А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Вот и сейчас он был увлечен беседой, хотя и не пренебрегал европейскими пирожками, поедая один за другим. Сёсицу, обратив внимание на то, с каким удовольствием ест пироги Нобунага, заметил:— Тут использована одна штука, которую называют сахаром, поэтому не злоупотребляйте такой сладкой пищей перед сном.— А что, сахар ядовит? — поинтересовался Нобунага.— Ну, не ядовит, но наверняка не идет на пользу здоровью, — ответил Сёсицу. — Пища из варварских стран жирная и сочная, тогда как наша имеет скорее пресноватый вкус. Эти пирожки, конечно, куда слаще нашей вяленой хурмы и рисовых колобков. Стоит привыкнуть к сахару, и наши японские сласти покажутся вам безвкусными.— А что, на Кюсю этот самый сахар, должно быть, уже ввозят в больших количествах?— Не в таких уж больших. За меру сахара берут меру золота, на такой торговле не больно-то разживешься. Я подумываю о том, чтобы завести в страну сахарный тростник и попробовать разводить его где-нибудь в теплом месте. Но, как и в случае с табаком, я далеко не уверен, что сахар следует широко распространять в Японии.— Это на тебя не похоже, — рассмеялся Нобунага. — Не будь чересчур осторожен. Не важно, хорошие это вещи или дурные. Их нужно заполучить и доставить сюда, в любом случае будут способствовать расширению нашего кругозора. Все новшества так или иначе приходят к нам по морю прямо сейчас, и из западных стран, и из южных. Остановить их проникновение на восток невозможно.— Я приветствую вашу терпимость, мой господин, и осознаю, что она, безусловно, послужит процветанию моего промысла. Но не уверен, что следует заимствовать все подряд.— Следует, вне всякого сомнения, следует. Привози все новое отовсюду, где только его обнаружишь.— Если вам так угодно, мой господин.— Только нельзя сразу же глотать. Надо сначала попробовать, разжевать и выплюнуть, — добавил Нобунага.— Выплюнуть?— Хорошенько прожуй, впитай все добрые соки, а дрянь выплюнь. Если все воины, земледельцы, ремесленники и купцы Японии усвоят это правило, тогда к нам можно будет ввозить что угодно.— Нет, это не так! — Сёсицу решительно замахал рукою. Предлагаемое Нобунагой правило в корне не устраивало его, и сейчас он спешил высказать свои возражения главе государства. — Вы, мой господин, будучи вождем всего народа, имеете право именно так подходить к этому вопросу, но до меня уже стали доходить кое-какие тревожные сведения, и я ни в коем случае не могу с вами согласиться. Взять хоть один пример.— Ну и какой же?— Распространение ложного вероучения.— Ты имеешь в виду миссионеров? А что, Сёсицу, буддисты и тебя одолевают своими просьбами?— Вы относитесь к этому чересчур легковесно. Этот вопрос может иметь пагубные последствия для всей страны.Сёсицу рассказал о мальчике, свалившемся в ров несколько часов назад, и о самоотверженности миссионера, которая произвела на зевак такое сильное впечатление.— Менее чем за десять лет тысячи японцев забыли алтари своих предков и обратились в христианскую веру. И это произошло не только в Омуре, не только в Нагасаки, но и по всему Кюсю, и в отдаленных районах Сикоку и даже в Осаке, в Киото и в Сакаи. Ваша светлость только что изволили заметить, что нам, японцам, следует разжевать и выплюнуть все, что к нам привозят, но в вопросах веры подобный подход недопустим и, наверное, невозможен. Не важно, долго ли ты жуешь чужую веру или нет, но в душу она западает и никуда не девается, даже если всех христиан распять, как они рассказывают, на кресте или отрубить им головы.Нобунага молчал. Судя по выражению его лица, он понимал, что тема эта слишком сложна, чтобы исчерпать ее в ходе одной беседы. Он сжег гору Хиэй и с невиданной в истории страны жестокостью поставил буддизм на колени. Он истребил монахов огнем и мечом, но знал лучше, чем кто-либо, что это не добавило ему всеобщей любви.С другой стороны, он позволил миссионерам воздвигнуть церковь, он отдавал должное их делам и даже время от времени приглашал к себе на пиры. Буддийские монахи злобствовали и не раз задавали ему и народу роковой вопрос: кого же, в конце концов, Нобунага считает в своей стране чужаками — христиан или их самих?Нобунаге не хотелось пускаться в пространные объяснения. Вдобавок ко всему он терпеть не мог, когда ему перечили. И в то же время он не мог не уважать свободного изъявления чувств и настроений своих подданных. Это, несмотря ни на что, ему нравилось.— Сотан, — обратился он сейчас ко второму гостю. — А что ты скажешь об этом? Ты молод, поэтому наверняка относишься к этому делу иначе, чем Сёсицу.Сотан, собираясь с мыслями, на мгновение отвел взгляд, но затем ответил со всей определенностью:— Я согласен с вами, мой господин. Чужую религию нужно прожевать и выплюнуть.Нобунага самодовольно посмотрел на Сёсицу, как человек, только что обретший единомышленника.— Не беспокойся. Такие вопросы требуют более широкого подхода. Столетия назад князь Митидзанэ решил соединить китайское и японское мировоззрения. Перенимаем ли мы китайские обычаи или ввозим доселе невиданные вещи с запада, краски осени и цветение вишни весной остаются теми же самыми. А когда идет дождь, вода в пруду становится от этого только чище. Нельзя вместить океан в ров храма Хонно. Не так ли, Сёсицу?— Да, мой господин, во рву должно быть столько воды, сколько способен вместить ров.— То же самое относится и к заморской культуре.— Я старею и кажусь сам себе лягушкой во рву.— Ты мне больше напоминаешь кита.— Возможно, — согласился Сёсицу. — Но я похож на кита с кругозором лягушки.— Эй, принеси-ка воды!Нобунага разбудил мальчика, прикорнувшего в углу. Он еще не пресытился разговором. Хотя уже какое-то время они ничего не ели и не пили, очарование беседы не исчезало.— Отец! — сказал Нобутада, склонившись к Нобунаге. — Уже очень поздно. Мне хочется вас покинуть.— Побудь еще немного, — произнес Нобунага несколько более требовательно, чем обычно. — Ты ведь живешь в Нидзё, не так ли? И пускай час нынче поздний, это ведь все равно считай что рядом. Нагато тоже живет рядом с храмом, а наших гостей из Хакаты я сегодня никуда не отпущу.— Увы, мне придется уйти. — Сёсицу сказал это так, словно собирался покинуть общество немедленно. — У меня завтра утром важная встреча.— Значит, со мной останется только Сотан?— Можно сказать, на ночном дежурстве. Нужно же кому-то навести порядок в чайном домике.— Понятно. Значит, пить со мной сакэ ты не будешь. Вы принесли с собой столько драгоценной чайной утвари, и тебе придется всю ночь ее охранять.— Не смею возражать, мой господин.— Нет уж, говори откровенно!Нобунага рассмеялся. А затем, внезапно обернувшись, посмотрел на висевший на стене свиток:— Му Чи — превосходный живописец, не правда ли? В наши дни редко увидишь что-нибудь подобное. Я слышал, что Сотану принадлежит картина Му Чи, которая называется «Корабль, возвращающийся из долгого плавания». И вот о чем я подумал: да разве хоть кто-нибудь достоин обладать подобным сокровищем?Сотан внезапно рассмеялся во весь голос, словно Нобунаги здесь не было.— Над чем ты смеешься, Сотан?Сотан оглядел собравшихся:— Князь Нобунага хочет заполучить принадлежащую мне картину Му Чи и выражает это в весьма туманной форме: достоин ли, мол, кто-нибудь обладать подобным сокровищем? Это похоже на засылку лазутчика во вражеский стан. Вам следовало бы лучше приглядывать хорошенько за этим драгоценным чайным столиком. — И он опять расхохотался.Он попал в точку. Нобунаге и впрямь хотелось заполучить картину. Но и картина, и упомянутый чайный столик представляли собой фамильные реликвии, а это означало, что в открытую посягнуть на такое не смел и глава государства.Но сейчас сам владелец картины оказался настолько добр, что завел разговор на эту тему, и Нобунага воспринял это как косвенное обещание преподнести ему желанную вещь. К тому же, обратив разговор в слегка непочтительную шутку, Сотан просто не имел права не подарить Нобунаге картину.Нобунага поддержал шутку и ответил в том же духе:— От тебя, Сотан, ничего не скроешь. Доживешь до моих лет, тогда поймешь, что такое настоящая чайная церемония.Словом, Нобунага подтвердил свое желание.Тут вступил в разговор и Сёсицу:— Через пару дней мне предстоит встреча с художником Сокю из Сакаи. Мы с ним, пожалуй, поразмыслим над тем, откуда возвращаются эти суда. Лучше всего, разумеется, было бы спросить об этом самого Му Чи.У Нобунаги улучшилось настроение. И хотя слуги уже не раз заходили в комнату и снимали нагар со свечей, он продолжал сидеть, попивая время от времени воду и не замечая, как бежит время.Стояла летняя ночь, все двери и окна были раскрыты настежь. Возможно, поэтому свечи мигали и порой угасали в ночном тумане.Если бы кто-нибудь взялся погадать на воске, он, несомненно, усмотрел бы дурное предзнаменование в том, как мигали и гасли свечи.В главные ворота храма постучались. Какое-то время спустя доложили о прибытии гонца из западных провинций. Воспользовавшись этим поводом, Нобутада поднялся с места, да и Сёсицу попросил позволения удалиться. Нобунага тоже поднялся с места, чтобы проводить гостей до коридора.— Спокойной ночи, — еще раз, уже на ходу, обернувшись и посмотрев на отца, произнес Нобутада.Нагато с сыном стояли рядом с Нобутадой, держа в руках фонари. В храме Хонно было сейчас так темно, словно воздух превратился в черную тушь. Была вторая половина часа Крысы.
Мицухидэ колебался. Пойдешь направо — попадешь в западные провинции. Пойдешь налево — очутишься в деревне Куцукакэ, минуешь ее, переправишься через реку Кацура и окажешься в столице. Он стоял сейчас на вершине холма, на который карабкался всю свою жизнь. Развилка, лежащая перед ним, означала одно из двух: решительный поворот в судьбе или конец всему. Но картина, представшая сейчас его взору, никак не соответствовала мыслям, надеждам и страхам, бушевавшим в мозгу и в сердце у Мицухидэ. В небе мирно мерцали звезды, предвещая, казалось, что новый день принесет миру долгожданные и благодатные перемены.Приказа устроить привал не было, но лошадь Мицухидэ внезапно остановилась, и он застыл в седле, четким силуэтом вырисовываясь на фоне звездного неба. Подумав, что он решил на мгновение задержаться, военачальники в ослепительных доспехах, окружавшие его, и длинные колонны войска у него за спиной — люди, знамена и кони — тоже замерли во тьме.— Где-то здесь неподалеку ручей. Мне кажется, я слышу его журчанье.— Так оно и есть. Вода!Раздвигая низкорослый придорожный кустарник, кому-то из воинов в конце концов удалось обнаружить жалкий родничок, бивший в расщелине скал. Один за другим потянулись воины, спеша наполнить фляги прозрачной родниковой водой.— Теперь нам хватит воды до самого Тэндзина.— А может, нас накормят в Ямадзаки?— Нет, ночь чересчур коротка. Наверное, когда мы дойдем до храма Кайин, уже рассветет.— Если пойдем в дневную жару, то лошади быстро устанут, поэтому его светлости, наверное, кажется, что нам надо проделать большую часть пути в ночное время или ранним утром.— Лучше всего так и поступать, пока мы не достигнем западных провинций.Пешие воины и даже самураи, за исключением старших военачальников, еще, понятно, ни о чем не догадывались. И судя по тому, как весело они переговаривались, все пребывали в убеждении, будто до сражений еще далеко.Войско пришло в движение. Военачальники с копьями в руках быстро обходили боевой строй, внимательно вглядываясь в лица своих воинов.— Налево! Поворачиваем налево!Войско начало спуск по восточному склону Оиносаки. Ни один воин не повернул направо, на дорогу, ведущую на запад. Они обменивались недоуменными взглядами. Но даже тем, кто заподозрил неладное, приходилось поторапливаться. Находившиеся в хвосте колонны ориентировались на знамя, так, по крайней мере, не ошибешься, в какую сторону поворачивать. Конские копыта гулко стучали по каменным плитам. Время от времени с горы с оглушительным грохотом срывались булыжники. Войско напоминало водопад, дорогу которому не может преградить ничто.И люди, и лошади обливались потом и тяжело дышали. Одолев небольшой перевал, они вновь пошли вниз, потом повернули в сторону, где, стремительно бурля, бежала горная река, и оказались прижатыми к отвесному склону горы Мацуо.— Отдохнуть!— Подкрепиться!— Огней не зажигать!Приказы следовали один за другим. Войско находилось еще только в окрестностях Куцукакэ, маленького горного селения, в котором обитало не больше десятка лесорубов. Тем не менее из ставки шли постоянные призывы соблюдать осторожность, и на дорогу вниз по холму выслали передовые дозоры.— Куда мы идем?— А ты-то куда идешь?— Вниз по ущелью набрать воды.— Приказано не выходить из строя. Хочешь пить — попроси у соседа в своей шеренге.Воины развязали мешки с провизией и молча принялись за еду. Многие перешептывались с набитыми ртами. Удивлялись тому, что им велели подкрепиться в столь неподходящее время, на полпути вниз по склону горы. К тому же один раз нынешней ночью они уже ели — перед выступлением из храма Хатимана.Почему бы им не встать на привал, когда солнце уже взойдет, где-нибудь в Ямадзаки или Хасимото, где нашлась бы и трава для лошадей? Но при всем своем недоумении они продолжали думать, будто идут в западные провинции. Ведь через Биттю пролегает отнюдь не единственная их дорога, ведущая в западные провинции, но и другие. Свернув направо у Куцукакэ, войско могло бы пройти через Охарано и выйти к Ямадзаки и Такацуки.Но когда войско вновь отправилось в путь, оно пошло вниз по прямой на Цукахару и миновало деревню Кавасима. К часу четвертой стражи большей части войска уже открылась совершенно неожиданная картина: река Кацура под все еще темным небом.Воины сразу же чрезвычайно встревожились. С реки пахнуло холодным ветром, и войско разом остановилось, объятое смутным страхом.— Располагайтесь на земле! — последовал приказ.— Не шуметь! Не разговаривать друг с другом без крайней необходимости!Прозрачные воды реки отливали блеском, а ветер развевал девять полковых знамен с эмблемой в виде синего колокольчика.Мицухидэ призвал к себе Амано Гэнъэмона, полк которого располагался на правом фланге. Амано вскочил на коня и помчался к своему князю.Мицухидэ стоял на речной отмели в окружении военачальников. Их испытующие взгляды тут же обратились на Гэнъэмона. Здесь находились и седовласый Сайто Тосимицу, и Мицухару, лицо которого было подобно трагической маске. Все прочие военачальники из ставки Мицухидэ сейчас окружали Мицухидэ словно стальным кольцом.— Гэнъэмон, — сказал Мицухидэ, — скоро наступит рассвет. Ты берешь отряд и переправляешься через реку первым. И мечом преграждаешь путь всякому, кто вздумает оповестить нашего врага о грозящей ему опасности. Там могут оказаться купцы или просто путники, направляющиеся в столицу в столь ранний час. Тебе придется обезвредить их всех. Это крайне важно.— Я понимаю, — отвечал Гэнъэмон, готовый приступить к выполнению задания.— Погоди-ка, — остановил его Мицухидэ. — В порядке дополнительной предосторожности я вышлю отряды для охраны дороги, прилегающей от Ходзу к северной Саге и вдоль дороги Нисидзин от Дзидзоина. Смотри не напади на них по ошибке.Мицухидэ говорил решительным тоном. Было ясно, что ум его сейчас работает со стремительной скоростью; вздувшиеся жилы у него на висках, казалось, вот-вот лопнут.Оставшиеся на берегу с нарастающим беспокойством следили за тем, как воины Гэнъэмона форсируют Кацуру. Мицухидэ сел на коня, и военачальники один за другим последовали его примеру.— Пора отдавать приказ. Смотрите только, чтобы все его поняли правильно.Одни из военачальников, сидевший на лошади рядом с Мицухидэ, сложил ладони рупором у рта и закричал:— Расковать коней и выкинуть прочь подковы! — Его голос был отчетливо слышен в первых рядах, а дальше приказ передавали по цепочке. — Всем пешим воинам надеть новые соломенные сандалии. Подтянуть ослабшие шнурки, чтобы мокрые сандалии не терли ноги. Укоротить фитили до одного сяку и связать по пять штук. Все ненужное, включая остатки провизии и личные вещи, все, что затрудняет ходьбу, выкинуть в воду! В руках не должно быть ничего, кроме оружия!Приказ буквально ошеломил воинов. По рядам воинов прокатилось неясное волнение. Нет, они молчали и не двигались, а только переглядывались между собой, и на их лицах была тревога. Она вспыхивала и переданная по цепочке глазами катилась по рядам дальше с такой быстротой, что по крайней мере внешне это никак не проявилось.Когда все было готово, а войско уже успело перестроиться, седовласый Сайто Тосимицу заговорил голосом, закаленным в сотнях сражений, как по писаному.— Возрадуйтесь. Сегодня наш господин, князь Акэти Мицухидэ, станет правителем всей страны. Можете в этом не сомневаться.Он говорил так громко, что его было слышно даже в задних рядах, где построились пешие воины и столпились сандалиеносцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146