– Александр! – Маура засияла от счастья.
Он быстро подошел к ней и поцеловал в губы. В углу комнаты в колыбельке малыш издал какой-то звук.
Александр в изумлении поднял голову и недоверчиво посмотрел в ту сторону, откуда раздался звук.
– У нас мальчик, он само совершенство, – с гордостью сказала Маура.
Александр подошел к колыбельке с кружевным пологом. Он посмотрел на малыша, тот внимательно посмотрел на него. Странно, но Александр чуть не заплакал. Это было самое волшебное, самое чудесное мгновение в его жизни.
– Доктор спросил, как мы его назовем. Но я ответила, что еще не знаю и жду тебя, чтобы решить.
Они с Маурой часто обсуждали, как назвать будущего ребенка, но Александр всегда говорил, что ему трудно остановиться на конкретном имени, пока ребенок еще не родился. Сначала он должен увидеть его.
– Феликс. Он похож на Феликса, – не колеблясь, сказал Александр.
Маура была уверена, что он скажет «Александр» или «Виктор».
– Назовем его Феликс Александр? – предложила Маура. Ей хотелось, чтобы их сын унаследовал имя отца.
Александр не отходил от новорожденного. Он продолжал стоять у колыбельки, зачарованно глядя на малыша.
– Назовем его Феликс Александр Виктор, – сказал он, наконец. Счастье так переполняло Александра, что ему не показалось странным назвать сына именем своего отца, вследствие мести которому, собственно, малыш и появился на свет.
Маура не возражала. Все, что она узнала о Викторе Каролисе, не изменило ее отношения к отцу мужа к лучшему, но она понимала желание Александра увековечить память отца, назвав сына его именем. Знай Маура имя своего отца, она бы добавила и его к имени Феликса.
Ей стало грустно. Она редко вспоминала о своем отце, которого никогда не видела. Мать ничего не рассказывала о нем и унесла эту тайну с собой в могилу. Вполне возможно, что отец жив. Один из лакеев в Дублинском замке. А может, служащий или конюх.
Маура подумала, что если бы у них родилась девочка, она попросила бы у Александра разрешения назвать ее именем своей матери и выбросила мысли об отце из головы – она не собиралась омрачать свое счастье.
– Возьми его на руки, – предложила она Александру, устраиваясь поудобнее на шелковых с монограммами подушках. – Няня не рассердится.
Няня волновала Александра меньше всего. Он осторожно вынул мальчика из колыбели. Феликс одобрительно пискнул.
– Он знает, кто ты, – улыбаясь, объяснила Маура. – Он очень умный.
В этом Александр не сомневался. Сейчас ему было глубоко безразлично мнение света. Райнландеры, Бревурты, Рузвельты, Де Пейстеры – пусть они катятся ко всем чертям. Александр забыл и бал-маскарад, и Ариадну Бревурт. Сейчас он думал только о Мауре и сыне.
С малышом на руках Александр посмотрел на жену.
– Знаешь, я очень люблю тебя, – глухо произнес он, словно только сейчас понял это.
– Я знаю, – негромко ответила Маура, не скрывая счастливых слез.
Идиллия продолжалась до тех пор, пока Чарли не пришел посмотреть на Феликса.
– Как жаль, что меня не было в городе, когда он родился, – сказал Чарли, держа в руках серебряную кружечку с именем малыша, которую принес в подарок «на зубок». – Я был в Виргинии, пришлось навестить умирающую тетушку.
Он протянул подарок Мауре и сел рядом с ней на диван.
– Как чувствует себя малыш?
– Да ему уже месяц, – притворно рассердилась Маура. – Мало того, что крестная мать не присутствовала на крещении, так еще и одного из крестных отцов не было.
Чарли с шутливым раскаянием посмотрел на нее.
– Прости, Маура, мне очень жаль, правда. На меня сейчас со всех сторон нападают. Ариадна Бревурт сердится, что я не был у нее на балу. – Он повернулся к Александру, который внимательно изучал программу скачек в Гарлем-Лейн. – Она сказала мне, что ты был у нее. Она очень этим довольна.
Чарли повернулся к Мауре и не заметил, как предостерегающе сверкнули почти черные глаза Александра.
– Думаю, очень мило с ее стороны протянуть вам руку помощи, она ведь такая высокомерная. Но теперь я уверен, после того, как она включила в список гостей вас с Александром, другие жены последуют ее примеру.
– По-моему, она не включала меня в списки приглашенных, – сказала Маура озадаченно. – Во всяком случае, карточку свою она здесь не оставляла, и, кроме того, мне ничего не известно о приглашении.
– Я не стал тревожить тебя по таким пустякам, – как бы между прочим заметил Александр, бросая программу скачек на ближайший столик. – Ты ведь все равно не пошла бы. Роды ожидались с минуты на минуту.
– Да, бал состоялся двадцать шестого, – ни о чем не догадываясь, простодушно сказал Чарли.
– Двадцать шестого февраля? – уточнила Маура.
Чарли кивнул, он и не подозревал, что его лучший друг готов задушить его в это мгновение.
Маура никогда не интересовалась, куда ушел Александр в тот день, когда они поссорились в бильярдной. Они были так счастливы после рождения Феликса, что прошлое уже не имело значения. Однако сейчас Маура думала иначе.
– Значит, ночь, когда родился Феликс, ты провел на балу у Ариадны Бревурт? Так вот где ты был!
Александр кивнул и спросил у Чарли, спешно меняя тему:
– Ты собираешься завтра в Гарлем-Лейн, Чарли? Говорят, там будут отличные молодые рысаки.
Чарли ощутил смутное беспокойство – что-то не так. Александр говорит как-то странно, а Маура, кажется, вообще не замечает его присутствия. Он понял, что пора уходить.
– Не знаю, возможно, съезжу, – ответил он, поднимаясь с дивана. Ему очень хотелось посмотреть молодых скакунов. Скачки в Гарлем-Лейн всегда проходили интересно, и ставки там делались очень высокие. – Всего хорошего, Маура, поцелуй за меня маленького Феликса.
– До свидания, Чарли, – ответила Маура, удивляясь, почему Александр ни разу не упомянул о бале раньше. Она сомневалась, что приглашение было на имя мистера и миссис Каролис, не понимала, почему на нее наводит ужас мысль, что сразу после ссоры в бильярдной Александр направился на бал к Ариадне.
Ей очень хотелось выяснить все сразу после ухода Чарли, но она сдержалась. Она видела, что Александр явно не хочет говорить об этом, и подозревала, что ему очень стыдно за свой поступок.
Она взяла его за руку и предложила:
– Пойдем в детскую, побудем с Феликсом.
О бале-маскараде по поводу дня рождения Ариадны Бревурт больше не упоминалось.
На следующий день Маура в изумлении разглядывала кипу приглашений, лежащих на письменном столе в кабинете у Александра.
– Я могу чем-нибудь помочь, миссис Каролис? – несколько обеспокоенно спросил Стивен Фасбайндер.
– Я искала мужа. Мистер Генри Шермехон только что прислал записку, он приглашает нас пообедать с ним у Дельмонико.
На столе перед Маурой лежали приглашения на званые обеды, ужины, юбилеи, балы от тех, кто отказывался раньше принимать у себя Александра. Мелькали имена Де Пейстеров, Рузвельтов, Стейвесантов, Ван Ренселеров.
– Мистер Каролис в Китайской гостиной с мистером Кингстоном.
Маура нахмурилась. Все приглашения только на имя Александра. Не было ни одного, адресованного мистеру и миссис Каролис.
– Сообщить, что вы хотите видеть его, мадам?
Маура с трудом сообразила, о чем спрашивает растерянный секретарь.
– Нет, – сказала она, понимая, что, если Александр занят с Кингстоном, он не захочет, чтобы его тревожили. – Если он спросит, где я, передайте, что я обедаю с мистером Генри Шермехоном у Дельмонико.
Одно то, что Маура так свободно обедала с Генри Шермехоном в ресторане, говорило о том, что свет ее не принял. Она хорошо знала, что ни одна замужняя знатная дама не позволила бы себе такого.
Она уже собиралась сказать Генри, что в неприятии сообществом есть свои положительные стороны, как вдруг он произнес:
– Маура, сейчас в городе ходит много сплетен. Неужели Александр не может пресечь их?
– Какие сплетни, Генри? – спросила Маура, накалывая на вилку очередной грибок.
У Генри был просто несчастный вид. Таким Маура его никогда раньше не видела.
– Сплетни о вашей свадьбе. Астор поймал, меня вчера в гольф-клубе и спросил, известно ли мне, что ваша свадьба на борту парохода была всего лишь шуткой. Я, естественно, сказал ему, что он просто спятил. Но если бы об этом говорил один только Астор, я бы не придал значения. Маура, об этом говорит весь город. Все только и обсуждают выходку Александра. Это нужно остановить, и как можно скорее.
Маура опустила вилку, так и не притронувшись к грибку. У нее пересохло в горле, подступила тошнота.
– Кому нужны эти сплетни? Кто их распространяет?
Генри вздохнул и откинулся в кресле с фужером в руке, разглядывая налитое вино.
– Маура, свет не может позволить себе не признавать человека, которому принадлежит половина города. Кроме того, старая гвардия сейчас старается сплотить ряды и дружно выступает против нуворишей, разбогатевших на военных поставках. Но тебя они принять не могут. Если ваш брак – шутка, если он ненастоящий, значит, тебя можно и не приглашать, вот и зовут одного Александра. Очень удобно. – Генри невесело улыбнулся. – Ерунда, конечно. Разве Александр примет приглашение, в котором не упоминается твое имя? Ему надо просто положить конец этим слухам о вашей фиктивной свадьбе, о том, что вы официально не связаны узами брака.
Маура побледнела. Она вспомнила кипу приглашений в кабинете Александра; вспомнила, что он был на балу у Ариадны Бревурт; вспомнила выражение стыда у него на лице, когда Чарли случайно выдал его.
– Надеюсь, ты передашь Александру мои слова, Маура? – спросил Генри с нескрываемым беспокойством.
Маура с трудом выдавила из себя улыбку.
– Обязательно передам, Генри.
Но ей совсем не хотелось делать этого. Она боялась услышать правду.
* * *
– Господи, какая разница, что думают другие, – взорвался Александр. – Главное, что жизнь опять стала сносной!
Маура стояла неподвижно. Она слышала, как бьется ее сердце, кровь стучала в висках.
– Опять сносной? – повторила она слова Александра. – Ты хочешь сказать, что жизнь со мной была невыносима?
От напряжения на груди у Александра под сорочкой вздулись мускулы. Он совсем не это имел в виду, и Маура прекрасно все поняла. Невыносимо для него было то, что свет закрыл перед ним все двери; невыносимой была скука без того, что привычно заполняло его жизнь.
– Ради всего святого, Маура, мне всего двадцать два года! Я же не глубокий старик! Ты находишь странным, что меня тянет на балы, к людям?
– Нет, – ответила Маура с побелевшим лицом.
Александр сказал все, что ей нужно было знать. Если Астор и остальные поверили, что их брак – всего лишь шутка, только сам Александр мог убедить их в этом. Он решил вернуться в общество любой ценой, пусть даже самой ужасной, и ему это удалось. Дрожащим голосом она произнесла:
– Ты должен сказать Астору и всем остальным, кто считает наш брак шуткой, что мы официально муж и жена, что наш брак освящен церковью. Ты должен сказать это ради Феликса, твоего сына.
Александр прерывисто дышал, ноздри у него раздувались. Это невозможно. Совершенно исключено. Через год-другой, когда закончится война и на многое станут смотреть иначе – пожалуй, но не сейчас. Сейчас он никак не может пойти на это. Да и Феликс еще слишком мал, ему все это безразлично. Александр ненавидел, когда его загоняли в угол и он, чувствуя вину и стыд, понимал, что не прав.
– Нет, – резко отрезал он, отбрасывая волосы со лба. – Если тебе это не нравится, уезжай в Тарну.
Маура не могла больше сносить его эгоизм и упрямство, ей хотелось закричать, что ее отъезд ничего не изменит, что своим поведением он публично признает своего сына ублюдком. Нет, такое прощать Маура не собиралась. Она размахнулась и со всей силой, на которую была способна, ударила Александра по щеке.
Она лишь успела заметить изумление, мелькнувшее у него в глазах, затем он резко повернулся и молча вышел из гостиной. Маура не бросилась следом, не стала звать его по имени. Она молча прошла в детскую и отпустила удивленную няню. Потом взяла из колыбельки сына и крепко прижала к себе. Слезы ручьем текли у нее по лицу. Маура очень любила Александра, она была готова простить ему что угодно, но не предательство. Это было слишком низко, слишком подло. В ту ночь она в одиночестве лежала на огромной кровати. Александр не сказал, куда ушел. Да и как он мог сказать, что идет к Ариадне Бревурт.
Он был сейчас у нее, в ее объятиях, отвечая на ее исступленные ласки.
ГЛАВА 19
Маура догадывалась об отношениях Александра и Ариадны с самого начала, связь эта причиняла ей невыносимую боль. Но тяжелее всего было то, что она ни с кем не могла поговорить, поделиться. Ни с Чарли, ни с Генри, ни даже с Кироном.
– А он сам что собирается делать? – спросил Кирон, когда они вдвоем с Маурой прогуливались по оживленному Бродвею.
Был чудесный теплый день в начале мая, модницы щеголяли весенними шляпками, расцвечивая улицы радугой цветов: от фиолетового до ярко-желтого.
– Ничего, – ответила Маура, стараясь не выдать голосом переполнявших ее горечи и стыда. – Кирон, я много раз говорила с Александром о его доходных домах. Он не считает, что несет за них ответственность. Он не хочет ничего менять, не хочет улучшать условий жизни в них, не собирается вступать в Ассоциацию горожан.
– Даже ради тебя, сестренка? – поинтересовался Кирон.
– Особенно ради меня, – горько отозвалась Маура.
Они шли рядом, Кирон повернул голову и посмотрел на классический профиль Мауры, восхищаясь ее красотой. После рождения ребенка Маура изменилась. Она не стала счастливее, наоборот, как-то сникла. Казалось, у нее внутри погас огонек, уже не светились радостью глаза. Тонкое точеное лицо побледнело, под глазами залегли темные круги.
– Ничего не получается, да? Ты несчастлива с ним, я прав? – неожиданно спросил Кирон.
Маура не смотрела на него, просто не могла. Загляни она в его встревоженные с золотыми искорками глаза, то не сдержала бы слез и все бы ему рассказала. А этого делать было никак нельзя.
– Я люблю его. Даже несмотря на то, что он ничего не хочет сделать для своих жильцов, я все равно его люблю.
Они переходили перекресток, и Кирон взял ее под руку.
– Не понимаю, как ты можешь любить его? Он в тысячу раз хуже, чем лорд Байсестер, потому что жильцов у него в тысячу раз больше, чем у того. Он не заслуживает твоей любви, твоей верности.
Маура остановилась. Она знала, как Кирон относится к англо-ирландским землевладельцам, которые отняли дома и землю у их соотечественников. Она разделяла презрение Кирона к ним и хорошо знала, что есть ирландцы, готовые на все, чтобы сбросить британское правление.
– Ты один из фениев, Кирон? – спросила Маура.
Кирон тоже остановился, он смотрел ей прямо в лицо, кепка у него была лихо сдвинута набекрень поверх густой копны вьющихся волос, ворот рубахи распахнут.
– А если да?
Маура почувствовала тошноту. Братство фениев поклялось сбросить британское правление в Ирландии силой и заочно приговорило к смерти землевладельцев, причинивших людям больше всего зла.
– Александр не английского и не ирландского происхождения, Кирон. Он не может входить в список смертников. Обещай мне, Кирон. Прошу тебя, слышишь?
Лицо Кирона оставалось непроницаемым, и на долю секунды Мауру охватил животный страх. Кирон помолчал, потом произнес:
– Я вступил в братство, чтобы освободить Ирландию, а не для того, чтобы сводить счеты с такими, как Александр.
У Мауры вырвался вздох облегчения. Ясно, что Кирон и Александр не станут друзьями, они презирают друг друга. Не хватало еще, чтобы со стороны Кирона это презрение переросло в ненависть.
– На прошлой неделе я отнесла О'Фарреллам простыни и пеленки, – сказала она, не желая больше говорить на опасную тему.
– Знаю. Кейти сказала, – отозвался Кирон.
У Мауры сложилось впечатление, что Кирон и Кейти О'Фаррелл виделись довольно часто, и Кирон, похоже, неравнодушен к ней.
Они пошли дальше, и Маура заговорила, словно извиняясь:
– Я бы сделала гораздо больше, если бы могла, но у меня нет своих денег. Я хоть и миссис Каролис, но почувствовала себя воровкой в собственном доме, если бы что-нибудь взяла.
– А где же ты взяла белье, которое принесла О'Фарреллам?
– Я продала безделушку, которую подарил Чарли Шермехон, когда вернулся из Виргинии.
У Кирона потемнели глаза. Просто нелепо. Маура – жена первого богача штата и у нее нет денег на благотворительные цели. Чтобы купить беднякам постельное белье, она вынуждена как-то изворачиваться.
– Знаю, о чем ты думаешь, – проговорила она, но ошиблась в своей догадке. – Ты считаешь, я могла бы выручить гораздо больше денег, продай я платье или какое-нибудь украшение.
– Нет, не угадала. Я прекрасно понимаю, почему ты не можешь этого сделать. Это будет то же воровство. Я ведь прав?
– Прав, – подтвердила она, и горькая улыбка тронула ее губы.
В это время мимо них прошла девушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54