– Пообещай мне это, – прошептала она.
– Нет, Элизабет, – негромко произнес в ответ Александр. От чувств, с которыми он произнес ее имя, по ней словно прошли волны – удивительные, полные любви и горечи потери. – Леди, я не могу…
– Пообещай по крайней мере подумать об этом, – прервала она его, отчаянно пытаясь найти аргументы, которые смогли бы его убедить.
На его лице отразились любовь, протест, сожаление и что-то вроде согласия.
– Ладно, леди. Обещаю ради вас об этом подумать.
Элизабет смогла только кивнуть и попытаться улыбнуться. Она бросилась в его объятия и, приникнув головой к его широкой, твердой и теплой груди, мысленно пожелала, чтобы он понял ее аргументы.
Она надеялась, что он поступит именно так, как она сказала, и, когда придет время все раскрыть, будет очень далеко от нее, Данливи и уготованной ему смерти.
Это единственный путь, убеждала она себя, чтобы не уступить горестным мыслям, которые появлялись у нее в сильных руках Александра. Эти объятия она хотела запомнить как можно лучше, поскольку они будут поддерживать ее дух на протяжении долгого и тяжелого времени, которое ей предстоит.
Боже правый, пусть Александр поймет, что она указала ему единственно правильный путь для обоих.
– Вы позволили ему бежать? – не веря своим ушам, спросил Эдвин.
Элизабет поднялась в полный рост. В ее кабинете было светло и просторно. Прошло несколько часов после того, как она простилась с Александром, и утренние солнечные лучи потоком лились через открытые ставни. Она повернулась к Эдвину, начальнику охраны и отцу Павлу, которые тоже стояли неподалеку. В комнате находились еще несколько лучших солдат охраны из верхнего гарнизона, которые знали, кто такой Александр на самом деле. Их ввели в курс дела, поскольку они могли подсказать, как лучше всего отразить предстоящее нападение лорда Леннокса.
Элизабет считала, что такая угроза приближается.
– Да, – после долгой паузы холодно ответила она. – Вы, очевидно, не расслышали, как я вчера напомнила всем, что именно я хозяйка замка.
Эдвин повернулся к начальнику охраны за поддержкой. Элизабет с мрачным видом молча смотрела на них. К счастью, начальник охраны знал свое место. Он только наклонил голову в знак того, что признает ее решение. На Эдвина он старался не смотреть. Отец Павел выглядел встревоженным, но молчал. После того как был раскрыт обман Александра, он молчал постоянно.
– Хотите что-нибудь еще сказать, Эдвин? – требовательно произнесла Элизабет.
– Нет, – ответил он.
Судя по его виду, он не был согласен с ее действиями.
– Тогда можете идти. Вы оба. – Она кивнула капитану и управляющему, после чего добавила: – Однако вас, отец Павел, я попрошу задержаться.
Престарелый священник кивнул, по-прежнему не произнося ни слова, и направился к окну, чтобы выглянуть наружу.
Эдвин и начальник охраны уже направились к двери, но сэр Гарет внезапно повернулся к Элизабет.
– Прошу прощения, леди Элизабет, мне нужно задать вам вопрос, поскольку это касается предстоящего штурма англичан. – Он кашлянул, чтобы прочистить горло, и продолжил: – Миледи, мои солдаты должны знать, что им делать, если сэр Александр д'Ашби снова появится в Данливи. – Наконец он поднял глаза на нее, и выражение его лица стало жестче. – Как к нему относиться – как к другу или как к врагу?
Элизабет замерла.
– Ответ на ваш вопрос зависит от того, на чьей стороне в бою будет этот притворщик – если он вообще появится, – буркнул Эдвин, на которого явно не подействовало напоминание о том, кто является главным в Данливи.
– Конечно, – произнесла Элизабет.
Ее сарказм был так тонок, как фигура Эдвина. Черт бы его побрал. Если бы не беспорочная служба этого управляющего на протяжении многих лет, она сняла бы его с поста без колебаний.
– У меня нет оснований считать его врагом, капитан. – произнесла Элизабет. – Англичане вынудили его участвовать в их плане захвата Данливи. Он мне признался в этом сам, без расследования с моей стороны. – Она метнула в Эдвина мрачный взгляд. – И рассказал все те секреты о Данливи, которые были переданы лорду Эксфорду. Это он сделал не ради себя, а для того, чтобы помочь нам приготовиться к возможным уловкам англичан при штурме.
– Хорошо, миледи, – негромко произнес сэр Гарет.
Эдвин хранил молчание.
– Вряд ли он здесь снова появится, так что пусть вас это не беспокоит, – с беспечным видом произнесла Элизабет, хотя от каждого слова у нее сжималось сердце.
– Почему вы так полагаете, леди? – вмешался наконец отец Павел.
Она перевела на него взгляд и увидела нахмуренное лицо, отчего ее сердце снова заныло.
Она пристально посмотрела на своего исповедника, до боли сжав пальцы.
– Я так полагаю, святой отец, потому что сама просила Александра удалиться. Ему нет нужды сюда возвращаться.
Эдвин недовольно фыркнул.
– То, что вы просили его, не означает, что он повинуется, леди Элизабет. Думаю, вы поймете это, лишь когда пострадаете из-за него.
– Меня это не волнует, – возразила Элизабет – Перед тем как сэр Александр ушел, мы обсуждали с ним некоторые вопросы. Мне этого достаточно, а поскольку я хозяйка замка, должно быть достаточно и вам.
– Похоже на то.
Ответ Эдвина можно было считать учтивым. Не произнеся больше ни слова, управляющий снова поклонился, повернулся и вышел.
Сэр Гарет последовал за ним, и в следующее мгновение Элизабет осталась наедине со священником. Отец Павел явно чувствовал себя неловко. В его глазах была видна тревога. Покачав головой, он вздохнул, после чего подошел к Элизабет и взял ее руку в свои морщинистые руки.
Этот простой добрый жест повлиял на нее много сильнее, чем могли бы повлиять аргументы или большая оппозиция. Он словно убрал подпорки стен, которыми она отгородила себя от потайных мыслей и чувств. На глаза ей навернулись слезы, которые через мгновение уже лились горячим потоком.
– Эх, дитя мое… – негромко произнес отец Павел, глядя на нее. – Я не хотел говорить в присутствии управляющего и капитана того, что скажу вам сейчас. Вы мне вчера рассказали о том, как вы с сэром Александром любите друг друга, и вдруг я узнаю, что он уехал!
– Вряд ли теперь имеет смысл говорить о любви, – сказала Элизабет.
– Но если вы продолжаете испытывать друг к другу чувства, несмотря на сложное положение, в котором очутились, то как можете думать, что он оставит вас после того, как освободит своего друга?
– Ну… нет, я не знаю, – прошептала Элизабет. – Я молю Бога, чтобы он не вернулся. Что было между нами на самом деле? Мы не женаты. Да поможет мне Бог, он мне не муж, несмотря на все прочее…
Ее голос дрогнул, и отец Павел ободряюще похлопал ее по спине. Через несколько мгновений к Элизабет вернулось самообладание. За пять долгих лет, что она в одиночку управляла Данливи, она привыкла нести на себе груз ответственности и прекрасно помнила, что значит дать волю чувствам.
Отец Павел снова замолчал. Бросив на него быстрый взгляд, она увидела тревогу на его лице.
– Мне не хотелось бы говорить вам это, леди, но я ваш исповедник и должен поднять вопрос о бессмертии вашей души.
Отец Павел замолчал. Элизабет терпеливо ждала, когда он снова заговорит.
– Леди, у вас может быть ребенок? Вы с сэром Александром, хоть и не были повенчаны, но на протяжении многих недель жили вместе.
– Не думаю, что у меня будет ребенок, святой отец, – перебила его Элизабет. Его слова причинили ей боль. – Я не могу отрицать, что есть возможность этого, основанная на недавнем… на… – Она замолчала, не в силах продолжить.
Крепко зажмурив глаза, она покачала головой.
Отец Павел сочувственно молчал. Когда она наконец обрела способность говорить, снова посмотрела на него.
– Сейчас я не могу оценить подобную возможность, святой отец. Если возникнет такая проблема, я займусь ею и сделаю все, что нужно.
– Не думает ли о такой возможности сэр Александр, и не вынудит ли это его вернуться?
Элизабет положила руки на живот.
– Вряд ли. Если даже у меня будет ребенок, сэр Александр ничего не выиграет, если появится здесь, а потеряет много. Он уже не сможет изображать моего мужа, а если признается в том, кто он на самом деле, его обвинят в предательстве интересов Шотландии.
Холодные пальцы, которые, казалось, сжимали ее сердце последние несколько часов, теперь сжались сильнее. Ей нужно забыть о своих чувствах, а то, что продолжает неугасимо гореть в ней по отношению к Александру даже сейчас, должно быть загнано глубоко внутрь. Она любит его. Да, это так, независимо от того, что ей предстоит. Но она не должна признаваться в этом даже самой себе. Да, она занималась с ним любовью, отдав ему тело и душу. Но она умышленно не говорила ему о своей любви, возможно, из желания себя защитить, а возможно, чтобы держать его на расстоянии.
Теперь она никогда не сможет сказать ему о своей любви, сама мысль об этом угнетала ее.
– Вы присутствовали при том, – спросила она отца Павла, – когда сэр Александр признался, что до того, как его схватили англичане, он хотел отправиться на север и начать жизнь, не связанную ни с кем и ни с чем?
– Да, я слышал, как он это говорил, – подтвердил священник.
Элизабет выпрямилась с решимостью прогнать все свои чувства и невеселые мысли куда-нибудь в дальние уголки памяти. Ей надо было восстановить ясность рассудка. Прошлое должно остаться в прошлом, поскольку в будущем ей предстояло опасное и еще неясное сражение за замок Данливи.
– Хотелось бы верить, что ему помогут интуиция и логика. Он не вернется. Именно на это я должна надеяться. Именно этого должна желать.
Отец Павел медленно, как мудрец, кивнул, взял ее за руку и повел к двери. Когда они вышли из комнаты, она выпрямилась и напрягла спину, стараясь придать себе властный вид, хотя не чувствовала в эту минуту ничего, кроме горя. Она невольно участвовала в тайной операции с подменой, поскольку позволила себе верить в возвращение Роберта. Позволила себе влюбиться в человека, который, как она всегда чувствовала где-то глубоко внутри, не был ее мужем.
Она попыталась переключить внимание на вдохи и выдохи. Вдохи и выдохи. Небеса помогут ей, но попытки забыть сэра Александра д'Ашби оказались делом весьма нелегким. Более трудной задачи Элизабет никогда в жизни не приходилось решать.
– Если не возражаете, отец Павел, я хотела бы использовать возможность исповедаться в моих грехах, – пробормотала она, стараясь не обращать внимания на, душераздирающие, выворачивающие наизнанку ощущения в груди. – Их у меня много, и я хочу рассказать о них, чтобы получить отпущение хотя бы некоторых.
Она закрыла глаза, в ее памяти мелькали воспоминания о том, кого она любила и потеряла. Это были нежные, светлые, яркие воспоминания, но они вызывали почти нестерпимую боль.
– Возможно, Богу будет угодно, – прошептала Элизабет, – даровать мне немного покоя.
Глава 14
Когда до лагеря Люка в лесах к югу от замка Данливи оставалось совсем немного, Александр остановился. За последние недели он несколько раз проходил эту дорожку вместе со Стивеном и теперь определял ее легко. Хотя он не ожидал, что Джона будут держать где-то рядом с этим местом, он надеялся затаиться и подслушать, где находится лагерь лорда Эксфорда и главной армии и, таким образом, где томится в заточении Джон.
По крайней мере следует попытаться это сделать.
У него в запасе всего четыре дня, чтобы найти своего друга. Даже три, поскольку нынешний день уже на исходе. Он должен действовать быстро, чтобы использовать эффект неожиданности.
Пригнувшись, Александр начал медленно двигаться по направлению к буйным зарослям, в которых мог бы скрыться. Рощица была густой, и он быстро понял, что до открытого места доберется не скоро, однако другого пути не было. Листья и ветки хлестали его по лицу, но он не мог выйти из укрытия. В конце концов он лег на живот и пополз по траве под деревьями, стараясь не производить шума. Он действовал так, как диктовал его опыт нескольких лет службы у тамплиеров, а также интуиция.
Его отношения с братством не всегда были приятными, но иногда они оказывали ему добрую службу. Как, например, сейчас. Оставалось лишь сожалеть, что у него не было прочных связей с членами братства и что он не чувствовал с братством единства. А ведь его родной брат, Деймиен, точно так же, как Ричард и Джон, его лучшие друзья, похоже, такие связи имели.
Чего бы он только не дал, если бы они ему помогли.
Однако сейчас он, как всегда, действовал в одиночку, стараясь справиться с делом, в которое оказался впутанным. На чью-то помощь он не мог рассчитывать, поскольку в отличие от других оборвал связи со многими людьми, с которыми был когда-то близок. Теперь он мог с уверенностью сказать, что они не пришли бы ему на помощь, если бы даже могли.
Он не мог отрицать, что, совершив преступление против Деймиена, Ричарда и Джона, сделал это намеренно подло. Они наверняка ему этого не забудут. Он не, мог объяснить, почему поступил таким образом. Но почему-то хотел разорвать отношения с теми, кого любил и кто любил его. Возможно, у него было ощущение, будто он полное ничтожество по сравнению с братом и его друзьями. В долгие недели, когда он восстанавливал силы, Александр решил, что может утвердить свою ценность своим боевым искусством на поле боя. Он любил сражаться и делал это умело. Однако пока что чувствовал в душе полную пустоту, того, чем мог заслужить собственное уважение, он еще не сделал.
Когда эта мысль стала невыносимой, он решил навсегда исчезнуть где-нибудь на дальних окраинах шотландского высокогорья. К сожалению, для этого у него не было денег. А их требовалось много. То, что он сделал, чтобы их раздобыть, было двойным – нет, тройным – оскорблением его брату и друзьям, поскольку они подвергались огромной опасности, чтобы вырвать его из лап инквизиции, и потратили много труда, чтобы вывести его в безопасное место и спрятать в Англии, а потом с риском для себя ухаживали за тяжело израненным человеком.
Но по натуре он был негодяем и ответил им тем, что украл часть сокровищ, которые они обещали защищать даже ценой собственной жизни. Целые мешки бесценных вещей тамплиеров были переданы этим людям в отчаянное для великого магистра Жака де Моле время. Это произошло неподалеку от Парижа в вечер того дня, когда начались массовые аресты. С того времени прошло два года. Четыре тамплиера рисковали, пытаясь вывезти эти мешки из Франции в ту ночь, и это стало началом серии разного рода событий, а также мучений, в которые сейчас трудно поверить.
Деймиена схватили в ту же ночь. В инквизиции его пытали полгода. Александра тоже схватили, пригрозив применить пытки. Но его преданность делу тамплиеров была несравнима с преданностью Деймиена; впрочем, все знали, что он не так благороден и честен. Под угрозой пыток Александр, не раздумывая, стал давать показания. Он также согласился принять участие в том проклятом турнире в обмен на обещание избавить его от дыбы и прекратить мучить Деймиена.
В первом бою – на ставку – ему пришлось сражаться с англичанином Ричарда. Это был бой не на жизнь, а на смерть. Но Александр не смог заколоть противника, и, поскольку это нарушило его договор с инквизицией, ему пришлось испытать на себе ее гнев. Начались пытки, причем такие, о существовании которых Александр и не подозревал.
Однако внезапным благородным порывом и принесением себя в жертву ради спасения в сражении Ричарда он не мог искупить остальных своих грехов, тех, что совершил против трех человек, которым был дорог.
Пока не встретил Элизабет.
Как ни старался Александр не думать ни о чем, кроме спасения Джона, его голова была заполнена мыслями об Элизабет, вызывавшими в нем сладкую боль. Он не должен позволять себе эти мысли, черт побери. Не должен размышлять над опасностями, с которыми ей предстоит столкнуться, поскольку английская армия уже готовится к штурму Данливи, располагая информацией, которой он снабдил англичан для успеха их операции.
Он займется и этим, но сначала ему нужно найти и спасти Джона, если удастся. Затем он вернется в Данливи, чтобы сражаться до последнего вздоха, защищая замок. И Элизабет. Но как бы Александр ни гнал от себя страх, холодящий и щемящий, тот не отступал. Иисус милосердный, помоги сделать все вовремя. Помоги, поскольку помощи ждать неоткуда. Александр был всегда одинок из-за тех ужасных ошибок, которые совершил, и из-за того, что причинял людям зло. И теперь в качестве расплаты ему приходится действовать без поддержки.
Александр наконец дополз до края рябиновой рощи, после чего начал пристально вглядываться сквозь нижние ветки в просвет.
Ни одного солдата.
Александр не поверил своим глазам.
Впереди и впрямь не было ни одного солдата. От лагеря остались примятая трава, яма от костра и несколько сломанных веток, из которых Люк делал древки для стрел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28