Все было удивительно красиво, но только внешне.
Притворная непринужденность тщательно маскировала непомерные амбиции, блестящая видимость веселья прятала беспокойное биение сердец, мучительно ожидающих перемен. При всей своей пышности и торжественности двор на самом деле был огромной территорией, занятой постоянно грызущейся из-за денег, земель, сфер влияния сворой. Ставки – как личные, так и политические – были высокими, и действие разыгрывалось на глазах тех, кто был менее завистлив и мог спокойно наблюдать за игрой.
Когда Филипп подвел ее к хозяевам, Энни вежливо улыбнулась и поклонилась, продолжая прислушиваться к жужжанию доносящихся со всех сторон разговоров. Кто-то с кем-то спорил. Кто-то кого-то уязвлял. Слова, взгляды, казалось, безобидные, внешний лоск – Энни старалась ничего не упустить.
Улыбка Энни померкла, как только они оказались перед герцогиней де Булонь. Судя по холодному выражению лица, хозяйка дома была крайне недовольна их опозданием, но, соблюдая светский этикет, ничего об этом не сказала. Ее приветствие было ни теплым, ни холодным.
– А, Элен, вы благополучно прибыли. – Герцогиня протянула руку и чуть сжала ее пальцы. – Милый Филипп! Вы сегодня великолепно выглядите. – Она повернулась и одарила Энни легким и слегка снисходительным кивком головы. – А ваша невеста разрумянилась, как роза. Очень мила. – Она подтолкнула Филиппа поближе к Энни. – Я вижу, здесь многие хотят поскорее вас поприветствовать. Почему бы вам не пойти им навстречу, а мы с Элен пока поболтаем.
С пылающими от стыда ушами, получив вежливый выговор за опоздание, Энни взяла Филиппа под руку и была счастлива сбежать. После показавшегося бесконечным обмена приветствиями и короткими разговорами с разряженными дамами и кавалерами Филипп обернулся к ней с явным выражением облегчения на лице.
– Уф! Мы поздоровались со всеми, начиная с могущественного принца и кончая самыми незначительными виконтессами и маркизами. Наконец-то мы можем спокойно потанцевать. – Он протянул ей руку. – Вы позволите?
– Буду счастлива. – Она вышла вслед за ним на сверкающий паркет. За прошедшие три недели она научилась получать удовольствие от сложных па и переплетений фигур в танцах. Ловкие, хотя еще неумелые ноги не занимали теперь все ее внимание.
– Вы многому научились с тех пор, как мы встретились. Я подозреваю, что вы далеко не та «мадемуазель Анна-Мария», которую вы представляете перед всеми.
Музыка смолкла.
Филипп направился вместе с Энни в дальнюю часть зала.
– Пойдемте на свежий воздух. Там есть прохладная открытая терраса. – Он остановился у порога, наслаждаясь освежающим дуновением апрельского воздуха.
Энни с удовольствием опустилась на мягкий диванчик. Она рассматривала толпу придворных.
– Среди них есть недовольные правительством – мятежники?
– Не знаю. – Филипп нахмурился, сощурив глаза. – Почему вы об этом спрашиваете?
Вопрос явно возбудил его любопытство. Она отметила для себя: непредсказуемость вызывает любопытство ее будущего мужа. Если она будет вести игру с ним правильно, то отдельные искры интереса могут перерасти в дружбу.
Она замолчала, ее взгляд скользил по оживленным лицам в зале.
– Сегодня вечером в этом веселье чувствуется какая-то напряженность – почти хрупкость, кажется, вот-вот все разлетится вдребезги.
Филипп нахмурился и, прежде чем ответить, долго и пристально глядел на нее.
– Да, у меня тоже такое чувство.
И тут же раздался стук жезла об пол, и герольд объявил:
– Их королевское высочество Великая Мадемуазель.
Блестящее общество затаило дыхание, и воцарилась мертвая тишина.
Энни, как и остальные, оцепенела от неожиданности. Героиня Фронды здесь? Принцесса после вылазки в Орлеан не появлялась в свете. Ее присутствие придавало обычному светскому рауту перед свадьбой Энни особенное значение.
Дамы и кавалеры отхлынули назад, освобождая широкий проход. Энни встала со скамейки. Ее глаза, как и две сотни других глаз, были прикованы к двери.
И вот появилась принцесса. Ее лицо обрамляла копна пышных золотистых волос. Плавные движения сопровождались всплесками света от драгоценных камней, украшающих тонкие пальцы, талию, стройную гордую шею и диадему. Золотое шитье сверкало на красной ткани мантии, на белоснежном лифе в окаймлении бриллиантов сияли каскады рубинов, темных и блестящих, как поздняя спелая вишня.
Великая Мадемуазель. Принцесса королевской крови. Самая богатая и высокородная женщина в королевстве. Женщина, о которой слагались легенды. Все в ней было полно жизни, ярко и красочно. Ее пышная грудь поднималась из низкого выреза платья, резкий профиль, бесспорно, повторял фамильные черты Бурбонов, уже не один век занимающих трон Франции.
Одно ее присутствие превратило ассамблею в толпу покорных рабов. Расправив плечи, выставив вперед гордый подбородок, она стояла, как богиня, полная сознания своей силы. Дождавшись, когда тишина стала нестерпимой, она медленно пошла навстречу ожидающей, затаившей дыхание толпе.
Разговоры возобновились, их неясный гул напоминал жужжание роя пчел во фруктовом саду.
В самом пылком воображении Энни не могла представить себе подобную встречу с дамой королевского рода. Она схватила Филиппа за руку, в ее шепоте звучало восторженное возбуждение.
– Она идет сюда, Филипп.
– М-м-м…
Этот единственный звук был полон такого глубокого значения, что Энни перевела взгляд с принцессы на лицо Филиппа. С него ушли все живые краски, только что довольное выражение исчезло, лицо казалось застывшей холодной маской.
– Вам плохо? – шепотом спросила Энни.
Филипп не сводил глаз с принцессы.
– Нет, все в порядке.
Энни вспомнила, как Антуан рассказывал о появлении в Орлеане принцессы и то странное ощущение напряженности, которое вызвала эта история у слушателей. В тот вечер она посчитала эту нервозность результатом тайных нападок маршала и решила, что именно поэтому Филипп так неожиданно увел ее из-за стола. Но теперь у нее возникло подозрение, что не все так просто и есть особая связь между Филиппом и принцессой. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять – между ними что-то произошло, что-то плохое.
Филипп сдержанно поклонился.
– Позвольте принести вам пунша.
Он решительно направился к столу с напитками и закусками.
Он хочет избежать встречи с принцессой? Энни посмотрела ему вслед и покачала головой, увидев, как он выпил, не разбирая, несколько бокалов различного вина. Она никогда еще не видела, чтобы он пил так много и так быстро. Когда он вернулся к ней с бокалом пунша в руке, то впервые с момента их встречи не смог открыто взглянуть ей в глаза. Он передал бокал со словами:
– Я советую пить пунш не торопясь, смакуя. Это намного приятнее.
Она отпила глоток и посмотрела на него.
– Наверное, нам стоит уйти.
Он резко повернулся к ней.
– Почему вы так говорите?
Говоря как можно тише, чтобы никто не услышал, Энни постаралась ответить честно:
– Может быть, я наивна, но не глупа. Очевидно, что появление герцогини де Монпансье расстроило вас. Избежать встречи, может быть, более разумно, чем быть представленной.
Странная, натянутая усмешка тронула его губы.
– Анна-Мария, вы продолжаете удивлять меня. – Его глаза устремились на море лиц за ее плечами. – Я склонен согласиться. Во всяком случае, избежать этой встречи будет лучше для нас обоих. Может быть, нам удастся выскользнуть в один из боковых выходов. Подождите здесь, пока я найду Элен, и мы уйдем все вместе.
Но было поздно. Когда он обернулся, то увидел, что Великая Мадемуазель и Элен стоят прямо позади него.
Энни низко присела в реверансе.
Не моргнув глазом, Филипп церемонно, как настоящий придворный, промолвил:
– Ваше высочество, позвольте представить мою невесту Анну-Марию де Бурбон-Корбей. Анна-Мария, Великая Мадемуазель.
Энни выпрямилась перед принцессой. Маленькая, чуть больше пяти футов росту, принцесса была на полголовы ниже. Ее глаза тревожно блестели.
Внезапно все неожиданные реплики по поводу принцессы и странная реакция самой Великой Мадемуазель сложились в уме Энни в ясную картину, как части головоломки. И эта картина была удручающей.
Принцесса и Филипп!
Ей показалось, что на нее обрушился потолок. Она чуть не задохнулась, но постаралась дышать ровно. Вдох… выдох… Главное – не показать своих чувств. Вдох… выдох… Лицо холодное, глаза спокойные…
Какой наивностью было надеяться, что наступит день, когда она добьется дружбы с Филиппом и, может быть, даже любви. Она никогда не считала, что его сердце свободно, но чтобы оно оказалось занятым такой могущественной персоной! Разве Энни может соревноваться с самой храброй и популярной женщиной Парижа!
Великая Мадемуазель соизволила произнести:
– Какая милая девочка, Филипп. – Под густой завесой золотистых ресниц глаза смотрели колюче. – Я всегда рада знакомиться с кузинами. Но последнее время это удовольствие повторяется слишком часто. Мне кажется, их слишком много.
Жалость Энни к себе испарилась. Она взглянула на принцессу и, ощетинившись, ответила:
– Я горжусь встречей с героиней Орлеана. О храбрости вашего высочества рассказывают легенды.
Лесть не имела успеха. Принцесса холодно ответила:
– Положение обязывает. – Она обернулась к Филиппу: – Вы сказали, ее зовут Анна-Мария? Как забавно. У нас одинаковые имена. Не удивлюсь, если мы делим пополам еще что-то.
Темные пятна румянца выступили на скулах Филиппа.
Энни почувствовала, что ее щеки запылали. Ее охватила волна жгучей ярости. Принцесса имела возможность выбирать любого высокородного дворянина по всей Европе. Почему она хочет владеть и человеком, связанным обещанием?
Энни внезапно заметила глубокие складки возле рта принцессы и слой пудры, покрывающий лицо. Более внимательный взгляд подсказал ей, что румянец на ее щеках не натуральный, а искусно наведен. Царственная дама уже прошла расцвет юности и тщательно пыталась это скрыть! Женщина была старше Энни, и это бросалось в глаза.
Мгновенно воспользовавшись подвернувшимся случаем, Энни поспешила подчеркнуть возраст принцессы:
– Я счастлива носить оба ваших имени, ваше высочество. Возможно, моя матушка назвала меня в вашу честь.
Черты лица принцессы окаменели, и Энни подумала, что лучше бы она промолчала. Не надо было объявлять войну одной из самых могущественных женщин Франции.
Филипп кинул на Энни удивленный взгляд и закашлялся.
После нескольких секунд напряженного зловещего молчания принцесса мрачно обратилась к Элен:
– Как я понимаю, свадьба будет послезавтра. Но я не помню, чтобы получала приглашение.
С уст Элен сорвался какой-то задушенный писк:
– Оно было послано больше недели назад, ваше высочество. Наверное, затерялось во дворце. – Филипп широко открыл глаза, но Элен продолжала: – Я пошлю его еще раз завтра прямо с утра.
Энни тяжело вздохнула. Принцесса может превратить торжественное таинство в насмешку.
– Я включаю вас в свою свиту. – В бледно-голубых глазах принцессы заблестели насмешливые огоньки. – Я хочу, чтобы вы явились ко мне после медового месяца.
Филипп напряженно произнес:
– Ваше высочество очень добры, но я думаю, что мы вернемся не слишком скоро. Я предполагал после свадьбы отправиться в длительное путешествие.
Принцесса сложила веер и легонько ударила Энни по плечу.
– Я оставляю вопрос открытым. Дорогая Анна-Мария, как только вы вернетесь в Париж, я надеюсь увидеть вас в моих апартаментах в Тюильри. Последите, чтобы она об этом не забыла, Филипп.
Злобная улыбка исказила ее губы.
– А свадебный подарок… Я приготовлю для Анны-Марии что-нибудь особенное. – Она посмотрела на Филиппа. – Что-нибудь памятное. Я пришлю подарок завтра утром. – Принцесса отошла от них, не попрощавшись даже взглядом.
Филипп обернулся к Энни:
– Не могу сказать, что вы поступили осмотрительно, но должен похвалить вас за умение сохранять достоинство.
Элен без сил опустилась на скамейку, уронив веер.
– И я пригласила ее на свадьбу! – Она умоляюще посмотрела на Энни. – Конечно, она поставила меня в безвыходное положение. Что мне оставалось делать?
Руки Энни были холодны, как лед, но внутри она кипела от возмущения. Принцесса она или нет, кто дал право этой женщине разговаривать с таким высокомерием и так унижать ее? Энни раскрыла веер и стала лихорадочно обмахиваться.
Губы Элен дрожали.
– Маршал будет в ярости, услышав, что я пригласила на свадьбу принцессу, поощряющую мятежников. О, почему она не осталась в Орлеане?
Филипп погладил Элен по плечу, утешая.
– Великая Мадемуазель славится тем, что появляется там, куда ее не приглашают. Не сомневаюсь, что и на этот вечер она явилась без приглашения. – Он печально улыбнулся Энни. – Она, возможно, придет на свадьбу. Только для того, чтобы отвлечь внимание от Анны-Марии и унизить ее.
Энни заметила, что их маленькая драма оказалась в центре внимания. Только теперь она поняла тяжкие последствия своего поступка.
Словно услышав ее мысли, Филипп спросил:
– Милая Анна-Мария, вы понимаете, что вы натворили?
Она решительно парировала:
– А понимаете ли вы, что мне не оставалось ничего другого?
Хотя она держалась уверенно, ей было не по себе. И зачем она разговаривала так резко? Она, должно быть, сошла с ума, забыв предостережения сестры Жанны и все, чему ее учил отец Жюль!
Она подошла к скамейке.
– Подвиньтесь, пожалуйста, Элен. Я должна сесть, у меня просто ноги подкашиваются.
10
Отложив перо, Великая Мадемуазель пристально смотрела на чистый лист бумаги, обдумывая слова, которые собиралась написать. Она взглянула на открытую коробку, лежащую на диване.
– Успокойся, Нурье, все чисто. Уверена, она ничего не заподозрит.
Служанка заботливо разгладила складки.
– Нигде не морщит. Я вывела все пятна. Трудно заподозрить подвох.
Луиза вернулась к приготовленному листу и написала:
«Примите мой подарок вместе с поздравлениями. Это платье уникальное и особенно подходит для невесты Филиппа. Мне хотелось бы видеть вас в нем сегодня на балу в знак дружеского расположения. – Она закончила записку подписью: – Анна-Мария-Луиза-Тереза, герцогиня де Монпансье» .
Пусть будет так. Невеста Филиппа должна будет подчиниться – Луиза слышала о ее простодушии, – не догадается, что это необыкновенное платье уже один раз было использовано, принцесса появлялась в нем в тот незабываемый вечер пять месяцев назад.
Но Филипп узнает это платье, как и большинство придворных, и это будет достойным возмездием за неприкрытый намек этой неуклюжей провинциалки на возраст Луизы.
Кончик пера пощекотал губы Луизы, вызвав легкую улыбку. Она с нетерпением предвкушала выражение лица Филиппа при виде его простоватой, визгливой невесты, явившейся перед всеми в том же самом платье, в котором была его высокородная возлюбленная в ту первую ночь их страсти. То самое платье, которое срывал Филипп – ленту за лентой, крючок за крючком, – стремясь к желанному, трепещущему телу Луизы.
– Мадемуазель, смотрите, что вам принесли.
Гладкая деревянная коробка была почти такой же длинной, как Мари, которая ее тащила. Она положила ее на постель.
Стряхнув с себя крошки от завтрака, который она доедала в своей комнате, Энни подошла к постели и потрогала блестящий бок коробки.
– Это от кого?
Мари пожала плечами:
– Посыльный не сказал. И на его ливрее не было цветов его хозяина.
– Наверное, внутри есть записка, – предположила Энни. Мари с любопытством заглядывала через ее плечо. Энни подняла крышку. Обе женщины изумленно замерли, увидев, что лежит внутри.
Мари первая вскрикнула:
– Вы только посмотрите!
Уютно устроившись в муаровой подкладке, внутри коробки лежало самое прекрасное платье, какое когда-либо видела Энни. Полупрозрачный воротник шириной чуть ли не целых тридцать сантиметров был изящно расшит. Шесть дуг, идущих от края воротника, казались гигантскими бабочками, кружащимися возле прекрасного цветка. Они соединялись в самой яркой точке, из которой, как огромная капля слез, свисала жемчужина чистой воды.
Узкие рукава платья были вышиты так же, как воротник и свободно собранные складки юбки. Зерна жемчуга и крошечные блестки покрывали легкую, мягко лежащую ткань и, переливаясь, напоминали то пушок персика, то стальной отлив серебра. Их светящийся эффект вызвал в памяти Энни незабываемую картину свежевыпавшего снега, которую она видела всего два раза в жизни и которая так поразила ее.
Мари в возбуждении приподнялась на цыпочки.
– В записке говорится, от кого оно?
Энни достала вложенный в ящик листок и прочитала записку. Слова, написанные изящным почерком, заставили ее нахмуриться.
– Это от Великой Мадемуазель.
– От Великой Мадемуазель? – Мари открыла рот от изумления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39