– Здравствуйте, сестра. Вы желаете поговорить со мной?
Сестра Жанна, почти передразнивая Энни, сказала преувеличенно жеманно и жалобно:
– Да, я желаю поговорить с тобой. – Она пересекла комнату и встала рядом с Энни, настолько близко, что это позволило Энни разглядеть, что ее обычно безукоризненная одежда вся в пятнах. Запах немытого тела заставил Энни сделать шаг назад.
Сестра Жанна вновь приблизилась к ней.
– Дорогая маленькая Энни. Всеобщая любимица, обласканная всеми. Наша драгоценная маленькая сестренка, все эти годы мечтавшая сбежать отсюда. – Она вцепилась пальцами в платье Энни и повысила голос: – Теперь у тебя много денег… титул… дом в деревне… и в придачу привлекательный и страстный молодой муж. – В ее холодных серых глазах таилось безумие.
Не намеревается ли сестра Жанна ее убить? Монахиня прижала ее к подоконнику. Энни спиной почувствовала безжалостный холод железной решетки, вдавившейся ей в спину. Хорошо бы убежать, но на окнах – ставни. Вот если удастся, оттолкнув в сторону сестру Жанну, раньше ее добраться до запертой на засов двери, то она спасена. Энни сделала неожиданный шаг в сторону, но сестра Жанна, зорко следившая за каждым ее движением, преградила ей путь.
– Сейчас-сейчас, сестренка. Не убегай. Я хочу лишь поговорить. – Не сводя глаз с Энни, она попятилась в сторону, чтобы тяжелым креслом подпереть дверь. Затем плюхнулась в него, положив ногу на подлокотник.
– Ну, теперь мы можем поболтать.
Женщина сошла с ума. Теперь Энни это было ясно, и она знала, что лучше не пытаться взять над ней верх. Безумие придало ей сверхъестественную силу.
Энни отступила назад, к окну. Хоть бы кто-нибудь проходил по галерее, находившейся под ними. Тогда она бы крикнула и позвала на помощь. Она заговорила с сестрой Жанной как со взбалмошным ребенком:
– Что вы хотите?
Монахиня весело захихикала.
– Я пришла, чтобы преподнести тебе свадебный подарок, сестричка. Моим подарком тебе будет правда.
Развалясь в кресле, как шлюха, она вытащила из-за пояса свое распятие и принялась помахивать им.
– Однажды ты спросила меня о нем. Это подарок на память от прежнего короля. – Она ухмыльнулась: – Я была его фавориткой. Я знала, как доставить его величеству удовольствие, и знала, как его можно разговорить. Когда он бывал в хорошем расположении духа, он рассказывал мне о многом, что Ришелье хотел бы сохранить в секрете, о чем больше никто при дворе не знал. Я знаю множество тайн, в том числе некоторые и про тебя.
Она повесила распятие на ручку кресла и вызывающе посмотрела на Энни.
– Как мне помнится, ты всегда была невыносимо любопытной. Неужели тебе не интересно узнать правду о себе – кто ты есть на самом деле и как ты попала сюда?
Энни заколебалась. Часть ее существа предостерегала: «Не слушай», но другая, и большая, часть не могла противостоять соблазну.
– Что за тайна? Что именно вам известно?
Сестра Жанна покачала ногой, перекинутой через ручку кресла. Ее сандалия шлепнулась на пол.
– Почему бы нам не начать с твоих родителей?
– О чем говорить? – Новая волна настороженности поднялась внутри Энни. – Они умерли от чумы.
– Как же! – Ее собеседница сбросила вторую сандалию. – От чумы! Они были убиты, прострелены дюжиной стрел, когда вместе ехали в своей карете. – Неторопливо расшнуровав капюшон, покрывавший ее голову, она задумчиво сказала: – Это было превосходно выполненное убийство. Чисто, очень быстро и тихо. Все было сделано отлично, за исключением одного, – она вздохнула. – Все испортила как раз ты. – Она ткнула туда, где находится сердце. – В тебя, конечно же, стреляли. Прямо сюда. Но ты не умерла.
Дыхание Энни участилось, ее рука инстинктивно взлетела к свежему шраму, который вспух между ее грудями.
– Вы сошли с ума, сочинив все это! Это не может быть правдой! Когда я была ребенком, у меня здесь не было шрама. Я не помню никакого…
Сестра Жанна перебила ее:
– К несчастью для всех заинтересованных лиц, ты была лишь оглушена, тебе спас жизнь маленький томик поэзии, который твоя мать запихнула в твое платьице.
Книга латинской поэзии в ее сундучке! Дыра, пробитая в нем, как раз подходящего размера… Но как же сестра Жанна могла узнать про…
Всю свою жизнь Энни умоляла рассказать ей о ее прошлом, страстно желая положить конец тайнам и лжи. Теперь, когда она узнала правду, она обрушилась на нее огромной и темной глыбой, полностью лишив ее самообладания, оставив беспомощной и беззащитной. Внезапно она почувствовала себя маленьким ребенком, одиноким и до смерти напуганным, стоящим посреди зловещего хаоса.
Ржание встревоженных лошадей эхом зазвучало в ее голове. В попытке заглушить призрачные крики Энни зажала уши руками и закричала:
– Вы выдумали все это, пытаясь отомстить мне за то, что я сейчас счастлива. Я не хочу больше этого слушать. – Свет солнца, пробившийся сквозь веки, застилал ей глаза красным туманом.
Красное, повсюду красное. Красное, как кровь, брызнувшая ей в лицо из груди матери. Кровь. Запах ее наполнил ноздри Энни. Она повернулась назад и широко раскрыла глаза, пытаясь прогнать ужасное видение, но металлический привкус во рту остался таким же реальным, как когда-то у трехлетней малышки, тщетно пытавшейся разбудить своих залитых кровью родителей в накренившейся карете.
Сестра Жанна, казалось, была целиком поглощена тем, что снимала полотняный капюшон, покрывавший голову.
– Твои родители были убиты среди бела дня, и я знаю, кто стоял за этим убийством. – Коварная улыбка искривила ее губы. – Это был двоюродный брат твоего отца, маршал Харкурт.
Энни показалось, будто кто-то выкачал воздух из ее легких. Отец Филиппа! Если и это правда, тогда Филипп… Нет, он не мог ничего знать об этом вероломстве. Или знал?
Сестра Жанна продолжала лить свой яд.
– Он всегда был алчным, этот Харкурт, и очень ревниво относился к твоему отцу. Маршал никогда не мог простить ему, что он первым унаследовал герцогство, не говоря уж о драгоценностях их бабушки. – Теперь она сорвала с себя накрахмаленный воротник. – Какое-то дурацкое, ничего не значащее крошечное герцогство. – Она бросила воротник на пол. – Харкурт домогался твоей матери, та отказала ему. Он не сдался даже после того, как она вышла замуж за твоего отца. Конечно, Харкурт тогда еще не был маршалом, он был просто подлым маленьким интриганом, выполнявшим для Ришелье грязную работу. Теперь, когда Ришелье умер, он выполняет грязную работу для Мазарини.
Казалось, она потеряла нить рассуждений, но затем вновь собралась с мыслями:
– Я не могу винить твою мать за то, что она отказалась уступить его домогательствам и предпочла твоего отца – в конце концов, ведь титул-то был у него, – но она оказалась настолько глупа, что не снизошла даже до безобидной любовной связи с Харкуртом. Вместо этого она плюнула ему в лицо. – Сестра Жанна торжествующе улыбнулась. – Такое высокомерие стоило ей жизни.
Она подалась вперед.
– А теперь что касается тебя. Он-то думал, что избавился также и от тебя, но ты была лишь оглушена, спасенная этим томиком стихов. Я полагаю, ты бы назвала это поэтическим правосудием, – ее невеселый смех гулко прокатился по комнате.
Энни тяжело оперлась о стол. Она не доставит сестре Жанне удовольствия видеть, как она упадет в обморок.
И, пока сестра Жанна говорила, отдельные образы прошлого складывались в одну ужасную картину.
– Я думаю, что Харкурта не столько заботил титул, сколько драгоценности. И золото. Самое смешное, что он так и не нашел ни того, ни другого. После убийства, перевернув в доме все вверх дном, он не сумел отыскать золото и изумруды рода Корбей. – Она встала и через голову стянула с себя передник. – Он, конечно же, не мог не понимать, что у твоего отца много влиятельных друзей при дворе. После этого убийства поднялось такое гневное возмущение, что Харкурт не посмел присвоить себе герцогство из страха возбудить подозрения. Он ждал. Маршал – очень терпеливый человек.
Каждое откровение Жанны было выпадом – точным и смертельным. Энни должна была остановить ее, или она сойдет с ума. Она произнесла:
– Прошу вас, остановитесь. Вы ничего этим не добьетесь. Мне ничего не известно ни о каких сокровищах, ни о каких драгоценностях.
Сестра Жанна нетерпеливо вздохнула. Затем она схватилась за ворот своего грубого платья и разорвала его. Как бабочка, вылезающая из кокона, она шагнула вперед – голая, лишенная остатков своего облачения.
Хрупкое очарование совершенного тела, которое когда-то пленило сердце короля, приковало взгляд Энни. На белой коже сестры Жанны не было ни единого пятнышка, ни единой веснушки. Ее груди были твердыми и полными, почти как у девушки. Стройные бедра сохранили прежнюю округлость.
Монахиня исполнила кокетливый пируэт и повесила распятие себе на шею. Она поднесла крестик к губам и отпустила болтаться на обнаженной груди. Ее голос стал тверже:
– Откуда, ты думаешь, взялось твое приданое, дерзкая маленькая дурочка? Неужели ты и впрямь веришь, что кто-нибудь, даже младший сын Харкурта, решился бы без приданого на этот брак?
Она выдохнула:
– Филипп не мог знать. Во всяком случае, о моих родителях.
Сестра Жанна подошла ближе, едкий запах ее немытого тела вызвал у Энни приступ тошноты.
– Конечно же, Филипп знал! Он сам сказал мне об этом, когда был здесь. Он тогда приходил ко мне в комнату. В мою постель. – Она торжествующе задрала подбородок.
Сердце Энни забилось чаще, в голове возникла отвратительная картина – сильное, неутомимое тело Филиппа переплелось с телом сестры Жанны.
– Вы лжете! Филипп никогда бы так не поступил! – Она отступила на шаг. – Я не знаю, ради чего отец Филиппа устроил наш брак, но Филипп ничего не мог знать про то, что случилось с моими родителями. Он не из таких людей.
Сестра Жанна прошипела:
– Он-то как раз из таких. Каков отец, таков и сын. Они не гнушаются средствами. Филипп обеспечил себе титул, но пока еще ему не удалось найти драгоценности. За этим-то ты ему и нужна. Но, как только он получит от тебя то, что хочет, он выбросит тебя за ненадобностью. – Она внезапно остановилась, подняла на Энни неожиданно прояснившиеся глаза. – О чем это я? Ах да. Об убийстве. Когда карета вернулась в Мезон де Корбей вместе с тобой и твоими мертвыми родителями, слуги обнаружили тебя в луже крови. Они тебя спрятали и послали за единственным оставшимся у тебя близким родственником, за твоим дядей. – Она принялась расхаживать по комнате. – Харкурт не собирался устранять его, поскольку он не мог предъявить права на владение. Видишь ли, тот был священником. Он привез тебя сюда, где мог бы присматривать за тобой.
И тут, словно подтверждение свыше, послышался голос отца Жюля, сопровождаемый стуком в дверь:
– Энни? Ты здесь?
Отец Жюль. Ее дядя!
32
Сестра Жанна сидела, откинувшись, в кресле.
– Ты что, не хочешь откликнуться? В конце концов, он твой дядя – тот самый человек, который устроил твой брак с сыном убийцы твоих родителей.
Слова правды пронзили Энни, как лезвие ржавой шпаги – зазубренной, болезненной и смертельной. Отец Жюль – ее наставник, ее учитель, ее духовник и друг – ее дядя, предавший ее.
Больше десяти лет Энни неотступно мечтала заполнить мучительный пробел в своем прошлом. Теперь сестра Жанна помогла ей, но это не принесло успокоения, зато раскрыло глаза на вероломство, алчность, подтасовку событий и обман, доставшиеся ей в наследство.
Стук в дверь усилился, и послышался голос матушки Бернар:
– Сестра Жанна! Ради спасения души, сейчас же впусти меня!
Видя, что обнаженная женщина и не думает пошевелиться, Энни закричала:
– Сестра Жанна сошла с ума! Она заперла дверь и сняла с себя всю одежду! Она меня не выпускает!
Аббатиса вместе с отцом Жюлем продолжали колотить в дверь и требовать открыть ее. Монахиня выпрямилась, встала и начала неторопливо собирать свою разбросанную одежду. Аккуратно сложив ее и перекинув через руку, она громко, чтобы было слышно за дверью, спросила:
– Ну, и как вы накажете меня на этот раз, матушка? – Она закатила глаза. – Вы что, и вправду думаете, что меня волнует , что вы со мной сделаете? Моя душа и так уже проклята на вечные времена. – Она насмешливым взглядом обвела комнату. – Я начала свою дорогу в ад двенадцать лет назад. Что бы вы ни сделали, это ничего не улучшит. И не ухудшит.
Пинком отшвырнув кресло, она шагнула к двери, отодвинула засов и устремила взгляд, полный удовлетворения, на Энни.
– Наша маленькая беседа тет-а-тет доставила мне большое удовольствие. – Она распахнула дверь и предстала, наглая и неустрашимая в своей наготе, перед матерью-настоятельницей и потрясенным священником.
Отец Жюль отвернулся лицом к стене.
– Боже милосердный! Женщина, у тебя вообще есть стыд?
Матушка Бернар оказалась более прагматичной. Она вырвала из рук сестры Жанны сложенную одежду.
– Мне следовало знать, что может случиться нечто подобное! – Аббатиса встряхнула в руках порванное платье, задом наперед накинула его на плечи сестры Жанны и обратила свой гнев на священника: – Я говорила вам, что она стала беспокойной. Мы должны были отправить ее обратно в дом призрения еще несколько месяцев тому назад.
Ставшая послушной, сестра Жанна безучастно уставилась куда-то в пространство. Но, когда матушка Бернар уводила ее в прихожую, она кинула победный взгляд на священника:
– Я ей все рассказала, Жюль. Она теперь знает, и кто вы такой, и что вы с ней сделали.
Черты лица отца Жюля исказились. Он бросился в кабинет.
– С тобой все в порядке? Она не обидела тебя?
Энни отпрянула от него.
– Так, значит, все, что она сказала, – правда. Я это вижу по вашему лицу. – Выражение муки в его глазах лишь подтвердило то, что она теперь уже знала.
Он стал совершенно спокоен:
– Я хотел тебе рассказать, но тебе было безопаснее не знать ничего. Лгать все эти годы было самым трудным, что мне доводилось делать в жизни. Но я бы вновь сделал это, даже зная, что ты возненавидишь меня, ради твоего спасения.
Его глаза молили ее о понимании, но Энни все еще была под впечатлением обжигающего ужаса от того, что она только что узнала. Подобно раскаленной добела кочерге, которую Филипп погружал в рану на ее груди, чтобы очистить ее, правда пронзила ее сердце, навсегда оставив там шрам. Сейчас пока она только потрясена, но скоро придет боль. Перед этим ей надо узнать все до конца.
– Но зачем? Зачем вы соединили меня с семьей, убившей моих родителей, убившей вашего родного брата?
Он бессильно опустился в стоявшее поблизости кресло.
– А что еще я мог сделать? Когда я узнал, что Харкурту стало известно, что ты жива, я был твердо уверен, что отыскать тебя здесь – для него лишь вопрос времени. Он бы пошел к Мазарини, а кардиналу не составило бы труда выяснить, где ты находишься. Мне нужно было что-то делать, чтобы обеспечить твою безопасность, и притом не теряя ни минуты.
Он встал и принялся расхаживать по комнате.
– Мне казалось, единственная надежда – это выдать тебя замуж. Соединив два рода, мы давали Харкурту удовлетворение от того, что и титул, и состояние наконец-то перейдут к его потомству – бесспорно и законно. – Он остановился посреди комнаты. – Отец Филиппа – злой человек, очень хитрый. Найти и устранить тебя обошлось бы ему недешево, да и было связано с некоторым риском. Поэтому он охотно согласился на брак.
– А Филипп? – Одно упоминание его имени вызвало острый приступ боли. – Он знал, кто я и что его отец сделал с моими родителями? – Ее голос стал настойчивее. – Скажите правду!
Отец Жюль с безграничным состраданием смотрел на нее.
– Я не знаю всей правды. Я был бы счастлив, если бы мог сказать тебе, что он не знал ничего, но, по-моему, лжи и так уже было предостаточно. Я не хочу взваливать еще один груз себе на душу. – Он глубоко вздохнул. – Может быть, он ничего и не знает. А может быть, наоборот, знал все с самого начала.
В ее душе все омертвело.
– Он знает. Я чувствовала, что какая-то тень стоит между нами. Я видела это в его глазах, и это не давало ему покоя. – Она резко продолжала: – Сестра Жанна говорит, что Филипп, когда был здесь в последний раз, спал с ней. Это тоже правда?
Отец Жюль отшатнулся.
– Что за нелепость! Матушка Бернар наблюдала за ним с той минуты, как он появился в монастыре. Она никогда бы не допустила ничего подобного…
– Никогда не говорите «никогда», отец. Вы сами учили меня этому. И вы также учили меня, что любой человек способен на что угодно, попав в определенные обстоятельства. – В комнате вдруг стало душно.
– Филипп не такой, как его отец. Иначе я никогда бы не подумал о вашем союзе. У него, как и у тебя, особо не было выбора. Это его отец дал согласие на брак и добился королевского одобрения. – Он протянул к ней руку. – Дай ему шанс. Матушка Бернар утверждает, что ты любишь своего мужа, а он любит тебя. В браке это редкое счастье, благословение божие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39