Он целовал ее, распаляясь, все сильнее.
Он был в огне, но и в ней бушевал огонь того же накала, если не сильнее. Она вбирала его в себя в ритме, что диктовал ей инстинкт, ускоряя его, увеличивая размах.
Лусиан больше не мог сдерживаться. Но и Бринн не могла более терпеть этот страстный голод. Прервав поцелуй, она откинула голову и закричала. Она была красива – неукротимая и жаркая, и лицо ее раскраснелось от страсти, и губы ее приоткрылись. Мгновение – и Лусиан оказался там же, где и она – у самого края и дальше вниз, в пропасть…
Грудь Лусиана вздымалась и падала. Он жадно глотал воздух, медленно приходя в себя. Бринн, обмякнув, как тряпичная кукла, лежала в его объятиях, прижавшись лицом к его шее. Волны наслаждения все еще продолжали накатывать, заставляя содрогаться тело, мешаясь с волнами эмоций, которые продолжали владеть его душой – нежностью, гневом, страстью.
Его шокировала стремительность, с которой он потерял контроль над собой. Этот взрыв стал кульминацией двух недель телесного неутоленного голода. Катализатором выступила, конечно, ревность. Лусиан понимал, что им двигало желание доказать жене и себе, прежде всего себе, что она принадлежит только ему, что он единовластно владеет ее телом. И все же одно лишь чувство мужского превосходства не могло вызвать этот шквал. Лусиан знал, что было что-то еще. Страх ее потерять.
Лусиан судорожно вздохнул, стараясь взять себя в руки. Мышцы его все еще дрожали от напряжения. Что касается Бринн… Когда она опомнится, то, вне сомнений, станет сожалеть об этом взрыве страсти еще больше, чем сейчас жалел он. Господи, как он хотел, чтобы место сожаления в душе ее заняла радость. Радость от принятия своей судьбы. Радость от сознания того, что ее влечет к нему. Радость оттого, что она отдает ему себя.
Он ласково прикоснулся губами к ее лицу. Лихорадка страсти уступила место невероятней нежности. Он прижимал ее к себе и гладил, скользя ладонями по обнаженным ногам.
– Ты ведьма, – хрипло прошептал он, уткнувшись носом ей в волосы. – Красивая моя, сладкая колдунья.
Он явно сказал что-то не то. Лусиан почувствовал, как Бринн внезапно напряглась, словно он окатил ее, разгоряченную, ведром ледяной воды. Толкнув его в грудь, она слезла с него и, забившись в угол, стала судорожно оправлять юбку.
– Я не ведьма, – пробормотала она дрожащим голосом. Полжизни, если не больше, она пыталась доказать себе и другим, что это позорное клеймо пристало к ней по ошибке.
– Нет, конечно, ты не ведьма, – тихо сказал Лусиан, неожиданно примирительно. – Это просто фигура речи. Я так ласково тебя назвал.
Она послала ему взгляд, полный отчаяния, и сказала с напускным равнодушием:
– Вы только что проинформировали меня, что не желаете мириться с моей распущенностью. Едва ли справедливо требовать от меня безукоризненного послушания, когда вы отдаете мне такие противоречивые приказы.
– Предаваться распутству наедине со мной, – тщательно подбирая слова, сказал он, застегивая бриджи, – совсем не то, что предаваться распутству на людях, Бринн. В конце концов, я твой муж.
– Возможно, и так, но я предпочитаю, чтобы со мной не обращались жестоко и грубо, как, похоже, вам нравится со мной обращаться.
Лусиан прищурился:
– Я с тобой грубо обошелся? Не притворяйся, что тебе это не понравилось, сирена. Слышала бы ты свои восторженные крики.
Бринн почувствовала, как густой румянец заливает щеки. Она не ожидала от себя такого страстного отклика. Лусиан превратил ее в распутницу, в существо, движимое лишь стремлениями плоти, мало чем, отличающееся от тех ее поклонников, кому страсть ударила в голову. Он был наделен особой способностью, вызывать в ней самые сильные, но, увы, не самые добродетельные чувства, будь то гнев или страсть. Как быть, как жить дальше? Разве может она оставаться к нему равнодушной?
– Ну что же, вы едва ли в чем-то лучше тех незадачливых молодых людей, которых так презираете, – бросила она ему в ответ.
Лусиан стал мрачнее тучи. Бринн отвернулась, не в силах вынести его взгляд. Он смотрел на нее с холодным презрением, будто они только что не любили друг друга как безумцы. Горло ее сжал спазм.
И как раз в этот момент ландо покачнулось и остановилось. Бринн сглотнула слезы. Они были дома. Слава Богу, что этого не случилось несколько минут назад.
Не дожидаясь, пока лакей откроет для нее дверь кареты, Бринн взялась за ручку, решив, что выйдет из экипажа без посторонней помощи. Но Лусиан остановил ее, накрыв ее руку своей рукой.
– Если будешь продолжать в том же духе, я отправлю тебя прозябать в деревню, в наше фамильное поместье.
Слезы жгли ей горло, но она сжала зубы. Она не станет плакать у него на глазах.
– Так отправьте меня туда, – ответила она. – Я буду вам только благодарна за то, что вы избавите меня от своего общества.
Она выскочила из кареты и побежала прочь, едва сдерживая слезы.
Лусиан выругался сквозь зубы, глядя вслед убегающей жене. Он видел боль в ее глазах и винил в этой боли себя.
Ругая себя за малодушие, он все же пошел за ней. Может, и вправду стоит отослать ее куда подальше, вместо того чтобы продолжать жить в состоянии непрекращающейся войны?
Он негромко постучал в дверь ее спальни, но она ему не ответила. Когда он открыл дверь, сердце его тревожно подпрыгнуло. Бринн стояла на коленях у камина, зарывшись лицом в кресло, и рыдала так, что душа надрывалась.
Лусиан довольно долго ждал в дверях, спрашивая себя, не он ли явился причиной этих горьких рыданий. В конце концов, он закрыл за собой дверь и подошел к жене.
Когда он наклонился и дотронулся до ее плеча, она вздрогнула и подняла к нему мокрое от слез лицо.
Она гневно смахнула слезы, словно ей было стыдно за себя, за то, что он застал ее в слезах.
– Чего вы хотите? – хрипло спросила она.
– Я тебя обидел? Она отвернулась.
– Нет. – Она судорожно вздохнула. – Да. Это ужасное слово…
– Что за слово?
– Ведьма. Деревенские дети раньше дразнили меня этим словом. Даже мои друзья… Я слышала, как они перешептывались у меня за спиной после того, как умер Джеймс.
Лусиан вынул из кармана платок и присел с ней рядом на ковер.
– Джеймс? – пробормотал он, нежно стирая слезы с ее лица.
– Мой поклонник. Я его убила. – Она закрыла лицо руками, прежде чем слезы с новой силой потекли из глаз.
Лусиан замер в нерешительности, припоминая то, о чем рассказывала ему Бринн.
– Кажется, ты говорила, что он утонул в море.
– Так и было.
– Но в Корнуолле такое нередко случается с моряками, не так ли?
– Случается. Но он умер потому, что я… что он мне тоже нравился.
Она громко всхлипнула, и Лусиан почувствовал, как сердце его тает. Бринн терзалась из-за того, над чем, решительно была не властна, но при этом она винила себя в смерти того мужчины. Должно быть, она не один год жила с этой тяжестью на сердце.
Почти против воли Лусиан потянулся к жене. Заключив ее в объятия, он развернул ее к себе так, что она уткнулась лицом в его плечо. Он предлагал ей мир, утешение.
– Как мне кажется, смерть его была чистой случайностью, – тихо сказал Лусиан, уткнувшись носом в ее ароматные волосы. – Ты не можешь брать на себя ответственность за то, что творит стихия.
– Как бы мне хотелось в это верить, – Она довольно долго молчала, и, когда она заговорила, голос ее дрожал: – Возможно, я все же ведьма. Те двое сегодня… Они могли умереть… Из-за меня.
Он чувствовал, что она дрожит всем телом, и инстинктивно обнял ее крепче.
– Ты зря винишь себя, Бринн. Эти горячие головы дрались из-за тебя, потому что ты красивая женщина. Если бы не ты, они нашли бы иной повод для дуэли.
– Но вы сами сказали…
– Я помню, что я сказал, но я был зол, и… я переживал из-за тебя. Тебя могли ранить, могли убить. Ты бросилась прямо под пули.
Она отстранилась, пытливо заглядывая ему в глаза.
– Тогда получается, что вы не верите в проклятие? Лусиан вымучил улыбку.
– Я уже говорил тебе, что я не суеверен.
– Тогда как вы объясняете свои сны, Лусиан? Как объясните мои?
Он не сразу ответил. У него действительно не было готового объяснения.
– Тебе тоже снится что-то странное? – наконец спросил он.
– Мне снился Джеймс незадолго перед его смертью. И вы… иногда мне снитесь вы.
Бринн была так трогательно открыта перед ним. Лусиан поднял руку, чтобы погладить ее по щеке, но она резко отстранилась, словно вдруг осознала неуместность его нежности. Опустив глаза, она поднялась с пола и подошла к двери, ведущей на половину Лусиана. Постояв у двери в нерешительности, она открыла ее, отойдя в сторону, приглашая его уйти.
– Я думаю, вам следует уйти, – сказала она. В голосе ее вновь звучала холодная отчужденность.
Лусиан медленно поднялся и подошел к ней. Он не торопился уходить, ему не хотелось прерывать разговор.
– Я уверен, что нашим снам можно найти логическое объяснение, – сказал он, наконец.
Бринн наклонила голову, печально глядя на него:
– Правда? А как насчет Джайлса? Лусиан невольно болезненно поморщился.
– Что насчет него? – внезапно насторожившись, спросил он.
– В моих снах вы сражаетесь с ним, Лусиан. Я видела, что между вами произошло.
«Ты видела, как я его убил?!»
Лусиан усилием воли заставил расслабиться напрягшиеся мышцы.
– Должен признаться, что Джайлс приходит ко, мне в кошмарах. Думаю, ты просто слышала, как я во сне называл его по имени.
Она грустно улыбнулась:
– Возможно. Но также возможно, что я все же ведьма.
Глава 12
Нисколько не вдохновленный вечерним представлением, Лусиан нетерпеливо заерзал в кресле. С тех пор как женился, он ни разу не присутствовал на собраниях клуба «Адский огонь» – сегодня он пришел сюда впервые. На этот раз членов клуба развлекали музыкальным представлением с участием шести «муз», одетых в прозрачные туники, оставлявшие обнаженными грудь певичек с подкрашенными для пущего возбуждающего эффекта сосками. Музыка была на удивление хороша, но вот сами «музы» оставляли желать лучшего. Их прелести в сравнении с прелестями Бринн как-то меркли. Груди не такие твердые и искушающие, как у нее, ноги не такие длинные и стройные, волосам явно недоставало живительного блеска и яркости, глазам тоже, и, самое главное, ни в одной из «муз» не ощущалось того темперамента, коим в избытке обладала Бринн.
Лусиан выругался сквозь зубы. Он пришел сюда, чтобы отвлечься от мыслей о своей красивой жене, а не для того, чтобы ему в очередной раз напомнили о его бедственном положении и неудовлетворенности плоти.
Он встал, прихватив бокал с бренди, и вышел через двойную застекленную дверь на террасу. В вечернем воздухе уже пахло осенней прохладой. Лусиан облокотился о перила. Он никак не мог унять беспокойства, и причиной беспокойства была Бринн.
Их отношения оставались предельно натянутыми – непрерывная борьба с усиливающимся влечением друг к другу. Вожделение рождало сопротивление, фрустрации лишь подгоняли вожделение, и так без конца. Каждый из них вел борьбу на два фронта – с собой и с партнером. И еще эти сны. Он не мог объяснить, почему чувствовал себя так, словно они с Бринн скованы одной цепью. Откуда взялась эта мистическая, неодолимая связь? Если только пресловутое цыганское проклятие все же не было досужей выдумкой суеверных простаков…
Проклятие! Он не мог позволить какой-то сказке, в которую не слишком верил, вести его по жизни!
– Что ты тут делаешь в одиночестве? – раздался у него за спиной голос Дейра. – Тебе «музы» не по нраву?
– Да нет, с ними все нормально, – покривив душой, ответил Лусиан.
– Тогда, наверное, все дело в женщине? Не в твоей ли жене?
– Можно и так сказать, – насмешливо ответил Лусиан. Дейр встал рядом и облокотился о перила.
– Я не узнаю тебя. Не помню, чтобы у тебя когда-нибудь возникали проблемы с женщинами, Лусиан.
Лусиан и сам не помнил, чтобы он терялся со слабым полом. Сколько у него было женщин? Он не мог сосчитать. Самые первые красавицы по всей Европе, блестящие, умные, образованные… Ему они доставались легко, без борьбы. Все, кроме Бринн.
– Но ты забыл, что мои обстоятельства изменились.
– Ты имеешь в виду брак? Лусиан горько усмехнулся:
– Именно. Мой брак по расчету превратился в нечто такое, на что я никак не рассчитывал. Никогда не принуждай женщину к браку, если не хочешь оказаться на моем месте.
– Ты всегда можешь отвлечься в объятиях той, кому ты больше по нраву. Заведи себе любовницу.
– Ты бы на моем месте именно так и поступил? – раздраженно заметил Лусиан. – Какой простой выход – уйти к другой.
– Этот метод обычно срабатывает, – тихо сказал Дейр. Лусиан покачал головой:
– Я не стану заводить любовницу. Не хочется давать повод для сплетен. Мой брак и так стал притчей во языцех.
Дейр задумчиво посмотрел на тонущий в сумраке сад.
– Ну, я в брачных вопросах не специалист. Только раз в жизни я дошел до того, что уже подумывал, не заковать ли себя в кандалы.
Лусиана удивило это признание друга. Он испытующе посмотрел на Дейра:
– Не знал, что ты подумывал о женитьбе. Дейр пожал плечами.
– Это было давно, и я делал все, чтобы забыть о том своем несчастье.
– Что же случилось?
– Я был тогда молод и глуп. Настолько глуп, что решил, что влюбился. Я даже дошел до того, что сделал девушке предложение, и лишь потом понял свою ошибку. – Он даже не пытался сохранять непринужденный тон. – Моя юная невинная невеста оказалась совсем не такой целомудренной, как я о ней думал. – Дейр тряхнул головой и улыбнулся. – Но с тех пор я поумнел. Набрался, знаешь ли, немного опыта в общении с женщинами. И потому, я думаю, имею право дать тебе совет.
– Я весь – внимание.
– Ты мог бы начать с того, чтобы проявлять к своей жене больше участия. Из того, что я слышал, следует, что ты ведешь себя с ней как повелитель с наложницей из гарема. Взял ее в жены, чтобы она родила тебе наследника, а потом исчез, оставив на попечение слуг. Тебе не кажется, что после такого обращения несколько самонадеянно с твоей стороны ждать от нее проявления нежных чувств?
– Возможно. Меня не раз обвиняли в излишней самонадеянности. Я привык.
– Как бы там ни было, ты допустил ошибку, уехав от нее чуть ли не сразу после венчания. Не слишком тактичный поступок, согласись. И не слишком умный. Если мужчина хочет завоевать сердце женщины, он не станет так поступать. – Дейр замолчал. – А может, ты не хочешь завоевывать ее сердце? И готов ли ты в обмен отдать ей свое? Тебе это надо?
Едва ли не самый закоренелый циник в Лондоне говорил о любви, что само по себе было странно. Впрочем, Лусиан тоже имел об этом скользком предмете смутные представления. Он никогда не испытывал того, что другие называли любовью, к тем нежным красавицам, что делили с ним ложе, но он завидовал мужчинам, которые нашли свою любовь. Или которых любовь нашла сама.
Лусиан состроил гримасу. Надо быть сумасшедшим, чтобы влюбиться в Бринн. Да, она сразила его в тот миг, когда он впервые увидел ее, сразила его своей красотой, но… Но с тех пор состояние его значительно ухудшилось. Появились опасные симптомы известной болезни. Когда она была рядом, страсть переполняла его, грозила выплеснуться через край, прорвать плотину, словно неуправляемый, неукротимый поток.
Бринн могла бы веревки из него вить. Он не был уверен даже в том, что ей стоит доверять. Вполне возможно, что они – Бринн и ее братец Грейсон – заодно. Изменники и предатели! И было бы верхом неосмотрительности давать жене еще большую власть. И все же мысль о том, чтобы разрядить напряженность… чтобы завоевать ее по-настоящему… была по-своему привлекательной.
– Честно говоря, я не знаю, – наконец ответил Лусиан. – Любовь никогда не входила в мои планы. Я всего лишь хотел сына.
– Но если ты пренебрегаешь женой, то другие с радостью восполнят недостаток внимания, в котором ты ей отказываешь.
– Другие уже о себе заявили, – откликнулся Лусиан, разом помрачнев. – В этом большая часть проблемы. Это на случай, если ты не заметил. – Лусиан сделал большой глоток бренди. – Дураки сходят по ней с ума из-за проклятия.
– Из-за проклятия?
– Моя жена заявляет, что на ней проклятие. Разве я тебе не говорил? Мужчины вожделеют ее, потому что какая-то чертова цыганка наложила заклятие на прабабку Бринн. Или бабку прабабки? Теперь уже не разберешь. Она даже видит вещие сны.
– Как интересно, – ухмыляясь, сказал Дейр.
– Совсем не так интересно, если ты – тот самый олух, у которого вот-вот отрастут рога.
– Так вот что тебя беспокоит? Лусиан сжал зубы.
– Бринн заявляет, что мне не стоит беспокоиться на этот счет.
– И ты ей веришь?
– Странно, но я думаю, что верю ей. В Корнуолле она шла на многое, чтобы не привлекать к себе интерес со стороны мужчин, особенно с моей стороны. Когда она переехала в Лондон, я думал, она станет флиртовать с мужчинами хотя бы мне назло, чтобы отомстить за то, как я к ней относился, но теперь я больше не думаю, что она нарочно меня провоцировала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Он был в огне, но и в ней бушевал огонь того же накала, если не сильнее. Она вбирала его в себя в ритме, что диктовал ей инстинкт, ускоряя его, увеличивая размах.
Лусиан больше не мог сдерживаться. Но и Бринн не могла более терпеть этот страстный голод. Прервав поцелуй, она откинула голову и закричала. Она была красива – неукротимая и жаркая, и лицо ее раскраснелось от страсти, и губы ее приоткрылись. Мгновение – и Лусиан оказался там же, где и она – у самого края и дальше вниз, в пропасть…
Грудь Лусиана вздымалась и падала. Он жадно глотал воздух, медленно приходя в себя. Бринн, обмякнув, как тряпичная кукла, лежала в его объятиях, прижавшись лицом к его шее. Волны наслаждения все еще продолжали накатывать, заставляя содрогаться тело, мешаясь с волнами эмоций, которые продолжали владеть его душой – нежностью, гневом, страстью.
Его шокировала стремительность, с которой он потерял контроль над собой. Этот взрыв стал кульминацией двух недель телесного неутоленного голода. Катализатором выступила, конечно, ревность. Лусиан понимал, что им двигало желание доказать жене и себе, прежде всего себе, что она принадлежит только ему, что он единовластно владеет ее телом. И все же одно лишь чувство мужского превосходства не могло вызвать этот шквал. Лусиан знал, что было что-то еще. Страх ее потерять.
Лусиан судорожно вздохнул, стараясь взять себя в руки. Мышцы его все еще дрожали от напряжения. Что касается Бринн… Когда она опомнится, то, вне сомнений, станет сожалеть об этом взрыве страсти еще больше, чем сейчас жалел он. Господи, как он хотел, чтобы место сожаления в душе ее заняла радость. Радость от принятия своей судьбы. Радость от сознания того, что ее влечет к нему. Радость оттого, что она отдает ему себя.
Он ласково прикоснулся губами к ее лицу. Лихорадка страсти уступила место невероятней нежности. Он прижимал ее к себе и гладил, скользя ладонями по обнаженным ногам.
– Ты ведьма, – хрипло прошептал он, уткнувшись носом ей в волосы. – Красивая моя, сладкая колдунья.
Он явно сказал что-то не то. Лусиан почувствовал, как Бринн внезапно напряглась, словно он окатил ее, разгоряченную, ведром ледяной воды. Толкнув его в грудь, она слезла с него и, забившись в угол, стала судорожно оправлять юбку.
– Я не ведьма, – пробормотала она дрожащим голосом. Полжизни, если не больше, она пыталась доказать себе и другим, что это позорное клеймо пристало к ней по ошибке.
– Нет, конечно, ты не ведьма, – тихо сказал Лусиан, неожиданно примирительно. – Это просто фигура речи. Я так ласково тебя назвал.
Она послала ему взгляд, полный отчаяния, и сказала с напускным равнодушием:
– Вы только что проинформировали меня, что не желаете мириться с моей распущенностью. Едва ли справедливо требовать от меня безукоризненного послушания, когда вы отдаете мне такие противоречивые приказы.
– Предаваться распутству наедине со мной, – тщательно подбирая слова, сказал он, застегивая бриджи, – совсем не то, что предаваться распутству на людях, Бринн. В конце концов, я твой муж.
– Возможно, и так, но я предпочитаю, чтобы со мной не обращались жестоко и грубо, как, похоже, вам нравится со мной обращаться.
Лусиан прищурился:
– Я с тобой грубо обошелся? Не притворяйся, что тебе это не понравилось, сирена. Слышала бы ты свои восторженные крики.
Бринн почувствовала, как густой румянец заливает щеки. Она не ожидала от себя такого страстного отклика. Лусиан превратил ее в распутницу, в существо, движимое лишь стремлениями плоти, мало чем, отличающееся от тех ее поклонников, кому страсть ударила в голову. Он был наделен особой способностью, вызывать в ней самые сильные, но, увы, не самые добродетельные чувства, будь то гнев или страсть. Как быть, как жить дальше? Разве может она оставаться к нему равнодушной?
– Ну что же, вы едва ли в чем-то лучше тех незадачливых молодых людей, которых так презираете, – бросила она ему в ответ.
Лусиан стал мрачнее тучи. Бринн отвернулась, не в силах вынести его взгляд. Он смотрел на нее с холодным презрением, будто они только что не любили друг друга как безумцы. Горло ее сжал спазм.
И как раз в этот момент ландо покачнулось и остановилось. Бринн сглотнула слезы. Они были дома. Слава Богу, что этого не случилось несколько минут назад.
Не дожидаясь, пока лакей откроет для нее дверь кареты, Бринн взялась за ручку, решив, что выйдет из экипажа без посторонней помощи. Но Лусиан остановил ее, накрыв ее руку своей рукой.
– Если будешь продолжать в том же духе, я отправлю тебя прозябать в деревню, в наше фамильное поместье.
Слезы жгли ей горло, но она сжала зубы. Она не станет плакать у него на глазах.
– Так отправьте меня туда, – ответила она. – Я буду вам только благодарна за то, что вы избавите меня от своего общества.
Она выскочила из кареты и побежала прочь, едва сдерживая слезы.
Лусиан выругался сквозь зубы, глядя вслед убегающей жене. Он видел боль в ее глазах и винил в этой боли себя.
Ругая себя за малодушие, он все же пошел за ней. Может, и вправду стоит отослать ее куда подальше, вместо того чтобы продолжать жить в состоянии непрекращающейся войны?
Он негромко постучал в дверь ее спальни, но она ему не ответила. Когда он открыл дверь, сердце его тревожно подпрыгнуло. Бринн стояла на коленях у камина, зарывшись лицом в кресло, и рыдала так, что душа надрывалась.
Лусиан довольно долго ждал в дверях, спрашивая себя, не он ли явился причиной этих горьких рыданий. В конце концов, он закрыл за собой дверь и подошел к жене.
Когда он наклонился и дотронулся до ее плеча, она вздрогнула и подняла к нему мокрое от слез лицо.
Она гневно смахнула слезы, словно ей было стыдно за себя, за то, что он застал ее в слезах.
– Чего вы хотите? – хрипло спросила она.
– Я тебя обидел? Она отвернулась.
– Нет. – Она судорожно вздохнула. – Да. Это ужасное слово…
– Что за слово?
– Ведьма. Деревенские дети раньше дразнили меня этим словом. Даже мои друзья… Я слышала, как они перешептывались у меня за спиной после того, как умер Джеймс.
Лусиан вынул из кармана платок и присел с ней рядом на ковер.
– Джеймс? – пробормотал он, нежно стирая слезы с ее лица.
– Мой поклонник. Я его убила. – Она закрыла лицо руками, прежде чем слезы с новой силой потекли из глаз.
Лусиан замер в нерешительности, припоминая то, о чем рассказывала ему Бринн.
– Кажется, ты говорила, что он утонул в море.
– Так и было.
– Но в Корнуолле такое нередко случается с моряками, не так ли?
– Случается. Но он умер потому, что я… что он мне тоже нравился.
Она громко всхлипнула, и Лусиан почувствовал, как сердце его тает. Бринн терзалась из-за того, над чем, решительно была не властна, но при этом она винила себя в смерти того мужчины. Должно быть, она не один год жила с этой тяжестью на сердце.
Почти против воли Лусиан потянулся к жене. Заключив ее в объятия, он развернул ее к себе так, что она уткнулась лицом в его плечо. Он предлагал ей мир, утешение.
– Как мне кажется, смерть его была чистой случайностью, – тихо сказал Лусиан, уткнувшись носом в ее ароматные волосы. – Ты не можешь брать на себя ответственность за то, что творит стихия.
– Как бы мне хотелось в это верить, – Она довольно долго молчала, и, когда она заговорила, голос ее дрожал: – Возможно, я все же ведьма. Те двое сегодня… Они могли умереть… Из-за меня.
Он чувствовал, что она дрожит всем телом, и инстинктивно обнял ее крепче.
– Ты зря винишь себя, Бринн. Эти горячие головы дрались из-за тебя, потому что ты красивая женщина. Если бы не ты, они нашли бы иной повод для дуэли.
– Но вы сами сказали…
– Я помню, что я сказал, но я был зол, и… я переживал из-за тебя. Тебя могли ранить, могли убить. Ты бросилась прямо под пули.
Она отстранилась, пытливо заглядывая ему в глаза.
– Тогда получается, что вы не верите в проклятие? Лусиан вымучил улыбку.
– Я уже говорил тебе, что я не суеверен.
– Тогда как вы объясняете свои сны, Лусиан? Как объясните мои?
Он не сразу ответил. У него действительно не было готового объяснения.
– Тебе тоже снится что-то странное? – наконец спросил он.
– Мне снился Джеймс незадолго перед его смертью. И вы… иногда мне снитесь вы.
Бринн была так трогательно открыта перед ним. Лусиан поднял руку, чтобы погладить ее по щеке, но она резко отстранилась, словно вдруг осознала неуместность его нежности. Опустив глаза, она поднялась с пола и подошла к двери, ведущей на половину Лусиана. Постояв у двери в нерешительности, она открыла ее, отойдя в сторону, приглашая его уйти.
– Я думаю, вам следует уйти, – сказала она. В голосе ее вновь звучала холодная отчужденность.
Лусиан медленно поднялся и подошел к ней. Он не торопился уходить, ему не хотелось прерывать разговор.
– Я уверен, что нашим снам можно найти логическое объяснение, – сказал он, наконец.
Бринн наклонила голову, печально глядя на него:
– Правда? А как насчет Джайлса? Лусиан невольно болезненно поморщился.
– Что насчет него? – внезапно насторожившись, спросил он.
– В моих снах вы сражаетесь с ним, Лусиан. Я видела, что между вами произошло.
«Ты видела, как я его убил?!»
Лусиан усилием воли заставил расслабиться напрягшиеся мышцы.
– Должен признаться, что Джайлс приходит ко, мне в кошмарах. Думаю, ты просто слышала, как я во сне называл его по имени.
Она грустно улыбнулась:
– Возможно. Но также возможно, что я все же ведьма.
Глава 12
Нисколько не вдохновленный вечерним представлением, Лусиан нетерпеливо заерзал в кресле. С тех пор как женился, он ни разу не присутствовал на собраниях клуба «Адский огонь» – сегодня он пришел сюда впервые. На этот раз членов клуба развлекали музыкальным представлением с участием шести «муз», одетых в прозрачные туники, оставлявшие обнаженными грудь певичек с подкрашенными для пущего возбуждающего эффекта сосками. Музыка была на удивление хороша, но вот сами «музы» оставляли желать лучшего. Их прелести в сравнении с прелестями Бринн как-то меркли. Груди не такие твердые и искушающие, как у нее, ноги не такие длинные и стройные, волосам явно недоставало живительного блеска и яркости, глазам тоже, и, самое главное, ни в одной из «муз» не ощущалось того темперамента, коим в избытке обладала Бринн.
Лусиан выругался сквозь зубы. Он пришел сюда, чтобы отвлечься от мыслей о своей красивой жене, а не для того, чтобы ему в очередной раз напомнили о его бедственном положении и неудовлетворенности плоти.
Он встал, прихватив бокал с бренди, и вышел через двойную застекленную дверь на террасу. В вечернем воздухе уже пахло осенней прохладой. Лусиан облокотился о перила. Он никак не мог унять беспокойства, и причиной беспокойства была Бринн.
Их отношения оставались предельно натянутыми – непрерывная борьба с усиливающимся влечением друг к другу. Вожделение рождало сопротивление, фрустрации лишь подгоняли вожделение, и так без конца. Каждый из них вел борьбу на два фронта – с собой и с партнером. И еще эти сны. Он не мог объяснить, почему чувствовал себя так, словно они с Бринн скованы одной цепью. Откуда взялась эта мистическая, неодолимая связь? Если только пресловутое цыганское проклятие все же не было досужей выдумкой суеверных простаков…
Проклятие! Он не мог позволить какой-то сказке, в которую не слишком верил, вести его по жизни!
– Что ты тут делаешь в одиночестве? – раздался у него за спиной голос Дейра. – Тебе «музы» не по нраву?
– Да нет, с ними все нормально, – покривив душой, ответил Лусиан.
– Тогда, наверное, все дело в женщине? Не в твоей ли жене?
– Можно и так сказать, – насмешливо ответил Лусиан. Дейр встал рядом и облокотился о перила.
– Я не узнаю тебя. Не помню, чтобы у тебя когда-нибудь возникали проблемы с женщинами, Лусиан.
Лусиан и сам не помнил, чтобы он терялся со слабым полом. Сколько у него было женщин? Он не мог сосчитать. Самые первые красавицы по всей Европе, блестящие, умные, образованные… Ему они доставались легко, без борьбы. Все, кроме Бринн.
– Но ты забыл, что мои обстоятельства изменились.
– Ты имеешь в виду брак? Лусиан горько усмехнулся:
– Именно. Мой брак по расчету превратился в нечто такое, на что я никак не рассчитывал. Никогда не принуждай женщину к браку, если не хочешь оказаться на моем месте.
– Ты всегда можешь отвлечься в объятиях той, кому ты больше по нраву. Заведи себе любовницу.
– Ты бы на моем месте именно так и поступил? – раздраженно заметил Лусиан. – Какой простой выход – уйти к другой.
– Этот метод обычно срабатывает, – тихо сказал Дейр. Лусиан покачал головой:
– Я не стану заводить любовницу. Не хочется давать повод для сплетен. Мой брак и так стал притчей во языцех.
Дейр задумчиво посмотрел на тонущий в сумраке сад.
– Ну, я в брачных вопросах не специалист. Только раз в жизни я дошел до того, что уже подумывал, не заковать ли себя в кандалы.
Лусиана удивило это признание друга. Он испытующе посмотрел на Дейра:
– Не знал, что ты подумывал о женитьбе. Дейр пожал плечами.
– Это было давно, и я делал все, чтобы забыть о том своем несчастье.
– Что же случилось?
– Я был тогда молод и глуп. Настолько глуп, что решил, что влюбился. Я даже дошел до того, что сделал девушке предложение, и лишь потом понял свою ошибку. – Он даже не пытался сохранять непринужденный тон. – Моя юная невинная невеста оказалась совсем не такой целомудренной, как я о ней думал. – Дейр тряхнул головой и улыбнулся. – Но с тех пор я поумнел. Набрался, знаешь ли, немного опыта в общении с женщинами. И потому, я думаю, имею право дать тебе совет.
– Я весь – внимание.
– Ты мог бы начать с того, чтобы проявлять к своей жене больше участия. Из того, что я слышал, следует, что ты ведешь себя с ней как повелитель с наложницей из гарема. Взял ее в жены, чтобы она родила тебе наследника, а потом исчез, оставив на попечение слуг. Тебе не кажется, что после такого обращения несколько самонадеянно с твоей стороны ждать от нее проявления нежных чувств?
– Возможно. Меня не раз обвиняли в излишней самонадеянности. Я привык.
– Как бы там ни было, ты допустил ошибку, уехав от нее чуть ли не сразу после венчания. Не слишком тактичный поступок, согласись. И не слишком умный. Если мужчина хочет завоевать сердце женщины, он не станет так поступать. – Дейр замолчал. – А может, ты не хочешь завоевывать ее сердце? И готов ли ты в обмен отдать ей свое? Тебе это надо?
Едва ли не самый закоренелый циник в Лондоне говорил о любви, что само по себе было странно. Впрочем, Лусиан тоже имел об этом скользком предмете смутные представления. Он никогда не испытывал того, что другие называли любовью, к тем нежным красавицам, что делили с ним ложе, но он завидовал мужчинам, которые нашли свою любовь. Или которых любовь нашла сама.
Лусиан состроил гримасу. Надо быть сумасшедшим, чтобы влюбиться в Бринн. Да, она сразила его в тот миг, когда он впервые увидел ее, сразила его своей красотой, но… Но с тех пор состояние его значительно ухудшилось. Появились опасные симптомы известной болезни. Когда она была рядом, страсть переполняла его, грозила выплеснуться через край, прорвать плотину, словно неуправляемый, неукротимый поток.
Бринн могла бы веревки из него вить. Он не был уверен даже в том, что ей стоит доверять. Вполне возможно, что они – Бринн и ее братец Грейсон – заодно. Изменники и предатели! И было бы верхом неосмотрительности давать жене еще большую власть. И все же мысль о том, чтобы разрядить напряженность… чтобы завоевать ее по-настоящему… была по-своему привлекательной.
– Честно говоря, я не знаю, – наконец ответил Лусиан. – Любовь никогда не входила в мои планы. Я всего лишь хотел сына.
– Но если ты пренебрегаешь женой, то другие с радостью восполнят недостаток внимания, в котором ты ей отказываешь.
– Другие уже о себе заявили, – откликнулся Лусиан, разом помрачнев. – В этом большая часть проблемы. Это на случай, если ты не заметил. – Лусиан сделал большой глоток бренди. – Дураки сходят по ней с ума из-за проклятия.
– Из-за проклятия?
– Моя жена заявляет, что на ней проклятие. Разве я тебе не говорил? Мужчины вожделеют ее, потому что какая-то чертова цыганка наложила заклятие на прабабку Бринн. Или бабку прабабки? Теперь уже не разберешь. Она даже видит вещие сны.
– Как интересно, – ухмыляясь, сказал Дейр.
– Совсем не так интересно, если ты – тот самый олух, у которого вот-вот отрастут рога.
– Так вот что тебя беспокоит? Лусиан сжал зубы.
– Бринн заявляет, что мне не стоит беспокоиться на этот счет.
– И ты ей веришь?
– Странно, но я думаю, что верю ей. В Корнуолле она шла на многое, чтобы не привлекать к себе интерес со стороны мужчин, особенно с моей стороны. Когда она переехала в Лондон, я думал, она станет флиртовать с мужчинами хотя бы мне назло, чтобы отомстить за то, как я к ней относился, но теперь я больше не думаю, что она нарочно меня провоцировала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31