– Не хотите ли с ним встретиться в ближайшее время, милорд?
– Может быть. – Взгляд Роберта был непроницаемым. – Вы знаете, где он сейчас находится?
– Пока мы здесь разговариваем, несколько человек его разыскивают. – Слова казались учтивыми, но тон был угрожающим. – Я поставлю вас в известность, как только мы его найдем.
Роберт холодно кивнул, выражение лица было бесстрастным и любезным. Элизабет поняла, что этот взгляд содержит угрозу.
– Спасибо, – произнес Роберт. – А сейчас с вашего разрешения я должен пригласить жену на танец, как и обещал ей. Это – одно из ее любимых развлечений, не считая, разумеется, игры в мерелс.
У Элизабет замерло дыхание и заалели щеки, когда Роберт повел ее в середину зала.
– Пожалуйста… милорд, не думаю, что уже готова к танцам. Мне стало нехорошо.
Роберт остановился и, продолжая держать ее за руку, с участием посмотрел на нее.
– Вы, должно быть, и в самом деле не очень хорошо себя чувствуете, раз решили отложить танец, леди. – Его лицо было полно участия и заботы, от чего ее сердце дрогнуло. Он кивнул: – Позволь мне проводить тебя в коридор, чтобы ты могла восстановить дыхание.
– Благодарю. Хотя надеюсь, твое предложение вернуться сюда и потанцевать со мной не отменяется. – Элизабет не могла заставить себя улыбнуться.
Роберт лишь кивнул и ускорил шаг, чтобы вывести ее из комнаты.
– Еще немного, леди…
Проходя мимо слуги, он взял с подноса кубок с вином, предупредил слугу, что они уходят с праздничного пира только, на несколько мгновений, и приказал ему вызвать их в случае нужды. После этого он провел Элизабет к двери с правой стороны камина.
Они вышли из зала, и их почти сразу окутал прохладный вечерний воздух. Элизабет услышала, как за ними со стуком захлопнулась большая деревянная дверь. Но Роберт не хотел оставаться столь близко к пирующим.
Он провел Элизабет по двум сообщающимся коридорам и остановился в том, который вел в спальню. В это время суток, когда пир был в самом разгаре, здесь вряд ли можно было кого-нибудь встретить.
Сочтя это место подходящим, Роберт остановился и мягко привлек Элизабет к себе. Он протянул ей кубок с вином, ожидая, что она сделает глоток.
– Вот так. Это лучше, чем толпа, духота и шум, не так ли?
– Да, – ответила она, отпив из кубка, хотя не испытывала жажды.
Ее мысли были заняты стычкой Роберта с лордом Ленноксом. Вручив ему кубок после нескольких глотков, она сделала глубокий вдох и прислонилась к стене.
Роберт, научившийся читать ее мысли, оперся плечом о стену, повернулся к ней лицом и скрестил ноги.
– Леннокс – негодяй. Тебе не следует разговаривать с ним без меня.
– Это не поможет. – Элизабет посмотрела на Роберта и тут же ощутила тепло в груди. – Но я все же благодарна тебе. Я могла бы и дальше беседовать с ним и не думаю, что он решился бы на что-либо серьезное в моем доме, когда кругом столько людей. И все же это было неприятно.
– Я думал, Брюс быстро призовет Леннокса к порядку после его нападения на Данливи в июне. – нахмурившись, произнес Роберт. – Это поставило бы Леннокса на место, и он не посмел бы вести себя сегодня подобным образом.
– Готова поручиться, что Брюс ничего не знает. Он вместе со своими баронами путешествует по северу после участия в работе парламента в Сент-Эндрюс в марте. Кроме того, сделать выговор Ленноксу не так-то просто. Граф является одним из его самых преданных сторонников.
– Жаль.
– Да, но раздумывать над этим бессмысленно. Сейчас я должна направить свои мысли на более приятные вещи, например, танцы. – Элизабет робко посмотрела на него. Словно невеста, а не супруга. – Знаешь, я заметила нечто очень важное, когда мы были в коридоре.
– Что именно?
– Мы снова одни – в первый раз с полудня.
Роберт долгое время молчал. Тусклый свет факела не позволял Элизабет увидеть выражение его лица. Она могла только гадать, помнит ли он об обещании, которое она дала сегодня в их комнате сразу после того, как сделала шаг от бочки, где они занимались любовью.
И вот наконец она прочла ответ в его теплом пристальном взгляде.
– Мы действительно одни.
Элизабет облизнула губы. Желаний, охвативших ее, было слишком много, чтобы осуществить их, им с Робертом придется покинуть праздничный пир. Но к сожалению, это невозможно.
– Впрочем, то, что я обещала, сейчас неосуществимо, милорд, – негромко произнесла она. – Я пока удовлетворилась бы простым поцелуем, если вы окажете мне такую любезность.
Его чувственный рот дрогнул. Роберт слегка улыбнулся своей неотразимой улыбкой, вызывающей у нее сладостное желание.
– С превеликим удовольствием, леди.
В его бархатном голосе слышны были и желание, и дразнящие нотки, и любовь. Подняв брови, Роберт посмотрел ей в глаза.
– Но за это надо заплатить, – произнес он.
– Заплатить? – удивилась Элизабет.
– Да. Сначала пообещай, что разрешишь мне обнимать тебя, когда бы я ни захотел.
Элизабет почувствовала, что ее сердце начинает биться быстрее, но попыталась спрятать свое волнение за игривостью:
– Фу, милорд, кто-нибудь будет проходить мимо и увидит нас здесь в коридоре, а ваше воображение не знает границ в подобных вещах. Вы хотите, чтобы я приняла ваши условия, не зная подробностей того, что вы намерены делать?
– Хм-м-м, дай подумать… – Он сделал вид, будто размышляет, а потом взглянул на нее с дьявольским огоньком в глазах: – Да.
Она улыбнулась в ответ:
– Вы, похоже, склонны к возмутительным сделкам со мной, милорд.
– А вы, похоже, склонны их принимать. Итак, что вы ответите на сей раз, миледи? Мы пришли к соглашению?
– Думаю, я смогу вытерпеть объятия, – ответила она, вздыхая с деланным сожалением, хотя ее губы невольно изогнулись в улыбке.
– Ты об этом не пожалеешь.
Нежное обещание в этих словах превратило ощущавшееся ею сладостное напряжение в пузырящееся медленное кипение. Это кипение перестало быть медленным, когда Элизабет подняла руки для объятий, в которые он намеревался ее заключить, встав перед ней… достаточно близко, чтобы она почувствовала его тепло еще до того, как он до нее дотронулся.
– Что-то не так? – прошептала Элизабет.
Она чувствовала, как в ее груди все быстрее и быстрее бьется сердце в такт растущему возбуждению.
– Нет.
– Тогда почему ты меня не обнимаешь?
– Думаю о том, что надо сделать после этого. Конечно, чтобы это не затронуло чувства посторонних.
Глаза Александра мерцали, когда он смотрел на нее. В них была нежность, смелость и озорство. Как он был красив в эту минуту! Элизабет нестерпимо хотела его, сила ее желания росла с каждым днем после его возвращения. Правда, он совершенно не походил на человека, за которого она выходила замуж. Однако они были едины во всем.
Она поняла, насколько он рассудителен в трудные минуты, насколько он добр, насколько справедлив. Кроме того, она испытала на себе его целеустремленное внимание. Этого качества у него прежде не было, видимо, оно появилось после ужасов заключения и пыток. Все это помогло ей справиться со своими сомнениями относительно этого человека.
– М-м-м-м…
Роберт издал стон наслаждения, наклонившись к ней совсем немного, словно намереваясь поцеловать ее в щеку, но в последний момент изменил свое намерение, чтобы не касаться ее кожи. Дыхание его участилось, он удовлетворенно вздохнул.
– Вы пахнете восхитительно, леди.
Элизабет задрожала от растущего желания. Ее окутал его тонкий возбуждающий аромат; Роберт стоял так близко, что она вбирала его в себя с каждым вдохом, и это было восхитительно. От него исходили запах нагретой кожаной одежды и едва различимые запахи фиалкового корня и гвоздики в порошках, которые она приготовила.
– Я могу сказать то же самое о тебе, – отважилась она негромко произнести.
Ее тело словно само потянулось к нему, отчаянно желая почувствовать его прикосновения, прижаться к нему, провести ладонями по его рукам и плечам. Но Роберт по-прежнему ее не касался. Неослабевающее желание сделало ее смелой, и Элизабет бросила на него взгляд из-под ресниц, негромко добавив:
– Восхитительно на вкус.
У него на мгновение остановилось дыхание, и она увидела, что он улыбается во весь рот.
– Временами. Я хотел бы, чтобы это продолжалось долго, – негромко произнес он. Его губы были совсем близко от ее губ, но по-прежнему их не касались. – И тем не менее я не могу себя сдерживать. Ты слишком соблазнительна.
– Хорошо. Ты заслужил это за то, что мучишь меня так долго.
Она услышала его негромкий смех и почувствовала его теплое, похожее на ласку дыхание у своей щеки. Это заставило ее потянуться ему навстречу и застонать.
– Если не хочешь моих объятий, может, захочешь мой поцелуй? – выдохнула она, увидев в его глазах искрящееся тепло.
– Это подойдет. Прямо… – Он прижался к ней всем телом, вызвав в Элизабет столь приятные ощущения, что она жадно вдохнула ртом воздух. – …После… – продолжил он, поднимая руки. Его руки прошлись по ее рукам, вызывая приятные покалывающие ощущения на своем пути вверх, где Роберт сцепил пальцы на ее затылке. – …Этого, – договорил он наконец, скользя мускулистым бедром между ее ног и нажимая вверх и навстречу ее нежной плоти.
Она резко вдохнула от неожиданности, но этот вдох тут же перешел в стон. В ней уже горело желание необычайной силы, и новые ощущения лишь усиливали его. Элизабет вдруг поняла, что слегка покачивается, касаясь его мускулистой ноги, не в состоянии сдержать свои бесстыдные движения даже при том, что Роберт использовал свой огромный вес, чтобы прижать ее спиной к стене.
Она издавала какие-то нечленораздельные звуки, но они прекратились, как только он негромко произнес:
– А теперь поцелуй.
Элизабет едва держалась на ногах от волнующей сладости его поцелуя. Элизабет испытывала неземное блаженство. Твердая холодная стена позади нее ощущалась контрастом с его горячим, влажным ртом, играющим ее губами. Обезумевшая от разбушевавшегося желания, Элизабет подняла голову и полностью отдалась Роберту.
Ее пальцы вжались в его плечи так, что она чувствовала буквально каждое сухожилие и каждый мускул, которые играли под его рубахой, когда он мягко подавался вперед и его теплый восставший жезл упирался в ее тело, качаясь в такт движениям ее бедер.
Но как все это греховно выглядит! Такие сладостные чувства может порождать только грех, хотя какой может быть грех между мужем и женой?
Поцелуй продолжался еще несколько восхитительных мгновений. Элизабет не смогла удержать тихий стон разочарования, когда Роберт отстранился. Он тяжело дышал, а в его глазах горела такая страсть, что Элизабет на миг подумала, будто ее тело может загореться от одного лишь его взгляда.
– Если я не остановлюсь, то накинусь на вас прямо здесь, в коридоре, леди, а я не хочу вас опозорить, – произнес Роберт. – Кроме того, нас ждут в большом зале наши обязанности. Мы должны идти.
Не в состоянии произнести хотя бы пару связных слов, Элизабет лишь кивнула в знак согласия и облизнула губы. Губы оказались распухшими и особо чувствительными после его поцелуев. Она поймала на себе взгляд Роберта, ощущая его поднявшийся жезл. Его бедра двинулись чуть вперед, вызвав ее стон, поскольку Элизабет ощутила его жезл, прижавшийся к ее животу.
– Мы продолжим это занятие, милорд, после завершения праздничного пира, – произнесла Элизабет.
– Да поможет мне Бог, – негромко ответил Роберт, отступив на шаг.
Он провел пальцами по волосам и с силой выдохнул. Как только он отстранился, Элизабет ощутила слабость в коленях. Им необходимо вернуть хоть немного самообладания, подумала она. Роберт отвернулся от нее, явно пытаясь прийти в чувство.
Когда ему это удалось, он кашлянул и предложил Элизабет руку, чтобы проводить ее обратно на праздничный пир в большом зале. Но даже при этом взгляды, которые он время от времени бросал на нее по дороге, казалось, прожигали ее одежду, тело и душу, что рождало в ней новую волну желаний, и Элизабет опасалась, что у нее не хватит сил дойти до конца коридора.
В ответ на это она охрипшим голосом повторила его обещания, когда они медленно, стараясь выглядеть спокойными, возвращались на праздничный пир в большом зале.
– Однако есть еще одна вещь, которую я должна сказать, милорд.
– Что именно? – спросил он.
– Когда пир завершится, я намереваюсь сделать это занятие таким, чтобы вам не пришлось жалеть о напрасно потраченном на него времени.
Глава 10
Александр дразнил судьбу, продолжая идти по пути искушения Элизабет. Прислонившись к стене и наблюдая разгар веселья, он чувствовал, что в душе его идет настоящая война, и итог этой войны было трудно предугадать.
Какая-то часть его натуры, которую он хорошо изучил за прошедшие десятилетия, стремилась к самосохранению. Эта часть всегда выбирала самый легкий путь. Он продолжал заниматься с Элизабет любовью – горячо, страстно и так часто, как это только возможно. Он убеждал себя, что любовные игры – это то, что ожидается от него как супруга, за которого он себя выдает.
Им хорошо друг с другом. Она оказалась очень отзывчивым партнером, и в прежние времена Александр затащил бы ее в кровать, не испытывая ни малейших сомнений. В прежние времена он собирал бы каждую каплю удовольствия, которое мог получить в сложившихся обстоятельствах, легко убедив себя в том, что у него нет выбора.
Но когда Александр появился в замке Данливи, его стало мучить чувство вины, которое возрастало с каждой новой интимной встречей с Элизабет. Оно напоминало о том, что он обманывает Элизабет, выдавая себя за другого. И эта мысль была для него, невыносима. Он не мог понять почему. Ведь он не отличался благородством, как, например, его брат или кто-либо другой из братства тамплиеров. Не мог Александр понять, откуда взялись эти новые принципы, которые держат его буквально в тисках. Знал только, что эти принципы всегда были присущи ему.
И эти принципы постоянно напоминали, что то, что он делает здесь, выдавая себя за супруга Элизабет, мерзко. Что заниматься с ней любовью – это, возможно, самая худшая форма предательства. Даже большая низость, чем предоставление секретов замка Данливи англичанам, поскольку, добиваясь интимности с Элизабет, он оскверняет ее в личном смысле, несмотря на то что за время их совместной жизни очень к ней привязался.
Он – самозванец. Опозоренный бывший рыцарь-тамплиер, обвиняемый в воровстве, которого чуть было не повесили. Он не заслуженный Роберт Кинкейд, четвертый граф Марстон, прославленный в битвах за свободу Шотландии воин, законный супруг Элизабет Селкерк.
От этого факта никуда не уйдешь, как ни старайся.
Александр порицал себя за то, что делал с ней. Лишь два обстоятельства мешали Александру решить свои проблемы таким образом: возможность расправы над Джоном и… собственная внутренняя слабость.
Да, он не мог отрицать, что инстинкт самосохранения, который двигал им на протяжении всей жизни, препятствует тому, чтобы Александр решился открыть правду. Он уже почувствовал вкус правого дела, когда пожертвовал собой ради своего друга Ричарда де Кантора во время «боя до смерти», который заставила их вести французская инквизиция. За этим последовали страдания в аду инквизиции, которые он старался не вспоминать.
И эти две стороны его души теперь постоянно боролись друг с другом. Причем эта борьба становилась все невыносимее с каждым часом, проводимым Александром в прекрасной компании Элизабет. С каждым мгновением он все горше тосковал от мысли, что не заслуживает Элизабет и не сможет остаться с ней навсегда.
Размышляя над этим, Александр сделал большой глоток из бокала. Сможет ли он примириться со своей совестью и продолжать обманывать Элизабет? Он не успел прийти к какому-то определенному выводу, когда увидел, что Элизабет принимает участие в танце рондо с дюжиной других танцоров в центре большого зала. Она притягивала его взгляд почти что против его воли. Боже, как она прелестна, всецело отдавшись удовольствию от танца. Как прелестен ее смеющийся рот, ее раскрасневшиеся щеки, эти мягкие, золотые, как мед, волосы, качающиеся ровными шелковистыми волнами из-под ее покрывала, когда она делала движения, следуя в круге с другими танцорами.
Александр понял, что пожирает ее глазами, и решил, что ему не следует этого делать. Он не имеет права смотреть на нее так, не говоря уже о том, как это опасно для его и так ослабевшего самоконтроля в вопросах, связанных с Элизабет. Но его взгляд устремлялся к ней так же неумолимо, как мотылек летит к пламени. Два часа, прошедших с их короткого уединения в коридоре, были для него настоящим мучением. Каждый взгляд, которым они обменивались, каждое прикосновение, каждый вздох говорили о невидимой связи между ними и усиливали его желание. Это желание медленно сводило его сума.
Его прикосновения и случайные поцелуи, которые он оставлял на лбу или губах, вызывали на ее щеках восхитительный румянец… и усиливали озорной, пламенный блеск серых глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28