Я взял ее девственницей – это точно.
Дейр молчал.
– Добродетельность женщины – дороже рубинов, – процитировал он.
– Может, оно и так, но, знаешь, мне становится не по себе, когда каждый облизывается, глядя на мою жену, иготов биться за нее, как за ценный приз.
– Ну, тогда, возможно, тебе стоит включить себя в список претендентов. Присоединиться к джентльменам, готовым сражаться за ее благосклонность.
– Что ты предлагаешь? Чтобы я вызывал каждого из этих безумцев на дуэль?
– Вовсе нет. Почему бы тебе просто не попробовать ее соблазнить? Воспользоваться своим легендарным обаянием. Самый лучший способ добиться женщины, это окружить ее обожанием. Ты, случайно, не забыл, как следует ухаживать за женщиной? Я готов поспорить, что этот подход в отношении Бринн ты не пробовал.
– Вообще-то нет. Может, до свадьбы… Но после – точно нет.
– А попробовать стоит.
Лусиан был согласен с другом. Он с самого начала допускал в отношении Бринн одну ошибку за другой. Он был к ней очень несправедлив. Он требовал от нее беспрекословного подчинения. Он обращался с ней подчеркнуто-холодно. Он слишком много думал о себе, о том, что она делает с ним, забыв о том, что она живой человек, нуждающийся в тепле и сочувствии. Он вел себя с ней как собственник.
– Ты прав, – тихо сказал Лусиан. – Я наломал дров. На этот раз Дейр удивленно приподнял бровь.
– Но, ты, конечно, не собираешься так легко признавать свое поражение. Ты – легендарный любовник? Ни одна женщина не могла перед тобой устоять, – пристально глядя на друга, заметил Дейр. – Рано или поздно все сдавались.
– Я вижу, ты не слишком хорошо знаешь мою жену, – с тоской в голосе ответил Лусиан.
– Возможно. Но я неплохо знаю женщин. Я предлагаю тебе больше времени проводить дома, уделяя жене как можно больше внимания. Может, стоит поехать с ней за город. Ты слишком много времени и сил уделяешь работе, а на жену ничего не остается.
Лусиан покачал головой:
– Сейчас я не могу выехать из Лондона.
– Почему? Что важнее: спасти Англию или положить конец своим мучениям? Отчего-то мне кажется, что пока ты не разберешься в своих делах, стране от тебя будет мало проку.
В словах Дейра был резон. До сих пор Лусиан считал, что его страна для него важнее всего прочего, важнее, чем личное счастье. Но конфликт с Бринн настолько занимал его мысли, что эффективно работать он уже не мог.
Может, ему действительно стоит попробовать то, что предлагал Дейр?
На следующее утро Бринн была немало удивлена, когда муж спустился к завтраку вместе с ней. Обычно он уходил из дома еще до того, как она вставала с постели.
Она во все глаза смотрела на него, забыв о чашке с горячим шоколадом, что держала в руке, когда он, приветливо поздоровавшись с ней, принялся накладывать себе на тарелку еду. Он отпустил лакея после того, как тот налил ему кофе, и, улыбнувшись Бринн, откинулся на спинку стула и развернул утреннюю газету.
Бринн не знала, что и думать.
На какое-то время воцарилась тишина. Через некоторое время Лусиан отложил газету в сторону и принялся за еду. Бринн едва не подпрыгнула, когда он обратился к ней:
– Ты не одета для конной прогулки. Решила сегодня не выезжать?
– Нет, – осторожно сказала Бринн.
– Почему нет?
Она с опаской взглянула на него:
– Я больше не буду никуда выезжать.
– Почему?
– Потому что так будет безопаснее. Он приподнял бровь.
– Не слишком ли радикальные меры ты принимаешь? Бринн попыталась изобразить улыбку, но вышло не слишком убедительно.
– Это вы настояли на том, чтобы я держалась подальше от «воздыхателей». И исполнить ваше приказание я могу, лишь намеренно избегая любых с ними встреч: как случайных, так и не случайных.
– Боюсь, что ты найдешь такого рода ограничения слишком суровыми, – сказал Лусиан, помолчав.
– Конечно. Любой бы чувствовал себя одиноко, сидя взаперти, но я привыкла к одиночеству.
Бринн чувствовала, что муж испытующе на нее смотрит.
– Тебе ни к чему обрекать себя на полное одиночество. Ты любишь Шекспира?
Бринн опасливо посмотрела на него:
– Да. А почему вы спрашиваете?
– Я подумал, что мы могли бы сегодня вечером сходить в театр.
– Мы?
Он улыбнулся:
– Я бы хотел тебя сопровождать. Если ты позволишь.
– Зачем?
– Я надеялся, ты примешь это предложение в качестве оливковой ветви мира.
Бринн задумалась.
– Представить не могу, – после минутного размышления сказала она, – зачем вам протягивать мне оливковую ветвь.
– Потому что мне не нравится, что мы постоянно на ножах, Бринн. Мне бы хотелось покончить с противостоянием. Мы не можем всю жизнь прожить, воюя друг с другом.
Ей тоже не нравилось их противоборство, как и то, к чему оно приводило. То и дело перед глазами живо вставали сцены их бурного, как извержение вулкана, соития в карете. Но для Лусиана было бы куда безопаснее, если бы они продолжали жить в разладе.
– Я никогда не хотел, чтобы наш брак стал полем битвы, – продолжил он, поскольку Бринн молчала. Голос его понизился до вкрадчивого шепота. – Ты даже не представляешь, как я об этом жалею.
Бринн затаила дыхание, не в силах отвести глаз от его глаз. Если бы только они не были такими влекущими, такими синими…
Он понизил голос еще на полтона:
– Я знаю, что не был тебе идеальным мужем, Бринн. Мне бы хотелось попытаться загладить свою вину перед тобой.
Она не могла ответить. Горло вдруг сжал спазм.
– Какими бы ни были наши разногласия, – с тихим вздохом заключил он, – я бы предпочел, чтобы в обществе мы производили впечатление более дружелюбно настроенной друг к другу пары. Так мы скорее заткнем рот сплетникам. Пусть думают, что нам хорошо друг с другом.
– Да. Полагаю, это мудрое решение.
Лусиан встал и, обогнув стол, подошел к жене. Взяв ее руку, он поднес ее к губам.
– Тогда до вечера.
Едва появившись в театре, лорд и леди Уиклифф ощутили на себе пристальное внимание. К счастью, им было куда укрыться – у Лусиана в театре «Друри-лейн» была своя ложа, в которую они сразу и направились.
Голова Бринн кружилась не только в предвкушении спектакля. Лусиан вел себя очень необычно. Он ужинал дома, вместе с ней, разыгрывая из себя заботливого мужа. Конечно, Бринн понимала, что он играет, но играл он, надо отдать ему должное, мастерски. Весьма убедительно. Можно было подумать, что ой и в самом деле получает удовольствие от ее общества, а не пытается всеми способами перебороть свое влечение к ней. Пожалуй, он действительно решил начать семейную жизнь с чистого листа.
В своей новой ипостаси он был куда обаятельнее и несказанно опаснее. Со своей стороны Бринн старалась вести себя с ним как можно прохладнее и не подчеркивать своей красоты. Волосы она тщательно зачесала назад. Вечернее платье цвета слоновой кости с верхней юбкой из серебристой ткани было самого скромного покроя. И все же, судя по тому, как потемнели глаза Лусиана, когда он увидел ее перед выездом в театр, она нравилась ему и в этом неброском наряде.
В театре он продолжал демонстрировать свое к ней полное расположение. Усевшись рядом с ней в ложе, он взял ее руку и поднес к губам. Бринн решила, что он работает на публику, но, тем не менее, ей было приятно его внимание. Тепло разливалось по телу от его взгляда…
На протяжении всего первого акта Бринн была как натянутая струна, настроенная на его, Лусиана, волну. Очень действовал на нервы восхищенный шепот, доносящийся из соседних лож и снизу, с партера. Мало кто из зрителей смотрел на сцену. В бинокли рассматривали не актеров, а ее, женщину, которая, по слухам, сумела «заарканить» лорда Уиклиффа, много лет успешно избегавшего брачных уз. Но, несмотря ни на что, Бринн получала громадное удовольствие от спектакля.
– У тебя глаза светятся от восторга, – шепнул ей на ухо Лусиан, когда начался антракт. – Надо полагать, тебе понравилось представление.
– Еще как, – восторженно вздохнув, сказала Бринн. – Хотя, наверное, мне, провинциалке, трудно судить о том, насколько хороша игра актеров. Что я могла видеть там, у себя, в Корнуолле?
Лусиан ответил ей обезоруживающей улыбкой: – Возможно, здесь, в столице, и считается хорошим тоном изображать скуку, но мне по душе твое чистосердечие. Такая милая непосредственность.
– Спасибо, что привели меня сюда, Лусиан, – со всей искренностью поблагодарила его Бринн.
Он галантно поклонился.
– Все к вашему удовольствию, мадам.
– А вам не нравится пьеса?
– Неплохо. Но я видел ее уже раз пять или шесть. При том ограниченном выборе, что предлагает Лондон, все быстро приедается.
– Не могу представить, как можно пресытиться Шекспиром. Если таковы последствия вашего беспутного образа жизни, то я с радостью уступлю его вам.
В ложу к ним заглянул гость, министр иностранных дел Британии лорд Каслрей. Несмотря на то, что с Бринн этот государственный муж держался, подчеркнуто сдержанно, с Лусианом он чувствовал себя вполне непринужденно. Бринн, не принимая участия в их разговоре, с удовольствием слушала, восхищаясь острым умом и проницательностью министра.
Но и лорд Каслрей получил возможность по достоинству оценить ум и эрудицию леди Уиклифф, когда та, осмелев, спросила у министра о том, как продвигаются дела у герцога Веллингтона в Испании. Каслрей, горячий сторонник тактики Веллингтона, мог говорить о нем бесконечно, особенно об убедительной победе Веллингтона в битве при Витории.
– Вам очень повезло с женой, Уиклифф, – сказал Каслрей перед тем, как выйти из ложи. – Странно, что вы нашли ее в глуши, в Корнуолле. Готов поспорить, что вы рады тому, что решились совместить полезное с приятным.
– Очень рад, – согласился Уиклифф, послав Бринн взгляд столь пылкий, что она порозовела от смущения.
– И вам, леди Уиклифф, повезло заполучить в мужья одного из самых проницательных умов в Британии. Надеюсь, вы не станете, возражать, если он поработает на меня еще немного, хотя бы до конца войны? Без него мы обойтись не можем. Если бы не такие герои, как Уиклифф, Наполеон уже правил бы миром.
– Едва ли меня можно назвать героем, – сдержанно заметил Лусиан.
– Вы слишком скромны, сэр.
Бринн была уверена, что такой человек, как Каслрей, не разбрасывается лестными отзывами. Хотелось бы знать, чем на самом деле Лусиан занимается и каковы его действительные заслуги перед страной.
Только когда они с ним возвращались домой, у Бринн появилась возможность отчасти удовлетворить свое любопытство. Она едва могла разглядеть Уиклиффа, сидящего рядом. Лампы в салоне экипажа не зажигали, и лицо его оставалось в тени.
Бринн молча изучала его профиль с минуту, прежде чем решилась задать вопрос, который не давал ей покоя с тех самых пор, как она услышала хвалебные отзывы о нем лорда Каслрея.
– Чем вы на самом деле занимаетесь в министерстве?
– Всем, что требуется, – уклончиво ответил Лусиан.
– И жизнью приходится рисковать?
– Редко.
– Но вы все же рисковали.
– Я просто исполнял свой долг. Бринн покачала головой:
– Немногие аристократы считают своим долгом работать на правительство. Как, впрочем, и работать вообще. Мне интересно, как с вами такое случилось? Что побудило вас к этому?
Лусиан повернулся к ней.
– Ты хочешь вежливую отговорку или горькую правду?
– Правду, конечно.
– Откровенно говоря, я устал от беспутной жизни. – Он помолчал немного, дав ей, время обдумать услышанное, после чего добавил: – В моем решении не было ничего героического. Я рос, не зная никаких ограничений, с сознанием своей избранности и получил наследство, будучи молодым. Мои родители, путешествуя за границей, заболели лихорадкой и умерли, едва мне исполнился двадцать один год. Мне досталось огромное состояние, с которым я, честно говоря, не знал, что делать. Моими наивысшими достижениями были победы в картах или на скачках. Долгое время я чувствовал… – Лусиан помолчал, словно подыскивая верное слово. – Чувствовал, что во мне чего-то не хватает. Я почти ничего не знал о том, что происходит в Европе. Впрочем, мне это было неинтересно. И вот шесть лет назад мой лучший друг был убит в морской баталии; сражаясь с французами. И его смерть заставила меня понять, что в жизни есть проблемы важнее, чем у какого портного заказывать фрак или куда сходить вечером развлечься…
Бринн поразило то, что муж делился с ней самым сокровенным. Возможно, она должна была благодарить за эту исповедь темноту или то перемирие, что они заключили, но, как бы там ни было, Лусиан только что поведал ей о чем-то глубоко личном.
Она в тишине осмысливала сказанное им.
Скоро экипаж подкатил к особняку Уиклиффов, и Бринн ощутила беспокойство совсем иного рода. До сих пор все шло совсем неплохо – вечер выдался на удивление приятным, но что готовит ей ночь? И если конкретно, намеревался ли Лусиан наведаться к ней в спальню и заявить на нее свои права супруга?
Сердце ее учащенно билось, когда она об руку с мужем вошла в дом. Но в точности как тогда, в их первую брачную ночь, Лусиана ждал посетитель.
Узнав от дворецкого о том, что мистер Бартон ждет его в кабинете, Лусиан послал жене взгляд, в котором она прочла, что в это время суток с хорошими новостями визитеры не приходят.
– Прости, дорогая, но я должен с ним поговорить. Бринн улыбнулась ему в ответ.
– Конечно, – тихо ответила она.
Уиклифф направился в свой кабинет. Филипп Бартон при его появлении немедленно поднялся со стула.
– Сожалею о том, что помешал вам, милорд, но я знал, что вы захотите узнать о том, что все украденное золото уже переправлено во Францию. Больше в этом сомнений нет. Оно в Болони.
Лусиан еле слышно выругался.
– Откуда его отправили во Францию?
– Об этом ничего не известно, ибо след неожиданно оборвался. Словно золото растворилось в воздухе.
– Как может целый воз золотых слитков просто взять и исчезнуть? – Лусиан понимал, что вопрос риторический.
– Возможно, партию разделили на несколько частей. Как бы там ни было, мои люди потеряли след. Мне очень жаль, милорд.
Лусиан сжал зубы, стараясь справиться с яростью.
– Ты не виноват, Филипп.
– Скорее всего, это работа лорда Калибана.
– Его видели?
– Нет, не в этот раз. Я подумал, что вы, возможно, захотите поехать во Францию, чтобы провести расследование на месте.
Лусиан молчал, взвешивая все за и против. У него руки чесались самому схватить Калибана, но ему отчаянно не хотелось уезжать из Англии. Он не мог оставить Бринн в Лондоне одну после того, как лед между ними только-только начал таять. Как бы там ни было, сейчас золото, скорее всего уже в казне Наполеона. И Филиппа отправлять во Францию не было смысла. Изворотливого Калибана уже, верно, и след простыл.
И в то же время там, во Франции, возможно, им, наконец, повезет напасть на след неуловимого Калибана, узнать о нем что-то конкретное.
– Нет, – ответил Лусиан, – сейчас я во Францию не поеду. Но я бы хотел, чтобы ты поехал вместо меня, Филипп.
– Я, милорд?
– Это шанс, один из немногих шансов найти Калибана. Мы не можем упустить возможность узнать о нем что-то существенное. Сейчас даже крохи информации на вес золота. А я не могу уехать из Лондона.
– А-а, понимаю. Вы думаете, что вполне возможно, Калибан и не уезжал во Францию. Возможно, он просто оставил золото заботам своих подручных. – Бартон нахмурился. – Руки опускаются, как подумаешь, что он может быть совсем рядом. И у нас под носом творит свои черные дела. А мы ничего не можем с ним сделать.
– Ты прав, – сказал Лусиан и с мрачным видом кивнул. – Поэтому я подумываю о том, не сменить ли нам направление поисков. Может, пора начать его искать прямо здесь.
– Здесь, милорд?
– Ну да. В Лондоне. Среди лондонского высшего общества. Под именем Калибана может скрываться любой джентльмен из общества. Мы знаем, что он богат и, скорее всего, наделен титулом. Но когда начнется сезон, он не захочет остаться в стороне от прочих и не станет лишать себя удовольствия светских сборищ. Я думаю, не попросить ли мне Вулвертона помочь снять с него маску.
Бартон нахмурился:
– Насколько я понимаю, лорд Вулвертон один из ваших самых близких друзей. Но мне кажется, ему нет дела ни до чего, кроме… – Бартон замолчал, сам, растерявшись от такой своей наглости.
– Кроме собственных удовольствий? – закончил за него Лусиан.
– Да, милорд. Простите мне мою прямоту, но можно ли доверить Вулвертону дело такой важности, как выслеживание предателя?
– Дейру можно доверять, поверь мне. Он не производит впечатления серьезного человека, но он свой в любой компании. Он всюду бывает, со всеми видится. Он может помочь нам, по крайней мере, сузить круг подозреваемых.
– Тогда, наверное, действительно имеет смысл его привлечь, – не слишком уверенно согласился Бартон.
Лусиан сдержал улыбку. Бартон не раз подвергал сомнению его неортодоксальные методы – сегодня не исключение, – но по большей части эти методы оказывались верными.
Лусиан проводил посетителя до входной двери, после чего медленно пошел наверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Дейр молчал.
– Добродетельность женщины – дороже рубинов, – процитировал он.
– Может, оно и так, но, знаешь, мне становится не по себе, когда каждый облизывается, глядя на мою жену, иготов биться за нее, как за ценный приз.
– Ну, тогда, возможно, тебе стоит включить себя в список претендентов. Присоединиться к джентльменам, готовым сражаться за ее благосклонность.
– Что ты предлагаешь? Чтобы я вызывал каждого из этих безумцев на дуэль?
– Вовсе нет. Почему бы тебе просто не попробовать ее соблазнить? Воспользоваться своим легендарным обаянием. Самый лучший способ добиться женщины, это окружить ее обожанием. Ты, случайно, не забыл, как следует ухаживать за женщиной? Я готов поспорить, что этот подход в отношении Бринн ты не пробовал.
– Вообще-то нет. Может, до свадьбы… Но после – точно нет.
– А попробовать стоит.
Лусиан был согласен с другом. Он с самого начала допускал в отношении Бринн одну ошибку за другой. Он был к ней очень несправедлив. Он требовал от нее беспрекословного подчинения. Он обращался с ней подчеркнуто-холодно. Он слишком много думал о себе, о том, что она делает с ним, забыв о том, что она живой человек, нуждающийся в тепле и сочувствии. Он вел себя с ней как собственник.
– Ты прав, – тихо сказал Лусиан. – Я наломал дров. На этот раз Дейр удивленно приподнял бровь.
– Но, ты, конечно, не собираешься так легко признавать свое поражение. Ты – легендарный любовник? Ни одна женщина не могла перед тобой устоять, – пристально глядя на друга, заметил Дейр. – Рано или поздно все сдавались.
– Я вижу, ты не слишком хорошо знаешь мою жену, – с тоской в голосе ответил Лусиан.
– Возможно. Но я неплохо знаю женщин. Я предлагаю тебе больше времени проводить дома, уделяя жене как можно больше внимания. Может, стоит поехать с ней за город. Ты слишком много времени и сил уделяешь работе, а на жену ничего не остается.
Лусиан покачал головой:
– Сейчас я не могу выехать из Лондона.
– Почему? Что важнее: спасти Англию или положить конец своим мучениям? Отчего-то мне кажется, что пока ты не разберешься в своих делах, стране от тебя будет мало проку.
В словах Дейра был резон. До сих пор Лусиан считал, что его страна для него важнее всего прочего, важнее, чем личное счастье. Но конфликт с Бринн настолько занимал его мысли, что эффективно работать он уже не мог.
Может, ему действительно стоит попробовать то, что предлагал Дейр?
На следующее утро Бринн была немало удивлена, когда муж спустился к завтраку вместе с ней. Обычно он уходил из дома еще до того, как она вставала с постели.
Она во все глаза смотрела на него, забыв о чашке с горячим шоколадом, что держала в руке, когда он, приветливо поздоровавшись с ней, принялся накладывать себе на тарелку еду. Он отпустил лакея после того, как тот налил ему кофе, и, улыбнувшись Бринн, откинулся на спинку стула и развернул утреннюю газету.
Бринн не знала, что и думать.
На какое-то время воцарилась тишина. Через некоторое время Лусиан отложил газету в сторону и принялся за еду. Бринн едва не подпрыгнула, когда он обратился к ней:
– Ты не одета для конной прогулки. Решила сегодня не выезжать?
– Нет, – осторожно сказала Бринн.
– Почему нет?
Она с опаской взглянула на него:
– Я больше не буду никуда выезжать.
– Почему?
– Потому что так будет безопаснее. Он приподнял бровь.
– Не слишком ли радикальные меры ты принимаешь? Бринн попыталась изобразить улыбку, но вышло не слишком убедительно.
– Это вы настояли на том, чтобы я держалась подальше от «воздыхателей». И исполнить ваше приказание я могу, лишь намеренно избегая любых с ними встреч: как случайных, так и не случайных.
– Боюсь, что ты найдешь такого рода ограничения слишком суровыми, – сказал Лусиан, помолчав.
– Конечно. Любой бы чувствовал себя одиноко, сидя взаперти, но я привыкла к одиночеству.
Бринн чувствовала, что муж испытующе на нее смотрит.
– Тебе ни к чему обрекать себя на полное одиночество. Ты любишь Шекспира?
Бринн опасливо посмотрела на него:
– Да. А почему вы спрашиваете?
– Я подумал, что мы могли бы сегодня вечером сходить в театр.
– Мы?
Он улыбнулся:
– Я бы хотел тебя сопровождать. Если ты позволишь.
– Зачем?
– Я надеялся, ты примешь это предложение в качестве оливковой ветви мира.
Бринн задумалась.
– Представить не могу, – после минутного размышления сказала она, – зачем вам протягивать мне оливковую ветвь.
– Потому что мне не нравится, что мы постоянно на ножах, Бринн. Мне бы хотелось покончить с противостоянием. Мы не можем всю жизнь прожить, воюя друг с другом.
Ей тоже не нравилось их противоборство, как и то, к чему оно приводило. То и дело перед глазами живо вставали сцены их бурного, как извержение вулкана, соития в карете. Но для Лусиана было бы куда безопаснее, если бы они продолжали жить в разладе.
– Я никогда не хотел, чтобы наш брак стал полем битвы, – продолжил он, поскольку Бринн молчала. Голос его понизился до вкрадчивого шепота. – Ты даже не представляешь, как я об этом жалею.
Бринн затаила дыхание, не в силах отвести глаз от его глаз. Если бы только они не были такими влекущими, такими синими…
Он понизил голос еще на полтона:
– Я знаю, что не был тебе идеальным мужем, Бринн. Мне бы хотелось попытаться загладить свою вину перед тобой.
Она не могла ответить. Горло вдруг сжал спазм.
– Какими бы ни были наши разногласия, – с тихим вздохом заключил он, – я бы предпочел, чтобы в обществе мы производили впечатление более дружелюбно настроенной друг к другу пары. Так мы скорее заткнем рот сплетникам. Пусть думают, что нам хорошо друг с другом.
– Да. Полагаю, это мудрое решение.
Лусиан встал и, обогнув стол, подошел к жене. Взяв ее руку, он поднес ее к губам.
– Тогда до вечера.
Едва появившись в театре, лорд и леди Уиклифф ощутили на себе пристальное внимание. К счастью, им было куда укрыться – у Лусиана в театре «Друри-лейн» была своя ложа, в которую они сразу и направились.
Голова Бринн кружилась не только в предвкушении спектакля. Лусиан вел себя очень необычно. Он ужинал дома, вместе с ней, разыгрывая из себя заботливого мужа. Конечно, Бринн понимала, что он играет, но играл он, надо отдать ему должное, мастерски. Весьма убедительно. Можно было подумать, что ой и в самом деле получает удовольствие от ее общества, а не пытается всеми способами перебороть свое влечение к ней. Пожалуй, он действительно решил начать семейную жизнь с чистого листа.
В своей новой ипостаси он был куда обаятельнее и несказанно опаснее. Со своей стороны Бринн старалась вести себя с ним как можно прохладнее и не подчеркивать своей красоты. Волосы она тщательно зачесала назад. Вечернее платье цвета слоновой кости с верхней юбкой из серебристой ткани было самого скромного покроя. И все же, судя по тому, как потемнели глаза Лусиана, когда он увидел ее перед выездом в театр, она нравилась ему и в этом неброском наряде.
В театре он продолжал демонстрировать свое к ней полное расположение. Усевшись рядом с ней в ложе, он взял ее руку и поднес к губам. Бринн решила, что он работает на публику, но, тем не менее, ей было приятно его внимание. Тепло разливалось по телу от его взгляда…
На протяжении всего первого акта Бринн была как натянутая струна, настроенная на его, Лусиана, волну. Очень действовал на нервы восхищенный шепот, доносящийся из соседних лож и снизу, с партера. Мало кто из зрителей смотрел на сцену. В бинокли рассматривали не актеров, а ее, женщину, которая, по слухам, сумела «заарканить» лорда Уиклиффа, много лет успешно избегавшего брачных уз. Но, несмотря ни на что, Бринн получала громадное удовольствие от спектакля.
– У тебя глаза светятся от восторга, – шепнул ей на ухо Лусиан, когда начался антракт. – Надо полагать, тебе понравилось представление.
– Еще как, – восторженно вздохнув, сказала Бринн. – Хотя, наверное, мне, провинциалке, трудно судить о том, насколько хороша игра актеров. Что я могла видеть там, у себя, в Корнуолле?
Лусиан ответил ей обезоруживающей улыбкой: – Возможно, здесь, в столице, и считается хорошим тоном изображать скуку, но мне по душе твое чистосердечие. Такая милая непосредственность.
– Спасибо, что привели меня сюда, Лусиан, – со всей искренностью поблагодарила его Бринн.
Он галантно поклонился.
– Все к вашему удовольствию, мадам.
– А вам не нравится пьеса?
– Неплохо. Но я видел ее уже раз пять или шесть. При том ограниченном выборе, что предлагает Лондон, все быстро приедается.
– Не могу представить, как можно пресытиться Шекспиром. Если таковы последствия вашего беспутного образа жизни, то я с радостью уступлю его вам.
В ложу к ним заглянул гость, министр иностранных дел Британии лорд Каслрей. Несмотря на то, что с Бринн этот государственный муж держался, подчеркнуто сдержанно, с Лусианом он чувствовал себя вполне непринужденно. Бринн, не принимая участия в их разговоре, с удовольствием слушала, восхищаясь острым умом и проницательностью министра.
Но и лорд Каслрей получил возможность по достоинству оценить ум и эрудицию леди Уиклифф, когда та, осмелев, спросила у министра о том, как продвигаются дела у герцога Веллингтона в Испании. Каслрей, горячий сторонник тактики Веллингтона, мог говорить о нем бесконечно, особенно об убедительной победе Веллингтона в битве при Витории.
– Вам очень повезло с женой, Уиклифф, – сказал Каслрей перед тем, как выйти из ложи. – Странно, что вы нашли ее в глуши, в Корнуолле. Готов поспорить, что вы рады тому, что решились совместить полезное с приятным.
– Очень рад, – согласился Уиклифф, послав Бринн взгляд столь пылкий, что она порозовела от смущения.
– И вам, леди Уиклифф, повезло заполучить в мужья одного из самых проницательных умов в Британии. Надеюсь, вы не станете, возражать, если он поработает на меня еще немного, хотя бы до конца войны? Без него мы обойтись не можем. Если бы не такие герои, как Уиклифф, Наполеон уже правил бы миром.
– Едва ли меня можно назвать героем, – сдержанно заметил Лусиан.
– Вы слишком скромны, сэр.
Бринн была уверена, что такой человек, как Каслрей, не разбрасывается лестными отзывами. Хотелось бы знать, чем на самом деле Лусиан занимается и каковы его действительные заслуги перед страной.
Только когда они с ним возвращались домой, у Бринн появилась возможность отчасти удовлетворить свое любопытство. Она едва могла разглядеть Уиклиффа, сидящего рядом. Лампы в салоне экипажа не зажигали, и лицо его оставалось в тени.
Бринн молча изучала его профиль с минуту, прежде чем решилась задать вопрос, который не давал ей покоя с тех самых пор, как она услышала хвалебные отзывы о нем лорда Каслрея.
– Чем вы на самом деле занимаетесь в министерстве?
– Всем, что требуется, – уклончиво ответил Лусиан.
– И жизнью приходится рисковать?
– Редко.
– Но вы все же рисковали.
– Я просто исполнял свой долг. Бринн покачала головой:
– Немногие аристократы считают своим долгом работать на правительство. Как, впрочем, и работать вообще. Мне интересно, как с вами такое случилось? Что побудило вас к этому?
Лусиан повернулся к ней.
– Ты хочешь вежливую отговорку или горькую правду?
– Правду, конечно.
– Откровенно говоря, я устал от беспутной жизни. – Он помолчал немного, дав ей, время обдумать услышанное, после чего добавил: – В моем решении не было ничего героического. Я рос, не зная никаких ограничений, с сознанием своей избранности и получил наследство, будучи молодым. Мои родители, путешествуя за границей, заболели лихорадкой и умерли, едва мне исполнился двадцать один год. Мне досталось огромное состояние, с которым я, честно говоря, не знал, что делать. Моими наивысшими достижениями были победы в картах или на скачках. Долгое время я чувствовал… – Лусиан помолчал, словно подыскивая верное слово. – Чувствовал, что во мне чего-то не хватает. Я почти ничего не знал о том, что происходит в Европе. Впрочем, мне это было неинтересно. И вот шесть лет назад мой лучший друг был убит в морской баталии; сражаясь с французами. И его смерть заставила меня понять, что в жизни есть проблемы важнее, чем у какого портного заказывать фрак или куда сходить вечером развлечься…
Бринн поразило то, что муж делился с ней самым сокровенным. Возможно, она должна была благодарить за эту исповедь темноту или то перемирие, что они заключили, но, как бы там ни было, Лусиан только что поведал ей о чем-то глубоко личном.
Она в тишине осмысливала сказанное им.
Скоро экипаж подкатил к особняку Уиклиффов, и Бринн ощутила беспокойство совсем иного рода. До сих пор все шло совсем неплохо – вечер выдался на удивление приятным, но что готовит ей ночь? И если конкретно, намеревался ли Лусиан наведаться к ней в спальню и заявить на нее свои права супруга?
Сердце ее учащенно билось, когда она об руку с мужем вошла в дом. Но в точности как тогда, в их первую брачную ночь, Лусиана ждал посетитель.
Узнав от дворецкого о том, что мистер Бартон ждет его в кабинете, Лусиан послал жене взгляд, в котором она прочла, что в это время суток с хорошими новостями визитеры не приходят.
– Прости, дорогая, но я должен с ним поговорить. Бринн улыбнулась ему в ответ.
– Конечно, – тихо ответила она.
Уиклифф направился в свой кабинет. Филипп Бартон при его появлении немедленно поднялся со стула.
– Сожалею о том, что помешал вам, милорд, но я знал, что вы захотите узнать о том, что все украденное золото уже переправлено во Францию. Больше в этом сомнений нет. Оно в Болони.
Лусиан еле слышно выругался.
– Откуда его отправили во Францию?
– Об этом ничего не известно, ибо след неожиданно оборвался. Словно золото растворилось в воздухе.
– Как может целый воз золотых слитков просто взять и исчезнуть? – Лусиан понимал, что вопрос риторический.
– Возможно, партию разделили на несколько частей. Как бы там ни было, мои люди потеряли след. Мне очень жаль, милорд.
Лусиан сжал зубы, стараясь справиться с яростью.
– Ты не виноват, Филипп.
– Скорее всего, это работа лорда Калибана.
– Его видели?
– Нет, не в этот раз. Я подумал, что вы, возможно, захотите поехать во Францию, чтобы провести расследование на месте.
Лусиан молчал, взвешивая все за и против. У него руки чесались самому схватить Калибана, но ему отчаянно не хотелось уезжать из Англии. Он не мог оставить Бринн в Лондоне одну после того, как лед между ними только-только начал таять. Как бы там ни было, сейчас золото, скорее всего уже в казне Наполеона. И Филиппа отправлять во Францию не было смысла. Изворотливого Калибана уже, верно, и след простыл.
И в то же время там, во Франции, возможно, им, наконец, повезет напасть на след неуловимого Калибана, узнать о нем что-то конкретное.
– Нет, – ответил Лусиан, – сейчас я во Францию не поеду. Но я бы хотел, чтобы ты поехал вместо меня, Филипп.
– Я, милорд?
– Это шанс, один из немногих шансов найти Калибана. Мы не можем упустить возможность узнать о нем что-то существенное. Сейчас даже крохи информации на вес золота. А я не могу уехать из Лондона.
– А-а, понимаю. Вы думаете, что вполне возможно, Калибан и не уезжал во Францию. Возможно, он просто оставил золото заботам своих подручных. – Бартон нахмурился. – Руки опускаются, как подумаешь, что он может быть совсем рядом. И у нас под носом творит свои черные дела. А мы ничего не можем с ним сделать.
– Ты прав, – сказал Лусиан и с мрачным видом кивнул. – Поэтому я подумываю о том, не сменить ли нам направление поисков. Может, пора начать его искать прямо здесь.
– Здесь, милорд?
– Ну да. В Лондоне. Среди лондонского высшего общества. Под именем Калибана может скрываться любой джентльмен из общества. Мы знаем, что он богат и, скорее всего, наделен титулом. Но когда начнется сезон, он не захочет остаться в стороне от прочих и не станет лишать себя удовольствия светских сборищ. Я думаю, не попросить ли мне Вулвертона помочь снять с него маску.
Бартон нахмурился:
– Насколько я понимаю, лорд Вулвертон один из ваших самых близких друзей. Но мне кажется, ему нет дела ни до чего, кроме… – Бартон замолчал, сам, растерявшись от такой своей наглости.
– Кроме собственных удовольствий? – закончил за него Лусиан.
– Да, милорд. Простите мне мою прямоту, но можно ли доверить Вулвертону дело такой важности, как выслеживание предателя?
– Дейру можно доверять, поверь мне. Он не производит впечатления серьезного человека, но он свой в любой компании. Он всюду бывает, со всеми видится. Он может помочь нам, по крайней мере, сузить круг подозреваемых.
– Тогда, наверное, действительно имеет смысл его привлечь, – не слишком уверенно согласился Бартон.
Лусиан сдержал улыбку. Бартон не раз подвергал сомнению его неортодоксальные методы – сегодня не исключение, – но по большей части эти методы оказывались верными.
Лусиан проводил посетителя до входной двери, после чего медленно пошел наверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31