— Всего лишь несколько мгновений назад ты, Кенбрук, отказал мне в простой любезности, — проговорил барон своим мелодичным голосом. — А теперь вдруг надумал просить у меня прощения?
— Да, — не колеблясь ответил Дэйн. Глориана зажмурилась. Сейчас она думала только о том, как бы не упасть, но, несмотря на свой страх, она все же понимала, что поставила Дэйна в дурацкое положение. Чтобы спасти ее, Дэйну придется унижаться перед этим нахалом.
— Прекрасно, — отозвался Мерримонт. Теперь он держал Глориану только одной рукой, в другой сжимал меч. — Я отомщу тебе на поле брани, — крикнул он Кенбруку. — Когда я одержу победу, ты опустишься на одно колено, положишь свой меч к моим ногам и назовешь меня «мой господин».
Дэйн промолчал, но Глориана знала, что он сдерживает свою ярость только ради нее. Она все еще болталась, свешиваясь с галереи, и лишь железная хватка Мерримонта не давала ей упасть.
— И кое-что еще, — словно спохватившись добавил Мерримонт, — если ты проиграешь в нашем поединке, племянник, я заберу Глориану с собой, и она останется в моем доме столько, сколько я пожелаю.
Глориана даже с такой высоты видела, как заходили желваки на скулах ее мужа. При данных обстоятельствах он согласился бы на все что угодно, но на его лице ясно читалось желание придушить своего дядюшку. Но еще Глориана догадывалась, что, даже если все обойдется, Дэйн устроит ей хорошую трепку.
— Если я проиграю, — ответил Кенбрук, делая легкое ударение на слове «если», — то будет так, как ты сказал.
При этих словах Глориана принялась дрыгать ногами и извиваться всем телом, но Мерримонт втащил ее обратно на галерею, не обращая внимания на ее попытки вырваться.
— Прекрасно, — по-отечески сказал Мерримонт Дэйну. — Надеюсь, ты понимаешь, что я вынужден забрать миледи с собой. Она будет заложницей до тех пор, пока я не окажусь под защитой стен моей крепости. Наше небольшое состязание состоится завтра утром.
— Оставь мою жену, — проговорил Дэйн, но слова его прозвучали не как просьба, а как приказ. — Ты получишь свой поединок на каких угодно условиях.
— Но ведь я уже, кажется, назвал свои условия, — ответил Мерримонт. — Леди поедет со мной. В чем дело, Кенбрук? Неужели ты все еще смеешь сомневаться в моем благородстве? Это милое создание будет со мной в абсолютной безопасности.
Сопротивляться было бесполезно. Глориана поняла, что ей не справиться с Мерримонтом: барон был слишком силен. Взглянув на мужа, который стоял посреди зала белый как полотно, все еще сжимая в руке меч, она молилась, чтобы он не вздумал пререкаться с дядей. Кенбрук попытался взять себя в руки. Вперед выступил Гарет.
— Если ты причинишь ей хоть какое-нибудь зло, Мерримонт — прорычал он, — я вырву твое сердце!
— Мне кажется, ты и так сделал бы это при малейшей возможности, — отозвался барон, развернулся и вышел из галереи, неся на руках Глориану. За ним следовали двое охранников.
— Понимаете ли вы, — спросила Глориана, когда они спустились по лестнице во двор, где Мерримонта ждали его люди, — как лицемерно вы поступаете? Вы пришли в замок Хэдлей, чтобы опровергнуть обвинения в моем похищении, а делаете как раз обратное!
— Если вы будете молчать, — урезонил ее Мерримонт, — мне не придется затыкать вам рот.
Глориана вспыхнула, и, хотя ей очень хотелось высказать дяде Дэйна все, что она о нем думала, она благоразумно решила держать язык за зубами. На стенах замка стояли лучники Хэдлея, целясь в похитителей, но не пустили ни единой стрелы из страха попасть в леди Кенбрук.
Лошади уже ждали Мерримонта и его людей, которые проехали по деревне и по двору так спокойно, будто были здесь желанными гостями. Глориана сидела в седле впереди дядюшки своего мужа.
— Это уже слишком, — сказала она. Мерримонт взглянул на нее своими холодными голубыми глазами, так напоминая сейчас Дэйна, что если бы он не был ее похитителем и врагом их рода, то, несомненно, вызвал бы в ней симпатию.
— Вы, я вижу, полны решимости завести разговор, — удивился он. — Наверное, я зря похитил вас.
— Конечно, зря, — убежденно ответила Глориана. — Если бы вы только знали, через что мне пришлось пройти из любви к моему мужу, лорду Кенбруку, вы не стали бы похищать меня из простого сочувствия.
Ей показалось, что он усмехнулся одними глазами.
— А с чего вы взяли, что мне доступно такое благородное чувство, как жалость?
Глориана вздохнула.
— Мы занимались своими делами. Не понимаю, почему вам понадобилось снова затевать распри?
— Уверяю вас, леди Кенбрук, у меня на то есть серьезные причины, но, конечно, я не собираюсь посвящать вас в свои планы.
Наступило молчание. Глориана обернулась через плечо на замок Хэдлей с его деревушками.
— Он приедет за мной, — проговорила она, когда они въехали под своды леса, все более удаляясь от Хэдлей и Кенбрук-Холла.
— Конечно, — отозвался Мерримонт, — я уверен в этом.
— Вы жаждете убить его, — зло бросила Глориана. Сейчас она, как ни странно, больше боялась за своего мужа, чем за саму себя.
— Вы и понятия не имеете какие у меня намерения, — мягко возразил барон, — да и мой молодой горячий племянник далек от понимания происходящего.
— Вы не причините мне зла? — спросила Глориана. Этот вопрос показался ей разумным в подобных обстоятельствах.
— Нет, — ответил Мерримонт. — Но все же лучше вам не провоцировать меня. Как любой другой мужчина, я могу перейти границы.
— А моя добродетель? Мерримонт хохотнул.
— А что с ней? Глориана вспыхнула.
— Мне хотелось бы узнать, сэр, в безопасности ли моя добродетель.
На этот раз Мерримонт рассмеялся во все горло, но вскоре снова посерьезнел.
— Так вот что рассказывают обо мне Хэдлей и Кенбрук? Что я насилую молоденьких девушек? Конечно же, это меня не удивляет, но тем не менее мне это обидно.
Их преследовали. Глориана была в этом уверена, да и Мерримонт не сомневался, что за ними будет снаряжена погоня. Но никто не осмеливался напасть на похитителей, так как воины Хэдлея боялись случайно ранить леди Кенбрук. Примерно через час езды они достигли подъемного моста и внутреннего двора замка, скрытого во мраке.
Ворота за ними захлопнулись.
Мерримонт отдал несколько коротких распоряжений, и его воины растворились в темноте. Потом он спрыгнул с коня и помог сойти Глориане.
— Пойдем, — сказал он коротко, — тебе необходимо отдохнуть.
Глориане ничего не оставалось, как последовать за ним.
— Я беременна, — сообщила она, пытаясь угнаться за Мерримонтом, — если вы причините мне зло, то этим повредите и моему малышу. Кенбрук никогда вам этого не простит и не успокоится до тех пор, пока не убьет вас.
— Завтра ему будет предоставлена такая возможность на поле битвы, — устало проговорил Мерримонт. Он не замедлил шаг, лишь крепко схватил Глориану за локоть и потащил за собой. Они вошли в замок куда меньших размеров, чем Хэдлей или Кенбрук-Холл. Навстречу им вышли несколько служанок с масляными светильниками в руках.
— Это моя племянница, — рассеянно сказал Мерримонт, погрузившись в свои мысли. — Приготовьте для нее чистую теплую комнату.
— Да, милорд, — хором отозвались женщины. Глориана попыталась сосчитать их, но ей это не удалось.
В конечном итоге это не имело значения. Даже если бы ей и удалось одолеть их всех, ей все равно не удалось бы сбежать. Стены были высоки, ворота заперты, а во дворе было полно людей, под чьими безобидными костюмами музыкантов скрывалось оружие. Хорошо уже, что Мерримонт не приказал отвести ее в свою спальню.
Может быть, он не соврал ей, по крайней мере в том, что он не «насилует молоденьких женщин». К сожалению, один лишь Господь Бог ведает, кто он такой на самом деле, этот Мерримонт, и что замышляет.
Глориану отвели в маленькую комнатку, освещенную тремя восковыми свечами. Возле стены стояла разобранная кровать.
— Не хотите ли вы чего-нибудь поесть, миледи? — спросила одна из служанок, подавая Глориане одеяло и кувшин холодной воды.
— Я не смогу есть, меня стошнит, — призналась Глориана. Ей не хотелось быть грубой, но она так сильно устала и изнервничалась, что была не в состоянии проглотить ни кусочка.
Служанки склонили перед ней голову и удалились. Когда они вышли, дверь закрыли на засов.
Вздохнув, Глориана уселась на кровать. Наступит завтрашнее утро, и ее Дэйн приедет сюда и попадет в западню к Мерримонту. Она ничем не могла помочь ему. Вся их любовь, все их страдания, смех и слезы — все было напрасным.
Глориана бросилась ничком на кушетку, слезы жгли ей глаза. Не надо, Дэйн, не делай этого, повторяла она про себя, зная, что ей не на что надеяться. Не пытайся спасать меня, по какой-то причине Мерримонт хочет убить тебя.
Глориана закрыла глаза и зевнула. Нет, она не уснет. Она смертельно устала, но слишком многое было поставлено на карту.
Когда Глориана снова открыла глаза, она поняла, что уже утро, и солнце сияет ей в лицо. Она рывком села на кровати, не понимая, как очутилась в этой маленькой незнакомой комнатке. Потом вдруг вспомнила, что Мерримонт похитил ее и что сегодня он может убить — ее любимого.
Глориана не сомневалась, что, даже если Кенбрук и победит Мерримонта, его люди прикончат его прежде, чем он доберется до подъемного моста. Дэйн едет прямо в пасть дракона, а ее используют как приманку. Ради нее он идет навстречу верной гибели.
Глориана бросилась к двери и принялась яростно стучать в нее кулаками.
— Выпусти меня, Мерримонт! — кричала она. — Ну давай же, трус! Ты что, испугался слабой женщины?
Дверь отворилась так внезапно, что Глориана едва не упала. Она поспешила привести себя в порядок — поправить прическу и разгладить юбку.
В дверях стоял барон Мерримонт. Он выглядел отдохнувшим, посвежевшим и помолодевшим. На нем была новая туника, мокрые волосы блестели в ярких лучах утреннего солнца. Он широко улыбался.
— Нет, — ответил он спокойно. — Так уж случилось, что я не боюсь ни тебя, ни любой другой женщины.
Глориана посмотрела ему в глаза.
— И вы совершаете ошибку, милорд, — сказала она. — Если бы у вас хватало здравого смысла, вы бы боялись меня.
Он рассмеялся.
— Кенбрук нашел себе пару, — сказал он, потом глаза его потемнели, а улыбка сошла с губ. — Радуйтесь, миледи, — проговорил он, беря ее за локоть, — ваш муж со своими людьми уже ждет у ворот.
Глориана вырвала свою руку из цепких пальцев Мерримонта.
— Зачем вы делаете это? — воскликнула она, живо представив себе побежденного, умирающего Дэйна. — Чего вы добьетесь, убив сына собственной сестры?
Мерримонт замолчал, обдумывая вопрос Глорианы. При упоминании о бедной Джилиан, которую он любил всем сердцем, лицо его исказилось. Он побледнел, потом открыл было рот, собираясь что-то сказать, но передумал. Барон оперся спиной о массивную дверную раму и опустил голову, словно борясь с самим собой. Когда наконец он вновь поднял голову и посмотрел Глориане в глаза, со двора послышались цокот лошадиных копыт и кряки.
Глориана бросилась к окну, надеясь увидеть мужа, но в поле ее зрения попала лишь голубятня да старый, давно высохший и покрытый мхом фонтан.
— Зачем? — повторила она, вновь поворачиваясь к Мерримонту. Тот уже сумел взять себя в руки.
— Ты скоро узнаешь, — ответил он и вышел из комнаты.
Глориана наскоро умылась и оделась. Никто не преграждал ей дорогу, дверь была не заперта, и она выбежала в коридор. Ей хотелось скорее увидеть Дэйна. Проскочив несколько комнат, спустившись по лестнице и миновав огромный пустой зал, она очутилась наконец на улице.
Дэйн был один, всех своих людей он оставил дожидаться за воротами. Это сумасшествие, подумала Глориана. Ей было ясно, что Дэйн не смыкал глаз всю ночь. Он был небрит, лицо его осунулось, а стальные глаза горели гневом. Наконец он увидел Глориану.
— Ты не ранена? — спросил он. Глориана покачала головой.
— Нет, милорд, — проговорила она, борясь со слезами. Леди Кенбрук хотела сказать мужу, чтобы он развернул Пелея и возвращался в замок Хэдлей, но она знала, что все ее просьбы будут напрасными. К тому же для Дэйна это было бы оскорблением.
Мерримонт подошел к Глориане и почти ласково дотронулся до ее плеча. Потом выступил вперед, и хотя барон был безоружен, держался он бесстрашно и спокойно.
— Ты пришел один, — произнес он удивленно. — Это впечатляет, Кенбрук. Может быть, кровь Сент-Грегори не сумела до конца отравить тебя.
Правая рука Дэйна покоилась на рукоятки меча. Глориана увидела, как побелели костяшки, когда он крепко сжал пальцы. Такого страха, как сейчас, она не испытывала никогда в своей жизни. Она не переживет, если Дэйн будет убит сейчас, когда на пути к их счастью, казалось, больше не осталось преград, когда они наконец были вместе…
Но она должна стойко принять любой удар судьбы ради их с Дэйном ребенка.
— Я всем сердцем люблю тебя, Дэйн Сент-Грегори, — сказала она.
Мерримонт указал Дэйну на дверь в стене, которая вела, очевидно, в небольшой дворик или сад. Барон смотрел в лицо Кенбруку со скрытой неприязнью.
— Пойдем, — сказал он, — разрешим наш маленький спор и покончим с этим. Оставь коня здесь, он тебе не понадобится, но захвати меч.
Мерримонт пошел к двери. Дэйн спрыгнул со своего громадного черного скакуна, не отрывая глаз от Глорианы. Во дворе не было никого из людей Мерримонта или солдат Кенбрука.
— А я люблю вас, миледи, — молвил Дэйн. Мерримонт остановился и повернулся к ним. Он ухмыльнулся и слегка поклонился, приложив руку к сердцу, желая показать, что оценил эту трогательную сцену. Его обнаженный меч сверкал на солнце, и у Глорианы не было сомнений, что он мастерски владеет им. Мерримонт был старше Дэйна и, наверное, не так проворен, но гораздо опытнее.
Войдя вслед за соперниками в маленький залитый солнцем дворик, Глориана опустилась на каменную скамью: ноги не держали ее.
Кенбрук и Мерримонт стояли на некотором расстоянии друг от друга, мечи их были обнажены. Рыцари решили биться не на жизнь, а на смерть. Оба были прекрасны в своей ярости.
Наконец зазвенела сталь скрещенных мечей, но Глориана, оглушенная, слышала только громкий стук собственного сердца. Началась битва, но сначала она напоминала скорее старинный ритуальный танец — такими грациозными и плавными были движения сражающихся.
Когда клинок ударял о клинок, Глориана помимо своей воли моргала, но не отводила взгляд, как бы ей этого ни хотелось. Если Дэйну суждено быть побежденным и умереть, то самое меньшее, что она могла для него сделать, так это поддержать в последнюю минуту.
Мерримонт ранил Дэйна в ногу — его меч оставил длинную кровавую полосу.
Глориана с криком вскочила со скамейки. Битва продолжалась, рыцари с яростью набрасывались друг на друга, оба были покрыты кровью, со лбов капал пот. Но каждый новый удар лишь прибавлял им злобы и решимости покончить с противником.
Глориана в ужасе прижала руку ко рту, моля небеса пощадить Дэйна.
Развязка наступила внезапно собрав все силы, Дэйн бросился вперед, одним мощным ударом выбил меч из руки Мерримонта приставил клинок к горлу своего дяди.
— Ну так что же, ты хочешь, чтобы я убил тебя, брат моей матери? — спросил он.
Мерримонт тяжело дышал, одежда его была насквозь пропитана потом и пылью, выпачкана кровью. Он упал на одно колено, но не потому, что сдавался на милость победителя, а потому, что силы оставили его. Когда он поднял голову, то Глориана едва не вскрикнула от удивления: на губах барона играла довольная улыбка.
— Я чертовски устал, Кенбрук, — признался он, глотая воздух, — но все же я еще не готов к тому, чтобы погибнуть от твоей руки. Ты жив потому, что мне нужен наследник.
Дэйн был поражен не меньше Глорианы.
— Что?! — воскликнул он с таким видом, будто все-таки собирался снести своему дядюшке голову.
Мерримонт с трудом поднялся на ноги. Дэйн не стал помогать ему, но и не помешал. Глориана замерла на своей скамейке, боясь даже вздохнуть или моргнуть.
— У меня было три жены, — продолжал барон, — и все они умерли при родах. Дети, мои наследники, тоже умирали, едва родившись. Ты, сын моей сестры, единственный, кому я могу передать все свое состояние.
Дэйн внимательно слушал Мерримонта, но не произносил ни слова. Гневное выражение по-прежнему не сходило с его лица.
Глориане наконец удалось справиться с изумлением и с изумлением и взять себя в руки. Она вскочила со скамьи.
— Тогда почему же ты пытался убить моего мужа, если хотел сделать его своим наследником? — вскричала она.
— Резонный вопрос, — признал Мерримонт. Во дворике появился слуга, неся деревянный кубок с вином. Побежденный барон принялся жадно пить. Прежде чем ответить Глориане, он взглянул в глаза Кенбруку. — Я бы лучше позволил всем своим землям и замку отойти к королю, чем передал бы их человеку, не способному отстоять их. Мне нужно было доказательство, Дэйн Сент-Грегори, пятый барон Кенбрук, что ты имеешь право владеть моим состоянием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34