Зачем мальчикам жить прошлым? Я сам расскажу им о матери все, когда придет время».Когда-нибудь, если только найдет в себе силы. Два подростка запыхались, едва поспевая за ним, и удивлялись, что отец до сих пор такой выносливый. Он никому не рассказывал, что даже в самой тесной камере он каждое утро и каждый вечер изнурял себя физическими упражнениями. Отжимания, укрепление мышц живота – движения, повторяемые до тошноты. Он вынашивал планы побега, и это позволяло ему побеждать оцепенение и не впадать в депрессию. Он был уверен – от этого зависит его жизнь. Чтобы помешать ему поддерживать форму, надо было заковать его в цепи. В конечном счете, Шарль не ошибся и вышел, сохранив относительно хорошее здоровье после пяти суровых лет. Он считал их суровыми, не зная, что после освобождения столкнется с еще худшим.– Смотри, славки! – крикнул Даниэль, протянув руку к стайке птиц, с хриплыми криками пролетавшей над ними.– Да, птенцы с пустошей, – рассеянно подтвердил Шарль. – Откуда ты знаешь?– Ален научил.– У него призвание к орнитологии?Прежде чем Даниэль успел ответить, Винсен перехватил инициативу:– У него душа земледельца. Он обожает Валлонг и мечтает здесь остаться.С легкой улыбкой Шарль положил руку на плечо сына.– Вы ведь с ним хорошо ладите. Так объясни ему, что это невозможно. Попозже, когда он достигнет совершеннолетия, он будет делать, что хочет. А сейчас мы все едем в Париж: вам надо учиться.Они чуть-чуть постояли, любуясь пейзажем и рекой Дюранс вдалеке, и стали спускаться. Внизу, в сухой долине, была видна крыша дома. Шарль прекрасно понимал, что его племянник испытывал к этому месту. Сам он в детстве мечтал здесь вволю каждое лето. Чем ближе было возвращение в школу, тем короче становились дни, сильнее становилось желание никогда не видеть ограду парижского лицея и навсегда остаться в Провансе. Голубые ставни, высокие белокаменные стены Валлонга казались раем. Главный дом буквой «П», голубятня, мощеный двор, затененный тутовыми деревьями. Не цитадель, не особняк, а большое, типично провансальское строение, история которого насчитывала два столетия. Дом был ориентирован с севера на юг с легким уклоном на восток, чтобы защититься от мистраля; его почти плоские кровли были выложены римской черепицей. Итальянское патио в середине главного корпуса приютило необычную пальму. Окна в мелкий квадратик, балкончики из кованого железа; к двойной двери вели семь ступеней и круглое крыльцо. Комнаты были просторные, почти в каждой камин, выложенный камнем. Со своего первого приезда через день после свадьбы Клара помешалась на Валлонге. Деревенскую обстановку в стиле Луи-Филиппа она выбросила – семья ее мужа целых два поколения набивала этим дом, – но не поддалась ни модному тогда модерну, ни артдеко. Напротив, она вернулась к традициям региона, отдав предпочтение ореховой мебели, плетеным стульям, сундукам и большим шкафам. Ее страсть к этому дому никогда не утихала, и каждый свой приезд она что-то добавляла к его украшению. Здесь она вместе с сыновьями укрывалась во время Первой мировой войны, здесь же искала утешения после смерти Анри. Таким образом, она постоянно что-то добавляла к интерьеру, полагая, что Валлонг всегда будет прибежищем Морванов, и будущее доказало ее правоту.Глядя, как мальчики беззаботно резвились перед ним, Шарль второй раз за день улыбнулся. Этих двух маленьких дикарей он должен как можно быстрее вернуть к цивилизации: сельская жизнь затянулась. Спокойным шагом он спускался, чувствуя себя почти хорошо, но вдруг подумал о маленькой дочери: прошел всего год, как она встала на ножки, и его мобилизовали; на этом склоне она, наверное, уже бегала с матерью и собирала цветы. Бат-шеба на иврите – «дочь обещания». Когда Юдифь шептала «Бетсабе», это звучало нежно, бархатисто, почти магически. Его Бет, его малышка с большими черными глазами, не вырастет вместе с братьями: ее заморили голодом, замучили и убили где-то на западе Германии. Бетсабе…Скрестив руки на груди, жена лукаво смотрит на него.– Шарль, мне кажется, нашим мальчикам скучно! – объявляет она низким, чувственным голосом.Чуть наклонив голову, она наблюдает за ним, ждет, чтобы он понял, потом трогательно улыбается, будто ласкает, и добавляет:– Я бы очень хотела, чтобы это была девочка. А ты?Шарля охватывает радость, такая же сильная, как и потрясение. Осознав, он делает к ней шаг, обнимает, целует шею, затылок, потом, наконец, губы. Запах Юдифи всегда сводил его с ума: это тонкая смесь особой туалетной воды, приготовленной для нее аптекарем, кисловатый аромат ее кожи и ладана, который она жжет в течение дня. Он прижимает ее к себе, не так сильно, как хотелось бы, – она смеется, потому что почувствовала его желание. Он мог бы заниматься с ней любовью с утра до вечера, жить в ней, не переставая желать ее снова и снова.– Хорошо, пусть будет девочка, – согласился он, пытаясь справиться с дыханием.При условии, что у нее будут черные глаза матери: миндалевидные, вытянутые к вискам. Но он согласится и на третьего мальчика.– Любовь моя, – шепчет она на ухо Шарлю.Теперь желание и в ней, он понимает это и берет ее на руки, несет в спальню. Она легкая и гибкая, но совсем не хрупкая. Он кладет ее на кровать, садится рядом.– Что тебе подарить? Чем отблагодарить за такой подарок? – очень торжественно спрашивает он.Снова смех, который он обожает, эта сумасшедшая веселость. Она могла бы потребовать украшения от Кардена, платье от Чьяпарелли или даже луну – он охотно бы снял ее, но Юдифь шепчет:– Маленького полосатого котика.Она произнесла это с таким гурманским видом, что Шарль почувствовал укол в сердце. Если она так мечтает о животном, то почему никогда раньше не говорила об этом? Он ласкает ее черные волосы, гладит челку кончиками пальцев. Она получит всех кошек, каких захочет.Жирный кот протиснулся между ног Шарля; кот разозлился: он сидел в можжевельнике в засаде, а ему помешали охотиться. Шарль засунул руки в карманы, глубоко вздохнул. Сияние растворялось в синеватых сумерках: если бы он смотрел, это наверняка показалось бы ему утонченным.«Другого пути нет, – решил он, и исступленная ярость охватила его. – Буду продолжать то, что начал!»Он жаждал мести, и это было жизненным стимулом. Клара права: семья – это, конечно же, главное, но одно другому не мешает. Чуточку везенья – и он сможет вести два дела одновременно, ему некуда отступать: его судьба была решена. II Париж, 1948 Чуть склонив голову набок, Сильви прелестно улыбалась уголками губ. Эта улыбка придавала ей шаловливый вид и выставляла в самом выгодном свете – Сильви это знала. Хорошенькая блондинка с вьющимися волосами и голубыми глазами, она без колебаний пускала в ход это свое оружие. Сидя по другую сторону низенького столика, Клара прекрасно видела истинную цель усилий молодой женщины, но не переставала удивляться реакции Шарля. Конечно, как и любой другой мужчина на пороге сорока, он не мог оставаться абсолютно равнодушным к такой атаке женственности, однако держал с Сильви дистанцию. По крайней мере, внешне.– В нынешнем сезоне модели от Кристиана Диора, по-моему, пользуются большим успехом, – сказала Клара, чтобы поддержать разговор.– На мой взгляд, они чересчур эксцентричны, – возразила Сильви, не переставая улыбаться. – Что касается нас, мы довольны своей коллекцией: наши модели подойдут любому. В этом наш успех!С тех пор как Сильви начала работать на Жака Фата, она страстно защищала его дом моды, однако делала это с умом. Сначала она была одной из его любимых моделей, но довольно скоро, устав от показов, предпочла кулисы подиуму. За несколько лет ей удалось стать незаменимой, и теперь она была у него на особом положении: отчасти советник, иногда рисовальщица, но чаще всего ответственная за деликатную сферу общения с клиентками.– Шарль, – все так же весело продолжала она, – рассудите нас: какой стиль предпочитаете вы?– Не знаю, я в этом совершенно не разбираюсь. То, что носишь ты, всегда прелестно.У него был скучающий вид, как и всякий раз, когда он тратил хотя бы час своего времени на пустяки. Он торопился: ему надо было вернуться в контору, потом во Дворец правосудия, поработать с текущими делами, но присутствие Сильви удерживало его против собственной воли.– Вам в самом деле нравится? – спросила она, вставая.Сделав три шага в его сторону элегантной походкой, она резко развернулась, так что фалды ее пиджака взлетели вверх.– Это удобная текучая ткань, она никогда не мнется! Вы должны зайти к нам, Клара, сейчас у нас появились чудесные модели…Шарль бросил рассеянный взгляд на темно-синий костюм, подчеркивавший тонкую талию молодой женщины, и почувствовал аромат, исходящий от нее. Он узнал «Шанель № 5» и улыбнулся. Этот последний подарок он сделал всего несколько дней назад во время ужина при свечах (Сильви устраивала их с особым шармом).– Мне надо бежать – я опаздываю. Вы тоже уходите, Шарль?– Да, я провожу тебя.Она наклонилась, поцеловала Клару, потом поправила вуалетку на своей великолепной шляпке. При других обстоятельствах он полюбил бы ее всей душой – к несчастью, он чувствовал себя неспособным уделять ей то внимание, которого она заслуживала. Из будуара, где Клара принимала после обеда, они вышли вместе, и стали спускаться со второго этажа по лестнице в два оборота – самому прекрасному из украшений особняка. Уже на тротуаре авеню Малахов у Сильви вырвался нервный смешок.– Я не думаю, что ваша мать обманывается на наш счет. Она очень наблюдательная женщина!В ее иронии была капля горечи, Шарль почувствовал это и понадеялся, что Сильви не станет продолжать. Об этом они часто говорили, ссорились, но он не соглашался что-либо менять в своей жизни. Придать официальный характер отношениям с Сильви он считал неуместным, почти неприличным; кроме того, ему хотелось лишь проводить с ней несколько часов раз в неделю, и ничего больше, – он никогда не скрывал своих намерений.Подойдя к машине, он обнял ее за талию нежным, но банальным жестом, который мог предназначаться кому угодно.– Я подвезу тебя?– Конечно!Это десять дополнительных минут: она ни за что на свете не попросила бы их, но приняла с благодарностью. Устроившись рядом с ним, она спросила:– Когда вы придете ко мне на ужин, Шарль?Она сердилась на себя из-за того, что вечно просит, жалуется, упрекает его, однако не желала принять ту неопределенность, в которой он вынуждал ее жить. Промолчав, он завел машину – она подавила вздох досады, но он услышал.– Вторник? – неуверенно предложил он.– Чудесно. Я приготовлю вам косулью ногу.Разрываясь между облегчением, оттого что она получила это свидание, и унижением, оттого что была вынуждена выпрашивать его, Сильви теперь не знала, что сказать, чтобы нарушить установившуюся тишину. До каких пор она будет надеяться? Он никогда не полюбит ее, рядом с ним она теряет молодость и время, – твердили подруги. Ей было уже двадцать девять, и оставаться возле него казалось безумием. Их эпизодические встречи не продвинули их отношений ни на шаг с того вечера, когда он впервые поднялся к ней, сдержанный, но слишком хорошо воспитанный, чтобы отклонить ее предложение выпить шампанского. Она была вынуждена зайти очень далеко, прежде чем он согласился задержаться, потом поцеловать ее и пойти в спальню. Для него она была всего лишь девчонкой, дальней родственницей, потерянной из виду, несмотря на то, что он немало удивился, увидев, какой она стала. Может, в ту ночь ей следовало бы признаться, что она любит его уже давно, еще с тех пор, как была подружкой на свадьбе Юдифи, или даже раньше, а может, и всегда. Шарль поистине был семейной легендой; оказаться в его объятиях представлялось ей таким огромным счастьем, что детская любовь превратилась в страсть. Опустошительную, разрушительную.– Ты на месте, – сказал он неожиданно, и Сильви вздрогнула.Он смотрел, как она берет маленькую сумочку, поправляет ремешок на плече, и вдруг перед ним возникла Юдифь, когда он высаживал ее перед Бон-Марше, – тот же жест, прежде чем отправиться на штурм магазинов. Отгоняя это невыносимое воспоминание, он удержал Сильви.– Ты не поцелуешь меня?Одной рукой он порывисто привлек ее к себе, другой поднял вуалетку. Нашел ее губы, впился в них с необычайным жаром и тут же отпустил.– До вторника, – пробормотал он.Изумленная его поведением, она вышла из машины и, не оборачиваясь, устремилась к дому моды Жака Фата.Мари еще долго стояла у окна, после того как «Делаж» ее дяди исчез в конце авеню.«Я ненавижу эту женщину! Что она из себя строит? Подумаешь, какой важный вид. Мелкая интриганка! Она думает, что сумеет заграбастать Шарля? Она его очень плохо знает!»В крайнем раздражении Мари, наконец, покинула свой наблюдательный пост, опустила занавеску. Сильви выводила ее из себя: стоило Мари ее увидеть, как она переставала себя контролировать и даже во время семейных праздников открыто выказывала свою неприязнь.На столе в стиле ампир (этот стол она попросила подарить ей на восемнадцатилетие) в беспорядке валялись бесчисленные листы, исписанные нервным почерком, и книги по праву. Право, а не медицина. Как Шарль, категорически заявила ока семье два года назад после блестящего окончания школы. Нет, она не будет врачом, как ее отец и дед по отцовской линии, тем более не станет хирургом – она будет искоренять не физические, а нравственные болезни: попранную честь, утраченную свободу. В точности то, что в свое время защищал Шарль. Конечно же, она могла бы вообще ничего не делать! Морваны – не только Клара, но и Мадлен – были богаты, и никто не требовал от Мари быть чем-то большим, чем девушкой на выданье. Ходячим приданым. Именно такой, вне всякого сомнения, когда-то была ее мать.Мари села за стол, попыталась сосредоточиться на гражданском праве. Ей не удавалось попасть в зал суда, чтобы послушать речи Шарля: громкие процессы, в которых он участвовал, как правило, проходили при закрытых дверях, к тому же она была несовершеннолетней. Ей оставалось лишь представлять, как дядя произносит блестящие речи, обрывки которых с удовольствием смаковали газетчики. Если верить авторам этих хвалебных статей, Шарль Морван был адвокатом, особенно деятельно поднимающим еврейский вопрос. Чаще всего он участвовал в судебных процессах против военных преступников и кроме наказания виновных добивался еще и возмещения убытков жертвам, обобранным из-за чрезмерной лояльности тогдашнего правительства. Программа насыщенная – она предполагала занять не менее тридцати лет его жизни.Прежде чем приступить к обучению, Мари раздобыла нужные сведения о том, что с 1900 года женщины могли вступать в коллегию адвокатов, а в 1908 году адвокат по имени Мария Верон впервые выступила в суде присяжных. Дорога была проторена, и ничто не могло бы помешать Мари избрать эту карьеру. Мадлен была против, но внучку изо всех сил защищала Клара: в ней явно присутствовал дух независимости, и она поддерживала все феминистские баталии. Что до Шарля, тот лишь одобрил, не давая никаких комментариев. Известие о том, что племянница хочет пойти по его стопам, не раздражало и не льстило, он оставался верен себе, то есть был равнодушен.Репутация Шарля, чью фамилию носила Мари, вызывала уважение преподавателей и нелюбовь студентов. С последними она не считалась, сосредоточившись на получении самых высоких оценок в выпуске, не забывая при этом и об отдыхе. Внешне благоразумная девушка, она любила поразвлечься. Строптивая и жизнелюбивая, она узнавала у своих друзей то, что хотела и о чем не могла спросить у братьев или кузенов: эти младшие были в ее глазах мальчишками.– Ты все работаешь, дорогая? – входя, воскликнула Клара.Бабушка никогда ни в какую дверь не стучала, и Мари подавила раздраженный жест.– Я помешала? Пора бы тебе сделать перерыв и составить мне компанию: у меня сумасшедшее желание потратить деньги.Таким образом, Клара объявляла, что хочет пройтись с внучкой по бутикам; это развлечение она позволяла себе раз в месяц ради удовольствия побаловать Мари и одеть ее по последней моде. Казалось, это было компенсацией за годы, когда в Валлонге на старой швейной машинке она по пять раз перешивала одно и то же платье.– Ты принимала эту воображалу Сильви? – бросила Мари вместо ответа.– Я знаю, ты ее не любишь, но ведь ты не одна в доме!Мари закатила глаза, а Клара рассмеялась.– Ты в самом деле хочешь снова его женить, бабушка? Хочешь, чтобы эта женщина отняла его у тебя?Этот вопрос мог бы показаться жестоким, но Клару трудно было чем-то задеть, и она ответила:– Я желаю ему счастья. Он был так…Она не стала заканчивать фразу. Шарль был более чем несчастен или неприкаян. Кроме того, он до сих пор не пришел в себя и, наверное, никогда не придет, а малышка Сильви могла доставить ему несколько часов удовольствия, поэтому Клара всегда будет принимать ее с распростертыми объятиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31