Рассудок ее замолк, словно его и не было вовсе. Если она и знала, что поступает очень и очень дурно, то отбросила эти слабые укоры совести и погрузилась в полное блаженство. Она не могла ни о чем думать — только чувствовать его нежные поцелуи, так непохожие на то, как он целовал ее прошлый раз, — и силу его объятий.
Так вот что такое любовь, мимолетно подумала Александра. Ей казалось, что легкий ветерок переносит ее с облака на облако. Слабый стон удивления и восторга вырвался у нее, и объятия Лонстона стали теснее. Горячая сладкая волна нахлынула на нее, и Александра, закрыв глаза, целиком отдалась восторгу.
Лорд Брэндрейт вернулся в Роузленд, так и не известив о своем присутствии ни свою дочь, ни лорда Лонстона. Он был настолько поражен видом Александры, целующей виконта — да еще с такой страстью, — что, отказавшись от первого порыва влепить Лонстону пощечину и немедленно увезти своих дочерей из его дома, велел подать коня и стремительно покинул замок. Он хотел поговорить с женой о том, что увидел и что мог означать такой поцелуй. Она знала Александру лучше, чем он, и могла бы предложить, что теперь делать — если вообще что-нибудь следует делать.
Сам маркиз был совершенно озадачен. Почему Лонстон вдруг воспылал нежными чувствами к его благоразумной дочери и почему она с такой готовностью поддалась ему, хотя всем было давно известно, что они на ножах? Уж не влюбилась ли она наконец? Или Лонстон пытался злоупотребить ее неопытностью? Как бы там ни было, маркиз желал узнать мнение жены, прежде чем вмешиваться в эту историю. Главной причиной его колебаний было то, что он сам не раз целовал Эвелину еще до того, как осознал, что любит ее по-настоящему. Совесть не позволяла ему назвать Лонстона распутником только за то, что он целовал его дочь.
Маркиз нашел жену в ее спальне, голубой с золотом. Эвелина лежала в постели, и вид у нее был утомленный.
— Ты плохо спала? — спросил он, забывая в тревоге обо всех других заботах.
— Мне все время хочется спать — не знаю уж почему. Я рада, что позволила тебе позвать врача, так как просто в толк не возьму, куда девалась моя обычная живость.
Он подвинул кресло к кровати и взял жену за руку. Маркиза повернулась к мужу, и свет из окон залил ее прелестное лицо. Ей было сорок девять лет, но она была все еще красива, как в тридцать лет. Как он любит ее, думал маркиз, глядя ей в лицо. Он был рад, что послал за доктором Ньюки, — под глазами у Эвелины лежали темные круги. Но цвет лица у нее был здоровый, на щеках даже играл легкий румянец.
Маркиз провел большим пальцем по ее подбородку.
— Я обожаю тебя, Эвелина, — сказал он вполголоса. Маркиза прищурилась. Без очков она с трудом могла разглядеть его лицо.
Однако она улыбнулась и положила свою руку поверх руки мужа, а потом, повернув ее, поцеловала ладонь.
Удовлетворенно вздохнув, она спросила:
— Ты так быстро вернулся? Ты поговорил с Лонстоном? Все хорошо, я полагаю?
Маркиз тяжело вздохнул:
— Не знаю. Видишь ли, я застал нашу дочь в объятиях нашего нового соседа.
— Какую дочь? — Она удивленно вскинула брови…
— Не ту, о какой ты думаешь, — усмехнулся он.
Глаза леди Брзндрейт блеснули.
— Вот как! Значит, Александра влюбилась в Лонстона. Я так и думала.
— И тебя это не удивляет?
— А чем ты недоволен? Тем, что не заметил этого раньше меня?
— Но я же ее отец. И мы с ней друзья.
— Это верно. Но, по правде говоря, я начала подозревать, что в этом деле замешан Купидон, когда Александра надела вчера то самое платье.
— Какое платье? — спросил маркиз, откидываясь в кресле. Отцовские заботы снова одолели его. Он заметил, что жена прикусила губу, видимо раскаиваясь в своей откровенности.
— Я его не видела до вчерашнего дня. Это у нее, наверное, новое платье — хотя, впрочем, мне кажется теперь, что она просто вырезала ниже декольте на своем голубом бархатном платье.
— Что? — воскликнул он. — В декольтированном платье, с обнаженной грудью, днем? Я просто потрясен!
— Прошу тебя, не волнуйся. Помнится, когда я стала неравнодушна к тебе, я тоже изменила стиль моих туалетов. Если память мне не изменяет, ты был даже поражен моим видом.
— Глупости! Я ничего подобного не помню, разве что ты довольно безвкусно одевалась, пока Аннабелла не занялась тобой. А потом ты стала очень модной и очень хорошенькой.
Маркиза подозрительно на него посмотрела.
— А разве на тебя не произвело впечатление мое декольте? Ты лицемер, Брэндрейт, и сам это знаешь!
Он не стал протестовать, сознавая, что она права.
— Черт возьми, ты всегда меня видела насквозь. Какой мужчина устоит против женского обаяния!
— Вот именно!
— Но с каких пор Александра решила испытывать свое обаяние на нашем новом соседе, хотел бы я знать? Ведь они всегда терпеть не могли друг друга. Нет, во всей этой истории, включая маскарад, есть что-то подозрительное!
Маркиз вздохнул. И, подумав немного, прибавил:
— Когда Александра вернется, я с ней поговорю и предостерегу ее. Нельзя отдавать сердце человеку, который может не ответить ей взаимностью. Но скажи, дорогая, стоит ли мне спросить у нее…
Взглянув на жену, он увидел, что та задремала, глаза ее закрыты, дыхание стало медленнее и ровнее, губы слегка полуоткрыты.
Нежность к ней переполнила сердце маркиза.
— Эвелина, моя любимая! — прошептал он. — Прошу тебя, не болей. Не знаю, что я стал бы делать без тебя.
— Это называется стетоскоп, — сказала Александра, когда за доктором закрылась дверь.
Психея заинтересовалась инструментом, которым пользовался доктор при осмотре. Это был небольшой предмет, около десяти дюймов в длину, с двумя раструбами наподобие колокольчиков. Большой «колокольчик» доктор прижал к груди Александры, а меньший поднес к уху.
— Он выслушал мое сердце и легкие, чтобы определить по звуку, что со мной. Все это вздор, по-моему, но доктор Ньюки пользуется прекрасной репутацией в Фалмуте.
— Я видела, как вы вздрогнули, — сказала Психея. — Вам было больно?
Александра улыбнулась:
— Нет. Просто стетоскоп очень холодный. Однако я не представляю себе, как проведу неделю в постели. Надеюсь только, что папа не станет настаивать, чтобы я исполняла предписания доктора. — Она улыбнулась Психее. — Но все это не имеет значения! Он меня поцеловал!
Психея широко раскрыла глаза.
— Доктор?
— Нет, — засмеялась Александра, — Лонстон. И вчера тоже.
Она встала и подошла к Психее.
— Как ваша лодыжка? — спросила она, приподняв влажную салфетку и заметив, что опухоль немного спала.
— Лучше, кажется. Но я по-прежнему вскрикиваю, стоит мне только шевельнуть ногой. Вряд ли через девять дней я смогу ходить.
— Не расстраивайтесь. За девять дней все может пройти.
Психея указала ей на кресло:
— Сядьте и расскажите мне о ваших поцелуях.
Александра последовала приглашению и почему-то без малейшего смущения рассказала Психее обо всем, что произошло утром, закончив тем, как Лонстон успокаивал ее, когда Энтерос — конечно же, это был он! — столкнул ее с лестницы.
— Чего я не могу понять, — сказала она, завершив свой рассказ, — так это почему я позволяла Лонстону целовать меня. Я знаю, что он не лелеет касательно меня серьезных намерений. А я? Я вовсе не желаю быть его женой. Из него не получится хороший муж — он надменен и самоуверен, о его жизни в Индии ничего не известно, и он постоянно спорит со мной по всякому поводу. Вообще все это для меня загадка.
— Такова любовь, — покачала головой Психея.
— Но я не люблю Лонстона! — возразила Александра.
— Потребность целовать его и есть проявление любви, хотя, быть может, и не такой, что ведет к браку. Но я хочу сказать, что все отношения до и после свадьбы не обходятся без осложнений, непонимания и бурных сцен. Помнится, когда я помогала вашим родителям полюбить друг друга, я была в ужасной ссоре с Купидоном из-за какого-то пустяка полусотлетней давности. Я танцевала с Энтеро-сом, и он поцеловал меня, а Купидон увидел нас и вообразил, что я влюбилась в его брата. Можно ли. представить себе большую нелепость?
— Вы целовались с Энтеросом? — спросила пораженная Александра.
Психея отвела взгляд.
— Купидон флиртовал со служанкой из одной английской таверны и совсем меня забросил. Вот я и подумала, что могла бы утешиться вниманием Энтероса.
— Он оказывал вам внимание?
— Ну да. Он немного увлекся мной, но ничего серьезного. Во всяком случае, когда он меня поцеловал, я поняла, что дальше у нас не пойдет, и сразу же порвала с ним. Но Купидон об этом не знал и начал подозревать меня в неверности. Он все больше отдалялся от меня, а я все глубже впадала в отчаяние. Вот тогда-то я и явилась в Флитвик-Лодж, где жила леди Эль, и решила забыть о своих проблемах, занявшись делами вашей матери.
Александра улыбнулась:
— Пожалуйста, расскажите мне об этом. Леди Эль говорила мне кое-что, но я хочу снова услышать, как вы украли пояс у свекрови и как Купидон выпустил свою стрелу в Аннабеллу и она влюбилась в мистера Шелфорда, викария.
Психея засмеялась:
— Я и забыла об Аннабелле, бедной, прекрасной и богатой Аннабелле. Все это началось, когда ваша мать нашла меня на берегу пруда…
— Скажите, доктор, что с ней? — спросил Брэндрейт, встретив врача в коридоре у двери в спальню Александры. Он дожидался внизу, но, одолеваемый тревогой и нетерпением, сам отправился на поиски врача. При виде его озабоченного лица сердце маркиза упало.
— Прошу вас, говорите правду! Я правильно сделал, пригласив вас?
— Да, но я не могу сказать вам все здесь и сейчас. Не могли бы мы поговорить где-то без помех? Я бы не хотел, чтобы то, что я скажу вам, стало достоянием любопытных.
— Разумеется. — Встревоженный, Брэндрейт повел доктора Ньюки к себе в кабинет.
Эта небольшая комната выходила на север. Стены были отделаны панелями красного дерева. На единственном, но большом окне висели темно-синие шелковые портьеры. Убранство комнаты составляли резной шкаф, письменный стол красного дерева и два клетчатых кресла, стоявшие по обе стороны камина. Весь дом, по моде того времени, был изрядно заставлен мебелью и безделушками, но личное помещение маркиза, служившее ему приютом в трудные минуты жизни — такие, как сейчас, — оставалось обставлено просто и скромно.
Взяв графин с маленького инкрустированного столика у двери, он наполнил две рюмки хересом, перехватил благодарный взгляд доктора и опустился в одно из кресел.
Маркиз сделал глоток, не почувствовав даже, как вино слегка обожгло небо. Он не сводил глаз с обветренного морщинистого и доброго лица доктора. Лорд Брэндрейт не мог поверить, что его дочь серьезно больна, пока не перехватил озабоченный взгляд доктора Ньюки, выходившего из спальни Александры.
Дети были радостью его жизни. Мысль о том, что Александра серьезно, может быть, смертельно больна, настолько поразила маркиза, что он никак не мог сообразить, как заставить доктора рассказать ему все.
— Она поправится? — спросил он наконец робко.
— Ну-ну! — воскликнул доктор. — Вижу, я вас встревожил. Я этого не хотел. Быть может, я слишком серьезно выразил свою озабоченность, но ведь я очень привязан к ней. Она была моей пациенткой двадцать три года.
— Ну да. — Брэндрейт вспомнил, что добрый доктор присутствовал при появлении Александры на свет. И вынудил себя задать самый трудный для него вопрос.
— Скажите мне прямо, что с ней?
— А разве я не сказал? — удивился доктор.
Брэндрейт покачал головой.
— Простите, но я сам был поражен. Это очень необычно. Дело в том, милорд, что она беременна, месяца три или четыре. Ребенок явится на свет где-то в апреле.
Брэндрейт онемел, не в силах сделать ни вздоха.
Александра ждет ребенка!
Вдохнув наконец, он прорычал:
— Что?!
— Полегче, прошу вас, милейший! — Доктор даже слегка подскочил в кресле. — Я сам поразился, но такое бывает, и нет смысла выходить из себя.
Брэндрейт уже не слышал доктора. Он видел только свою дочь в объятиях этого негодяя!
— Извините, — неучтиво прервал он доктора, вставая, — но у меня срочное дело.
— Да, конечно, а я выпью еще капельку вашего превосходного хереса — и в дорогу.
Минуту спустя лорд Брэндрейт уже стучал в дверь Александры. Не ожидая разрешения войти, он распахнул дверь. Александра, сидя на кровати, застегивала пуговицы на платье. Она выглядела бледной.
— Доктор хочет, чтобы я неделю лежала в постели, но я не могу. У меня столько дел — маскарад, гости, украшение замка… Папа, поговори с ним и… Боже мой, что случилось? Почему ты сердишься? Ты на меня сердишься?
— На тебя, на кого же еще? Какой бы отец не пришел в негодование! А ты с ним! Как ты могла? Ты же знаешь, как это опасно! — Он запустил руку в седеющие волосы.
Александра не знала, что и думать.
— Знаю, я в последнее время мало отдыхаю, но…
— Мало отдыхаешь! — воскликнул маркиз, не в силах поверить, что дочь может так легкомысленно относиться к своему положению и думать только о том, как бы благополучно выносить ребенка. — Скажи мне только, как это случилось? Ради бога, дитя, скажи мне правду!
— Папа, о чем ты говоришь?
— Когда ты впервые целовалась с Лонстоном?! — закричал он, почти злорадно отметив при этом, как лицо ее залилось краской. Наконец-то он добился правды! — Значит, это правда! Этот субъект имел наглость… у него хватило бесстыдства соблазнить невинную девушку!
— Но это была и моя вина. Со мной не было горничной. Я совсем потеряла голову. Я бросала камешки в реку, а он был так хорош…
— В Бате, прошлым летом?
Александра виновато опустила голову.
— Но я не… ты не должен думать…
— Достаточно одного раза, чтобы потом расплачиваться всю жизнь.
Александра удивленно смотрела на отца:
— Но, папа…
— Я потрясен, я совсем убит! Я тебе доверял, всегда доверял. Этого можно было ожидать от Джулии, она слишком легкомысленна, или от Виктории, она слишком податлива на комплименты, но ты, ты, моя умница Александра! Но я этого так не оставлю. Я сейчас же еду к нему!
С этими словами он выбежал из комнаты.
Александра смотрела вслед маркизу, озадаченная его странным поведением. Затем поглядела на Психею, надеясь, что та сможет объяснить ей непонятные речи отца, но Психея лишь беспомощно пожала плечами. Доктор сказал Александре, что повышенный аппетит у нее от слабости и ей нужен покой. Но отец ворвался к ней в таком состоянии, которое совсем не соответствовало этому диагнозу.
Внезапно ей пришло в голову, что он обвинял ее в чем-то не таком невинном, как поцелуй. Чем больше она над этим думала, тем яснее понимала, что отец был убежден в том, что виконт поступил с ней, как мужчина не должен поступать с порядочной девушкой. Краска бросилась ей в лицо. Неужели отец подумал, что она… Боже, Александра Даже не могла выразить эту мысль словами!
Если доктор каким-то образом внушил ему это, значит, отец намеревался сейчас — о, какой Ужас! — вынудить Лонстона сделать из нее честную женщину. А Лонстон и знать ничего не знает! И что он только подумает об Александре, когда услышит от ее отца, что она… она ждет ребенка!
Не медля ни минуты, она бросилась в спальню матери. По дороге ей пришло в голову другое, вполне разумное объяснение, почему отец мог впасть в такое заблуждение. Доктор, наверное, говорил о ее матери!
Подойдя к спальне, Александра тихонько постучала. Услышав голос матери, она открыла дверь и по радостной улыбке и сияющему виду маркизы сразу поняла, что была права. Леди Брэндрейт стояла у окна, и сладкие слезы струились по ее лицу. Глядя сейчас на мать, Александра вдруг заметила, насколько та пополнела.
— Это правда? — прошептала она.
Леди Брэндрейт кивнула, прижимая к глазам обшитый кружевом платок.
— Я всегда желала иметь дюжину детей, Аликс. Ну, может быть, не всегда, но с тех пор, как вышла замуж за твоего отца. Я никак не ожидала этого, и, моя милая девочка, я боюсь!
Александра обняла мать, не зная, что сказать, но внутренне разделяя ее опасения.
— Мне и в голову не приходило, что я беременна. Я думала, что мое время прошло. Но я так хочу сына! — И она снова заплакала.
Хотя мать никогда об этом не говорила, но Александра знала: ее мучила мысль, что она не исполнила свой главный долг — не дала мужу наследника.
— Но папе это все равно, — сказала она, пытаясь успокоить мать.
— Я знаю, поэтому-то мне так и тяжело. Он любит дочерей и ни разу не упрекнул меня. О, если бы тебе достался такой муж!
Это слово произвело отрезвляющий эффект на Александру, и она вспомнила, зачем пришла.
— Мама, — начала она, и от страха у нее перехватило дыхание, — по-моему, папа не понял доктора. Он знает о твоем положении?
— Доктор обещал сказать ему.
— Вероятно, произошла ошибка, потому что папа пришел ко мне и обвинил меня и Лонсто-на… — Девушка запнулась. — Я сказала ему, что доктор прописал мне покой. Папа разъярился и начал спрашивать меня про Лонстона, и я вспомнила прошлое лето, то есть, позапрошлое, а он понял так, что всего несколько месяцев назад… Мама, он поехал к Лонстону, чтобы требовать от него объяснений!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27