Он только что вернулся из мастерской Вулкана с семью новыми стрелами чистого золота и нашел дом темным и пустым.
Над Олимпом спустилась ночь. Вдали кричала сова. В небе загорелись звезды.
В доме было пусто, как-то странно пусто. Он выглядел заброшенным и сиротливым, словно сами стены оплакивали отсутствие хозяйки. Купидон перебирал в ладони острия стрел, размышляя, прислушиваясь, пытаясь понять собственные ощущения.
Где же Психея? Куда бы она ни отправилась, это, вероятно, произошло внезапно и уже некоторое время назад, потому что даже ее горничные уже удалились в свои покои и щенки остались одни. Войдя в студию, он взглянул на их изображение на холсте и внутренне ахнул. Сколько жизни в ее искусстве! Щенки, смотревшие на него с холста, казались такими же настоящими, как и те, что скулили в корзине.
Он подошел и погладил их, нахмурившись.
— А где же ваша мамочка? — спросил он ласково. Розовый язычок лизнул его пальцы. — Проголодались? Ну, сейчас я вами займусь.
Выпрямившись, он поднял корзину и понес ее вниз. Двое щенков попытались подняться на ноги, но не удержались, так как корзина раскачивалась в руках Купидона.
Последние две тысячи лет он довольно часто не заставал Психею, возвратясь домой. У нее было много друзей и знакомых, с которыми она была очень близка. Одного только слуха о чьих-то проблемах было достаточно, чтобы его жена бросилась на помощь тем, кто был ей небезразличен. За эту душевную щедрость Купидон и любил ее. Без нее жизнь его была бы пуста, ни солнце, ни звезды не имели бы для него никакой прелести. Хотя Купидон и был богом любви, но ему всегда казалось, что Психея — самое полное и совершенное воплощение любви среди обитателей Олимпа. Она была абсолютно лишена всякого эгоизма, участлива до самоотречения и скорее бы погибла, чем оставила без помощи дорогих ей друзей.
Страх пронзил его сердце. Сам не зная почему, Купидон вдруг почувствовал: он может потерять ту, кого он любил больше всех.
Он уже спускался в кухню, когда услышал шорох сотен крыльев — это были голуби.
— Прекрасно, — сказал Купидон вслух, и щенки насторожили уши. Возможно, мать знает, где сейчас его жена.
Снова поднявшись, он вышел на террасу и сразу же убедился, что прав. Там появилась великолепная колесница, увлекаемая стаей голубей. Терраса выходила в сад, составлявший предмет особой гордости Психеи, полный цветов, водоемов, спускавшихся по склону холма извилистых тропинок. В воздухе царил аромат апельсиновых деревьев, постоянно цветущих на Олимпе.
— Мама, — обратился Купидон к женщине в пышном бальном платье, которая спускалась с колесницы. — Я не ожидал тебя сегодня! Но ты очаровательна! Это у тебя новое платье?
— Да, — прозвучал в ответ мелодичный голос, сливавшийся с легким дуновением ветерка, который сопровождал каждое ее движение.
Слегка наклонив голову набок, Купидон любовался ее красотой и прелестью платья — из прозрачного блестящего тюля поверх плотно облегавшего фигуру золотистого и серебристого шелка. Сверкающие драгоценности в волосах Афродиты словно вторили блеску ее глаз. Уже несколько сот лет Купидон не видел мать такой довольной. Румянец играл на ее лице, глаза возбужденно блестели, и она скорее парила, чем шла.
Поставив корзину, Купидон взял ее за руку.
— Тебе снова удалось овладеть вниманием Ареса, мама? — поддразнил он, пожимая ей руку.
Афродита удивленно приподняла брови.
— О чем ты говоришь? Ты же отлично знаешь, что этого бога я давно уже забыла.
— Если тебе не удалось преуспеть в достижении какой-то твоей цели, то, по правде говоря, я не могу понять, откуда у тебя такой торжествующий вид! — улыбнулся он.
Мать, казалось, слегка смутилась.
— Я… мне… не понимаю, что ты хочешь сказать, дорогой.
— Я говорю о счастье, которым так и светятся твои прелестные черты. Это согревает мне сердце.
Венера сжала руку сына:
— Ты всегда был славный мальчик, мой любимый Купидон!
— А ты — самая замечательная мать, — отвечал он, очень довольный, что после стольких лет мог со всей искренностью сделать матери такой комплимент.
Последние годы, особенно после приключения Психеи на земле лет двадцать тому назад, когда она позаимствовала у Венеры волшебный пояс и два любовных эликсира, Венера стала добрее к невестке и проявляла больше материнских чувств к сыну. Она даже не пыталась больше обманом заманить Психею в преисподнюю, откуда та, раз перейдя границу царства мертвых, никогда бы не сумела выбраться. Похоже, Афродита наконец приняла жену сына и даже иногда намекала, что, если им суждено иметь потомство, она бы охотно смирилась с ролью бабушки.
Если бы Купидон не был так обеспокоен отсутствием Психеи, он имел бы все основания считать себя вполне счастливым.
— Что там у тебя? — спросила мать, отпуская его руку и указывая на корзину, где щенки снова подняли голодный вой.
Он улыбнулся, глядя на маленькие беленькие мордочки. Крохи не сводили с него глаз, ожидая пищи.
— Психее давно хотелось завести собак, поэтому три недели назад я побывал в Англии, разумеется, с разрешения Зевса, и нашел для нее щенят. Она была в восторге от такого подарка.
— Да, конечно. Припоминаю теперь, что недели две назад она упоминала о щенках, хотя я не поняла тогда, что ты достал живых собак. Я думала, речь идет о каких-то фарфоровых статуэтках из Японии. Подумать только!
— Нет, это настоящие.
Афродита явно не одобряла этого увлечения невестки. Приподняв брови, она пожала плечами.
— Ты ведь знаешь, я не интересуюсь собаками, хотя Артемида, наверно, захочет на них взглянуть, ведь она как-никак охотница. Полагаю, в конце концов ты захочешь от них избавиться.
— Почему бы это? — удивился Купидон. — Щенки не мои, а Психеи. Я бы и не подумал отдавать их.
— Разумеется, нет, — сказала она поспешно. — Не знаю, с чего это мне пришло в голову? А приехала я сегодня в надежде, что ты сможешь покинуть на один вечер свой домашний очаг и свою жену и проводить меня во дворец Юпитера. Он дает бал в мою честь — да, мы с отцом наконец-то помирились, и я надеялась…
— Я бы охотно исполнил твое желание, но сегодня что-то случилось, и я не знаю, что мне делать. Видишь ли, Психея исчезла.
— Твоя жена исчезла? — спросила Афродита, широко открывая глаза и хлопая ресницами в нарочитом, как ему показалось, удивлении.
Купидон нахмурился, подумав, не имела ли мать какого-то отношения к отсутствию Психеи. Впрочем, это казалось маловероятным — последнее время она относилась к невестке вполне миролюбиво.
— Когда я совсем недавно вернулся домой, в доме было темно, щенки скулили, а Психеи нигде не было видно. Судя по тому, как голодны собаки, ее нет уже давно.
Венера снова взглянула на корзину, и ноздри ее чуть заметно раздулись.
— Быть может, ты и прав. Ну и что? Она, вероятно, отправилась к Меркурию или еще куда-нибудь. Мне никогда не понять, чем ей так мил этот проныра. Во всяком случае, я уверена, что она вернется, пока ты одеваешься. Прошу тебя, мой милый мальчик, поедем со мной! Пожалуйста! Это так много для меня значит. А что касается Психеи — ты делаешь из мухи слона. Я в этом абсолютно уверена!
Подойдя к сыну поближе, богиня похлопала его по щеке.
— Я так по тебе соскучилась! Поедем в моей колеснице и по дороге вспомним прошлое, когда ты был ребенком и Энтерос гонялся за тобой по саду с палкой.
Эрос взглянул в ее молящие прекрасные глаза, менявшие цвет в зависимости от ее настроения, солнечного света или сияния звезд. Он очень ее любил и всегда будет любить. Ведь она его мать.
— А кроме того, — настаивала Афродита, — очень возможно, что кто-нибудь из гостей на бале знает, где она.
Купидон признал, что это, во всяком случае, может быть правдой. Праздники у Зевса всегда были многолюдны, и, если за исчезновением Психеи что-то кроется, он сможет выяснить это, когда вино Вакха развяжет гостям языки, поэтому он согласился поехать с матерью.
Захлопав в ладоши, Венера стала торопить его. Купидон поспешно отнес щенков вниз. Накормив их, он проследил за тем, как они уютно устроились в корзине. У большой печи он оставил кухарке записку на пергаменте с просьбой позаботиться о щенках, пока он сам или Психея не вернутся.
Полчаса спустя Купидон сидел с матерью в колеснице, отделанной жемчужного и пурпурного цвета бархатом, которую голубки несли все выше и выше. Взглядывая на мать, он снова и снова убеждался, что никогда не видел ее такой довольной. Он мог бы приписать ее состояние новому роману или возобновлению старого, отчего и упомянул в шутку о Марсе. Однако Эросу обычно было известно о таких событиях еще раньше, чем они становились всеобщим достоянием. На этот раз он не слышал никаких сплетен, и у него самого не было никакого предчувствия.
— Значит, я ничего не смогу поделать? — спросила Александра, стиснув руки в коленях. Она сидела в кресле у постели, озабоченно глядя на нахмурившуюся Психею. Весь последний час они обсуждали очень сложную проблему — каким образом Александре избежать сетей, коварно расставляемых Энтеросом.
— Вы думаете, ему удастся завладеть моим сердцем?
Психея покачала головой:
— Если бы я только прихватила с собой какой-нибудь эликсир моей свекрови — нечто вроде противоядия от любви, — тогда мы могли бы и не думать о его происках.
— Эликсир? — переспросила Александра.
— Да, это масло, изготовленное по особому рецепту из трав и цветов. У Афродиты есть и другое средство, которое вызывает любовь. Оно, по-моему, готовится на розовом масле.
Александра ахнула и прижала руку к губам.
— Оно пахнет розами? — спросила она.
— Да, но неужели… не говорите только, что…
Александра кивнула.
Психея поджала губы.
— Так я и знала. Они в заговоре, и я наконец начинаю понимать их истинные намерения. — Она глубоко вздохнула, и Александре показалось, что ее новая подруга сейчас расплачется. — Я думала иногда, что все было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой, — все эти изъявления любви со стороны Афродиты — да и Энтероса тоже. Они были так добры ко мне… — У Психеи задрожали губы. — Понимаете, они меня ненавидят — Венера и Энтерос. Полагаю, из ревности к Купидону. Ах, какая же я была дура! Я думала, мне удалось расположить их к себе!
Две слезы упали с длинных густых ресниц Психеи и покатились по щекам. Александра не удержалась и, наклонившись к Психее, погладила ее по руке.
— Не плачьте, — сказала она.
— Не буду. Я не должна плакать, — отвечала Психея, утирая слезы тыльной стороной ладони. — У нас и без этого хватает трудностей. Мы должны найти способ защитить вас от Энтероса. — Она помолчала немного. — Я знаю, что, несмотря на все эликсиры, лучшее средство от любви напускной — настоящая любовь. Вы кого-нибудь любите, Александра?
Девушка открыла было рот, но тут же его закрыла и призадумалась. Она знала, что никогда не была по-настоящему влюблена, хотя ей одно время очень нравился Майлор Грэмпаунд, с которым они были дружны с ее первого появления в свете.
— Не стану притворяться, что я любила, но есть один человек, который занимает особое место в моей жизни.
— Лорд Лонстон, — заявила Психея твердо. Озабоченность на лице ее сменилась улыбкой. — Вам не нужно ничего рассказывать, оракул уже сообщил мне… Что с вами? Что вас ужаснуло?
— Во-первых… во-первых, меня удивило, что оракулу известно обо мне и о Лонстоне, а во-вторых — я вовсе его не люблю. На самом деле я его презираю! Это гнусный тип!
Александра перевела дух и уставилась на пылинку, приставшую к алому бархату покрывала.
Подумать только, Психея вообразила, что она влюблена в лорда Лонстона!
Можно ли придумать большую нелепость!
Александра не могла даже вынести такой мысли… но в памяти ее тут же возникла улица в Ситвелле, Лонстон, стиснувший ее руку, его горящие глаза. По всему ее телу разлилась теплота, непонятное возбуждение охватило ее. Ей показалось тогда, что Лонстон хотел поцеловать ее — в наказание, быть может, — и одно мгновение Александра даже сама того желала.
Ей пришли на ум его насмешливые слова: «Хотелось бы мне хоть раз увидеть вас настоящей женщиной, с добрым сердцем и мягкой речью!» — и Александра вспомнила, почему так презирает его.
Как же Лонстон заблуждается на ее счет! Ведь она и есть такая, и ошибка Лонстона в том, что он считает себя достойным доброты и нежности. Как бы не так! Жестокий и бессердечный, он играл сердцами неопытных женщин ради удовлетворения собственного тщеславия.
Но почему одно упоминание его имени так расстроило Александру? Почему память о его поцелуях неотвязно преследует ее? Почему присутствие его в Лондоне нарушило ее безмятежный покой? И почему оракул — сам оракул! — соединил их имена?
Александра ничего не могла понять. Она знала одно — она не любит Лонстона и никогда не полюбит.
— Вижу, я вас огорчила, — ворвался в ее мысли голос Психеи. — Право, я не хотела этого и понимаю, что вы не выносите Лонстона почти так же, как ваша мать терпеть не могла вашего отца, пока не полюбила его… но это было совсем другое дело.
— Как вы можете сравнивать! — негодующе воскликнула Александра.
— Нет, нет, никакого сравнения быть не может, — поспешно заверила ее Психея. Она хотела еще что-то сказать, но замолчала, покачивая головой.
— Что?
— Не знаю… то есть не уверена. Не понимаю, почему оракул говорил так, словно вы с Лонстоном предназначены друг для друга. Как странно, когда я вижу теперь, что вы его ненавидите. Но знаете, что мне пришло в голову — не могли бы вы притвориться, что влюблены в него, чтобы противостоять Энтеросу? Не могли бы вы, забыв о своем отвращении, затеять с Лонстоном флирт?
Почему-то при этих словах Александра покраснела. Не оттого ли, что именно флирта мог от нее ожидать такой человек, как Лонстон?
— Пожалуй, — сказала она наконец.
Психея облегченно улыбнулась.
— Отлично. У меня сейчас появилась уверенность в будущем — впервые с той минуты, как я свалилась с потолка и вторглась в вашу жизнь. Есть еще одно важное дело, о котором мне нужно поговорить с вами. Вы не могли бы сказать, где находится замок Перт? Видите ли, оракул требует, чтобы в полночь, в День Всех Святых я была на развалинах часовни, чтобы оттуда вернуться на Олимп.
Александра смотрела на нее во все глаза. Очевидно, Психея не знала, что Лонстон — владелец замка.
— Любопытно, — пробормотала она.
— Что, милочка?
— Если я вас правильно поняла, оракул сказал, что мы с Лонстоном как-то связаны?
— Да.
— Это просто удивительно — и, право же, очень странно. Лонстон только что купил замок Перт.
— В самом деле? — Психея широко раскрыла глаза. — Но где этот замок? Я надеюсь, он недалеко. А то мне с моей ногой будет непросто.
Александра засмеялась:
— Совсем близко. Не дальше мили отсюда. Если бы не дождь и темнота, вы могли бы увидеть его из окна.
— Надо же! Не иначе как сама судьба обо всем позаботилась. А как называется ваша усадьба?
— Роузленд.
Психея звонко расхохоталась.
— Роза — цветок любви! — воскликнула она. — Восхитительно! Жаль, что здесь нет Меркурия, он бы с нами повеселился! Он всегда придумывает всякие штуки, и ему бы понравилось, что Энтерос здесь, в Роузленде, заливает вас розовым маслом. Я рада, что вы улыбаетесь, Александра. Да, да, я понимаю, что речь идет об очень серьезных вещах… но я так долго жила на Олимпе среди богов и богинь, часто враждующих между собой по пустякам, что одно я постигла очень отчетливо — иногда трудности легче преодолевать смеясь.
— У нас есть похожее выражение, и я постараюсь усвоить эту мудрость. А теперь мы должны полечить вашу лодыжку, чтобы вы могли в Хэллоуин попасть в замок Перт. А я должна завтра утром посетить лорда Лонстона и каким-то образом проникнуть в его дом.
— Что?! — воскликнул изумленный Купидон.
— Клянусь яростью фурий, я думала, ты знаешь! — Довольная собой, Диана-охотница уставилась на Купидона затуманенным взглядом. Она явно упивалась его изумлением — с таким же удовольствием, как и знаменитыми винами Вакха.
— Но как? Куда? Откуда тебе это известно?
— Мерк опять навеселе. И часа не пройдет, как все узнают об исчезновении твоей жены и о том, какую роль сыграла в этом твоя мать.
— Ты — гнусная сплетница, Артемида, но на этот раз я благодарен, что узнал от тебя правду.
Богиня шагнула к нему.
— Стало быть, ты передо мной в долгу? — В ее тоне прозвучал намек. Артемида высокого роста, так что взгляды их встретились примерно на одном уровне. Пряди ее волос выгорели на солнце, поскольку она большую часть времени проводила на открытом воздухе, и легкие морщинки лучились в уголках ее темно-карих глаз.
У Дианы, сестры-близнеца Аполлона, был единственный интерес в жизни — охота. Это видно было по ее сильным мускулистым рукам, гибким движениям атлетической фигуры, могучим икрам, видным из-под короткой туники, — в отличие от других богинь, она редко надевала платье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Над Олимпом спустилась ночь. Вдали кричала сова. В небе загорелись звезды.
В доме было пусто, как-то странно пусто. Он выглядел заброшенным и сиротливым, словно сами стены оплакивали отсутствие хозяйки. Купидон перебирал в ладони острия стрел, размышляя, прислушиваясь, пытаясь понять собственные ощущения.
Где же Психея? Куда бы она ни отправилась, это, вероятно, произошло внезапно и уже некоторое время назад, потому что даже ее горничные уже удалились в свои покои и щенки остались одни. Войдя в студию, он взглянул на их изображение на холсте и внутренне ахнул. Сколько жизни в ее искусстве! Щенки, смотревшие на него с холста, казались такими же настоящими, как и те, что скулили в корзине.
Он подошел и погладил их, нахмурившись.
— А где же ваша мамочка? — спросил он ласково. Розовый язычок лизнул его пальцы. — Проголодались? Ну, сейчас я вами займусь.
Выпрямившись, он поднял корзину и понес ее вниз. Двое щенков попытались подняться на ноги, но не удержались, так как корзина раскачивалась в руках Купидона.
Последние две тысячи лет он довольно часто не заставал Психею, возвратясь домой. У нее было много друзей и знакомых, с которыми она была очень близка. Одного только слуха о чьих-то проблемах было достаточно, чтобы его жена бросилась на помощь тем, кто был ей небезразличен. За эту душевную щедрость Купидон и любил ее. Без нее жизнь его была бы пуста, ни солнце, ни звезды не имели бы для него никакой прелести. Хотя Купидон и был богом любви, но ему всегда казалось, что Психея — самое полное и совершенное воплощение любви среди обитателей Олимпа. Она была абсолютно лишена всякого эгоизма, участлива до самоотречения и скорее бы погибла, чем оставила без помощи дорогих ей друзей.
Страх пронзил его сердце. Сам не зная почему, Купидон вдруг почувствовал: он может потерять ту, кого он любил больше всех.
Он уже спускался в кухню, когда услышал шорох сотен крыльев — это были голуби.
— Прекрасно, — сказал Купидон вслух, и щенки насторожили уши. Возможно, мать знает, где сейчас его жена.
Снова поднявшись, он вышел на террасу и сразу же убедился, что прав. Там появилась великолепная колесница, увлекаемая стаей голубей. Терраса выходила в сад, составлявший предмет особой гордости Психеи, полный цветов, водоемов, спускавшихся по склону холма извилистых тропинок. В воздухе царил аромат апельсиновых деревьев, постоянно цветущих на Олимпе.
— Мама, — обратился Купидон к женщине в пышном бальном платье, которая спускалась с колесницы. — Я не ожидал тебя сегодня! Но ты очаровательна! Это у тебя новое платье?
— Да, — прозвучал в ответ мелодичный голос, сливавшийся с легким дуновением ветерка, который сопровождал каждое ее движение.
Слегка наклонив голову набок, Купидон любовался ее красотой и прелестью платья — из прозрачного блестящего тюля поверх плотно облегавшего фигуру золотистого и серебристого шелка. Сверкающие драгоценности в волосах Афродиты словно вторили блеску ее глаз. Уже несколько сот лет Купидон не видел мать такой довольной. Румянец играл на ее лице, глаза возбужденно блестели, и она скорее парила, чем шла.
Поставив корзину, Купидон взял ее за руку.
— Тебе снова удалось овладеть вниманием Ареса, мама? — поддразнил он, пожимая ей руку.
Афродита удивленно приподняла брови.
— О чем ты говоришь? Ты же отлично знаешь, что этого бога я давно уже забыла.
— Если тебе не удалось преуспеть в достижении какой-то твоей цели, то, по правде говоря, я не могу понять, откуда у тебя такой торжествующий вид! — улыбнулся он.
Мать, казалось, слегка смутилась.
— Я… мне… не понимаю, что ты хочешь сказать, дорогой.
— Я говорю о счастье, которым так и светятся твои прелестные черты. Это согревает мне сердце.
Венера сжала руку сына:
— Ты всегда был славный мальчик, мой любимый Купидон!
— А ты — самая замечательная мать, — отвечал он, очень довольный, что после стольких лет мог со всей искренностью сделать матери такой комплимент.
Последние годы, особенно после приключения Психеи на земле лет двадцать тому назад, когда она позаимствовала у Венеры волшебный пояс и два любовных эликсира, Венера стала добрее к невестке и проявляла больше материнских чувств к сыну. Она даже не пыталась больше обманом заманить Психею в преисподнюю, откуда та, раз перейдя границу царства мертвых, никогда бы не сумела выбраться. Похоже, Афродита наконец приняла жену сына и даже иногда намекала, что, если им суждено иметь потомство, она бы охотно смирилась с ролью бабушки.
Если бы Купидон не был так обеспокоен отсутствием Психеи, он имел бы все основания считать себя вполне счастливым.
— Что там у тебя? — спросила мать, отпуская его руку и указывая на корзину, где щенки снова подняли голодный вой.
Он улыбнулся, глядя на маленькие беленькие мордочки. Крохи не сводили с него глаз, ожидая пищи.
— Психее давно хотелось завести собак, поэтому три недели назад я побывал в Англии, разумеется, с разрешения Зевса, и нашел для нее щенят. Она была в восторге от такого подарка.
— Да, конечно. Припоминаю теперь, что недели две назад она упоминала о щенках, хотя я не поняла тогда, что ты достал живых собак. Я думала, речь идет о каких-то фарфоровых статуэтках из Японии. Подумать только!
— Нет, это настоящие.
Афродита явно не одобряла этого увлечения невестки. Приподняв брови, она пожала плечами.
— Ты ведь знаешь, я не интересуюсь собаками, хотя Артемида, наверно, захочет на них взглянуть, ведь она как-никак охотница. Полагаю, в конце концов ты захочешь от них избавиться.
— Почему бы это? — удивился Купидон. — Щенки не мои, а Психеи. Я бы и не подумал отдавать их.
— Разумеется, нет, — сказала она поспешно. — Не знаю, с чего это мне пришло в голову? А приехала я сегодня в надежде, что ты сможешь покинуть на один вечер свой домашний очаг и свою жену и проводить меня во дворец Юпитера. Он дает бал в мою честь — да, мы с отцом наконец-то помирились, и я надеялась…
— Я бы охотно исполнил твое желание, но сегодня что-то случилось, и я не знаю, что мне делать. Видишь ли, Психея исчезла.
— Твоя жена исчезла? — спросила Афродита, широко открывая глаза и хлопая ресницами в нарочитом, как ему показалось, удивлении.
Купидон нахмурился, подумав, не имела ли мать какого-то отношения к отсутствию Психеи. Впрочем, это казалось маловероятным — последнее время она относилась к невестке вполне миролюбиво.
— Когда я совсем недавно вернулся домой, в доме было темно, щенки скулили, а Психеи нигде не было видно. Судя по тому, как голодны собаки, ее нет уже давно.
Венера снова взглянула на корзину, и ноздри ее чуть заметно раздулись.
— Быть может, ты и прав. Ну и что? Она, вероятно, отправилась к Меркурию или еще куда-нибудь. Мне никогда не понять, чем ей так мил этот проныра. Во всяком случае, я уверена, что она вернется, пока ты одеваешься. Прошу тебя, мой милый мальчик, поедем со мной! Пожалуйста! Это так много для меня значит. А что касается Психеи — ты делаешь из мухи слона. Я в этом абсолютно уверена!
Подойдя к сыну поближе, богиня похлопала его по щеке.
— Я так по тебе соскучилась! Поедем в моей колеснице и по дороге вспомним прошлое, когда ты был ребенком и Энтерос гонялся за тобой по саду с палкой.
Эрос взглянул в ее молящие прекрасные глаза, менявшие цвет в зависимости от ее настроения, солнечного света или сияния звезд. Он очень ее любил и всегда будет любить. Ведь она его мать.
— А кроме того, — настаивала Афродита, — очень возможно, что кто-нибудь из гостей на бале знает, где она.
Купидон признал, что это, во всяком случае, может быть правдой. Праздники у Зевса всегда были многолюдны, и, если за исчезновением Психеи что-то кроется, он сможет выяснить это, когда вино Вакха развяжет гостям языки, поэтому он согласился поехать с матерью.
Захлопав в ладоши, Венера стала торопить его. Купидон поспешно отнес щенков вниз. Накормив их, он проследил за тем, как они уютно устроились в корзине. У большой печи он оставил кухарке записку на пергаменте с просьбой позаботиться о щенках, пока он сам или Психея не вернутся.
Полчаса спустя Купидон сидел с матерью в колеснице, отделанной жемчужного и пурпурного цвета бархатом, которую голубки несли все выше и выше. Взглядывая на мать, он снова и снова убеждался, что никогда не видел ее такой довольной. Он мог бы приписать ее состояние новому роману или возобновлению старого, отчего и упомянул в шутку о Марсе. Однако Эросу обычно было известно о таких событиях еще раньше, чем они становились всеобщим достоянием. На этот раз он не слышал никаких сплетен, и у него самого не было никакого предчувствия.
— Значит, я ничего не смогу поделать? — спросила Александра, стиснув руки в коленях. Она сидела в кресле у постели, озабоченно глядя на нахмурившуюся Психею. Весь последний час они обсуждали очень сложную проблему — каким образом Александре избежать сетей, коварно расставляемых Энтеросом.
— Вы думаете, ему удастся завладеть моим сердцем?
Психея покачала головой:
— Если бы я только прихватила с собой какой-нибудь эликсир моей свекрови — нечто вроде противоядия от любви, — тогда мы могли бы и не думать о его происках.
— Эликсир? — переспросила Александра.
— Да, это масло, изготовленное по особому рецепту из трав и цветов. У Афродиты есть и другое средство, которое вызывает любовь. Оно, по-моему, готовится на розовом масле.
Александра ахнула и прижала руку к губам.
— Оно пахнет розами? — спросила она.
— Да, но неужели… не говорите только, что…
Александра кивнула.
Психея поджала губы.
— Так я и знала. Они в заговоре, и я наконец начинаю понимать их истинные намерения. — Она глубоко вздохнула, и Александре показалось, что ее новая подруга сейчас расплачется. — Я думала иногда, что все было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой, — все эти изъявления любви со стороны Афродиты — да и Энтероса тоже. Они были так добры ко мне… — У Психеи задрожали губы. — Понимаете, они меня ненавидят — Венера и Энтерос. Полагаю, из ревности к Купидону. Ах, какая же я была дура! Я думала, мне удалось расположить их к себе!
Две слезы упали с длинных густых ресниц Психеи и покатились по щекам. Александра не удержалась и, наклонившись к Психее, погладила ее по руке.
— Не плачьте, — сказала она.
— Не буду. Я не должна плакать, — отвечала Психея, утирая слезы тыльной стороной ладони. — У нас и без этого хватает трудностей. Мы должны найти способ защитить вас от Энтероса. — Она помолчала немного. — Я знаю, что, несмотря на все эликсиры, лучшее средство от любви напускной — настоящая любовь. Вы кого-нибудь любите, Александра?
Девушка открыла было рот, но тут же его закрыла и призадумалась. Она знала, что никогда не была по-настоящему влюблена, хотя ей одно время очень нравился Майлор Грэмпаунд, с которым они были дружны с ее первого появления в свете.
— Не стану притворяться, что я любила, но есть один человек, который занимает особое место в моей жизни.
— Лорд Лонстон, — заявила Психея твердо. Озабоченность на лице ее сменилась улыбкой. — Вам не нужно ничего рассказывать, оракул уже сообщил мне… Что с вами? Что вас ужаснуло?
— Во-первых… во-первых, меня удивило, что оракулу известно обо мне и о Лонстоне, а во-вторых — я вовсе его не люблю. На самом деле я его презираю! Это гнусный тип!
Александра перевела дух и уставилась на пылинку, приставшую к алому бархату покрывала.
Подумать только, Психея вообразила, что она влюблена в лорда Лонстона!
Можно ли придумать большую нелепость!
Александра не могла даже вынести такой мысли… но в памяти ее тут же возникла улица в Ситвелле, Лонстон, стиснувший ее руку, его горящие глаза. По всему ее телу разлилась теплота, непонятное возбуждение охватило ее. Ей показалось тогда, что Лонстон хотел поцеловать ее — в наказание, быть может, — и одно мгновение Александра даже сама того желала.
Ей пришли на ум его насмешливые слова: «Хотелось бы мне хоть раз увидеть вас настоящей женщиной, с добрым сердцем и мягкой речью!» — и Александра вспомнила, почему так презирает его.
Как же Лонстон заблуждается на ее счет! Ведь она и есть такая, и ошибка Лонстона в том, что он считает себя достойным доброты и нежности. Как бы не так! Жестокий и бессердечный, он играл сердцами неопытных женщин ради удовлетворения собственного тщеславия.
Но почему одно упоминание его имени так расстроило Александру? Почему память о его поцелуях неотвязно преследует ее? Почему присутствие его в Лондоне нарушило ее безмятежный покой? И почему оракул — сам оракул! — соединил их имена?
Александра ничего не могла понять. Она знала одно — она не любит Лонстона и никогда не полюбит.
— Вижу, я вас огорчила, — ворвался в ее мысли голос Психеи. — Право, я не хотела этого и понимаю, что вы не выносите Лонстона почти так же, как ваша мать терпеть не могла вашего отца, пока не полюбила его… но это было совсем другое дело.
— Как вы можете сравнивать! — негодующе воскликнула Александра.
— Нет, нет, никакого сравнения быть не может, — поспешно заверила ее Психея. Она хотела еще что-то сказать, но замолчала, покачивая головой.
— Что?
— Не знаю… то есть не уверена. Не понимаю, почему оракул говорил так, словно вы с Лонстоном предназначены друг для друга. Как странно, когда я вижу теперь, что вы его ненавидите. Но знаете, что мне пришло в голову — не могли бы вы притвориться, что влюблены в него, чтобы противостоять Энтеросу? Не могли бы вы, забыв о своем отвращении, затеять с Лонстоном флирт?
Почему-то при этих словах Александра покраснела. Не оттого ли, что именно флирта мог от нее ожидать такой человек, как Лонстон?
— Пожалуй, — сказала она наконец.
Психея облегченно улыбнулась.
— Отлично. У меня сейчас появилась уверенность в будущем — впервые с той минуты, как я свалилась с потолка и вторглась в вашу жизнь. Есть еще одно важное дело, о котором мне нужно поговорить с вами. Вы не могли бы сказать, где находится замок Перт? Видите ли, оракул требует, чтобы в полночь, в День Всех Святых я была на развалинах часовни, чтобы оттуда вернуться на Олимп.
Александра смотрела на нее во все глаза. Очевидно, Психея не знала, что Лонстон — владелец замка.
— Любопытно, — пробормотала она.
— Что, милочка?
— Если я вас правильно поняла, оракул сказал, что мы с Лонстоном как-то связаны?
— Да.
— Это просто удивительно — и, право же, очень странно. Лонстон только что купил замок Перт.
— В самом деле? — Психея широко раскрыла глаза. — Но где этот замок? Я надеюсь, он недалеко. А то мне с моей ногой будет непросто.
Александра засмеялась:
— Совсем близко. Не дальше мили отсюда. Если бы не дождь и темнота, вы могли бы увидеть его из окна.
— Надо же! Не иначе как сама судьба обо всем позаботилась. А как называется ваша усадьба?
— Роузленд.
Психея звонко расхохоталась.
— Роза — цветок любви! — воскликнула она. — Восхитительно! Жаль, что здесь нет Меркурия, он бы с нами повеселился! Он всегда придумывает всякие штуки, и ему бы понравилось, что Энтерос здесь, в Роузленде, заливает вас розовым маслом. Я рада, что вы улыбаетесь, Александра. Да, да, я понимаю, что речь идет об очень серьезных вещах… но я так долго жила на Олимпе среди богов и богинь, часто враждующих между собой по пустякам, что одно я постигла очень отчетливо — иногда трудности легче преодолевать смеясь.
— У нас есть похожее выражение, и я постараюсь усвоить эту мудрость. А теперь мы должны полечить вашу лодыжку, чтобы вы могли в Хэллоуин попасть в замок Перт. А я должна завтра утром посетить лорда Лонстона и каким-то образом проникнуть в его дом.
— Что?! — воскликнул изумленный Купидон.
— Клянусь яростью фурий, я думала, ты знаешь! — Довольная собой, Диана-охотница уставилась на Купидона затуманенным взглядом. Она явно упивалась его изумлением — с таким же удовольствием, как и знаменитыми винами Вакха.
— Но как? Куда? Откуда тебе это известно?
— Мерк опять навеселе. И часа не пройдет, как все узнают об исчезновении твоей жены и о том, какую роль сыграла в этом твоя мать.
— Ты — гнусная сплетница, Артемида, но на этот раз я благодарен, что узнал от тебя правду.
Богиня шагнула к нему.
— Стало быть, ты передо мной в долгу? — В ее тоне прозвучал намек. Артемида высокого роста, так что взгляды их встретились примерно на одном уровне. Пряди ее волос выгорели на солнце, поскольку она большую часть времени проводила на открытом воздухе, и легкие морщинки лучились в уголках ее темно-карих глаз.
У Дианы, сестры-близнеца Аполлона, был единственный интерес в жизни — охота. Это видно было по ее сильным мускулистым рукам, гибким движениям атлетической фигуры, могучим икрам, видным из-под короткой туники, — в отличие от других богинь, она редко надевала платье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27