– И я люблю вас, Филипп. Даже когда я думала, что вы мне изменяете, я не переставала любить вас.
Филипп пронес ее через комнату и посадил на кровать. Там они и замерли, в тишине, прижавшись друг к другу. Она положила голову на его плечо.
Зачем он расставался с ней? Пусть она даже просила, потом умоляла и, наконец, потребовала, ему не следовало делать это. А теперь у них так мало времени…
Ее голос прервал его размышления:
– Обещайте мне кое-что, Филипп.
Он погладил локон на ее плече.
– Что?
– Если я умру, а ребенок выживет, пообещайте, что расскажете ему, как мне не хотелось покидать его. Поклянитесь, что каждый день будете говорить нашему ребенку, как сильно я его любила.
Он мягко остановил ее.
– Вы сами расскажете ему об этом.
Анна-Мария сжала его руку.
– Когда я была маленькой, недостаточно, впрочем, взрослой, чтобы понимать, что у других есть отец с матерью, я возненавидела своих родителей за то, что они умерли и бросили меня одну. Сестры-монахини неустанно твердили мне, что они на небесах и как на небесах им хорошо. Я думала, что родители предпочли жизнь на небесах жизни со мной. – Она дрожала. – Я была так сердита и на них, и на бога. Но я никогда и никому не говорила об этом, и никто и никогда не сказал мне о том, что мои родители не хотели бросать меня. – Она подняла глаза и взмолилась: – Если наш ребенок останется жив, обещайте мне, что каждый день будете рассказывать ему о том, как я его любила, и о том, что не хотела бросать его.
– Обещаю. – Филипп крепче прижал ее к себе, непролитые слезы жгли ему глаза.
Все эти годы она носила в себе тайную боль, что она – брошенный ребенок, не зная об ужасном убийстве родителей. Теперь она сама оказалась перед лицом смерти, но все ее мысли были сосредоточены на ребенке, и это значит, что она любит его больше жизни. Филипп ласково тронул губами нежные волны ее волос.
– Обещаю.
Когда появилась Сюзанна с завтраком на подносе, Энни уже была на ногах. Домоправительница покачала головой и нахмурилась:
– Вашей милости нельзя вставать с постели. А где Мари? Клянусь, этой девчонки никогда не бывает там, где ей положено быть.
– Я послала ее к воротам высматривать доктора.
– Это мог бы сделать и любой из моих ребятишек, – Сюзанна критически вглядывалась в нее. – Мари не следовало бы разрешать вашей милости вставать, а уж тем более оставлять вас без присмотра.
Поглаживая поясницу, Энни проворчала:
– Я едва могу дышать, когда я лежу, сколько бы подушек ни положила для опоры. И сегодня с утра спина особенно беспокоит меня. Когда я хожу, мне хоть немного полегче.
Сюзанна переставила завтрак с подноса на столик у окна, затем пододвинула к нему кресло для своей хозяйки. Когда Энни опустилась в кресло, домоправительница весело заметила:
– Через какие-то три или четыре недели ваша милость сможет сама укладывать младенца спать.
Энни вздохнула.
– Еще три недели. – Она с сомнением посмотрела на суп. Последнее время всякий раз, когда она ела или пила что-нибудь – даже воду, – ребенок отплясывал у нее в животе джигу. Скорей бы. – Никаких сообщений не было? – Энни знала ответ, но не удержалась от вопроса.
Домоправительница насупилась:
– Пока нет. Но вы не беспокойтесь, ваша милость. Доктор скоро будет, и, как только он появится, мы тут же пошлем его к вам.
– А монсеньор герцог собирается на верховую прогулку?
– Нет. Его милость сказал Жаку, что не будет отлучаться из дома, пока не родится ребенок.
В их разговор ворвался голос Филиппа:
– Какие уж тут верховые прогулки! – Энни подняла глаза и увидела мужа, стоящего в дверях. Он широко улыбнулся. – Можно войти?
При взгляде на него ее охватило теплое чувство.
– Конечно. Вы же знаете, что можете не ждать приглашения.
Филипп пересек комнату, повернул стул спинкой к столу напротив нее и сел на него верхом. Он старался казаться беззаботным, но ей-то было видно, как он беспокоится.
– Как вы сегодня себя чувствуете, Энни?
Она любила, когда он ее так называл. Улыбнувшись, она ответила:
– Как обычно, ужасно огромной. – Она поднесла ко рту ложку супа, но выронила ее из-за сильного приступа боли.
Филипп вздрогнул.
– Что случилось?
– Какая я неуклюжая. – Смущенная, Энни промокнула салфеткой пролитый суп. – Ну вот, теперь я испачкала свой халат. У меня остался только один такого огромного размера.
– Черт с ним, с халатом. До конца недели мы сделаем еще три таких. – Он настороженно прищурился. – Но это вовсе не неуклюжесть. Я умею заметить боль.
Энни сжала губы, слезы брызнули у нее из глаз. Она устала, и ей было так плохо. Попытка соблюдать приличия оказалась ей не по силам. Она закрыла глаза и дала волю слезам.
– Это все моя спина. Она болит уже несколько недель, но сегодня ночью я ни на миг не смогла заснуть. – Она открыла глаза и, словно извиняясь, улыбнулась, но слезы продолжали течь. – Я думаю, ребенок стал таким большим, что пытается отодвинуть мои кости, чтобы освободить себе побольше места.
– Бедная Энни. – Филипп встал и помог ей подняться на ноги. – Не плачьте. Вам лучше прилечь, а я разотру.
В который раз за эту неделю, которая прошла со дня их примирения, Энни возблагодарила бога за такого мужа. Филипп утешал ее и заботился о ней – по несколько часов читал ей вслух, гулял по вечерам, когда становилось попрохладнее, играл с ней в шахматы. Он даже выучил ее египетской настольной игре под названием «Камешки» и потом смеялся с ней вместе, когда она уже преуспела в ней настолько, что стала обыгрывать его. С ним было в равной степени уютно и в тишине, и во время бесед; он всегда находился рядом, когда ей было нужно.
А сейчас он был ей очень нужен. Ее грудь сдавил спазм, и, когда слезы перестали течь, она сжалась в его объятиях и позволила повести себя к постели. На полпути она вдруг почувствовала странную слабость, и по ее ногам потекла теплая влага.
Она в ужасе взглянула вниз.
– О боже!
Филипп только глянул и тут же позвал:
– Сюзанна! Скорее сюда!
Сюзанна ворвалась в комнату и сразу все поняла.
– Успокойтесь, ваша милость. Просто отошли воды, вот и все.
– И что это значит?
Ее вымученная улыбка никого не обманула.
– Это значит, что ее милости не придется ждать так долго, как мы думали, чтобы сжать в объятиях своего младенца.
Пощупав живот Энни, она посмотрела на Филиппа.
– Мне следовало бы догадаться о том, что происходит, когда она пожаловалась на спину. Она ведь никогда не жалуется. Я полагаю, что это приближение родов. В ближайшие часы могут начаться схватки.
Энни вцепилась в рубашку Филиппа.
– Но я ведь не могу рожать. Пока еще не могу. Врач еще не приехал.
Филипп погладил жену по руке и успокаивающе заговорил:
– Все будет хорошо. Вот увидишь. Скоро здесь появится доктор. А Сюзанна поможет тебе переодеться в чистую рубашку. Я сейчас отправлюсь в библиотеку и просмотрю нужные медицинские книги. Мне, помнится, что-то доводилось читать о целебном напитке, предназначенном как раз для подобных случаев.
Энни знала, что Филипп просто успокаивает ее, так хотелось верить ему, что она кивнула и выпустила его руку.
– Да. Иди, дорогой. Я останусь с Сюзанной.
Филипп поспешил к двери. Сюзанна легонько похлопала по руке свою госпожу.
– Я только скажу Пьеру, чтобы он вызвал Мари, и тотчас вернусь.
Энни прикрыла глаза рукой, новая вспышка боли пронзила ее тело. Сквозь стиснутые зубы она проговорила:
– Пожалуйста, поспеши, я очень боюсь оставаться одна.
– Я вернусь прежде, чем вы успеете это заметить. Сюзанна выбежала вслед за Филиппом. Она нагнала его уже у лестницы.
– Ваша милость, боюсь, что лекарства госпоже вряд ли помогут. У бедняжки отошли воды, значит, ребенок должен вскоре родиться. Если же не торопить события, ребенок может родиться мертвым.
Филипп в отчаянии схватил голову руками:
– Что же делать? Врач должен был приехать еще несколько дней тому назад! – Он помолчал мгновение и наконец решительно произнес: – Значит, мы должны справиться сами. Кто же нам поможет?!
Сюзанна в сомнении покачала головой.
– Надо послать кого-нибудь за священником.
Его горло перехватило.
– Но я же должен сделать хоть что-нибудь!
Сюзанна перебила его:
– Она меня ждет. Я должна поскорее вернуться. Сделайте, что сможете, ваша милость, и поможет вам господь!
Филипп кивнул. Сюзанна медлила, но потом проговорила едва слышно:
– И, пожалуйста, ваша милость, пошлите за священником.
Если бы Филипп мог знать, что доведется испытать ему, как будет страдать Энни и сколько волнений и тревог испытают и Сюзанна, и Пьер, и Мари, прежде чем спустя долгие часы мучительной неизвестности и опасности они услышат долгожданный детский крик! Он и представить себе не мог, что судьба распорядится таким чудесным образом! Едва не потеряв свою Энни, мысленно уже прощаясь с возможностью благополучного исхода, Филипп стал счастливым отцом сразу двух чудесных малышей. Первой на свет появилась девочка, за ней, через сорок минут, родился мальчик.
36
Энни забылась тревожным сном, и Филипп терпеливо ждал ее пробуждения.
Когда все волнения за малюток, за жизнь обессиленной, измученной Энни остались позади, Филипп наконец вышел из спальни жены и прошел на балкон. Солнце уже садилось за деревья.
Филипп впился пальцами в каменные перила и еще раз вознес идущую из глубины сердца благодарственную молитву.
Позади раздались шаги. Сюзанна окликнула его тихим голосом:
– Ваша милость, госпожа зовет вас, она проснулась.
Бледная и осунувшаяся Энни полусидела в кровати. Ее лицо светилось лучезарной улыбкой, когда Филипп вошел в спальню.
– Мой дорогой! Я знаю, что только вам обязана своим спасением. Ни один доктор не смог бы помочь мне и нашим детям так, как это сделали вы!
Филипп взял ее руку и поцеловал тоненькие пальцы. Энни улыбнулась.
– Это – вам. – Она разжала руку, и на открытой ладони заискрилось золотое кольцо. – Я знаю, что вы будете с честью носить его.
– Кольцо герцогства. – Филипп думал, что его сердце до края переполнено радостью, но этот дар и все, что он означал, наполнили его такой благодарностью, что его сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
Энни закрыла глаза и тихо добавила:
– А потом, когда-нибудь, оно перейдет к нашему сыну.
Филипп снял с пальца точную копию этого кольца, которую носил до сих пор, и заменил ее оригиналом. Кольцо подошло ему, словно для него и делалось. Он снова поцеловал руку Энни и надел на ее указательный палец принадлежавшее ему кольцо.
– Это – вам. Я знаю, вы тоже будете с честью носить его. И, после долгой и счастливой жизни, передадите нашей дочери. – Он наклонился ближе к Энни. – Вы мне очень нужны, и нашим близнецам нужна мать, берегите себя, любовь моя!
Она расплылась в счастливой улыбке.
– Наши малютки… Я могу наконец посмотреть на них?
– Сюзанна и Мари сейчас их принесут.
Дверь распахнулась, и в спальню торжественно вошли Мари и Сюзанна. Каждая несла в своих руках по младенцу – с такой важностью, словно им доверили будущих правителей Франции.
Филипп, поднявшись, принял детей. Присев на край кровати, он показал Энни личико дочери. – Мадам герцогиня, позвольте представить вам вашего первенца, девочку. – Малышка зевнула и, сунув маленький кулачок в рот, принялась его сосать. – Я думаю, она проголодалась. А это – наш сын. – Филипп нагнулся, чтобы коснуться губами мягких, как пух, еле заметных волосиков на голове младенца. – Какие они мягкие!
Ребенок даже не шелохнулся.
– Он спит. Он пришел в этот мир следом за сестрой, и я могу себе представить, что он всю жизнь будет пытаться нагнать ее.
Во взгляде Энни засветилось такое счастье, что и ангел мог бы позавидовать.
Энни расстегнула ворот сорочки.
– Она голодна, дайте мне ее покормить.
С безграничной заботой гордый отец приложил своего первенца к материнской груди. Спящий сын мирно посапывал в его руках.
Это был самый трогательный момент в жизни Филиппа. У него неожиданно сел голос, когда он задал вопрос:
– А что вы думаете насчет их имен?
– Позже мы решим это вместе. – Энни слабо улыбнулась, склонившись к детской головке. Затем подняла глаза на Филиппа. Когда она боролась за жизнь их детей, она дала себе клятву, которую теперь намеревалась сдержать. – Но я знаю, кто будет их крестной матерью.
Он в недоумении поднял брови.
– Крестной матерью? – Морщины на его лбу разгладились. – Это будет матушка Бернар или сестра Николь?
– Нет. – Энни глубоко вздохнула, собираясь с силами. Ей было важно, чтобы Филипп ее понял. – Я хочу просить об этом Великую Мадемуазель.
Филипп замер.
– Вы, должно быть, шутите.
– Нет, я серьезно. – Медленно, с напряжением Энни принялась объяснять: – Когда я боялась, что умру, я дала несколько обещаний – богу, себе и вам. Одно из них – если я выживу, то попытаюсь помириться с Великой Мадемуазель.
Филипп не соглашался.
– Она же не… Я хочу сказать, что вы совершенно ничего не знаете о некоторых вещах…
Энни перебила его:
– Я знаю больше, чем вы думаете. – Слабый поначалу, ее голос стал заметно решительней: – Судьба связала наши с ней жизни. У нас с обеих сторон есть определенный долг чести. – Она подыскивала нужные слова. – У меня нет никаких иллюзий по поводу принцессы. Ваша правда, она действительно использовала нас обоих, но вместе с тем она и рисковала многим, чтобы помочь нам. Она способна на великое мужество, великое самопожертвование… и даже на величайшее смирение.
Филипп скептически усмехнулся:
– Смирение?
Энни спокойно встретила его взгляд.
– Она многим рискнула, когда приехала сюда в попытке восстановить мое доверие к вам. Она все мне рассказала, не щадя даже свою гордость.
Он поднял бровь.
– За это, конечно, я ей очень благодарен, но, думаю, едва ли один жест…
И снова она оборвала его, ее глаза светились сочувствием:
– Разве вы не видите? Принцесса тоже жертва, даже больше, чем мы все. Прошлым летом, на том бруствере, она спасла тысячи жизней, но пожертвовала своим будущим. Мгновение величайшей славы стоило ей того, что она желала больше всего на свете. Теперь ей уже никогда не выйти замуж за Людовика. Она никогда не станет королевой.
Энни погладила розовую макушку своей дочери и вновь посмотрела на Филиппа. Черты его лица заострились из-за перенесенных за последние два дня тяжких испытаний, но это сделало его даже более привлекательным. И, когда он смотрел на нее или на своих детей, в его глазах горели любовь и гордость. Филипп с Энни сталкивались с изменой, предательством, яростью, болью, страхом, страданием, даже со смертью, но Энни вновь готова была пережить все это, лишь бы увидеть радость этой минуты.
Она потянулась и взяла Филиппа за руку.
– Нам все-таки удалось, хотя и с трудом, достигнуть всего, чего мы желали. А у Великой Мадемуазель не осталось ничего, кроме денег, а какая ей от них сейчас польза? Париж и двор были ее жизнью, а теперь она изгнана и лишена этого, возможно, навсегда.
Энни вздохнула, внезапно устав от напряженной беседы, но заставила себя продолжать:
– У нее нет короны. Нет власти. Нет армии. Нет настоящих друзей. Нет влияния. Нет положения в обществе. Нет ни мужа, ни детей. – Она знала, что Великой Мадемуазель и не суждено иметь детей, даже если ей позволят выйти замуж, но эту тайну Энни унесет с собой в могилу.
Она прижала драгоценный сверток еще крепче к груди и продолжила:
– Теперь, когда умерла ее старая Нурье, рядом с принцессой не осталось никого, кто бы по-настоящему любил ее. Никого. – Она перевела взгляд с дочери на сына, мирно спящего на руках у Филиппа. – А наши дети будут любить ее. Мы сможем дать ей хотя бы это.
Филипп не сразу решился заговорить. Впервые он увидел Великую Мадемуазель такой, какой видела ее Энни. Осуждать принцессу за ее замыслы и ее гордыню – это все равно что осуждать сокола, который, охотясь, камнем падает сверху и убивает свою добычу. Энни права. С самого начала Великая Мадемуазель была в плену своего происхождения и своих амбиций. Она дорого заплатила за все свои поступки и будет платить всю оставшуюся жизнь.
Что ж, Энни, как видно, права. Они могут поделиться ниспосланным свыше счастьем. Их любви хватит на всех, даже на Великую Мадемуазель.
Филипп поднял голову.
– Крестная мать нашим детям… – В обычных обстоятельствах подобная просьба была бы с их стороны чересчур самонадеянной. Но, учитывая то, что принцесса находится в опале, они как бы поменяются ролями. Он кивнул: – Возможно, это наконец уравновесит чаши весов. Пусть будет так, если, конечно, ее высочество согласится.
Энни улыбнулась:
– Согласится.
Филипп встал, беспокоясь, что слишком долго говорил с ней.
– Простите. Я утомил вас разговорами. – Он кивнул на их дочку. – Она вот-вот уснет, и вам стоит сделать то же самое. – Он взял ребенка в свободную руку, не потревожив его. – Мы вернемся позже, после того, как вы немного отдохнете.
Филипп выпрямился, собираясь уйти, но его уходу помешала Сюзанна, которая ворвалась в комнату, едва успев постучать в дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39