Я просто не хочу с вами близости.
– Отчего же? Тебя что-то отвращает в моей внешности? В фигуре? Или в лице?
– Вы знаете, что дело не во внешности. Не в физической материи.
– Тогда в чем же дело?
«Вы заставляете меня чувствовать себя слишком уязвимой», – подумала Бринн.
– В вашем невыносимом самомнении. Вы думаете, что женщины должны сами падать к вашим ногам.
– Уверяю тебя, я так совсем не думаю. – Голос у него был низким, вибрирующим, ласкающим, как дорогой бархат.
Бринн ничего на это не сказала, и Уиклифф прикоснулся пальцами к упрямому завитку, выбившемуся из тугого узла ее прически.
– Неужели тебе совсем не любопытно узнать, что за радости таит в себе плотская любовь? Каково это – стать женщиной в полном смысле этого слова? Клянусь, что тебе будет приятно. Я могу смело обещать, что ты получишь немалое наслаждение от физического аспекта брака.
Бринн ни за что не хотела встречаться с ним взглядом. Но, даже отказываясь на него смотреть, она с трудом притворялась безучастной.
– Могу я распустить твои волосы, Бринн? Пожалуйста? – спросил Уиклифф.
Бринн растерялась, несколько сбитая с толку этим его «пожалуйста». Она бы предпочла ему отказать, но как муж он имел такое право.
– Как пожелаете.
– Я очень этого желаю.
Приподнявшись, он опустился рядом с ней на колени и одну за другой принялся вытаскивать шпильки из ее волос. Бринн боялась дышать. Она спиной чувствовала тепло его крепкого сильного тела, вдыхала чистый мускусный запах кожи. Одну за другой он высвобождал буйные пряди, пока вся тяжелая масса огненных кудрей не рассыпалась по ее плечам. Когда он медленно погрузил в эту массу свою руку, нежно, но, по-хозяйски сжав ладонь, Бринн почувствовала, что внутри ее что-то предательски тает. Она вся как-то размякла. Его прикосновения были такими нежными, такими невероятно возбуждающими.
Затем, ни слова не говоря, он перекинул ее волосы на одно плечо и принялся расстегивать пуговицы на ее платье. Но не прошло и двух секунд, как Бринн почувствовала, как горячий влажный язык скользнул вдоль позвоночника. По телу ее прокатилась приятная дрожь. Уиклифф припал губами к ее затылку, покусывая нежную плоть, и это странно и остро возбуждало.
Бринн боялась пошевельнуться, прислушиваясь к своим ощущениям. Внизу живота, глубоко внутри, стало жарко, и это тепло, раскручиваясь, словно по спирали, распространялось по телу. Уиклифф продолжал целовать ее шею, спуская платье с плеч, открывая корсет. Она почувствовала, как он расстегнул крючки, почувствовала, как стало легче дышать. Потом он опустил рубашку, и груди ее выскочили на свободу.
– Лусиан, – слабо протестуя, шепнула она.
– Мне нравится, как звучит мое имя у тебя на устах. Ладони его накрыли ее грудь, и Бринн затаила дыхание.
– Тебе не надо стыдиться меня, моя чудная Бринн. Твоему телу нравятся мои ласки. Смотри, как участился твой пульс… как восстали твои соски…
Пальцы его сомкнулись вокруг набухших почек, и наслаждение острыми и быстрыми стрелами пронзило ее раз, другой, заставляя прогибаться навстречу сладострастной муке.
– Тебе нравятся эти ощущения, Бринн? А когда я возьму их в рот, тебе понравится еще больше. Позволь мне вкусить твоей сладости…
Он взял бокал из ее рук и отставил его в сторону, затем опустил Бринн на одеяло. У Бринн кружилась голова, она словно плыла в пространстве, кровь гудела в ушах. Уиклифф наклонился над ней и стал по очереди целовать ее соски, поглаживая набухшие кончики шелковисто-шершавым языком, втягивая их в себя. Бринн всхлипнула и забормотала что-то несвязное. Когда он подул на сосок, все еще блестящий от влаги, по телу ее пробежала дрожь.
Удерживая ее затуманенный взгляд, Уиклифф принялся расстегивать застежку своих бриджей, приспуская их с бедер.
В сгущающихся сумерках Бринн смотрела на его обнаженный фаллос. Она испытала легкое потрясение при виде могучего орудия его мужества. Он пульсировал, направленный прямо на нее.
– Это всего лишь плоть, любовь моя. Прикоснись ко мне, чтобы самой убедиться.
Он взял ее руку и поднес к фаллосу, позволяя ей не торопясь исследовать то, что видели ее глаза. Бринн осторожно притронулась к нему. Теплая атласная плоть натянулась так, словно внутри был гранит. Она попробовала сомкнуть пальцы вокруг него, но Уиклифф удивил ее, издав тихий стон.
Бринн тут же отдернула руку.
– Больно?
Он тихо засмеялся:
– Больно? Нет, очень приятно.
Уиклифф снова склонился над ней, но на этот раз припал губами к ее губам. Бринн, напряженно застыв, лежала под ним, пока он не попросил тихо у самых его губ:
– Впусти меня, сирена. Поцелуй меня так, как я тебя целую. Дай мне свой язычок.
Уиклифф был слишком опытен, а Бринн была бессильна перед ним. Бессильна противостоять обольщению. Воля ее была сломлена, она, как ни боролась, оказалась в его плену. Он соблазнил ее своими волшебными поцелуями.
Когда он привлек ее к себе, теснее прижимая к возбужденному телу, Бринн задрожала, беспомощная, вся в огне. Жар волнами прокатывался по ее телу, овладевал всем ее существом. В ней нарастало то, что она уже успела распознать как желание. Лусиан словно околдовал ее, опоил дурманом, и она больше не могла и не хотела скинуть с себя наваждение. Руки ее вспорхнули ему на шею, и она не стала сопротивляться желанию, вернуть ему его поцелуи.
Когда язык ее сначала осторожно, потом все смелее стал подражать движениям его языка, Лусиан испытал чувство сродни триумфу. Каким восхитительно чудным показался ему пыл невинности, эти трогательные толчки неопытного языка, ее радостное возбуждение, робкие попытки Бринн вернуть ему наслаждение.
Она тихонько всхлипнула, когда он медленно провел ладонью по ее телу вниз, задержав ладонь на скрещении бедер. Когда Бринн инстинктивно заерзала, он погладил ее, успокаивая.
– Позволь мне приласкать, моя сладкая. Когда женщина возбуждена, ей приятно принимать мужчину, я хочу подготовить тебя. Позволь возбудить тебя, моя чудная Бринн.
В темноте он чувствовал ее вопросительный взгляд.
– Я… я не думаю, что можно, – сдавленно прошептала она, – что можно быть более возбужденной.
Он спрятал улыбку.
– О да, можно. И я с огромным удовольствием тебе это покажу.
Бринн не протестовала, когда он поднял ее юбки, обнажив ее нежную плоть, открыв ее дыханию ночной прохлады. И все же она напряглась, когда он провел ладонью вверх по внутренней стороне бедра.
Чтобы отвлечь ее, Лусиан стал целовать ее грудь, посасывая соски, а сам тем временем осторожно раздвинул нежные складки, скрывавшие влагу.
Бринн была шелковисто-влажной, и тело ее было готово принять его.
Уиклифф почувствовал, что Бринн дрожит, и осторожно позволил попытку погрузиться в шелковистое тепло. Его молодая жена тихо всхлипнула от удовольствия. Тогда он присоединил второй палец, пробираясь глубже, и Бринн, вскрикнув, сжала бедра.
Глубоко и сильно втянув в рот набухший сосок, Уиклифф продолжал ласкать ее пальцами, совершая движения все в том же возбуждающем ритме, пока бедра Бринн не стали двигаться в унисон его руке. Она выгибалась ему навстречу и извивалась в инстинктивных поисках облегчения едва переносимой страстной муки. Уиклифф чувствовал жар, исходящий от ее разгоряченной кожи, слышал, как сбивчиво она дышит, он знал, что Бринн уже почти на вершине блаженства. Мгновение… и ее затрясло.
Ощущая себя триумфатором, Лусиан завладел ее ртом, жадно ловя ее крики экстаза, ее стоны. Он целовал ее лицо и держал ее в объятиях до тех пор, пока Бринн не обмякла в его руках. Плоть его словно жгло огнем, он испытывал настоящую боль, но он держался, давая ей время на то, чтобы прийти в себя.
Он чувствовал ее недоумение, ее смущение и замешательство. Она искательно заглядывала ему в лицо.
– Это то удовольствие, о котором вы говорили? – хрипло прошептала она.
Он улыбнулся:
– Да, это зовется наслаждением. Но это еще не все.
– Не все? – еле слышно переспросила Бринн. – Мне кажется, я больше не выдержу.
– Выдержишь, – тихо пообещал он. – Ты узнаешь еще большее блаженство, когда мы сольемся, плоть к плоти. Позволь показать тебе, Бринн.
Она молчала. Но молчание это было знаком согласия, знаком того, что она сдалась.
Убрав со лба ее влажный локон, Лусиан устроился у нее между ног и вдруг замер.
Сердце его наполнила странная необъяснимая нежность. Он смотрел в ее лицо, укрытое ночным сумраком, и думал о том, что это она его жена, та самая женщина, которую он выбрал себе в спутницы до самой смерти. У него было женщин без счета, но с ней все же все было не так, как с другими. Бринн была другой. С ней он сгорал от страсти, от вожделения, от желания, но все эти чувства в той или иной мере он испытывал и с другими, пусть и не так интенсивно. Что его завораживало и пугало, так это то, что к своей жене он чувствовал что-то еще, что-то особенное, доселе не испытанное. Опасное.
Глядя на нее, лежащую под ним, отзывчивую к его ласкам, необычайно пленительную, он вспомнил свои сны.
И нахмурился. Неужели Бринн права? Неужели она становится его наваждением, его проклятием?
Лусиан тряхнул головой. Потом он подумает над грозящей ему опасностью. Потом. Не сейчас.
– Позволь мне сделать тебя моей, Бринн… – прошептал он.
С нарочитой медлительностью он приподнялся на локтях, раздвинул ее бедра своими. Когда он вошел в нее наполовину, она задержала дыхание, он тоже замер, давая ей привыкнуть к новым ощущениям.
Дыхание Бринн сделалось хриплым, когда он чуть поднажал.
– Не напрягайся, любовь моя. Попробуй расслабиться, когда принимаешь меня в себя.
Лишь почувствовав, как спало ее напряжение, он продолжил входить в нее очень медленно, очень постепенно. На этот раз он почувствовал, как она поморщилась от боли, когда он прорвал ее девственный барьер, но Бринн лишь тихо вскрикнула, когда он преодолел весь путь до конца.
Еще долго он не позволял себе двигаться, покрывая поцелуями ее разгоряченное лицо, ее веки, без слов благодаря ее за тот дар, что она ему вручила. Он чувствовал, как тело ее расслабляется, как плоть, сжимавшая его так девственно туго, становится мягче, согревается вокруг него, чувствовал, как увлажняется ее лоно, наливаясь новым возбуждением.
– Лучше? – спросил он. Теперь он уже не чувствовал уверенности, что может и дальше держать свою страсть под контролем.
– Да, – еле слышно выдохнула Бринн.
Лусиан заставил себя еще чуть повременить, борясь с охватившим его возбуждением. Она была влажной и горячей и до безумия желанной, но, она все еще оставалась невинной и неопытной. Собрав всю волю в кулак, он приступил к выполнению поставленной задачи – медленно, не спеша довести ее до оргазма, вызвать в ней чувственный отклик.
Бринн не сопротивлялась. Когда он еще глубже поднажал, она раздвинула ноги, чтобы принять его, и когда он стал выходить из нее, она инстинктивно приподняла бедра, устремляясь следом, словно не хотела его отпускать. Лусиан сжал зубы, борясь с собой. Чувственный голод требовал немедленного утоления.
То, что она чувствовала, было сродни боли, но не было болью. Вот оно, желание. Все тело ее сжалось, вибрируя, от ощущения плоти внутри ее.
И тогда Лусиан скользнул губами вниз, к груди Бринн, целуя восставшие соски. Наслаждение стало непереносимо острым. Его возбуждающие, мучительно сладкие ласки заставляли ее прижиматься к нему теснее, вжиматься в него всем телом. Она чувствовала, как напряжение в ней растет, как она наливается жаром.
И воздаяние не заставило себя ждать. Он глубже вошел в нее. Еще глубже. Она всхлипнула, без слов моля его о пощаде. Толчки его стали сильнее, резче, и Бринн внезапно взорвалась.
Было так, словно разом вырвались на волю все ее чувства. Она застонала, прижимая его лицо к своей груди, обезумев от страсти. Все, что она могла сейчас, это, прижавшись к нему как можно теснее, пережить бурю, волшебный водоворот огня в темноте.
Ее крики экстаза все еще отдавались эхом в ночи, когда он, наконец, подошел к пику. Она смутно ощущала, как он дрожит, чувствовала, как он раз за разом вонзает себя в нее. И все же ее тело, все еще конвульсивно сжимавшееся, с готовностью принимало его в себя до тех пор, пока не стихли спазмы, сотрясавшие его тело.
Словно в тумане, дрожа, Бринн без сил упала на спину, закрыв глаза.
Наверное, прошла целая вечность до того момента, как Бринн начала осознавать действительность. И тогда она поняла, что Лусиан покрывает поцелуями ее лицо. Он все еще был глубоко в ней, и его теплое дыхание согревало ей кожу. Она все еще дрожала, все еще пульсировала от невыносимого наслаждения.
– Как ты? – спросил он, согревая ее теплом своего голоса.
– Хорошо… – выдохнула она.
Лусиан тихо рассмеялся, и смех его был полон обещанием, как и ночь, обступившая их. Он осторожно вышел из нее и заключил в объятия.
Морщась от болезненных ощущений, Бринн прижалась лицом к мускулистой твердой груди. Она чувствовала его тепло, вдыхала мускусный, мужской аромат его кожи. В его объятии было столько необъяснимой близости, хотя после того, что было между ними, объятия могли бы показаться чем-то совершенно невинным.
Она была рада тому, что он не мог видеть ее смущения. Благословенная темнота заставила ее отбросить все сомнения, забыть обо всем, о разуме, логике. Тайна, стоящая за страстью, ошеломила ее. Она не была готова к тому, что с ней произошло. Она никак не могла ожидать, что в ней спало такое сладострастное существо. Но если бы не Лусиан, не ее муж, она бы никогда не смогла узнать об этом. Конечно, он был необычайно чувственным, обаятельным, сильным мужчиной…
Бринн судорожно вздохнула.
Ему не пришлось прилагать особых усилий для того, чтобы пробить брешь в ее обороне. Она, подобно всем прочим женщинам, которых возжелал завоевать Лусиан, оказалась бессильной против его обезоруживающей нежности и сверхъестественной чувственности… да поможет ему Бог.
Бринн крепко зажмурилась. Она не хотела думать об опасности. Не сейчас. Не в этот невероятный миг.
Она была неизъяснимо благодарна ему за то, что он с такой чуткостью отнесся к ней, к ее девственности. И была благодарна ему за то, что он был с ней так нежен. Он и сейчас был нежен с ней. Пальцы его ласково скользили по ее обнажённому плечу, словно рисуя узоры.
Наконец до Бринн дошло, что ей не следует поощрять в нем фамильярность, и она отстранилась и тут же поморщилась от боли.
– Может, нам стоит вернуться, – предложил он шепотом, словно почувствовав ее дискомфорт. – Тебе будет удобнее в постели.
Бринн села. Она хотела привести себя в порядок, но руки ее дрожали, и у нее мало что получалось. Лусиан отвел ее руку и помог ей одеться. Даже в темноте он отлично справлялся с дамским нижним бельем.
– Подожди минутку, – пробормотал Лусиан, когда с одеждой было покончено. – Я принес фонарь.
Бринн слышала, как он открыл корзину и зажег шведскую спичку. Свет от фонаря, неожиданно яркий, заставил ее зажмуриться.
Убрав в корзину шампанское и клубнику, Лусиан сложил одеяла и протянул Бринн фонарь.
– Показывай дорогу, – сказал он.
Она не смела, взглянуть на него, пока шла по тропинке вдоль края обрыва или когда шла рядом с ним по лужайке к террасе, откуда через застекленную дверь можно было попасть в библиотеку. Окна библиотеки были, хоть и слабо, освещены.
Оказавшись на верхней ступени мраморной лестницы, ведущей на террасу, Лусиан замер.
– Бринн, подожди, – тихо, но властно приказал он.
Она повиновалась ему и тут вдруг увидела темный силуэт, отделившийся от стены дома. Бринн повыше подняла фонарь.
– Милорд, это я, Дэвис, – произнес незнакомец. Говорил он как джентльмен, а не простолюдин.
Дэвис оказался немолодым господином с седеющими волосами. Должно быть, Лусиан узнал этого человека, ибо он, с облегчением выдохнув, сказал в своей непринужденной манере:
– Вижу, Дэвис, что это вы. Полагаю, вы не просто так проделали весь этот путь от Лондона?
– Нет, милорд, не просто так. У меня для вас новости, и, боюсь, они не слишком вас обрадуют. – Дэвис взглянул на Бринн. – Может, мы могли бы поговорить наедине?
– Конечно. Бринн, это мой секретарь, мистер Хьюберт Дэвис. Дэвис, это моя жена, леди Уиклифф.
Гость низко поклонился:
– Мое почтение, миледи.
Бринн пробормотала то, что требовалось в данном случае согласно правилам хорошего тона, после чего подняла взгляд на Лусиана.
– Ты не простишь меня, дорогая? – спросил ее муж. – Похоже, мне надо уладить кое-какие скучные дела. Почему бы тебе, не подняться наверх? Я вскоре приду.
Бринн ничего не оставалось, как повиноваться ему. Не могла же она устраивать сцену! Она была немало озадачена таким поворотом. Ее снедало любопытство, окрашенное смутной тревогой.
Поднявшись в спальню, Бринн подошла к зеркалу и едва не задохнулась от ужаса, увидев в нем свое отражение. Смятое платье, растрепанные волосы, лихорадочный румянец – сразу видно, чем она занималась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– Отчего же? Тебя что-то отвращает в моей внешности? В фигуре? Или в лице?
– Вы знаете, что дело не во внешности. Не в физической материи.
– Тогда в чем же дело?
«Вы заставляете меня чувствовать себя слишком уязвимой», – подумала Бринн.
– В вашем невыносимом самомнении. Вы думаете, что женщины должны сами падать к вашим ногам.
– Уверяю тебя, я так совсем не думаю. – Голос у него был низким, вибрирующим, ласкающим, как дорогой бархат.
Бринн ничего на это не сказала, и Уиклифф прикоснулся пальцами к упрямому завитку, выбившемуся из тугого узла ее прически.
– Неужели тебе совсем не любопытно узнать, что за радости таит в себе плотская любовь? Каково это – стать женщиной в полном смысле этого слова? Клянусь, что тебе будет приятно. Я могу смело обещать, что ты получишь немалое наслаждение от физического аспекта брака.
Бринн ни за что не хотела встречаться с ним взглядом. Но, даже отказываясь на него смотреть, она с трудом притворялась безучастной.
– Могу я распустить твои волосы, Бринн? Пожалуйста? – спросил Уиклифф.
Бринн растерялась, несколько сбитая с толку этим его «пожалуйста». Она бы предпочла ему отказать, но как муж он имел такое право.
– Как пожелаете.
– Я очень этого желаю.
Приподнявшись, он опустился рядом с ней на колени и одну за другой принялся вытаскивать шпильки из ее волос. Бринн боялась дышать. Она спиной чувствовала тепло его крепкого сильного тела, вдыхала чистый мускусный запах кожи. Одну за другой он высвобождал буйные пряди, пока вся тяжелая масса огненных кудрей не рассыпалась по ее плечам. Когда он медленно погрузил в эту массу свою руку, нежно, но, по-хозяйски сжав ладонь, Бринн почувствовала, что внутри ее что-то предательски тает. Она вся как-то размякла. Его прикосновения были такими нежными, такими невероятно возбуждающими.
Затем, ни слова не говоря, он перекинул ее волосы на одно плечо и принялся расстегивать пуговицы на ее платье. Но не прошло и двух секунд, как Бринн почувствовала, как горячий влажный язык скользнул вдоль позвоночника. По телу ее прокатилась приятная дрожь. Уиклифф припал губами к ее затылку, покусывая нежную плоть, и это странно и остро возбуждало.
Бринн боялась пошевельнуться, прислушиваясь к своим ощущениям. Внизу живота, глубоко внутри, стало жарко, и это тепло, раскручиваясь, словно по спирали, распространялось по телу. Уиклифф продолжал целовать ее шею, спуская платье с плеч, открывая корсет. Она почувствовала, как он расстегнул крючки, почувствовала, как стало легче дышать. Потом он опустил рубашку, и груди ее выскочили на свободу.
– Лусиан, – слабо протестуя, шепнула она.
– Мне нравится, как звучит мое имя у тебя на устах. Ладони его накрыли ее грудь, и Бринн затаила дыхание.
– Тебе не надо стыдиться меня, моя чудная Бринн. Твоему телу нравятся мои ласки. Смотри, как участился твой пульс… как восстали твои соски…
Пальцы его сомкнулись вокруг набухших почек, и наслаждение острыми и быстрыми стрелами пронзило ее раз, другой, заставляя прогибаться навстречу сладострастной муке.
– Тебе нравятся эти ощущения, Бринн? А когда я возьму их в рот, тебе понравится еще больше. Позволь мне вкусить твоей сладости…
Он взял бокал из ее рук и отставил его в сторону, затем опустил Бринн на одеяло. У Бринн кружилась голова, она словно плыла в пространстве, кровь гудела в ушах. Уиклифф наклонился над ней и стал по очереди целовать ее соски, поглаживая набухшие кончики шелковисто-шершавым языком, втягивая их в себя. Бринн всхлипнула и забормотала что-то несвязное. Когда он подул на сосок, все еще блестящий от влаги, по телу ее пробежала дрожь.
Удерживая ее затуманенный взгляд, Уиклифф принялся расстегивать застежку своих бриджей, приспуская их с бедер.
В сгущающихся сумерках Бринн смотрела на его обнаженный фаллос. Она испытала легкое потрясение при виде могучего орудия его мужества. Он пульсировал, направленный прямо на нее.
– Это всего лишь плоть, любовь моя. Прикоснись ко мне, чтобы самой убедиться.
Он взял ее руку и поднес к фаллосу, позволяя ей не торопясь исследовать то, что видели ее глаза. Бринн осторожно притронулась к нему. Теплая атласная плоть натянулась так, словно внутри был гранит. Она попробовала сомкнуть пальцы вокруг него, но Уиклифф удивил ее, издав тихий стон.
Бринн тут же отдернула руку.
– Больно?
Он тихо засмеялся:
– Больно? Нет, очень приятно.
Уиклифф снова склонился над ней, но на этот раз припал губами к ее губам. Бринн, напряженно застыв, лежала под ним, пока он не попросил тихо у самых его губ:
– Впусти меня, сирена. Поцелуй меня так, как я тебя целую. Дай мне свой язычок.
Уиклифф был слишком опытен, а Бринн была бессильна перед ним. Бессильна противостоять обольщению. Воля ее была сломлена, она, как ни боролась, оказалась в его плену. Он соблазнил ее своими волшебными поцелуями.
Когда он привлек ее к себе, теснее прижимая к возбужденному телу, Бринн задрожала, беспомощная, вся в огне. Жар волнами прокатывался по ее телу, овладевал всем ее существом. В ней нарастало то, что она уже успела распознать как желание. Лусиан словно околдовал ее, опоил дурманом, и она больше не могла и не хотела скинуть с себя наваждение. Руки ее вспорхнули ему на шею, и она не стала сопротивляться желанию, вернуть ему его поцелуи.
Когда язык ее сначала осторожно, потом все смелее стал подражать движениям его языка, Лусиан испытал чувство сродни триумфу. Каким восхитительно чудным показался ему пыл невинности, эти трогательные толчки неопытного языка, ее радостное возбуждение, робкие попытки Бринн вернуть ему наслаждение.
Она тихонько всхлипнула, когда он медленно провел ладонью по ее телу вниз, задержав ладонь на скрещении бедер. Когда Бринн инстинктивно заерзала, он погладил ее, успокаивая.
– Позволь мне приласкать, моя сладкая. Когда женщина возбуждена, ей приятно принимать мужчину, я хочу подготовить тебя. Позволь возбудить тебя, моя чудная Бринн.
В темноте он чувствовал ее вопросительный взгляд.
– Я… я не думаю, что можно, – сдавленно прошептала она, – что можно быть более возбужденной.
Он спрятал улыбку.
– О да, можно. И я с огромным удовольствием тебе это покажу.
Бринн не протестовала, когда он поднял ее юбки, обнажив ее нежную плоть, открыв ее дыханию ночной прохлады. И все же она напряглась, когда он провел ладонью вверх по внутренней стороне бедра.
Чтобы отвлечь ее, Лусиан стал целовать ее грудь, посасывая соски, а сам тем временем осторожно раздвинул нежные складки, скрывавшие влагу.
Бринн была шелковисто-влажной, и тело ее было готово принять его.
Уиклифф почувствовал, что Бринн дрожит, и осторожно позволил попытку погрузиться в шелковистое тепло. Его молодая жена тихо всхлипнула от удовольствия. Тогда он присоединил второй палец, пробираясь глубже, и Бринн, вскрикнув, сжала бедра.
Глубоко и сильно втянув в рот набухший сосок, Уиклифф продолжал ласкать ее пальцами, совершая движения все в том же возбуждающем ритме, пока бедра Бринн не стали двигаться в унисон его руке. Она выгибалась ему навстречу и извивалась в инстинктивных поисках облегчения едва переносимой страстной муки. Уиклифф чувствовал жар, исходящий от ее разгоряченной кожи, слышал, как сбивчиво она дышит, он знал, что Бринн уже почти на вершине блаженства. Мгновение… и ее затрясло.
Ощущая себя триумфатором, Лусиан завладел ее ртом, жадно ловя ее крики экстаза, ее стоны. Он целовал ее лицо и держал ее в объятиях до тех пор, пока Бринн не обмякла в его руках. Плоть его словно жгло огнем, он испытывал настоящую боль, но он держался, давая ей время на то, чтобы прийти в себя.
Он чувствовал ее недоумение, ее смущение и замешательство. Она искательно заглядывала ему в лицо.
– Это то удовольствие, о котором вы говорили? – хрипло прошептала она.
Он улыбнулся:
– Да, это зовется наслаждением. Но это еще не все.
– Не все? – еле слышно переспросила Бринн. – Мне кажется, я больше не выдержу.
– Выдержишь, – тихо пообещал он. – Ты узнаешь еще большее блаженство, когда мы сольемся, плоть к плоти. Позволь показать тебе, Бринн.
Она молчала. Но молчание это было знаком согласия, знаком того, что она сдалась.
Убрав со лба ее влажный локон, Лусиан устроился у нее между ног и вдруг замер.
Сердце его наполнила странная необъяснимая нежность. Он смотрел в ее лицо, укрытое ночным сумраком, и думал о том, что это она его жена, та самая женщина, которую он выбрал себе в спутницы до самой смерти. У него было женщин без счета, но с ней все же все было не так, как с другими. Бринн была другой. С ней он сгорал от страсти, от вожделения, от желания, но все эти чувства в той или иной мере он испытывал и с другими, пусть и не так интенсивно. Что его завораживало и пугало, так это то, что к своей жене он чувствовал что-то еще, что-то особенное, доселе не испытанное. Опасное.
Глядя на нее, лежащую под ним, отзывчивую к его ласкам, необычайно пленительную, он вспомнил свои сны.
И нахмурился. Неужели Бринн права? Неужели она становится его наваждением, его проклятием?
Лусиан тряхнул головой. Потом он подумает над грозящей ему опасностью. Потом. Не сейчас.
– Позволь мне сделать тебя моей, Бринн… – прошептал он.
С нарочитой медлительностью он приподнялся на локтях, раздвинул ее бедра своими. Когда он вошел в нее наполовину, она задержала дыхание, он тоже замер, давая ей привыкнуть к новым ощущениям.
Дыхание Бринн сделалось хриплым, когда он чуть поднажал.
– Не напрягайся, любовь моя. Попробуй расслабиться, когда принимаешь меня в себя.
Лишь почувствовав, как спало ее напряжение, он продолжил входить в нее очень медленно, очень постепенно. На этот раз он почувствовал, как она поморщилась от боли, когда он прорвал ее девственный барьер, но Бринн лишь тихо вскрикнула, когда он преодолел весь путь до конца.
Еще долго он не позволял себе двигаться, покрывая поцелуями ее разгоряченное лицо, ее веки, без слов благодаря ее за тот дар, что она ему вручила. Он чувствовал, как тело ее расслабляется, как плоть, сжимавшая его так девственно туго, становится мягче, согревается вокруг него, чувствовал, как увлажняется ее лоно, наливаясь новым возбуждением.
– Лучше? – спросил он. Теперь он уже не чувствовал уверенности, что может и дальше держать свою страсть под контролем.
– Да, – еле слышно выдохнула Бринн.
Лусиан заставил себя еще чуть повременить, борясь с охватившим его возбуждением. Она была влажной и горячей и до безумия желанной, но, она все еще оставалась невинной и неопытной. Собрав всю волю в кулак, он приступил к выполнению поставленной задачи – медленно, не спеша довести ее до оргазма, вызвать в ней чувственный отклик.
Бринн не сопротивлялась. Когда он еще глубже поднажал, она раздвинула ноги, чтобы принять его, и когда он стал выходить из нее, она инстинктивно приподняла бедра, устремляясь следом, словно не хотела его отпускать. Лусиан сжал зубы, борясь с собой. Чувственный голод требовал немедленного утоления.
То, что она чувствовала, было сродни боли, но не было болью. Вот оно, желание. Все тело ее сжалось, вибрируя, от ощущения плоти внутри ее.
И тогда Лусиан скользнул губами вниз, к груди Бринн, целуя восставшие соски. Наслаждение стало непереносимо острым. Его возбуждающие, мучительно сладкие ласки заставляли ее прижиматься к нему теснее, вжиматься в него всем телом. Она чувствовала, как напряжение в ней растет, как она наливается жаром.
И воздаяние не заставило себя ждать. Он глубже вошел в нее. Еще глубже. Она всхлипнула, без слов моля его о пощаде. Толчки его стали сильнее, резче, и Бринн внезапно взорвалась.
Было так, словно разом вырвались на волю все ее чувства. Она застонала, прижимая его лицо к своей груди, обезумев от страсти. Все, что она могла сейчас, это, прижавшись к нему как можно теснее, пережить бурю, волшебный водоворот огня в темноте.
Ее крики экстаза все еще отдавались эхом в ночи, когда он, наконец, подошел к пику. Она смутно ощущала, как он дрожит, чувствовала, как он раз за разом вонзает себя в нее. И все же ее тело, все еще конвульсивно сжимавшееся, с готовностью принимало его в себя до тех пор, пока не стихли спазмы, сотрясавшие его тело.
Словно в тумане, дрожа, Бринн без сил упала на спину, закрыв глаза.
Наверное, прошла целая вечность до того момента, как Бринн начала осознавать действительность. И тогда она поняла, что Лусиан покрывает поцелуями ее лицо. Он все еще был глубоко в ней, и его теплое дыхание согревало ей кожу. Она все еще дрожала, все еще пульсировала от невыносимого наслаждения.
– Как ты? – спросил он, согревая ее теплом своего голоса.
– Хорошо… – выдохнула она.
Лусиан тихо рассмеялся, и смех его был полон обещанием, как и ночь, обступившая их. Он осторожно вышел из нее и заключил в объятия.
Морщась от болезненных ощущений, Бринн прижалась лицом к мускулистой твердой груди. Она чувствовала его тепло, вдыхала мускусный, мужской аромат его кожи. В его объятии было столько необъяснимой близости, хотя после того, что было между ними, объятия могли бы показаться чем-то совершенно невинным.
Она была рада тому, что он не мог видеть ее смущения. Благословенная темнота заставила ее отбросить все сомнения, забыть обо всем, о разуме, логике. Тайна, стоящая за страстью, ошеломила ее. Она не была готова к тому, что с ней произошло. Она никак не могла ожидать, что в ней спало такое сладострастное существо. Но если бы не Лусиан, не ее муж, она бы никогда не смогла узнать об этом. Конечно, он был необычайно чувственным, обаятельным, сильным мужчиной…
Бринн судорожно вздохнула.
Ему не пришлось прилагать особых усилий для того, чтобы пробить брешь в ее обороне. Она, подобно всем прочим женщинам, которых возжелал завоевать Лусиан, оказалась бессильной против его обезоруживающей нежности и сверхъестественной чувственности… да поможет ему Бог.
Бринн крепко зажмурилась. Она не хотела думать об опасности. Не сейчас. Не в этот невероятный миг.
Она была неизъяснимо благодарна ему за то, что он с такой чуткостью отнесся к ней, к ее девственности. И была благодарна ему за то, что он был с ней так нежен. Он и сейчас был нежен с ней. Пальцы его ласково скользили по ее обнажённому плечу, словно рисуя узоры.
Наконец до Бринн дошло, что ей не следует поощрять в нем фамильярность, и она отстранилась и тут же поморщилась от боли.
– Может, нам стоит вернуться, – предложил он шепотом, словно почувствовав ее дискомфорт. – Тебе будет удобнее в постели.
Бринн села. Она хотела привести себя в порядок, но руки ее дрожали, и у нее мало что получалось. Лусиан отвел ее руку и помог ей одеться. Даже в темноте он отлично справлялся с дамским нижним бельем.
– Подожди минутку, – пробормотал Лусиан, когда с одеждой было покончено. – Я принес фонарь.
Бринн слышала, как он открыл корзину и зажег шведскую спичку. Свет от фонаря, неожиданно яркий, заставил ее зажмуриться.
Убрав в корзину шампанское и клубнику, Лусиан сложил одеяла и протянул Бринн фонарь.
– Показывай дорогу, – сказал он.
Она не смела, взглянуть на него, пока шла по тропинке вдоль края обрыва или когда шла рядом с ним по лужайке к террасе, откуда через застекленную дверь можно было попасть в библиотеку. Окна библиотеки были, хоть и слабо, освещены.
Оказавшись на верхней ступени мраморной лестницы, ведущей на террасу, Лусиан замер.
– Бринн, подожди, – тихо, но властно приказал он.
Она повиновалась ему и тут вдруг увидела темный силуэт, отделившийся от стены дома. Бринн повыше подняла фонарь.
– Милорд, это я, Дэвис, – произнес незнакомец. Говорил он как джентльмен, а не простолюдин.
Дэвис оказался немолодым господином с седеющими волосами. Должно быть, Лусиан узнал этого человека, ибо он, с облегчением выдохнув, сказал в своей непринужденной манере:
– Вижу, Дэвис, что это вы. Полагаю, вы не просто так проделали весь этот путь от Лондона?
– Нет, милорд, не просто так. У меня для вас новости, и, боюсь, они не слишком вас обрадуют. – Дэвис взглянул на Бринн. – Может, мы могли бы поговорить наедине?
– Конечно. Бринн, это мой секретарь, мистер Хьюберт Дэвис. Дэвис, это моя жена, леди Уиклифф.
Гость низко поклонился:
– Мое почтение, миледи.
Бринн пробормотала то, что требовалось в данном случае согласно правилам хорошего тона, после чего подняла взгляд на Лусиана.
– Ты не простишь меня, дорогая? – спросил ее муж. – Похоже, мне надо уладить кое-какие скучные дела. Почему бы тебе, не подняться наверх? Я вскоре приду.
Бринн ничего не оставалось, как повиноваться ему. Не могла же она устраивать сцену! Она была немало озадачена таким поворотом. Ее снедало любопытство, окрашенное смутной тревогой.
Поднявшись в спальню, Бринн подошла к зеркалу и едва не задохнулась от ужаса, увидев в нем свое отражение. Смятое платье, растрепанные волосы, лихорадочный румянец – сразу видно, чем она занималась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31