– Дело в том, что легче одеваться в черное, нежели постоянно беспокоиться, что сейчас в моде; кроме того, это спасало от мужчин: едва Жака опустили в могилу, как они стали кружить вокруг меня, наподобие собак во время своих свадеб.
Она проницательно посмотрела на Лайзу.
– Можешь смеяться сколько угодно, мисс, но не думай, что они не увивались за мной, потому что мне было за пятьдесят: богатая вдова, у которой уже не может быть детей, должна тебе сказать, более выгодна для брака, чем хорошенькая девушка без приданого.
– Не смеюсь, бабушка, или, во всяком случае, смеюсь не над тобой. Держу пари, ты дашь еще фору молодым, включая и меня.
– Не льсти, девочка. Расскажи лучше о той беде, в которую ты попала, и поподробнее, не просто голые факты.
И Лайза рассказала все, не щадя и себя.
– Фу! – фыркнула бабушка Микэ, когда рассказ закончился. – Благодари Бога, что не забеременела, а у твоего отца и у моей Кэтрин хватило здравого смысла.
– Мама держалась молодцом, и папа тоже, а вот Аренд постоянно дрался из-за меня, поэтому я решила, что будет лучше для всех, если удалюсь на некоторое время.
– Чепуха! Это твоя семья. Как еще им следовало поступать? Прекрати думать об этом. К тому времени, как вернешься в Холланд-Хауз, наверняка появится более новый, более изысканный скандал, который захватит всех в округе.
– Почему так думаешь?
– Потому что так бывает всегда, – цинично ответила бабушка. – Все неприятности вызываются тем, что кто-то согрешит, поэтому не стесняйся. Однажды я поймала свою Кэтрин в яблоневом саду с твоим отцом в тот момент, когда он соблазнил ее, и я, насколько могла, ускорила день свадьбы. Если бы не сделала этого, боюсь, твою сестру Эмили пришлось бы объявить родившейся семимесячной.
– Бабушка, зачем ты мне все это рассказываешь?
– Потому что в прошедшие три дня ты вела себя, как Магдалена, а это ни к чему. Кроме того, когда приходят посетители, пугаешься мужчин, этого я также не потерплю. Mon dieu, Лайза! В самом начале жизни ты вытащила из бочки одно из гнилых яблок. Поверь мне, ma petite, – ее рука с проступившими на ней венами ласково легла на руку внучки, – там осталось много хороших фруктов, и придет день, выберешь один из них по своему вкусу. Не позволю тебе в возрасте шестнадцати лет отречься от всех мужчин. Слышишь меня, девочка?
Лайза засмеялась, и это был ее первый громкий беззаботный смех за длительное время.
– Mais oui, Grand-mere, слышу тебя. Не сомневаюсь, что тебя хорошо слышно даже на той стороне Гудзона в Нью-Йорке.
– Госпожа Дерзость! – Бабушка погрозила Лайзе пальцем в серебряном наперстке. – Хотя, признаюсь, предпочитаю дерзость, чем ту поникшую мрачную позу, в которой ты пребываешь в последнее время.
Лайза снова громко засмеялась, затем внезапно остановилась.
– Согласна, – призналась она, – я действительно немного потеряла присутствие духа. – Девушка, поднявшись со стула, быстрым грациозным движением опустилась перед бабушкой на колени. – Видишь ли, все домашние ходили вокруг меня на цыпочках, боялись сказать что-нибудь, напоминавшее о происшедшем, – создалось напряжение, а с тобой все по-другому, бабушка, – сказала она нежно.
– Гм! – бабушка похлопала ее по щеке. – Ты права, здесь вокруг тебя ходить на цыпочках не будут – нет причин. Мы побудем в обществе друг друга, прежде чем я отправлю тебя назад… давай посмотрим когда… – Она молча что-то подсчитывала, загибая пальцы. – Вероятно, надо ехать в середине апреля, и с новыми красивыми платьями.
– А почему в середине апреля? – полюбопытствовала Лайза, зная, что бабушка ничего не делает без серьезной на то причины.
– Пораскинь мозгами, дитя. L'affaire племянника священника произошло в конце сентября. В начале ноября ты надолго уехала из дома к родственникам. Не будь такой наивной, пойми, какие пересуды могут возникнуть в связи с этим?
Лайза, оставаясь зрелой только телом, покраснела до корней волос, и бабушка насмешливо кивнула.
– Так я и предполагала. Итак, вернешься домой в это время, чтобы ни у кого не возникло никаких сомнений. Будешь ездить верхом по окрестностям, как и прежде, выезжать в экипаже со своей маман в город и наносить визиты, и всегда в красивых, идеально сидящих платьях, чтобы всем стало ясно: вопрос о ребенке никогда не возникал.
Она встала, внучка тоже. Бабушкина миниатюрная фигура казалась еще ниже рядом с высокой девушкой. Но это преимущество только в росте, объяснила себе Лайза, нет сомнения, кто из них обладает большей силой.
– Теперь, когда появилась ясность в наших планах, – предложила бабушка Микэ, – надо поесть – эти разговоры вызвали у меня аппетит. Завтра, – продолжала она, направляясь в маленькую гостиную, – испечем что-нибудь вкусненькое, а на следующей неделе пригласим портных.
Таким образом, Лайза, свыкшись с мыслью, что следующие несколько месяцев станут для нее наказанием, неожиданно почувствовала себя втянутой в различного рода деятельность и развлечения – обеды, танцы, встречи с друзьями, катание на санках, вечеринки.
А вскоре заметила, что больше не боится мужчин, хотя и выслушивала их напыщенные речи с ироничной улыбкой. Когда они расточали ей щедрые комплименты, на ее губах появлялась усмешка, а брови поднимались вверх, что приводило в замешательство любого джентльмена, пытавшегося открыть ей сердце, – нельзя же восхищаться леди, которая, похоже, смеется над тобой!
Полные страстного желания мужчины стекались в Грейс-Холл, благодаря им время текло быстро, и ей совершенно не хотелось возвращаться домой.
В намеченный день середины апреля экипаж отца стоял у парадной двери особняка, и ее два сундука были уже внизу – старый, привезенный ею, и новый, приобретенный бабушкой и наполненный красивой одеждой. Лайза почувствовала, что сейчас расплачется.
Бабушка и внучка расцеловались на французский манер в обе щеки, Лайза крепко обняла бабушку.
– Merci bien, Grand-mere, – прошептала она. – Спасибо за все.
– Не глупи, дитя, – проворчала бабушка своим излюбленным тоном. – Ты должна знать, что доставила радость своим пребыванием здесь, однако, как бы мне ни хотелось отсрочить отъезд, этого делать нельзя: возвращение домой имеет определенную цель, – добавила она многозначительно. – Красуйся в своих одеждах, дитя, и держи высоко голову. Позже, если захочешь вернуться… – она выразительно пожала плечами. – Комната всегда будет к твоим услугам, но мне хотелось бы, чтобы у тебя появился муж.
– Не хочу никакого мужа.
– Не настраивай себя так упорно против замужества, Лайза. Согласна, бывают ситуации, когда одной жить лучше, – разве сама не испытала это после смерти Жака? Но надо, по крайней мере, дать себе возможность узнать и другую жизнь – не будь трусишкой, это на тебя не похоже.
Лайза отступила от бабушки. Слезы уже высохли на ее глазах, сверкая молодым огнем, она присела в реверансе в знак глубокого уважения.
– C'est bon, – удовлетворенно воскликнула бабушка. – Так-то лучше. Всегда помни, моя Лайза, борись и никогда не сдавайся!
В последующие месяцы Лайзе часто вспоминались эти слова, поддерживавшие ровное настроение. Новые и наверняка более пикантные скандалы произошли на территории от Хэкенсака до Хобокена, но в окрестностях Элизабеттауна память о грехе Лайзы Ван Гулик все еще давала знать о себе.
Приличные молодые люди из хороших семей не решались ухаживать за ней, как это было принято. Какие бы чувства они ни испытывали к ней на самом деле, стыдясь сверстников, никто не решился бы жениться на такой девушке, как Лайза. Их семьи тоже не дали бы согласия на женитьбу.
И эти же молодые люди, встречая ее на Прекрасной Девочке во время поездок по фермам отца, легко и свободно предлагали ей известно что. Лайза разбила несколько физиономий и приложилась кнутом ко многим спинам, прежде чем приставания прекратились. Она изливала душу в письмах к бабушке Микэ, но никогда не говорила ни Аренду, ни отцу об этих многочисленных оскорблениях – они, конечно же, бросились бы защищать ее.
В середине лета ее скверное настроение заметно улучшилось – она собралась с давно откладываемым визитом к лучшей подруге Крейг Сент-Джон в Грин-Гейтс, ее родовое поместье в пригороде Трентона. Но тут пришло письмо от Крейг, написанное с обычной откровенностью.
«Лучше бы мне приехать в Холланд-Хауз. Хотя Грин-Гейтс сейчас принадлежит мне, я не чувствую себя в нем как дома с тех пор, как моя мать вышла замуж за мистера Томаса Кохрана. Можешь ли представить себе такую наглость? Он ожидал, что я стану звать его па или папа. Пришлось разъяснить, что единственный отец, который у меня был и которого хотелось бы иметь, похоронен на другой стороне Атлантики. С тех пор от него только и слышу о моей неблагодарности и дурных манерах, а это нытье делает жизнь матери невыносимой, значит, ради нее придется попытаться относиться к нему терпимо – попытка, которая истощает мое терпение.
Поэтому, дорогая Лайза, попроси, чтобы мать разрешила тебе написать послание – что-нибудь такое заковыристое, которое можно будет показать матери или мистеру Кохрану. Сообщай о каких-либо ужасных обстоятельствах, заставляющих тебя изменить планы, – сломанной ноге или простых растяжениях связок на лодыжке. И, конечно, подчеркни, как здорово было бы мое присутствие, чтобы облегчить твои страдания.
Верь: я говорю искренне, – ты не получишь удовольствия от приезда сюда. В эти дни Грин-Гейтс напоминает мрак. В довершение ко всему, Кохран считает, что Бог является противником любой формы развлечения. Люди такого типа известны: семейные молитвы – утром и вечером, а битье слуг – в промежутках между ними. Иногда читаю в его взгляде, как бы хотелось ему побить и меня, но до сих пор не осмелился. Лучше ему и не пытаться!»
Беспокоясь за свою подругу, Лайза показала письмо родителям, которые сразу же одобрили идею, предложенную Крейг.
– Пусть будет перелом лодыжки, – предложила Кэтрин. – Серьезно, но не слишком.
– Полученный – ах, эта проклятая религия! – в результате аварии экипажа по дороге в церковь, – добавил, ухмыляясь, Аренд.
– И прикована к дивану в гостиной, где проводишь все дни за шитьем для бедных, – внес свой вклад отец.
– Священник, – снова вставил Аренд, – приходит каждую неделю и проводит молебен возле твоего дивана.
– Хватит, – остановила их Кэтрин. – Незачем быть непочтительными. Приведи достаточно серьезную причину, чтобы он ни в коем случае не мог запретить визит, – добавила она, избегая иронического взгляда мужа и игнорируя громкое хихиканье сына.
Все вместе составили текст письма и сделали это достаточно хорошо, так как неделю спустя прибыл груз на Зевсе, лошади Крейг, а сама она, сопровождаемая большим багажом для длительного пребывания, появилась несколькими днями позже.
ГЛАВА 6
– Ну и ну! – выпалила Крейг, покусывая лепестки маргаритки. – Итак, моя подруга Лайза – падшая женщина. Расскажи подробнее.
Они сидели под ивой неподалеку от старого голландского кладбища, что делали много раз и в прошлом. Лайза не стала играть роль трагической королевы.
– Все произошло именно здесь, – начала она, оглядываясь и удивляясь, что не чувствует прежней боли.
Крейг поспешно выпрямилась.
– Здесь?!
– Именно, где ты лежишь, если быть точной.
– Почему же ты, глупышка, не сказала, мы бы сюда не пришли? – спросила Крейг.
– Я и не приходила сюда с тех пор, как это случилось… а прошел уже почти год. Но когда ты предложила пойти на старое место и сказала, что хочешь положить букет полевых цветов на могилу бабушки Ван Гулик, как всегда делали, мне захотелось прийти сюда тоже, показалось нелепым связывать место, где так хорошо проводили время, устраивали пикники, вели разговоры, с тем ужасным днем.
– Неужели так ужасно заниматься любовью?
– Кошмарно. Но бабушка утверждает, что нельзя назвать происшедшее любовью; она говорит, что у меня любовный опыт, как у нецелованной девственницы. – Ее смех прозвучал несколько истерично. – Мужчин, по-моему, следует обучать этому, так же как и женщин, а бедный Филип не знал – бабушка назвала это более грубым словом – совсем ничего.
– Проклятие! – воскликнула Крейг, запустив сильные загорелые пальцы в густую копну волос, которой Лайза всегда завидовала: прекрасного насыщенного цвета, представляющего собой смесь каштана с бронзой, они окаймляли ее лицо и шею мягкими пышными завитками. – Ты можешь рассказать, что происходит, когда мужчины… ну, понимаешь… Всегда хотела получить информацию из первых рук, – призналась она.
– Могу описать только то, что произошло со мной, – ответила Лайза. – …Не слишком много добавила к твоему багажу знаний, так ведь? – закончила она.
– Тьфу, действительно! – Крейг потянулась за другой маргариткой, которую продолжала жевать в задумчивости. – Конечно, – медленно произнесла она после небольшой паузы, – это было в первый раз. Первый раз всегда больно, насколько я знаю, – добавила быстро, заметив вопросительно поднятую бровь Лайзы.
– Бабушка подтвердила, что действительно может быть больно, – многозначительно сообщила Лайза, – если мужчина слишком спешит и не заботится о том, чтобы доставить удовольствие женщине, а думает только о собственном наслаждении.
– Именно об этом и хотелось узнать! – торжествующе воскликнула Крейг. – Это та информация, которую никто не сообщает девушкам. А ты что-нибудь знаешь о том – просто сгораю от любопытства, – что мужчины делают для того, чтобы замедлить все это?
– Не совсем уверена, но для женщины… ну, если много поцелуев и ласк, ба…
– Да-да, знаю, «Бабушка говорит». А что ты скажешь о поцелуях и ласках?
– Ну, они помогают подготовить девушку.
– Подготовить к чему?
– Когда он… входит в нее… она уже готова… становится влажной.
– Влажной, фу! – капризное лицо Крейг скривилось от отвращения. – Не очень-то приятная картина, не правда ли? – спросила она мрачно.
– Я тоже так думаю. – Лайза посмотрела вверх на ветки ивы, вспомнив, как они простирались над ней, подобно зеленому свадебному балдахину, когда Филип без любви овладел ею. Решительно отогнав воспоминания, продолжила: – Признаюсь, что о поцелуях и ласках можно говорить много. Почти забыла, но когда Филип делал это, еще до того дня, мне это действительно нравилось.
– А как он ласкал тебя?
– Всюду. Почти всюду.
– О! А как целовал?
– Тоже всю. Хочу сказать… ну, многие другие места, кроме рта, разве ты этого не знаешь?
– Не-е-ет. Меня целовали только один раз – в губы, имею в виду. Давным-давно. Это было, – она неосознанно ласково прикоснулась к губам пальцами, – волнующе.
– Ты никогда мне об этом не говорила! – обвинительным тоном упрекнула ее Лайза.
– Это случилось давно. Я была почти ребенком, – надменно ответила Крейг. – Забыла.
В течение минуты они смотрели прямо в глаза друг другу, затем Крейг неохотно улыбнулась.
– Ладно, не забыла. И никогда не забывала, но папа умер, а мама снова вышла замуж, и голова у меня была забита другими вещами.
– Это кто-нибудь, кого я знаю? – спросила Лайза, мысленно перебрав множество годящихся в женихи молодых людей Трентона, с которыми встречалась в разное время. Большинство из них были самовлюбленными прыщавыми юнцами, и ни одного из них отец Крейг не считал подходящими для наследницы Сент-Джона.
– Нет. Я встретилась с ним в Вирджинии в тот год, когда гостила у дедушки, потому что родители ездили в Англию. Он был домашним учителем моих кузенов и, кроме всего прочего, квакером. – Ее глаза затуманились. – Но целовался не как квакер.
– А разве квакеры целуются как-то иначе? – засмеялась Лайза. – Ты влюблена в него, Крейг?
– Не говори глупостей. Он уехал из Вирджинии сто лет назад. Даже не знаю, где он сейчас. Хочу сказать, Лиззи… хотелось бы влюбиться в кого-нибудь, кому можно довериться и выйти замуж. Он смог бы унаследовать Грин-Гейтс, а я законно избавилась бы от мистера Кохрана.
– А как же мать?
– Не знаю. – Крейг легко поднялась на ноги. – Между прочим, мне только семнадцать, как и тебе, и, не сомневаюсь, мистер Кохран не согласится на мое замужество, даже если выберу самого лучшего человека во всех тринадцати колониях: ведь тогда он теряет возможность прибрать к рукам Грин-Гейтс.
Лайза разрыдалась, а Крейг ошеломленно уставилась на нее.
– Что я такого сказала? Лиззи, извини. Что не так?
– Помнишь время, когда мы обычно сидели здесь и строили планы на будущее? Были такими самоуверенными, такими самонадеянными, – всхлипнула Лайза. – Казалось, что нам ничто не помешает, и мы добьемся, чего хотим. Вот о чем думали. О Крейг, когда все пошло наперекосяк? Почему?
– Лайза Ван Гулик, стыдись! Мы молоды и сильны; у нас хорошее здоровье, и когда-нибудь станем обеспеченными, а может быть, и мудрыми. – Она протянула руку, схватила прядь золотистых волос Лайзы и ободряюще подергала ее. – Когда-нибудь поправим наши дела, поправим обязательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Она проницательно посмотрела на Лайзу.
– Можешь смеяться сколько угодно, мисс, но не думай, что они не увивались за мной, потому что мне было за пятьдесят: богатая вдова, у которой уже не может быть детей, должна тебе сказать, более выгодна для брака, чем хорошенькая девушка без приданого.
– Не смеюсь, бабушка, или, во всяком случае, смеюсь не над тобой. Держу пари, ты дашь еще фору молодым, включая и меня.
– Не льсти, девочка. Расскажи лучше о той беде, в которую ты попала, и поподробнее, не просто голые факты.
И Лайза рассказала все, не щадя и себя.
– Фу! – фыркнула бабушка Микэ, когда рассказ закончился. – Благодари Бога, что не забеременела, а у твоего отца и у моей Кэтрин хватило здравого смысла.
– Мама держалась молодцом, и папа тоже, а вот Аренд постоянно дрался из-за меня, поэтому я решила, что будет лучше для всех, если удалюсь на некоторое время.
– Чепуха! Это твоя семья. Как еще им следовало поступать? Прекрати думать об этом. К тому времени, как вернешься в Холланд-Хауз, наверняка появится более новый, более изысканный скандал, который захватит всех в округе.
– Почему так думаешь?
– Потому что так бывает всегда, – цинично ответила бабушка. – Все неприятности вызываются тем, что кто-то согрешит, поэтому не стесняйся. Однажды я поймала свою Кэтрин в яблоневом саду с твоим отцом в тот момент, когда он соблазнил ее, и я, насколько могла, ускорила день свадьбы. Если бы не сделала этого, боюсь, твою сестру Эмили пришлось бы объявить родившейся семимесячной.
– Бабушка, зачем ты мне все это рассказываешь?
– Потому что в прошедшие три дня ты вела себя, как Магдалена, а это ни к чему. Кроме того, когда приходят посетители, пугаешься мужчин, этого я также не потерплю. Mon dieu, Лайза! В самом начале жизни ты вытащила из бочки одно из гнилых яблок. Поверь мне, ma petite, – ее рука с проступившими на ней венами ласково легла на руку внучки, – там осталось много хороших фруктов, и придет день, выберешь один из них по своему вкусу. Не позволю тебе в возрасте шестнадцати лет отречься от всех мужчин. Слышишь меня, девочка?
Лайза засмеялась, и это был ее первый громкий беззаботный смех за длительное время.
– Mais oui, Grand-mere, слышу тебя. Не сомневаюсь, что тебя хорошо слышно даже на той стороне Гудзона в Нью-Йорке.
– Госпожа Дерзость! – Бабушка погрозила Лайзе пальцем в серебряном наперстке. – Хотя, признаюсь, предпочитаю дерзость, чем ту поникшую мрачную позу, в которой ты пребываешь в последнее время.
Лайза снова громко засмеялась, затем внезапно остановилась.
– Согласна, – призналась она, – я действительно немного потеряла присутствие духа. – Девушка, поднявшись со стула, быстрым грациозным движением опустилась перед бабушкой на колени. – Видишь ли, все домашние ходили вокруг меня на цыпочках, боялись сказать что-нибудь, напоминавшее о происшедшем, – создалось напряжение, а с тобой все по-другому, бабушка, – сказала она нежно.
– Гм! – бабушка похлопала ее по щеке. – Ты права, здесь вокруг тебя ходить на цыпочках не будут – нет причин. Мы побудем в обществе друг друга, прежде чем я отправлю тебя назад… давай посмотрим когда… – Она молча что-то подсчитывала, загибая пальцы. – Вероятно, надо ехать в середине апреля, и с новыми красивыми платьями.
– А почему в середине апреля? – полюбопытствовала Лайза, зная, что бабушка ничего не делает без серьезной на то причины.
– Пораскинь мозгами, дитя. L'affaire племянника священника произошло в конце сентября. В начале ноября ты надолго уехала из дома к родственникам. Не будь такой наивной, пойми, какие пересуды могут возникнуть в связи с этим?
Лайза, оставаясь зрелой только телом, покраснела до корней волос, и бабушка насмешливо кивнула.
– Так я и предполагала. Итак, вернешься домой в это время, чтобы ни у кого не возникло никаких сомнений. Будешь ездить верхом по окрестностям, как и прежде, выезжать в экипаже со своей маман в город и наносить визиты, и всегда в красивых, идеально сидящих платьях, чтобы всем стало ясно: вопрос о ребенке никогда не возникал.
Она встала, внучка тоже. Бабушкина миниатюрная фигура казалась еще ниже рядом с высокой девушкой. Но это преимущество только в росте, объяснила себе Лайза, нет сомнения, кто из них обладает большей силой.
– Теперь, когда появилась ясность в наших планах, – предложила бабушка Микэ, – надо поесть – эти разговоры вызвали у меня аппетит. Завтра, – продолжала она, направляясь в маленькую гостиную, – испечем что-нибудь вкусненькое, а на следующей неделе пригласим портных.
Таким образом, Лайза, свыкшись с мыслью, что следующие несколько месяцев станут для нее наказанием, неожиданно почувствовала себя втянутой в различного рода деятельность и развлечения – обеды, танцы, встречи с друзьями, катание на санках, вечеринки.
А вскоре заметила, что больше не боится мужчин, хотя и выслушивала их напыщенные речи с ироничной улыбкой. Когда они расточали ей щедрые комплименты, на ее губах появлялась усмешка, а брови поднимались вверх, что приводило в замешательство любого джентльмена, пытавшегося открыть ей сердце, – нельзя же восхищаться леди, которая, похоже, смеется над тобой!
Полные страстного желания мужчины стекались в Грейс-Холл, благодаря им время текло быстро, и ей совершенно не хотелось возвращаться домой.
В намеченный день середины апреля экипаж отца стоял у парадной двери особняка, и ее два сундука были уже внизу – старый, привезенный ею, и новый, приобретенный бабушкой и наполненный красивой одеждой. Лайза почувствовала, что сейчас расплачется.
Бабушка и внучка расцеловались на французский манер в обе щеки, Лайза крепко обняла бабушку.
– Merci bien, Grand-mere, – прошептала она. – Спасибо за все.
– Не глупи, дитя, – проворчала бабушка своим излюбленным тоном. – Ты должна знать, что доставила радость своим пребыванием здесь, однако, как бы мне ни хотелось отсрочить отъезд, этого делать нельзя: возвращение домой имеет определенную цель, – добавила она многозначительно. – Красуйся в своих одеждах, дитя, и держи высоко голову. Позже, если захочешь вернуться… – она выразительно пожала плечами. – Комната всегда будет к твоим услугам, но мне хотелось бы, чтобы у тебя появился муж.
– Не хочу никакого мужа.
– Не настраивай себя так упорно против замужества, Лайза. Согласна, бывают ситуации, когда одной жить лучше, – разве сама не испытала это после смерти Жака? Но надо, по крайней мере, дать себе возможность узнать и другую жизнь – не будь трусишкой, это на тебя не похоже.
Лайза отступила от бабушки. Слезы уже высохли на ее глазах, сверкая молодым огнем, она присела в реверансе в знак глубокого уважения.
– C'est bon, – удовлетворенно воскликнула бабушка. – Так-то лучше. Всегда помни, моя Лайза, борись и никогда не сдавайся!
В последующие месяцы Лайзе часто вспоминались эти слова, поддерживавшие ровное настроение. Новые и наверняка более пикантные скандалы произошли на территории от Хэкенсака до Хобокена, но в окрестностях Элизабеттауна память о грехе Лайзы Ван Гулик все еще давала знать о себе.
Приличные молодые люди из хороших семей не решались ухаживать за ней, как это было принято. Какие бы чувства они ни испытывали к ней на самом деле, стыдясь сверстников, никто не решился бы жениться на такой девушке, как Лайза. Их семьи тоже не дали бы согласия на женитьбу.
И эти же молодые люди, встречая ее на Прекрасной Девочке во время поездок по фермам отца, легко и свободно предлагали ей известно что. Лайза разбила несколько физиономий и приложилась кнутом ко многим спинам, прежде чем приставания прекратились. Она изливала душу в письмах к бабушке Микэ, но никогда не говорила ни Аренду, ни отцу об этих многочисленных оскорблениях – они, конечно же, бросились бы защищать ее.
В середине лета ее скверное настроение заметно улучшилось – она собралась с давно откладываемым визитом к лучшей подруге Крейг Сент-Джон в Грин-Гейтс, ее родовое поместье в пригороде Трентона. Но тут пришло письмо от Крейг, написанное с обычной откровенностью.
«Лучше бы мне приехать в Холланд-Хауз. Хотя Грин-Гейтс сейчас принадлежит мне, я не чувствую себя в нем как дома с тех пор, как моя мать вышла замуж за мистера Томаса Кохрана. Можешь ли представить себе такую наглость? Он ожидал, что я стану звать его па или папа. Пришлось разъяснить, что единственный отец, который у меня был и которого хотелось бы иметь, похоронен на другой стороне Атлантики. С тех пор от него только и слышу о моей неблагодарности и дурных манерах, а это нытье делает жизнь матери невыносимой, значит, ради нее придется попытаться относиться к нему терпимо – попытка, которая истощает мое терпение.
Поэтому, дорогая Лайза, попроси, чтобы мать разрешила тебе написать послание – что-нибудь такое заковыристое, которое можно будет показать матери или мистеру Кохрану. Сообщай о каких-либо ужасных обстоятельствах, заставляющих тебя изменить планы, – сломанной ноге или простых растяжениях связок на лодыжке. И, конечно, подчеркни, как здорово было бы мое присутствие, чтобы облегчить твои страдания.
Верь: я говорю искренне, – ты не получишь удовольствия от приезда сюда. В эти дни Грин-Гейтс напоминает мрак. В довершение ко всему, Кохран считает, что Бог является противником любой формы развлечения. Люди такого типа известны: семейные молитвы – утром и вечером, а битье слуг – в промежутках между ними. Иногда читаю в его взгляде, как бы хотелось ему побить и меня, но до сих пор не осмелился. Лучше ему и не пытаться!»
Беспокоясь за свою подругу, Лайза показала письмо родителям, которые сразу же одобрили идею, предложенную Крейг.
– Пусть будет перелом лодыжки, – предложила Кэтрин. – Серьезно, но не слишком.
– Полученный – ах, эта проклятая религия! – в результате аварии экипажа по дороге в церковь, – добавил, ухмыляясь, Аренд.
– И прикована к дивану в гостиной, где проводишь все дни за шитьем для бедных, – внес свой вклад отец.
– Священник, – снова вставил Аренд, – приходит каждую неделю и проводит молебен возле твоего дивана.
– Хватит, – остановила их Кэтрин. – Незачем быть непочтительными. Приведи достаточно серьезную причину, чтобы он ни в коем случае не мог запретить визит, – добавила она, избегая иронического взгляда мужа и игнорируя громкое хихиканье сына.
Все вместе составили текст письма и сделали это достаточно хорошо, так как неделю спустя прибыл груз на Зевсе, лошади Крейг, а сама она, сопровождаемая большим багажом для длительного пребывания, появилась несколькими днями позже.
ГЛАВА 6
– Ну и ну! – выпалила Крейг, покусывая лепестки маргаритки. – Итак, моя подруга Лайза – падшая женщина. Расскажи подробнее.
Они сидели под ивой неподалеку от старого голландского кладбища, что делали много раз и в прошлом. Лайза не стала играть роль трагической королевы.
– Все произошло именно здесь, – начала она, оглядываясь и удивляясь, что не чувствует прежней боли.
Крейг поспешно выпрямилась.
– Здесь?!
– Именно, где ты лежишь, если быть точной.
– Почему же ты, глупышка, не сказала, мы бы сюда не пришли? – спросила Крейг.
– Я и не приходила сюда с тех пор, как это случилось… а прошел уже почти год. Но когда ты предложила пойти на старое место и сказала, что хочешь положить букет полевых цветов на могилу бабушки Ван Гулик, как всегда делали, мне захотелось прийти сюда тоже, показалось нелепым связывать место, где так хорошо проводили время, устраивали пикники, вели разговоры, с тем ужасным днем.
– Неужели так ужасно заниматься любовью?
– Кошмарно. Но бабушка утверждает, что нельзя назвать происшедшее любовью; она говорит, что у меня любовный опыт, как у нецелованной девственницы. – Ее смех прозвучал несколько истерично. – Мужчин, по-моему, следует обучать этому, так же как и женщин, а бедный Филип не знал – бабушка назвала это более грубым словом – совсем ничего.
– Проклятие! – воскликнула Крейг, запустив сильные загорелые пальцы в густую копну волос, которой Лайза всегда завидовала: прекрасного насыщенного цвета, представляющего собой смесь каштана с бронзой, они окаймляли ее лицо и шею мягкими пышными завитками. – Ты можешь рассказать, что происходит, когда мужчины… ну, понимаешь… Всегда хотела получить информацию из первых рук, – призналась она.
– Могу описать только то, что произошло со мной, – ответила Лайза. – …Не слишком много добавила к твоему багажу знаний, так ведь? – закончила она.
– Тьфу, действительно! – Крейг потянулась за другой маргариткой, которую продолжала жевать в задумчивости. – Конечно, – медленно произнесла она после небольшой паузы, – это было в первый раз. Первый раз всегда больно, насколько я знаю, – добавила быстро, заметив вопросительно поднятую бровь Лайзы.
– Бабушка подтвердила, что действительно может быть больно, – многозначительно сообщила Лайза, – если мужчина слишком спешит и не заботится о том, чтобы доставить удовольствие женщине, а думает только о собственном наслаждении.
– Именно об этом и хотелось узнать! – торжествующе воскликнула Крейг. – Это та информация, которую никто не сообщает девушкам. А ты что-нибудь знаешь о том – просто сгораю от любопытства, – что мужчины делают для того, чтобы замедлить все это?
– Не совсем уверена, но для женщины… ну, если много поцелуев и ласк, ба…
– Да-да, знаю, «Бабушка говорит». А что ты скажешь о поцелуях и ласках?
– Ну, они помогают подготовить девушку.
– Подготовить к чему?
– Когда он… входит в нее… она уже готова… становится влажной.
– Влажной, фу! – капризное лицо Крейг скривилось от отвращения. – Не очень-то приятная картина, не правда ли? – спросила она мрачно.
– Я тоже так думаю. – Лайза посмотрела вверх на ветки ивы, вспомнив, как они простирались над ней, подобно зеленому свадебному балдахину, когда Филип без любви овладел ею. Решительно отогнав воспоминания, продолжила: – Признаюсь, что о поцелуях и ласках можно говорить много. Почти забыла, но когда Филип делал это, еще до того дня, мне это действительно нравилось.
– А как он ласкал тебя?
– Всюду. Почти всюду.
– О! А как целовал?
– Тоже всю. Хочу сказать… ну, многие другие места, кроме рта, разве ты этого не знаешь?
– Не-е-ет. Меня целовали только один раз – в губы, имею в виду. Давным-давно. Это было, – она неосознанно ласково прикоснулась к губам пальцами, – волнующе.
– Ты никогда мне об этом не говорила! – обвинительным тоном упрекнула ее Лайза.
– Это случилось давно. Я была почти ребенком, – надменно ответила Крейг. – Забыла.
В течение минуты они смотрели прямо в глаза друг другу, затем Крейг неохотно улыбнулась.
– Ладно, не забыла. И никогда не забывала, но папа умер, а мама снова вышла замуж, и голова у меня была забита другими вещами.
– Это кто-нибудь, кого я знаю? – спросила Лайза, мысленно перебрав множество годящихся в женихи молодых людей Трентона, с которыми встречалась в разное время. Большинство из них были самовлюбленными прыщавыми юнцами, и ни одного из них отец Крейг не считал подходящими для наследницы Сент-Джона.
– Нет. Я встретилась с ним в Вирджинии в тот год, когда гостила у дедушки, потому что родители ездили в Англию. Он был домашним учителем моих кузенов и, кроме всего прочего, квакером. – Ее глаза затуманились. – Но целовался не как квакер.
– А разве квакеры целуются как-то иначе? – засмеялась Лайза. – Ты влюблена в него, Крейг?
– Не говори глупостей. Он уехал из Вирджинии сто лет назад. Даже не знаю, где он сейчас. Хочу сказать, Лиззи… хотелось бы влюбиться в кого-нибудь, кому можно довериться и выйти замуж. Он смог бы унаследовать Грин-Гейтс, а я законно избавилась бы от мистера Кохрана.
– А как же мать?
– Не знаю. – Крейг легко поднялась на ноги. – Между прочим, мне только семнадцать, как и тебе, и, не сомневаюсь, мистер Кохран не согласится на мое замужество, даже если выберу самого лучшего человека во всех тринадцати колониях: ведь тогда он теряет возможность прибрать к рукам Грин-Гейтс.
Лайза разрыдалась, а Крейг ошеломленно уставилась на нее.
– Что я такого сказала? Лиззи, извини. Что не так?
– Помнишь время, когда мы обычно сидели здесь и строили планы на будущее? Были такими самоуверенными, такими самонадеянными, – всхлипнула Лайза. – Казалось, что нам ничто не помешает, и мы добьемся, чего хотим. Вот о чем думали. О Крейг, когда все пошло наперекосяк? Почему?
– Лайза Ван Гулик, стыдись! Мы молоды и сильны; у нас хорошее здоровье, и когда-нибудь станем обеспеченными, а может быть, и мудрыми. – Она протянула руку, схватила прядь золотистых волос Лайзы и ободряюще подергала ее. – Когда-нибудь поправим наши дела, поправим обязательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41