А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Глориана облегченно и радостно рассмеялась и поспешила обнять свою подругу.
— Значит, ты меня прощаешь? Мариетта слегка выпятила нижнюю губку.
— Ах, в сердечных делах, — сказала она, переходя на английский, — ты оказалась вероломной. — Улыбка озарила ее лицо. — Но я буду великодушной и прощу тебя.
Краешком глаза Глориана видела, что Эдвард сошел с коня и протянул поводья своему оруженосцу, мальчику лет семи-восьми. Бедный старый серый Один! На службе его заменил великолепный конь, подаренный брату Гаретом.
Эдвард был мрачен и, как показалось Глориане, изможден. Он молча смотрел на нее.
Она безмолвно оплакивала его, своего Артура, который несколько дней назад положил в церкви к ее ногам свой меч. Глориана никогда не хотела и не просила его любви, но ей было горько и больно, потому что она не могла принять его чувства.
Прежде чем Глориана успела произнести хоть слово, к ним подошел Дэйн. Он обнял ее за талию, коротко кивнув Эдварду, потом повернулся к Мариетте и попросил ее отойти с ним, чтобы поговорить наедине.
Глориана почувствовала легкий укол ревности, когда Дэйн с Мариеттой отошли и встали чуть в стороне. Она старалась не смотреть на них, а вместо этого повернулась к Эдварду.
— Мне сказали, что мадемуазель восхищена тобой, — сказала она.
Эдвард не улыбнулся и даже не взглянул на Мариетту.
— Мариетта восхищается всеми мужчинами, по крайней мере, теоретически. По-моему, когда она познакомится с некоторыми из нас поближе, то будет разочарована. Полагаю, Кенбрук собирается отослать ее обратно во Францию?
Глориана кивнула, бросив взгляд на беседующих Дэйна и Мариетту, которые присели на бортик высохшего фонтана. Их слова не были слышны. Глориана вздрогнула, снова подумав о том невидимом и неосязаемом множестве миров, что окружают их мир.
Пожалуйста, пусть мне будет позволено остаться, — безмолвно взмолилась она. — Пожалуйста, пусть мне будет позволено навсегда остаться здесь, в Кенбрук-Холле, вместе с моим мужем.
ГЛАВА 10
Этой ночью в Кенбрук-Холле устроили большое торжество. В зале накрыли праздничные столы, а двор был наполнен светом факелов и музыкой менестрелей. Дэйн вместе с Гаретом стояли возле ямы для костра в окружении своих людей. Они пили и веселились от души. Глориана стояла возле двери рядом с Элейной. Взявшись за руки, чуть соприкасаясь головами, они тихо беседовали.
— Как приятно видеть, что этот древний замок вновь оживает, — с улыбкой сказала Элейна. Она словно еще больше похудела, казалось, будто какая-то тайная беда камнем лежит у нее на душе. Лицо ее светилось, а глаза были устремлены вдаль, видя что-то такое, чего не рассмотреть остальным.
— О, как они прекрасны, Глориана, твои сильные и благоразумные сыновья и твои дочери. Которые так мудро руководят сердцами своих мужей.
Глориана обрадовалась, что рядом с ними никого нет, и никто не может услышать опасные для того полного суеверий времени замечания Элейны.
— Ты их видишь? — спросила шепотом леди Кенбрук. — Моих детей?
Широко раскрытые глаза Элейны заблестели, словно она разглядывала какую-то разноцветную панораму. Леди Хэдлей, несмотря на помутнение рассудка, а может быть как раз благодаря этому, часто открывались видения грядущего. Многих бед и невзгод удалось избежать благодаря мудрым предупреждениям Элейны. Однажды она рассказала Гарету, что урожай будет погублен, а в другой раз поведала о том, что зима будет необычайно суровой.
— Да, — ответила Элейна, сощурив глаза, будто ее видение начало затуманиваться. Ее пальцы вцепились в руку Глорианы, как когти хищной птицы. — Я видела их.
Глориана испугалась внезапной перемены, произошедшей с Элейной.
— Что ты видела? — прошептала она, боясь услышать ответ.
— Тебе предстоит много страдать, чтобы осуществить свое предначертание, — ответила Элейна. — И Дэйну тоже. Но если ты не устоишь перед лицом всех испытаний, Глориана, твои дети никогда не будут рождены и не сыграют своей важной роли в создании нашего будущего.
Глориана нервно оглянулась по сторонам и заметила группку служанок, стоящих всего в нескольких шагах от них, в тени одной из высоких колонн, поддерживающих потолок. Схватив за руку впавшую в экстаз Элейну, она потянула ее за собой. Выйдя в боковой коридор, они оказались в большом саду старого церковного двора Кенбрук-Холла. Все вокруг было залито лунным светом.
Здесь, под этими древними камнями, лежали римские офицеры вместе со своими женами и детьми. Здесь же были похоронены и многие поколения предков Дэйна. Поместье и земли достались Дэйну в наследство от его матери Аурелии, покоящейся в семейном склепе под плитой с мраморными фигурками ангелов.
— Скажи, что мне делать, — умоляла Глориана, беря Элейну за руки. — Я так боюсь, что меня разлучат с Дэйном…
— Так и будет, — твердо, спокойным голосом сказала Элейна. — Потом придет день, когда ты окажешься на перепутье. Твой разум будет вести тебя в одну сторону, а сердце — в другую. Любая благоразумная женщина на твоем месте выбрала бы первый путь, но у тебя, Глориана, должно достать храбрости следовать другой дорогой. Твое смелое сердце, сердце львицы, приведет тебя к счастью, если ты последуешь его зову.
У Глорианы подкосились ноги, и она упала на каменную скамейку. По щекам ее струились слезы.
— Я не хочу покидать Дэйна, я не вынесу разлуки с ним! Мы и так слишком долго ждали друг друга…
— Другого пути нет, — ласково проговорила Элейна. — А теперь, Глориана, возвращайся к гостям. Позаботься о своем муже, но держи наш разговор в тайне. У Дэйна хватает собственных забот, не омрачай его счастья, не говори ему о том, что вам недолго осталось быть вместе. Это подорвет его силы, так необходимые ему для борьбы.
— Но почему? — с отчаянием воскликнула Глориана. — Почему мы не можем жить как обычные люди?
— Потому что вы не обычные люди, — строго прервала ее Элейна. — Ваши потомки — и мужчины, и женщины — будут мудрыми советчиками. Многие короли, нетерпеливые и необузданные в своих желаниях, будут прислушиваться к их советам.
Сознание всей ответственности перед историей, что лежала на ее плечах, едва не сокрушило Глориану.
— Я могла бы выдержать все, если бы только рядом со мной был Дэйн, — сказала она.
Элейна подошла к ней и положила руку на плечо.
— Так же как сталь закаляют огнем, человеческий дух испытывают разлукой. Следуй своей тропой, Глориана. Если ты отступишь, то через несколько поколений род Кенбруков угаснет, и это станет большой потерей для всей Англии. — С этими словами Элейна наклонилась, поцеловала Глориану в лоб и повернулась, чтобы возвратиться в дом.
Глориана задержалась возле низкой стены, за которой виднелась часовня и церковный двор. Она раздумывала обо всем, что услышала от Элейны. Она сумасшедшая, напомнила себе Глориана, но в глубине души знала, что Элейна сказала ей правду. Леди Кенбрук была в отчаянии, но сердце ее не покидала надежда на счастье, которое придет в награду за все испытания.
Она закрыла лицо руками, не в силах даже заплакать. Ее вырвут из жизни Дэйна, из его сердца, и она даже не знала, как долго будет длиться эта пытка.
— Ты устала, — послышался позади нее знакомый мужской голос, и Дэйн нежно взял ее за руку. — Пойдемте, леди Кенбрук, вам надо прилечь.
Глориана повернулась к человеку, которого любила и ждала с самого детства. Всхлипнув, она обхватила его шею руками и судорожно вцепилась в него.
— Что случилось, милая? — спросил Дэйн хрипло, беря ее на руки. — Элейна сказала что-то такое, что расстроило тебя? Не огорчайся, она сама не знает, что говорит.
Глориана опустила голову на его широкое плечо.
— Я не хочу разговаривать о леди Хэдлей и ее болезни, — сказала она, принося первую жертву. На самом деле ей очень хотелось рассказать Дэйну обо всем, что она услышала. Ей хотелось верить, что он смог бы что-нибудь изменить и им не пришлось бы расставаться. Но она знала, что это лишь пустые надежды, и потому не сказала своему мужу ни слова.
— У меня ноги болят. Я хочу, чтобы ты перед сном растер их душистым маслом.
Дэйн рассмеялся. Он понес ее в дом, обойдя большую залу по боковому проходу, а потом они стали подниматься по ступеням крутой лестницы. Вокруг была непроницаемая темнота, но Дэйн отлично знал дорогу. Глориане подумалось, что он провел в Кенбрук-Холле немало времени, прежде чем отправиться воевать с турками.
— Какая ты избалованная, — заметил он. — Пора взять тебя в свои руки, иначе скоро ты наденешь на меня ошейник, и мне придется плясать под твою дудку, как дрессированной обезьянке.
Глориана положила руку ему на грудь, чувствуя под своими пальцами ровное биение его сердца.
— Я всегда буду любить тебя, — прошептала она.
Они уже поднялись до верхней галереи. Дэйн внезапно опустил ее на ноги и, схватив за плечи, привлек к себе.
— В твоих словах звучит грусть. Что это значит, миледи? — встревоженно спросил он, заглядывая в ее ясные глаза.
Глориана протянула руку и нежно дотронулась до его губ. Полная луна светила ему в спину, поэтому лицо оставалось в тени, и Глориана не могла видеть его выражения.
— Я буду любить тебя до скончания своих дней и даже после, если только такое возможно, — сказала она.
Дэйн ласково взял ее за подбородок, приподняв лицо навстречу лунному свету. Глориана молилась, чтобы он не догадался о том, что был прав, что своими словами она прощалась с ним и, возможно, навсегда.
— Я люблю тебя, Глориана, — прошептал он.
А потом он поцеловал ее. Глориана не могла не ответить на его поцелуй.
— А что Мариетта? — спросила она немного погодя. — Мы ведь еще не разговаривали с тех пор, как ты беседовал с ней во дворе.
Дэйн взял ее за руку и повел за собой. Он шагал по длинной галерее так уверено, будто она была озарена светом тысяч свечей, а не слабым серебристым светом луны, едва пробивающимся сквозь высокие узкие окна.
— Мадемуазель решила остаться в аббатстве сестры Маргарет, — ответил он.
— Но я думала… я думала, ей нравится Эдвард…
— Несколько лет Эдвард будет занят совсем другим, он будет воевать, — ответил Дэйн. — К тому же он еще не готов к женитьбе.
Они карабкались вверх и вверх по ступеням крутой винтовой лестницы, и Глориана, задохнувшись, пожалела, что Дэйн не взял ее на руки.
— Что ты хочешь этим сказать? Эдвард будет воевать? Он что, уезжает? Признаюсь, я считала, что он в конце концов откажется от своих амбиций.
— Ему не придется никуда уезжать, — остановившись, ответил Дэйн, и пальцы его больно сжали руку Глорианы. — Люди Мерримонта дотла сожгли одну из наших деревень.
Глориана прислонилась к каменной стене. Во всех сегодняшних разговорах она не уловила даже намека на эту ужасную новость.
— И Гарет со своими солдатами собираются мстить?
Дэйн сжал зубы, и от его последующих слов Глориана похолодела.
— Не только Гарет, но и я со своими людьми. Такие злодеяния не останутся безнаказанными.
Глориана едва устояла на ногах.
— Что ты собираешься делать, Дэйн? — надломленным голосом прошептала она. — Совершить ответный набег на одну из его деревень? Неужели в отместку Мерримонту ты заставишь страдать ни в чем не повинных людей?
Дэйн практически силой втащил Глориану в верхнюю комнату и захлопнул тяжелые двери, прежде чем повернуться к ней. Глориана стояла, опершись рукой на стол, слегка дрожа и широко раскрыв свои прекрасные глаза.
Кенбрук устремил на нее пламенный взгляд. Пламя, горевшее в жаровне, бросало кровавые отблески на его точеное лицо.
— Неужели ты считаешь меня таким чудовищем, Глориана? Неужели ты хоть на мгновение могла подумать, что я способен на подобное злодеяние?
Глориана вздохнула.
— Воина всегда приносит с собой разрушения, — произнесла она извиняющимся тоном. — Вытаптываются поля, сжигаются хижины, гибнут крестьяне и горожане. Не важно, какому господину они служат, но они всегда страдают больше всего.
— Мы не станем воевать ни с кем, кроме самого Мерримонта и его солдат, — сказал Дэйн ледяным тоном.
Глориана вздохнула еще раз и опустилась на стул. Темница превратилась в уютную, чисто прибранную и хорошо освещенную комнату. Кровать была заново застелена чистым бельем, рядом стояла свежая ароматизированная вода для умывания, и лежали приготовленные на завтра платья.
Глориана с грустью подумала о том, проснется ли она завтра в этой же комнате.
— Прости меня, — сказала она ласково. — Я не сомневаюсь в твоей чести и знаю, что от твоей руки не пострадают невинные.
Дэйн снял камзол, но остался в рубашке и штанах. Он подошел к ночному столику возле кровати и достал из ящика небольшой флакон. К тому моменту вспышка гнева уже прошла, и в его глазах Глориана читала только нежность.
Он пододвинул один из стульев поближе к кровати и сел на него, положив ногу Глорианы к себе на колено. Аккуратно сняв с нее туфельку, он принялся растирать ей ступню. Глориана ахнула от неожиданности.
— Я это сказала в шутку, милорд, — торопливо пробормотала она.
Кенбрук ничего не ответил. Из флакона он вылил на ладонь немного золотистого масла и принялся пальцами обеих рук массировать ее правую ступню.
Глориана блаженно вздохнула, закрыла глаза и откинулась на спинку стула.
— Вам приятно, миледи? — поддразнил он.
Глориана чувствовала что-то очень похожее на сексуальное желание, только более духовное, нежели физическое, более возвышенное. — О, — выдохнула она, — даже слишком! Подушечками больших пальцев он втирал в ее кожу душистый бальзам.
— Никакое удовольствие яе может быть «слишком» для тебя, моя милая, — произнес он своим низким чувственным голосом, который заставил Глориану забыть о разговоре с Элейной, о скорой войне с бароном Мерримонтом, обо всем на свете.
Она чувствовала, что тает, как воск, все больше и больше сползая со стула.
— М-м, — протянула она. В этом мире не может быть ни зла, ни страданий, ни печали. Как она ошибалась, думая так…
Кенбрук рассмеялся и поставил к себе на колени другую ее ногу. Глориана вздрогнула и открыла глаза, когда он снял с нее вторую туфельку.
— Ты словно кошка, греющаяся у огня и потягивающая спинку, — сказал он. — Чтобы привести тебя в хорошее расположение духа, мне достаточно будет только почесать тебя за ушком.
Сердце Глорианы переполнилось любовью к Дэйну, еще более сильной оттого, что она могла потерять его в любую минуту. С нежностью и болью она вглядывалась в освещенное огненными бликами лицо своего мужа.
— Положи меня в свою кровать, — молвила она, — и мы дадим начало новой жизни.
Он продолжал массировать ее ступню.
— Что ж, — ответил он, — такое предложение не лишено приятности. Но мне кажется, что ты уже и так беременна.
Глориана положила руку себе на живот. Такая мысль до настоящего момента еще не приходила ей в голову.
— Откуда тебе знать? — прошептала она с благоговейным страхом. — Ты что, видишь будущее, как Элейна?
Дэйн хохотнул и нагнулся, чтобы запечатлеть поцелуй на ее колене. Потом он поднял голову и весело взглянул на нее.
— У меня нет никаких других волшебных сил, кроме тех, что дает мне твоя любовь, — сказал он.
Глориана вспыхнула от удовольствия. Если это ее любовь наделила Кенбрука такими невероятными силами, то…
— Но тогда почему ты так уверен, что я ношу твоего ребенка…
— Сына, — уточнил Дэйн, блестя глазами. Он потянулся за флаконом с маслом и поднялся со стула, спустив на пол ноги Глорианы.
— Честно говоря, первой мне хотелось бы дочку, — продолжал он. — Они приносят утешение материнскому сердцу, когда супруга долго нет дома.
Эти слова опечалили Глориану, но она твердо решила радоваться каждому мгновению, проведенному с мужем.
Протянув Глориане руку, Дэйн помог ей подняться.
— Ну и когда же я зачала вашего сына, милорд? — спросила она с усмешкой на губах.
— Сегодня, — уверенно сказал Дэйн, — в римских банях.
Глориана снова почувствовала на себе тепло источника, дразнящие пузырьки и твердую упругую мужскую плоть, двигающуюся внутри нее. Ее взгляд случайно упал на флакон с маслом, зажатый в руке Дэйна.
— Вы берете это с собой в постель, милорд?
— Да, и еще кое-что, — ответил Дэйн, кивнув головой в сторону кровати.
Она послушно подошла к постели и сбросила с себя платье. Через несколько мгновений за ним на пол последовала и прозрачная сорочка.
Огонь в лампах и жаровнях догорал, стоны и вскрики своим эхом наполнили башню. Мечась в экстазе, Глориана думала, не примут ли суеверные слуги эти звуки за плач не нашедших покоя душ.
Утром они снова занялись любовью. Крепкое тело Глорианы дугой выгибалось под мускулистым телом мужа, а он покрывал поцелуями ее грудь и нашептывал ей на ухо слова любви.
Рассвет окрасил серое небо в розовые и золотистые тона. Открыв глаза, Глориана увидела, что Дэйна уже нет в комнате. По утрам было довольно холодно, но в жаровнях был предусмотрительно разведен огонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34