр, исчезли, и именно он был в этом виноват.
После они танцевали вместе на праздничной вечеринке, и он обнаружил, что можно отвергать в женщине непримиримость и все же любить эту женщину. Потому что он все еще любил свою жену. Обнимая ее в танце, он ощутил нахлынувшее желание и попытался крепче прижать Клэр к себе. Она выгнула спину, стремясь держаться подальше, и сказала:
— Думаю, сейчас подходящее время, чтобы поговорить с тобой, Том. Я приняла решение, но молчала, пока не закончится праздник, чтобы не портить его для детей. Ну что ж, теперь веселье подходит к концу, а я не могу продолжать жить, как ни в чем не бывало. Я хочу развестись. Том остановился, почувствовав мгновенный укол страха.
— Нет, Клэр, перестань, мы можем…
— Я думала, что справлюсь с этим, но не смогла. Я несчастна, мне больно, все время хочется плакать. Я не могу видеть тебя в своей постели каждую ночь.
— Клэр, так нельзя. Нельзя отбросить прочь восемнадцать лет жизни, не пытаясь их спасти.
— Я пыталась.
— Черта с два ты пыталась! Ты… — Он понял, что кричит и танцующая рядом пара обернулась и смотрит на них. — Пошли! — приказал Том и за руку потащил жену из зала, по коридору, мимо бассейна, пока не привел ее к стеклянным дверям своего кабинета.
— Отпусти меня! — требовала Клэр. — Том, Бога ради, ты уже устроил спектакль, вырвавшись из зала таким образом!
В кабинете он с силой захлопнул дверь.
— Мы не разводимся! — прокричал Том.
— Не ты один принимаешь решения!
— Мы даже не пытались ничего обсудить!
— Что обсуждать? Лично я ничего не сделала!
— Вот именно — ничего, чтобы спасти наш брак! Ты даже не пыталась простить меня!
— Простить, в то время, когда ты продолжаешь с ней путаться?
— Я с ней не путаюсь! Клэр, я люблю тебя!
— Я тебе не верю.
— Ты мне не веришь. И считаешь, что нам нечего обсуждать?
— Не обвиняй меня, ты! — Она ткнула мужа в грудь. — Не смей меня обвинять! Не я изменяла тебе! Не я прижила сына, из-за которого теперь страдают наши дети! Не я умалчивала об этом восемнадцать лет. Я наблюдала за тобой, когда называли претендентов на трон, и видела выражение твоих глаз. Тебе хочется признать его, Том, неужели ты сам не понимаешь? Ты просто умираешь от желания, чтобы все узнали, что он твой сын. Ну что ж, пусть узнают! Но не жди, что я останусь с тобой. Мне и так тяжело работать с тобой в одном месте и выполнять твои приказы день за днем! Ты никогда не думал, как меня все начнут жалеть, когда все выяснится?
— Давай не будем никому сообщать. Пойдем вместе к психологу. Надо спасать нашу семью, Клэр.
Она отступила на шаг, потом, воздев руки к потолку, проговорила:
— Я не хочу быть вместе с тобой, Том. Он запаниковал.
— Клэр, пожалуйста…
— Нет… — Она отступила еще на шаг. — Не хочу, у меня такое чувство, будто меня предали, и я злюсь на тебя, и готова… просто броситься на тебя в любой момент! Это такой стресс, что каждое утро я встаю и не знаю, смогу ли весь день работать. В учительской я выслушиваю твои распоряжения, когда все, что мне хочется делать, — это сыпать проклятьями. Завидев тебя в коридоре, я обхожу тебя за две мили. И я больше не могу притворяться перед детьми за столом.
— Подумай, что ты говоришь! Клэр, что с тобой случилось? Это несправедливо. А как же уважение, ведь мы обещали всегда уважать друг друга, когда ссоримся?
— Его нет, — она заговорила спокойнее. — Вот что пугает меня больше всего, Том. Я теперь не уважаю тебя. И когда я поняла это, то поняла и то, что все эти годы твердила банальности. Уважение — легко о нем говорить, когда твой брак не подвергался никаким испытаниям. Сейчас я отношусь ко всему этому совсем по-другому.
— Мне противно это слышать!
— Или я опротивела?
— Перестань, Клэр, разве я когда-нибудь давал тебе повод так считать? Мне противна твоя надменность, эта хорошо рассчитанная холодность, которую ты можешь по желанию включать, словно душ. Тебе словно бы нравится меня наказывать. Ты обращаешься со мной так, будто мой грех нельзя простить.
— Да, сейчас я не могу тебя простить, особенно когда мне каждый день об этом напоминает твой сын, входя ко мне на урок.
— Если ты хочешь, чтобы его перевели, я так и поступлю. Я уже говорил тебе это.
— Перевод не поможет. Он существует, и он твой. И его мать живет здесь поблизости, и ты с ней виделся. Я не могу больше все это выносить, поэтому и хочу развестись.
Сжав зубы, Том проговорил:
— Между мной и Моникой Аренс ничего нет. Почему ты мне не веришь?
— Я хотела бы, Том… хотела бы. Почему ты не рассказал мне о том, что встречался с ней тогда, в автомобиле?
— Я… — Подняв руки, он бессильно уронил их. — Я не знаю. Я должен был, но не смог. Извини. Я боялся.
— И я тоже боюсь. Неужели непонятно?
— Тогда почему ты сбегаешь от меня?
— Потому что мне требуется время, Том. — Она прижала руку к сердцу, ее голос звучал мягче. — Я не могу простить тебя. Я не могу видеть тебя. Я не могу спать с тобой. И я не знаю, что сказать детям. Мне нужно время.
— Сколько времени?
— Не знаю.
Чем меньше она злилась, тем страшнее становилось Тому.
— Клэр, пожалуйста, не делай этого.
— Я должна.
— Нет, не должна.
Он взял ее за руку, но она отвернулась.
— Не надо. Я уже все решила, — спокойно произнесла Клэр.
— Мы могли бы…
— Пожалуйста, не начинай сначала, Том. Потрясенный всем услышанным, он отвернулся к окну и к семейным фотографиям на подоконнике. На фоне темноты снаружи его отражение казалось силуэтом без лица. Лампы дневного света окружали этот силуэт сиянием. Он видел и отражение Клэр. Она стояла напротив его стола, высоко подняв голову, и смотрела в спину мужа. Вся ее поза выражала решимость. Том вздохнул и потерянно спросил:
— А как же дети?
— Они останутся с тем из нас, кто будет жить в доме.
— Ты не хочешь попытаться все обсудить, даже для их блага?
— Не сейчас.
— Это их убьет. Особенно Челси.
— Я знаю. Это тяжелее всего.
Том чувствовал себя так, словно ему поставили капельницу с какой-то огненной жидкостью и теперь она заполняла все его вены, начиная от сердца. Он умоляюще произнес:
— Тогда попытайся, Клэр, ради детей.
Если бы она продолжала злиться, он мог бы надеяться на то, что есть смысл продолжать спор, но она говорила с ним так спокойно, как с ребенком, которого укладывала спать.
— Я не могу, Том. Ради себя.
— Клэр! — Он сделал два шага по направлению к ней, но она слегка отшатнулась, словно предупреждая его не прикасаться к ней. — Господи, — потерянно прошептал он, и тяжело опустившись в кресло, закрыл лицо рукой.
Прошла минута. Две. Клэр стояла, не двигаясь, ожидая, а идея развода как будто нависала над ними, ширясь и захватывая все большее пространство. Том опустил руку и посмотрел не жену.
— Клэр, я люблю тебя, — вложив в эти слова все, сказал он. — Пожалуйста, не делай этого.
— Я не могу иначе, Том. Я знаю, ты мне не поверишь, но не только ты испуган. Я сама боюсь. — Она прижала руки к груди. — Я всегда была из тех женщин, что любят очень сильно, и всегда в глубине души боялась, что не смогу жить без тебя. Я всегда думала: «Он женился на мне, потому что был вынужден», и все эти сомнения разъедали мою душу и заставляли считать, что я любила тебя больше, чем ты меня. А потом всплыла вся эта история и та… та испуганная женщина внутри меня победила. Я и не знала, что она там есть, но потом она заявила о себе, а я думала: «Откуда она? Ведь это все не я говорю, и не я так поступаю?» Но сейчас мне приходится быть такой. Мне приходится отдаляться от тебя, иначе мне очень больно. Ты можешь понять это, Том?
Он попытался ответить, но перехватило горло.
— Н… нет, — наконец выговорил он надтреснутым голосом.
Клэр продолжала так же спокойно, без слез:
— Как ты можешь это понять, когда я сама не понимаю?
Она подошла, глядя на фотографии — их семья, такая счастливая и беззаботная. Клэр прикасалась к рамкам так, словно гладила по головкам их детей, когда они были еще совсем маленькими.
— Прости меня, Клэр. Сколько раз мне надо повторять это?
— Не надо повторять.
— Тогда почему ты не дашь нам еще хотя бы один шанс?
— Не знаю, Том. Мне больше нечего сказать.
Наступила тишина, прерываемая только музыкой, доносящейся из зала, где танцевали их дети. Он вздохнул и вытер глаза. Потом она взяла одну из фотографий и некоторое время внимательно рассматривала ее, прежде чем поставить на место, осторожно, будто вор, знающий, что в соседней комнате спят хозяева. Наконец Клэр повернулась и сказала:
— Пусть мне придется уйти. Ты можешь остаться в доме, если хочешь.
Том подумал, правда ли это, что человек может умереть от разбитого сердца.
— Я не могу так поступить. Не могу заставить тебя уйти.
— Раз я настаиваю на разъезде, то я и должна уйти.
— Детям и без этого будет плохо.
— Значит, ты хочешь, чтобы я осталась, а сам уйдешь?
— Я хочу, чтобы мы оба остались, Клэр, разве это непонятно?
Он почувствовал, что сейчас расплачется в голос. Она подошла к двери и спокойно произнесла:
— Я уезжаю.
Том подскочил, обежав вокруг стола, схватил жену за руку.
— Клэр… — Еще никогда в жизни он не был так напуган. — Господи… — Она даже не вырывалась, этого не требовалось, ведь их отдаление произошло много дней назад. — Куда ты пойдешь?
Она пожала плечами, отсутствующе глядя на ковер. Потом взглянула на него и спросила:
— А ты бы куда пошел?
— Наверное, к отцу. Она опустила голову.
— Ну что ж…
Так все и было решено: эти три слова и ее опущенная голова, и Тому ничего больше не оставалось. Они ушли с вечеринки вместе, оставив детей праздновать и радоваться своей молодости и победе в шумном, кипящем жизнью зале. Теперь, когда все разрешилось, Клэр не возражала против того, чтобы вместе с мужем дойти до парковки, освещенной синим светом, и сидеть с ним рядом в автомобиле, быстро преодолевшем пару миль до дома, и ждать, пока Том откроет дверь и пропустит ее впереди себя.
Они остановились в темноте, окруженные знакомыми предметами, которые приобретались годами — мебелью, лампами, картинами, всем тем, что они покупали вместе в те времена, когда будущее казалось им таким определенным.
— Когда ты уедешь? — спросила Клэр.
— Завтра.
— Тогда сегодня я буду спать на диване.
— Нет, Клэр… — Он схватил ее за руку. — Нет, пожалуйста.
— Не надо, Том.
Она мягко высвободилась и пошла по коридору. Он поднял лицо, словно обращаясь к Богу, и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, сдерживая рыдания. Быстрее, медленнее, быстрее, медленнее, пока ему не удалось взять себя в руки. Потом он направился в спальню и остановился в дверях. Клэр была уже в ночной рубашке, и, увидя его, устало замерла, словно ожидая, что сейчас он начнет к ней приставать. Вместо этого он проговорил:
— Можешь оставаться здесь. Я буду спать на диване. Когда в час ночи Челси вернулась домой, она обнаружила отца на веранде, сидящим в кресле-качалке. Холодная ночь окружала его, и он смотрел в темноту ничего не видящим взглядом.
— Папа, ты в порядке? — спросила Челси, на несколько дюймов открывая дверь.
Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил:
— Я в порядке, детка.
— Почему ты здесь сипишь? Уже холодно.
— Не мог заснуть.
— Ты действительно в порядке?
— Конечно. Ложись спать, детка. Она немного помялась.
— Хорошая была вечеринка, правда, па?
Челси видела только его силуэт в темноте. Отец даже не повернул головы в ее сторону.
— Да, хорошая.
— И я так горжусь Робби, хоть он и не победил.
— Я тоже.
Она немного подождала, но продолжения не последовало.
— Ну… тогда спокойной ночи, па.
— Спокойной ночи.
Через пятнадцать минут вернулся Робби, и Челси дожидалась брата в его комнате.
— Шш, — прошептала она, — это я.
— Челе?
— Что-то случилось.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты сейчас не проходил через гостиную?
— Нет.
— Папа все еще сидит на веранде.
— Они с мамой рано ушли.
— Я знаю.
Оба задумались, потом Челси сказала:
— Он никогда не засиживается допоздна, всегда говорит, что ему не хватает времени.
Они снова обеспокоено замолчали.
— Ну… — произнес Робби, — я даже не знаю. Ты с ним говорила?
— Немного.
— И что он сказал?
— Почти ничего.
— В этом-то вся и беда, они с мамой теперь почти ничего не говорят.
Утром Челси проснулась вскоре после девяти и, поднявшись, направилась в ванную. Проходя мимо открытой двери в спальню родителей, она увидела отца, который был чем-то занят. Он надел старые вещи, а на кровати стояли картонные коробки и два открытых чемодана. Челси остановилась, босая, в длинной, до колен, футболке с динозавром.
— Папа, что ты делаешь?
Он выпрямился, держа в руках стопку белья, потом запихнул его в чемодан и протянул дочери руку.
— Зайди сюда, — тихо сказал Том.
Она приблизилась, взяла отца за руку, и они присели на край неубранной постели среди коробок. Том обнял дочь и прижался щекой к ее волосам.
— Детка, мама хочет, чтобы я уехал на некоторое время.
— Нет! — хватая и сжимая в кулаке ткань его футболки, проговорила Челси. — Я так и знала! Пожалуйста, не делай этого, папочка! — Она не называла его папочкой с тех пор, когда училась еще в начальной школе.
— Я собираюсь пожить немного у дедушки в хижине.
— Нет! — Она вырвалась из его объятий, плача. — Где мама? Она не может заставить тебя это сделать! — В сильном возбуждении Челси кинулась вниз по лестнице, Том поспешил за ней. Девочка кричала, не переставая. — Ты не можешь заставлять его уйти! Мама, где ты? Что здесь происходит? Вы муж и жена! Ты не можешь притворяться, что между вами все кончено, и выгонять его к дедушке! — Клэр поймала ее в самом низу. — Мама, ты ведь его жена! Что ты делаешь?
Робби выскочил из своей спальни, разбуженный криком, и тоже стал спускаться по лестнице.
— Что происходит? — Он был взъерошенный, заспанный, со вспухшими глазами.
— Папа от нас уходит, Робби. Скажи ему, чтобы не делал этого! Скажи маме, чтобы она его не прогоняла! — Челси захлебывалась от рыданий.
— Челси, мы же не разводимся, — попыталась успокоить ее Клэр.
— Еще нет, но разведетесь, если он уйдет! Мама, не отпускай его! Папочка, пожалуйста… — Она поворачивалась то к одному из них, то к другому.
Это было так непохоже на их семью — крики и плач ранним утром, в коридоре у главного входа в дом. Том призвал к спокойствию:
— Мы с мамой все обсудили вчера вечером.
— Тогда почему вы так поступаете? Вы никогда нам ничего не говорите! Вы притворяетесь, будто все в порядке, а сами даже не смотрите друг на друга! У тебя есть любовница, папа, в этом все дело?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37