Вам следует говорить, что сейчас им лучше, чем когда они были среди нас, по крайней мере лучшим из них. Не так ли, ваше преподобие?
Ей нравилось дразнить его, подтрунивая над его верой. Он же считал по-другому, ему казалось, что объектом этих насмешек является не он, а сама насмешница.
– Это правда. Но, как бы то ни было, я никогда по-настоящему не завидовал этим отошедшим с верою в сердце. Это означает, что моя вера в загробную жизнь не столь тверда, как ей следует быть.
Она понимающе улыбнулась ему. Он вновь использовал против нее свой излюбленный риторический прием – сказать то, что она собиралась сказать сама, раньше, чем она успеет это сделать, и тем самым ее обезоружить.
– Уж не собираетесь ли вы похвалить меня за участие в том языческом ритуале, который вы только что провели?
– Если вы имеете в виду освящение колосьев, то этот обряд не языческий, а традиционный. Я рассчитываю, что в январе вы присоединитесь к нашему Празднику плуга.
– Празднику плуга? Не говорите только, что вы будете освящать плуг!
– Буду. Фермеры принесут его в церковь и оставят у алтаря, где он простоит, заляпанный грязью, всю службу.
– Боже милосердный!
– Точно.
Она рассмеялась. Этот звонкий очаровательный звук он был готов слушать вечно.
– Так о чем вы хотели меня попросить?
– О двух вещах. Первое: слышали ли вы о наших пенсовых чтениях, Энни?
– О ваших… как вы сказали?
– Название неверно; эти чтения не стоят ни пенса, они бесплатны. А не слышали вы о них потому, что мы их не проводили вот уже несколько лет. Раньше они устраивались в зале для собраний дома викария раз в неделю по пятницам и длились один-два часа. Миссис Вэнстоун читала вслух. Как правило, она выбирала что-нибудь из римских классиков, но иногда читала какой-нибудь известный роман или поэму, иногда исторические тексты… В общем, все, что приходило ей в голову и не было слишком сложным, потому что наши слушатели обычно простые труженики.
– Миссис Вэнстоун? Жена мэра?
Он кивнул.
– Она умерла три года назад, и вскоре после этого чтения прекратились.
Ее лицо исказила гримаса ужаса.
– Уж не хотите ли вы попросить меня возобновить их?
– Я думаю, вы бы очень хорошо с этим справились.
Энни издала звук, означавший недоверие, – не то чтобы фырканье, но близко к тому.
– Почему бы не использовать мисс Вэнстоун? По-моему, это как раз то, что ей нужно.
– Ее попросили провести чтения, – признался Кристи. – Они не… имели большого успеха. Люди перестали ходить.
– Ах вот как.
По ее тону он почувствовал, что ему следует защитить Онорию.
– Ее стиль отличается от того, к чему привыкли люди на чтениях ее матери, и она не смогла увлечь слушателей. Она…
– … вела себя заносчиво и демонстрировала свое превосходство, отчего ее возненавидели?
Он поглядел на нее с укоризной.
– Она была не столь естественна и не умела увлекать слушателей, как ее мать, – поправил он – А вот если бы вы взялись за эту работу…
– Я…
– … вы бы наполняли наш зал до отказа каждую пятницу.
– О, нет. Хотя, – после секундного раздумья согласилась Энни, – первое время, возможно, они бы и ходили, чтобы поглазеть на меня. Но, едва лишь пройдет новизна, я буду иметь не больше успеха, чем мисс Вэнстоун.
– Почему вы так думаете?
– Потому что я не имею подхода к людям.
Он засмеялся, и она добавила:
– Особенно к людям в собраниях.
– Откуда вам знать?
– Я знаю.
Она скрестила руки.
– Откуда? Вам когда-нибудь приходилось выступать перед собранием?
– Нет, не приходилось. И не придется.
– Значит, вы отказываетесь? – вздохнул Кристи. – К этому со временем привыкаешь, – добавил он с грустью. – Слегка. Не совсем.
Она посмотрела на него с растущим интересом:
– Вам не нравится эта работа?
– Вопрос не в том, нравится ли она мне. Это часть моего пасторского служения. В богословской школе это называется «действенность проповедника». По ней можно судить о моей компетентности.
– Но, Кристи, вы читаете превосходные проповеди!
– Нет, – резко возразил он. – В любом случае, мы не меня обсуждаем. Я действительно хочу, чтобы вы взялись за пенсовые чтения. Вы могли бы начать с одного вечера, а если дело пойдет, подумать и о втором.
– Но почему должен быть только один чтец? – нервно спросила Энни. – Почему не несколько и чтобы они сменяли друг друга? И почему только женщины?
– Что ж, это прекрасная мысль! В эту пятницу будет встреча церковных служащих с прихожанами. Почему бы вам не прийти и не предложить вашу идею? Нечего и говорить, как вам все будут рады. Можно сформировать комитет с вами во главе и распланировать всю работу. Это действительно великолепная мысль. Спасибо за ваше предложение.
Она растерянно поглядела на него. Потом начала смеяться.
– Знаете что, вы и вполовину не такой хитрый, каким себе кажетесь, ваше преподобие. В действительности вы прозрачны, как стакан воды.
Он виновато улыбнулся. Какое удовольствие смешить ее!
– Так вы придете в пятницу на собрание?
– О, Кристи! – взмолилась она.
– Пожалуйста.
Энни посмотрела на него в раздумье, взвешивая свой ответ. Потом ударила кулаком по макушке щербатого каменного херувима на чьем-то надгробии.
– Ну ладно, – проворчала она наконец.
– Прекрасно. Вы не раскаетесь.
– Я раскаюсь непременно. – Но при этих словах улыбка не сошла с ее губ. – Теперь я просто боюсь спрашивать, в чем же ваша вторая просьба.
– Возможно, у вас есть основания для страха. Это более серьезное предложение, – признался он.
– Я отказываюсь преподавать в воскресной школе.
– Нет, не это, – засмеялся Кристи. – Вы можете задержаться еще на две минуты? Я хочу вам кое-что показать.
Они покинули кладбище и по узкой аллее пошли к заднему фасаду дома викария. По пути они миновали прилегающий к нему сад, ухоженный и аккуратный – предмет постоянных забот Артура Ладда.
– О, – завистливо сказала Энни, – какой прелестный у вас сад. Вам повезло, а вот мне мистер Макорди запретил работать в нашем.
– Запретил? С какой стати?
– Я порчу растения. Это он так решил. Себя он, конечно, мнит великим садовником.
Кристи опять рассмеялся.
– У вас нет еще ни слова от Джеффри? – спросил он, немного погодя.
– Нет, но это совершенно ничего не значит. Он вообще никогда мне не пишет.
– А вы ему пишете?
Она улыбнулась ему одною из своих горьких улыбок.
– Ну конечно же. Не реже чем раз в неделю. Ведь я просто заботливая жена и ничего больше, преподобный Моррелл.
Он не ответил на этот выпад; когда на нее находило такое настроение, сардоническое и колючее, ничто из того, что он мог бы сказать ей, не удовлетворяло ее.
Он взял ее под руку, чтобы она не споткнулась на каменистой дорожке позади дома. Это прикосновение казалось вполне невинным и ни к чему не обязывающим, но на фоне окружающего безмолвия приобретало уже слишком интимный характер. Поэтому он заговорил:
– Я слышал, вы достигли немалых успехов с ремонтом коттеджей ваших арендаторов.
– Да, но это только начало. Сейчас у нас недостаточно денег, чтобы исполнить все, что задумано. Но Холиок говорит, что урожай в этом году ожидается хороший, так что деньги появятся. Но скажите мне, Кристи, о чем, во имя всего святого, думал Эдуард Верлен, когда довел все до такого упадка? Многое из того, что я видела, меня потрясает; это просто позор.
– Он постоянно твердил, что поддерживать коттеджи в порядке невыгодно. Он говорил, что если отремонтировать их, то это привлечет много новых людей, которые целыми семьями начнут селиться по соседству, а это, как он опасался, приведет к тому, что низкие местные налоги резко возрастут. Поэтому он сознательно шел на то, чтобы отпугивать новых поселенцев, а старожилов держать в сырых полуразвалившихся хижинах.
Она с возмущением ответила:
– Но это же преступление! Это противозаконно.
– Он говорил, что так выгодней.
– Это ведь очень бедный округ, не так ли? – спросила Энни с сомнением в голосе. – Я, правда, не видела здесь никого, кто бы действительно бедствовал. Хотя, может быть, я и не могла их видеть; может быть, я отгородилась от них.
У нее был такой вид, как будто эта мысль причиняла ей боль.
– Бедняки, конечно же, есть. В тяжелые годы, когда скудные государственные субсидии перестают поступать в округ, бывают времена, когда только частная благотворительность спасает многих от работного дома. Мы кое-как выходим из положения, организуя при церкви различные клубы добровольных пожертвований, раздавая пищу и одежду тем, кто действительно нуждается. Но мне всегда казалось, что можно делать больше и что эта филантропия – не единственный выход.
Он поддержал ее под локоть, помогая подняться на грубый перелаз через изгородь, отделявшую церковь от обширной пустоши. На другой стороне он остановился.
– Трава сырая, да мы уже и пришли, идти дальше незачем.
Энни начала озираться кругом, пытаясь понять, что же он хочет показать ей на этом пустом желтом поле. Наконец она сдалась и посмотрела на него с вопросительным видом.
– Этот участок земли принадлежит церковному приходу. Здесь около девятисот акров, – уточнил Кристи. – Он простирается до восточного притока Плима. Как вы видите, земля не обработана. Она лежит под паром со времен шестого виконта д’Обрэ. Джеффри – восьмой.
Она кивнула.
– Ну и…
– У меня есть одна идея. Что, если беднейшие батраки нашего прихода стали бы работать на ней? Обрабатывать и выращивать хлеб, который поможет им пережить тяжелые годы. А ведь для большинства из них все годы тяжелые.
– Это прекрасная идея. Ее давно уже следовало осуществить.
– Согласен.
– Так в чем же дело?
– Нет денег на инвентарь и семена. Я тешил себя надеждой уговорить вас пожертвовать нам того и другого. По крайней мере, на первый год.
Она пристально взглянула на него, ее красивое лицо выражало удивление. Он молча смотрел ей в глаза, и постепенно ее удивление сменилось раздумьем. Она обернулась и окинула взглядом неприветливое, поросшее кустарником поле. Ее глаза сузились, пальцы легонько коснулись губ.
– Я должна посоветоваться с Уильямом, – медленно произнесла она.
– Естественно.
– Если он скажет, что это выполнимо и у него нет возражений…
– Если уж на то пошло, я уже с ним говорил.
Ее брови поднялись.
– Вы… уже?
– Он не против.
– Вот как? – Вдруг она улыбнулась, и Кристи показалось, что луч солнца пробился сквозь тучи. – Тогда дело сделано.
– Правда?
– Почему бы и нет? Джеффри это не интересует. Я, конечно, напишу ему, но могу вас уверить заранее, ему нет до всего этого дела. О, а я просто счастлива буду сделать хоть что-нибудь! Я подчас себя чувствую такой бесполезной… Не знаю, как мне помочь людям. А это хороший выход.
– Вы ведете себя так, словно это мы что-то сделали для вас, тогда как в действительности все наоборот.
Она как-то по-особенному, совершенно не по-здешнему передернула плечами, затем прислонилась к изгороди и окинула поле куда более хозяйским взглядом, чем прежде. Кристи поспешил воспользоваться случаем, чтобы полюбоваться ею, хотя это было как раз то, что он старался заставить себя не делать. Бессмысленно было внушать себе, что единственное, что она внесла в его спокойную жизнь, – это дружба и доверительная беседа. Он слишком много думал о ней и не мог больше обманывать себя. Дни, когда они не встречались, казались ему пустыми и бесцельными, вызывали неудовлетворение. Он ловил себя на том, что мысленно ведет с ней разговоры, рассказывает ей какие-то истории. Она постоянно присутствовала в его воображении, он начал смотреть на мир ее глазами, думая: «Над этим бы Энни посмеялась; этому бы удивилась; это бы ей не понравилось».
Вдруг она повернулась к нему:
– Кристи, а что, здесь действительно так много бедняков, чтобы они могли продуктивно обрабатывать девятьсот акров?
– Нет, слава Богу, их не так много.
– Значит, остаток по-прежнему останется под паром?
– Видимо, да.
Она задумалась. Ветер трепал ее волосы, и они щекотали ей щеки. Бесцветное небо изгнало зелень из ее глаз, теперь они стали дымчато-серыми и прищурились в раздумье.
– Что, если… Что, если работники-арендаторы Линтон-холла будут работать на оставшихся акрах в свободное время, которое я им предоставлю? Полдня в неделю, например, за счет того времени, что они обычно трудятся на хозяйской земле…
– Вы пошли бы на это?
– Не знаю; Холиок мне подскажет. Может быть, посоветуюсь с кем-то еще – с адвокатами Джеффри из Тэвистока. Конечно, ферма Линтон-холла на первом месте, я за нее отвечаю, это мой первейший долг. Но если остаток этой земли будет засеян зерном и засажен овощами и эти продукты начнут с выгодой продаваться, то можно будет осуществить ваши проекты по улучшению жизни прихожан. Разве это не принесет пользы всем и каждому? Когда благосостояние работников повысится, налоги в пользу бедных, соответственно, уменьшаться, отчего зажиточные крестьяне, которые, собственно, и платят эти налоги, вздохнут с облегчением. Скажите мне, есть ли во всем этом смысл?
– Энни, это те самые мысли, которые я, а до меня мой отец, пытались внушить Эдуарду. Безуспешно, – серьезно сказал он. – То, что вы говорите, прекрасно. Это именно то, в чем нуждается наша округа, и вот уже не первый год. Вы здесь всего несколько месяцев и сразу ухватили самую суть.
Она отвернулась, чтобы скрыть смущение. На нее было приятно смотреть. Во всяком случае, Кристи получил удовольствие. Ее простая, открытая доброта была понятна ему и привлекала его не меньше ее красоты.
– Чепуха, – вздохнула она, делая вид, что внимательно рассматривает группу деревьев в отдалении. – Это простой здравый смысл. И вообще, ничего, может быть, и не получится, а если получится, то я – то есть мы, Джеффри и я, – будем в выигрыше, как и все остальные, а может быть, и больше других.
– Возможно. Я надеюсь на это. Но самое замечательное то, что эти мысли пришли вам в голову самостоятельно. По правде сказать, я собирался предложить вам этот план, но не сегодня и не сразу. Вообще-то, я намеревался шаг за шагом смягчить ваше сердце.
Она вновь повернулась к нему, чувствуя облегчение от того, что он перестал расточать ей комплименты. Юмор и дружелюбие, написанные у нее на лице, согрели его душу. Он поднял руку и тут же уронил ее, вдруг осознав, что собирается коснуться Энни.
– Мне кажется, что вы все время шаг за шагом смягчаете мое сердце, преподобный Моррелл. С первого дня нашей встречи, – очень тихо сказала она.
Ее слова прозвучали совсем не так игриво, как могли бы. Он был уверен в этом, а больше ни в чем. Никто не шевелился, но обоим казалось, что они стоят слишком близко, почти вплотную. Энни не отводила взгляда от его лица, и ее серые глаза что-то говорили нежным шепотом. В них не было стремления соблазнить, в них было понимание. Кристи стоял перед ней неподвижно, боясь пошевельнуться и сделать что-то непоправимое.
Подняв голову, она взглянула на небо. Вид ее обнаженной белой шеи ослепил его.
– Похоже, собирается дождь, – спокойно сказала Энни. Он сделал вид, что смотрит на облака, но ничего, кроме нее, не мог видеть.
– Нам лучше уйти, – предложила она. – Пока небо не разверзлось.
Он кивнул с понимающим видом. Она подала ему руку, чтобы он помог ей перебраться через изгородь. Неужели она не догадывается? Неужели не чувствует этого электричества, которое искрами пробегает по его коже, когда он касается ее? Нет, ее лицо невозмутимо.
«Хвала Господу за это, – подумал он и тут же поморщился: – Бога сюда лучше не вмешивать, по крайней мере, в данный момент. А то небо действительно может разверзнуться. Пламя и дождь, – пришло ему в голову ни с того ни с сего. – Потоп».
Смешно – он не сделал ничего, не совершил греха. Он был спасен.
На какое-то время.
11 августа
Мне проще вести дневник, когда я несчастна и у меня полно времени. Следовательно, сейчас я счастлива и занята по горло. Нет, это невозможно, я никогда не ассоциировала с собой эти два понятия. Но можно сказать, что я вполне довольна и несколько суетлива. Вот так-то лучше.
Все эти безумные планы превращения девятисот акров запущенной дикой земли в прибыльное фермерское хозяйство могут осуществиться на удивление легко. Меня заверили, что инвентарь и семена можно приобрести с минимальными затратами, после чего земля может быть вспахана и удобрена навозом (или, как из уважения к моей благородной персоне выражается деликатный мистер Холиок, «оплодотворена»). Некоторые участки следует засадить диким горохом, чтобы подготовить почву к весеннему севу пшеницы.
Гораздо труднее оказалось убедить в пользе этого плана арендаторов линтонских угодий. В решении такого масштаба участвуют на удивление много людей, я и не представляла себе, сколько народу будет втянуто в это: юристы и банковские кредиторы, другие землевладельцы в округе, политические союзники старого виконта; даже мэр изложил свою точку зрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Ей нравилось дразнить его, подтрунивая над его верой. Он же считал по-другому, ему казалось, что объектом этих насмешек является не он, а сама насмешница.
– Это правда. Но, как бы то ни было, я никогда по-настоящему не завидовал этим отошедшим с верою в сердце. Это означает, что моя вера в загробную жизнь не столь тверда, как ей следует быть.
Она понимающе улыбнулась ему. Он вновь использовал против нее свой излюбленный риторический прием – сказать то, что она собиралась сказать сама, раньше, чем она успеет это сделать, и тем самым ее обезоружить.
– Уж не собираетесь ли вы похвалить меня за участие в том языческом ритуале, который вы только что провели?
– Если вы имеете в виду освящение колосьев, то этот обряд не языческий, а традиционный. Я рассчитываю, что в январе вы присоединитесь к нашему Празднику плуга.
– Празднику плуга? Не говорите только, что вы будете освящать плуг!
– Буду. Фермеры принесут его в церковь и оставят у алтаря, где он простоит, заляпанный грязью, всю службу.
– Боже милосердный!
– Точно.
Она рассмеялась. Этот звонкий очаровательный звук он был готов слушать вечно.
– Так о чем вы хотели меня попросить?
– О двух вещах. Первое: слышали ли вы о наших пенсовых чтениях, Энни?
– О ваших… как вы сказали?
– Название неверно; эти чтения не стоят ни пенса, они бесплатны. А не слышали вы о них потому, что мы их не проводили вот уже несколько лет. Раньше они устраивались в зале для собраний дома викария раз в неделю по пятницам и длились один-два часа. Миссис Вэнстоун читала вслух. Как правило, она выбирала что-нибудь из римских классиков, но иногда читала какой-нибудь известный роман или поэму, иногда исторические тексты… В общем, все, что приходило ей в голову и не было слишком сложным, потому что наши слушатели обычно простые труженики.
– Миссис Вэнстоун? Жена мэра?
Он кивнул.
– Она умерла три года назад, и вскоре после этого чтения прекратились.
Ее лицо исказила гримаса ужаса.
– Уж не хотите ли вы попросить меня возобновить их?
– Я думаю, вы бы очень хорошо с этим справились.
Энни издала звук, означавший недоверие, – не то чтобы фырканье, но близко к тому.
– Почему бы не использовать мисс Вэнстоун? По-моему, это как раз то, что ей нужно.
– Ее попросили провести чтения, – признался Кристи. – Они не… имели большого успеха. Люди перестали ходить.
– Ах вот как.
По ее тону он почувствовал, что ему следует защитить Онорию.
– Ее стиль отличается от того, к чему привыкли люди на чтениях ее матери, и она не смогла увлечь слушателей. Она…
– … вела себя заносчиво и демонстрировала свое превосходство, отчего ее возненавидели?
Он поглядел на нее с укоризной.
– Она была не столь естественна и не умела увлекать слушателей, как ее мать, – поправил он – А вот если бы вы взялись за эту работу…
– Я…
– … вы бы наполняли наш зал до отказа каждую пятницу.
– О, нет. Хотя, – после секундного раздумья согласилась Энни, – первое время, возможно, они бы и ходили, чтобы поглазеть на меня. Но, едва лишь пройдет новизна, я буду иметь не больше успеха, чем мисс Вэнстоун.
– Почему вы так думаете?
– Потому что я не имею подхода к людям.
Он засмеялся, и она добавила:
– Особенно к людям в собраниях.
– Откуда вам знать?
– Я знаю.
Она скрестила руки.
– Откуда? Вам когда-нибудь приходилось выступать перед собранием?
– Нет, не приходилось. И не придется.
– Значит, вы отказываетесь? – вздохнул Кристи. – К этому со временем привыкаешь, – добавил он с грустью. – Слегка. Не совсем.
Она посмотрела на него с растущим интересом:
– Вам не нравится эта работа?
– Вопрос не в том, нравится ли она мне. Это часть моего пасторского служения. В богословской школе это называется «действенность проповедника». По ней можно судить о моей компетентности.
– Но, Кристи, вы читаете превосходные проповеди!
– Нет, – резко возразил он. – В любом случае, мы не меня обсуждаем. Я действительно хочу, чтобы вы взялись за пенсовые чтения. Вы могли бы начать с одного вечера, а если дело пойдет, подумать и о втором.
– Но почему должен быть только один чтец? – нервно спросила Энни. – Почему не несколько и чтобы они сменяли друг друга? И почему только женщины?
– Что ж, это прекрасная мысль! В эту пятницу будет встреча церковных служащих с прихожанами. Почему бы вам не прийти и не предложить вашу идею? Нечего и говорить, как вам все будут рады. Можно сформировать комитет с вами во главе и распланировать всю работу. Это действительно великолепная мысль. Спасибо за ваше предложение.
Она растерянно поглядела на него. Потом начала смеяться.
– Знаете что, вы и вполовину не такой хитрый, каким себе кажетесь, ваше преподобие. В действительности вы прозрачны, как стакан воды.
Он виновато улыбнулся. Какое удовольствие смешить ее!
– Так вы придете в пятницу на собрание?
– О, Кристи! – взмолилась она.
– Пожалуйста.
Энни посмотрела на него в раздумье, взвешивая свой ответ. Потом ударила кулаком по макушке щербатого каменного херувима на чьем-то надгробии.
– Ну ладно, – проворчала она наконец.
– Прекрасно. Вы не раскаетесь.
– Я раскаюсь непременно. – Но при этих словах улыбка не сошла с ее губ. – Теперь я просто боюсь спрашивать, в чем же ваша вторая просьба.
– Возможно, у вас есть основания для страха. Это более серьезное предложение, – признался он.
– Я отказываюсь преподавать в воскресной школе.
– Нет, не это, – засмеялся Кристи. – Вы можете задержаться еще на две минуты? Я хочу вам кое-что показать.
Они покинули кладбище и по узкой аллее пошли к заднему фасаду дома викария. По пути они миновали прилегающий к нему сад, ухоженный и аккуратный – предмет постоянных забот Артура Ладда.
– О, – завистливо сказала Энни, – какой прелестный у вас сад. Вам повезло, а вот мне мистер Макорди запретил работать в нашем.
– Запретил? С какой стати?
– Я порчу растения. Это он так решил. Себя он, конечно, мнит великим садовником.
Кристи опять рассмеялся.
– У вас нет еще ни слова от Джеффри? – спросил он, немного погодя.
– Нет, но это совершенно ничего не значит. Он вообще никогда мне не пишет.
– А вы ему пишете?
Она улыбнулась ему одною из своих горьких улыбок.
– Ну конечно же. Не реже чем раз в неделю. Ведь я просто заботливая жена и ничего больше, преподобный Моррелл.
Он не ответил на этот выпад; когда на нее находило такое настроение, сардоническое и колючее, ничто из того, что он мог бы сказать ей, не удовлетворяло ее.
Он взял ее под руку, чтобы она не споткнулась на каменистой дорожке позади дома. Это прикосновение казалось вполне невинным и ни к чему не обязывающим, но на фоне окружающего безмолвия приобретало уже слишком интимный характер. Поэтому он заговорил:
– Я слышал, вы достигли немалых успехов с ремонтом коттеджей ваших арендаторов.
– Да, но это только начало. Сейчас у нас недостаточно денег, чтобы исполнить все, что задумано. Но Холиок говорит, что урожай в этом году ожидается хороший, так что деньги появятся. Но скажите мне, Кристи, о чем, во имя всего святого, думал Эдуард Верлен, когда довел все до такого упадка? Многое из того, что я видела, меня потрясает; это просто позор.
– Он постоянно твердил, что поддерживать коттеджи в порядке невыгодно. Он говорил, что если отремонтировать их, то это привлечет много новых людей, которые целыми семьями начнут селиться по соседству, а это, как он опасался, приведет к тому, что низкие местные налоги резко возрастут. Поэтому он сознательно шел на то, чтобы отпугивать новых поселенцев, а старожилов держать в сырых полуразвалившихся хижинах.
Она с возмущением ответила:
– Но это же преступление! Это противозаконно.
– Он говорил, что так выгодней.
– Это ведь очень бедный округ, не так ли? – спросила Энни с сомнением в голосе. – Я, правда, не видела здесь никого, кто бы действительно бедствовал. Хотя, может быть, я и не могла их видеть; может быть, я отгородилась от них.
У нее был такой вид, как будто эта мысль причиняла ей боль.
– Бедняки, конечно же, есть. В тяжелые годы, когда скудные государственные субсидии перестают поступать в округ, бывают времена, когда только частная благотворительность спасает многих от работного дома. Мы кое-как выходим из положения, организуя при церкви различные клубы добровольных пожертвований, раздавая пищу и одежду тем, кто действительно нуждается. Но мне всегда казалось, что можно делать больше и что эта филантропия – не единственный выход.
Он поддержал ее под локоть, помогая подняться на грубый перелаз через изгородь, отделявшую церковь от обширной пустоши. На другой стороне он остановился.
– Трава сырая, да мы уже и пришли, идти дальше незачем.
Энни начала озираться кругом, пытаясь понять, что же он хочет показать ей на этом пустом желтом поле. Наконец она сдалась и посмотрела на него с вопросительным видом.
– Этот участок земли принадлежит церковному приходу. Здесь около девятисот акров, – уточнил Кристи. – Он простирается до восточного притока Плима. Как вы видите, земля не обработана. Она лежит под паром со времен шестого виконта д’Обрэ. Джеффри – восьмой.
Она кивнула.
– Ну и…
– У меня есть одна идея. Что, если беднейшие батраки нашего прихода стали бы работать на ней? Обрабатывать и выращивать хлеб, который поможет им пережить тяжелые годы. А ведь для большинства из них все годы тяжелые.
– Это прекрасная идея. Ее давно уже следовало осуществить.
– Согласен.
– Так в чем же дело?
– Нет денег на инвентарь и семена. Я тешил себя надеждой уговорить вас пожертвовать нам того и другого. По крайней мере, на первый год.
Она пристально взглянула на него, ее красивое лицо выражало удивление. Он молча смотрел ей в глаза, и постепенно ее удивление сменилось раздумьем. Она обернулась и окинула взглядом неприветливое, поросшее кустарником поле. Ее глаза сузились, пальцы легонько коснулись губ.
– Я должна посоветоваться с Уильямом, – медленно произнесла она.
– Естественно.
– Если он скажет, что это выполнимо и у него нет возражений…
– Если уж на то пошло, я уже с ним говорил.
Ее брови поднялись.
– Вы… уже?
– Он не против.
– Вот как? – Вдруг она улыбнулась, и Кристи показалось, что луч солнца пробился сквозь тучи. – Тогда дело сделано.
– Правда?
– Почему бы и нет? Джеффри это не интересует. Я, конечно, напишу ему, но могу вас уверить заранее, ему нет до всего этого дела. О, а я просто счастлива буду сделать хоть что-нибудь! Я подчас себя чувствую такой бесполезной… Не знаю, как мне помочь людям. А это хороший выход.
– Вы ведете себя так, словно это мы что-то сделали для вас, тогда как в действительности все наоборот.
Она как-то по-особенному, совершенно не по-здешнему передернула плечами, затем прислонилась к изгороди и окинула поле куда более хозяйским взглядом, чем прежде. Кристи поспешил воспользоваться случаем, чтобы полюбоваться ею, хотя это было как раз то, что он старался заставить себя не делать. Бессмысленно было внушать себе, что единственное, что она внесла в его спокойную жизнь, – это дружба и доверительная беседа. Он слишком много думал о ней и не мог больше обманывать себя. Дни, когда они не встречались, казались ему пустыми и бесцельными, вызывали неудовлетворение. Он ловил себя на том, что мысленно ведет с ней разговоры, рассказывает ей какие-то истории. Она постоянно присутствовала в его воображении, он начал смотреть на мир ее глазами, думая: «Над этим бы Энни посмеялась; этому бы удивилась; это бы ей не понравилось».
Вдруг она повернулась к нему:
– Кристи, а что, здесь действительно так много бедняков, чтобы они могли продуктивно обрабатывать девятьсот акров?
– Нет, слава Богу, их не так много.
– Значит, остаток по-прежнему останется под паром?
– Видимо, да.
Она задумалась. Ветер трепал ее волосы, и они щекотали ей щеки. Бесцветное небо изгнало зелень из ее глаз, теперь они стали дымчато-серыми и прищурились в раздумье.
– Что, если… Что, если работники-арендаторы Линтон-холла будут работать на оставшихся акрах в свободное время, которое я им предоставлю? Полдня в неделю, например, за счет того времени, что они обычно трудятся на хозяйской земле…
– Вы пошли бы на это?
– Не знаю; Холиок мне подскажет. Может быть, посоветуюсь с кем-то еще – с адвокатами Джеффри из Тэвистока. Конечно, ферма Линтон-холла на первом месте, я за нее отвечаю, это мой первейший долг. Но если остаток этой земли будет засеян зерном и засажен овощами и эти продукты начнут с выгодой продаваться, то можно будет осуществить ваши проекты по улучшению жизни прихожан. Разве это не принесет пользы всем и каждому? Когда благосостояние работников повысится, налоги в пользу бедных, соответственно, уменьшаться, отчего зажиточные крестьяне, которые, собственно, и платят эти налоги, вздохнут с облегчением. Скажите мне, есть ли во всем этом смысл?
– Энни, это те самые мысли, которые я, а до меня мой отец, пытались внушить Эдуарду. Безуспешно, – серьезно сказал он. – То, что вы говорите, прекрасно. Это именно то, в чем нуждается наша округа, и вот уже не первый год. Вы здесь всего несколько месяцев и сразу ухватили самую суть.
Она отвернулась, чтобы скрыть смущение. На нее было приятно смотреть. Во всяком случае, Кристи получил удовольствие. Ее простая, открытая доброта была понятна ему и привлекала его не меньше ее красоты.
– Чепуха, – вздохнула она, делая вид, что внимательно рассматривает группу деревьев в отдалении. – Это простой здравый смысл. И вообще, ничего, может быть, и не получится, а если получится, то я – то есть мы, Джеффри и я, – будем в выигрыше, как и все остальные, а может быть, и больше других.
– Возможно. Я надеюсь на это. Но самое замечательное то, что эти мысли пришли вам в голову самостоятельно. По правде сказать, я собирался предложить вам этот план, но не сегодня и не сразу. Вообще-то, я намеревался шаг за шагом смягчить ваше сердце.
Она вновь повернулась к нему, чувствуя облегчение от того, что он перестал расточать ей комплименты. Юмор и дружелюбие, написанные у нее на лице, согрели его душу. Он поднял руку и тут же уронил ее, вдруг осознав, что собирается коснуться Энни.
– Мне кажется, что вы все время шаг за шагом смягчаете мое сердце, преподобный Моррелл. С первого дня нашей встречи, – очень тихо сказала она.
Ее слова прозвучали совсем не так игриво, как могли бы. Он был уверен в этом, а больше ни в чем. Никто не шевелился, но обоим казалось, что они стоят слишком близко, почти вплотную. Энни не отводила взгляда от его лица, и ее серые глаза что-то говорили нежным шепотом. В них не было стремления соблазнить, в них было понимание. Кристи стоял перед ней неподвижно, боясь пошевельнуться и сделать что-то непоправимое.
Подняв голову, она взглянула на небо. Вид ее обнаженной белой шеи ослепил его.
– Похоже, собирается дождь, – спокойно сказала Энни. Он сделал вид, что смотрит на облака, но ничего, кроме нее, не мог видеть.
– Нам лучше уйти, – предложила она. – Пока небо не разверзлось.
Он кивнул с понимающим видом. Она подала ему руку, чтобы он помог ей перебраться через изгородь. Неужели она не догадывается? Неужели не чувствует этого электричества, которое искрами пробегает по его коже, когда он касается ее? Нет, ее лицо невозмутимо.
«Хвала Господу за это, – подумал он и тут же поморщился: – Бога сюда лучше не вмешивать, по крайней мере, в данный момент. А то небо действительно может разверзнуться. Пламя и дождь, – пришло ему в голову ни с того ни с сего. – Потоп».
Смешно – он не сделал ничего, не совершил греха. Он был спасен.
На какое-то время.
11 августа
Мне проще вести дневник, когда я несчастна и у меня полно времени. Следовательно, сейчас я счастлива и занята по горло. Нет, это невозможно, я никогда не ассоциировала с собой эти два понятия. Но можно сказать, что я вполне довольна и несколько суетлива. Вот так-то лучше.
Все эти безумные планы превращения девятисот акров запущенной дикой земли в прибыльное фермерское хозяйство могут осуществиться на удивление легко. Меня заверили, что инвентарь и семена можно приобрести с минимальными затратами, после чего земля может быть вспахана и удобрена навозом (или, как из уважения к моей благородной персоне выражается деликатный мистер Холиок, «оплодотворена»). Некоторые участки следует засадить диким горохом, чтобы подготовить почву к весеннему севу пшеницы.
Гораздо труднее оказалось убедить в пользе этого плана арендаторов линтонских угодий. В решении такого масштаба участвуют на удивление много людей, я и не представляла себе, сколько народу будет втянуто в это: юристы и банковские кредиторы, другие землевладельцы в округе, политические союзники старого виконта; даже мэр изложил свою точку зрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38