Он отличался изяществом, которое нечасто встретишь даже при императорском дворе. Человек, залюбовавшийся им, упустил бы из виду дерзость его взгляда. Из другого угла комнаты послышался легкий шорох, словно кто-то лежавший поднимался на ноги. Из глубокой тени появился Досан. Он прошел на середину комнаты и величаво сел, всем своим видом демонстрируя превосходство.Нобунага притворился, будто не заметил этого. Он с равнодушным видом обмахивался веером. Досан отвел глаза. Не существовало определенного этикета, предписывающего, как должно тестю говорить с зятем, поэтому он предпочел не нарушать молчание. Атмосфера в комнате накалялась. Досан нервно подергивал бровью. Доку, не выдержавший напряжения, приблизился к Нобунаге и простерся перед ним на татами.— Господин, позвольте представить — князь Сайто Досан. Не соизволите ли, мой господин, обратиться к нему с приветствием?— Вот как? — произнес Нобунага, выпрямившись. — Я — Ода Нобунага. Рад встретиться с вами, — он слегка поклонился.Настала очередь Сайто выказывать уважение.— Я давно ждал этой встречи. Счастлив, что настал день, когда мое желание сбылось.— Мое сердце преисполнено радости и гордости. Мой тесть в преклонном возрасте, но пребывает, по-моему, в добром здравии.— Что значит — преклонный возраст? Мне недавно исполнилось шестьдесят, и я не чувствую себя стариком. А ты рядом со мной — цыпленок, едва вылупившийся из скорлупы. Ха-ха-ха! В шестьдесят начинается лучшая мужская пора!— Счастлив, что у меня есть тесть, на которого можно положиться.— В любом случае сегодня знаменательный день. Надеюсь, при нашей следующей встрече ты порадуешь меня внуком.— С превеликим удовольствием.— Мой зять — человек прямодушный. Тангэ!— Да, мой господин!— Настал час трапезы. — Произнося эти слова, Досан одновременно отдал взглядом и другое распоряжение.— Понятно.Тангэ не был уверен, что правильно истолковал приказ во взоре повелителя, но понял, что настроение его переменилось к лучшему. Тангэ решил, что старик попытается очаровать зятя, и приказал заменить простые блюда на более изысканные.Досан одобрил старания Тангэ. Он даже вздохнул с облегчением. Тесть и зять обменялись здравицами, и застольная беседа приняла неофициальный характер.— Ах да, вспомнил! — внезапно вырвалось у Нобунаги. — Князь Досан, мой дорогой тесть, на пути сюда я встретил чрезвычайно потешного человечка.— Вот как! И кто же он?— Уморительный старичок вроде вас, даже лицом на вас похожий. Он подглядывал за тем, как мы ехали сюда, спрятавшись у окна в жалкой хижине. У меня сегодня первая встреча с вами, но когда я увидел вас… Не стану скрывать — вы точная копия того человека. Правда забавно? — Весело расхохотавшись, Нобунага прикрыл рот веером.Досан сидел с таким видом, словно проглотил горькую пилюлю. Холодный пот прошиб Хотту Доку и Касугу Тангэ. Трапеза закончилась, и Нобунага поднялся со своего места:— Я злоупотребляю вашим гостеприимством. Пора! Нам надо успеть переправиться через Хиду и встать на привал до заката. Позвольте откланяться.— Неужели вы нас покидаете? — Досан тоже поднялся с места. — Жаль отпускать вас, но я вас провожу.Ему тоже надо было вернуться в крепость до заката.Лес из пик взметнулся ввысь и двинулся на восток; закатное солнце светило воинам в спину. По сравнению с воинством Нобунаги копьеносцы Мино казались карликами, и они явно уступали в боевом духе.— Зачем я дожил до этого дня! Настанет время, и моим детям придется вымаливать жизнь у этого ненормального. Такова судьба! — сетовал Досан, покачиваясь в паланкине.
В чистом поле ударили барабаны и гулко запели раковины. Некоторые воины Нобунаги купались в Сёнаи, другие упражнялись в верховой езде и метали бамбуковые копья. Услышав сигнал раковины, все мгновенно выстроились перед шатром, ожидая, пока их предводитель усядется на коня.— Пора возвращаться в крепость.Нобунага плавал в реке больше часа, понежился на солнышке, потом вновь бросился в реку, резвясь, как водяной. Наконец он сказал, что пора в обратный путь, и тут же направился к шатру. Скинув белую набедренную повязку, в которой купался в реке, он вытерся и облачился в охотничий костюм и легкие доспехи.— Коня! — нетерпеливо бросил Нобунага.Его приказы исполнялись мгновенно и беспрекословно, но порой ставили в тупик приверженцев Нобунаги. Случалось, они ошибочно истолковывали смысл его очередного приказа и попадали впросак из-за непредсказуемости молодого князя. Положение спасал Итикава Дайскэ. Когда невнятные речи Нобунаги приводили его воинов в замешательство, Дайскэ произносил одно слово, и ряды пеших и конных выстраивались, как колосья на рисовом поле.Нобунага был явно в хорошем настроении. Он развернул войско и двинулся в сторону крепости Нагоя. Нобунага, как всегда, находился в середине процессии. Сегодняшние учения длились около четырех часов. Нещадно палило летнее солнце. Взмыленные лошади и потные пешие воины выступили в поход. Зеленые кузнечики с пронзительным стрекотом прятались в придорожной траве. Бледные лица воинов заливал пот, Нобунага вытирал лоб рукавом. Он передохнул и вернулся в привычное состояние вспыльчивости.— А это что за пугало бежит?Ничего не ускользало от взора Нобунаги. Несколько пеших воинов, заметивших Хиёси раньше предводителя, кинулись к нему по высокой, по плечи, траве. Хиёси просидел в зарослях весь день в надежде встретиться с молодым князем. Он следил за тем, что происходило утром на реке. Его заметили и прогнали дозорные, поэтому он, решив подстеречь Нобунагу на обратном пути в крепость, притаился в высокой придорожной траве.«Сейчас или никогда», — думал Хиёси. Он словно не чувствовал себя, сосредоточившись на князе Овари. Хиёси надрывно закричал, сам не понимая вылетавших из его глотки слов. Он знал, что рискует собственной жизнью. Хиёси могли заколоть длинной пикой, прежде чем он успел бы приблизиться к своему кумиру, но он не испытывал страха. Или он сделает шаг к великой цели, или расстанется с жизнью.Вскочив на ноги, он увидел Нобунагу и с закрытыми глазами бросился навстречу ему:— Умоляю! Пожалуйста, возьмите меня к себе на службу! Я мечтаю служить вам и отдать за вас жизнь!Хиёси хотел произнести эти слова, но когда стражи преградили ему дорогу скрещенными пиками, от волнения голос его сорвался, и речь превратилась в бессмысленный лепет.Он выглядел ничтожнее самого последнего оборванца. Грязные волосы были в пыли и колючках. Пот и грязь размазались по лицу коричневато-серыми пятнами. Живыми на этом лице оставались только глаза, но и они не разглядели скрещенные пики. Один из воинов зацепил Хиёси за ноги древком копья, но юноша все же прорвался на расстояние в десять шагов от того места, где восседал на лошади Нобунага.— Прошу вас, мой господин! — закричал Хиёси, ухватившись за конскую сбрую.— Ну и свинья! — грозно произнес Нобунага.Воин, стоявший за спиной у Хиёси, сгреб его за ворот и швырнул наземь. Он было занес над ним пику, но внезапно Нобунага воскликнул:— Не трогай!Настойчивая мольба жалкого заморыша заинтересовала князя. Он, возможно, почувствовал и отчаянную надежду, горевшую в душе странного создания.— Говори!Хиёси мгновенно забыл о боли, причиненной стражем.— Мой отец служил у вашего отца пешим воином. Его звали Киносита Яэмон. Я его сын, Хиёси. После смерти отца я жил с матерью в Накамуре. Я хотел поступить к вам на службу и долго искал человека, который за меня поручился бы, но понял, что мне суждено обратиться прямо к вам. Ради этого я рискую собственной жизнью. Меня можно убить прямо на месте. Я без колебаний отдам жизнь за вас, служа вам. Соизвольте распорядиться моей жизнью. Сбудется наша мечта — отца, покоящегося под листьями и травой, и сына, рожденного в этой провинции.Он говорил быстро и сбивчиво, как в бреду, но его бесхитростная откровенность тронула Нобунагу. Сильнее слов об искренности Хиёси свидетельствовала одержимость его поведения и речей.Нобунага усмехнулся.— Забавный парень, — сказал он одному из приближенных и обратился к Хиёси: — Значит, ты хочешь служить мне?— Да, мой господин.— А что ты умеешь делать?— Ничего, мой господин.— Ничего не умеешь и просишься ко мне на службу.— У меня нет ничего, кроме желания умереть за вас.Нобунага пристально вглядывался в юношу.— Ты несколько раз назвал меня своим господином, хотя тебе не дано право быть моим подданным. Почему ты называешь меня так?— Родившись в Овари, я всегда считал, что если я поступлю на службу, то моим господином непременно окажетесь вы. Наверно, поэтому я и называю вас «мой господин».Нобунага одобрительно кивнул.— Забавный, — сказал он, обращаясь к Дайскэ.— Действительно. — Дайскэ выдавил из себя улыбку.— Хорошо, беру тебя. С сегодняшнего дня ты у меня на службе.Хиёси не сдержал слез радости. Многие из свиты Нобунаги удивились такому решению, но подумали, что их господин, по обыкновению, поддался капризу. Хиёси, ликуя, ворвался в ряды воинов, но его встретили хмурые взгляды.— Не сюда! Ступай в самый конец войска и держись за хвост лошади, груженной поклажей.— Да, да, конечно!Переживая неземное блаженство, Хиёси послушно побежал в последние ряды колонны.Войско приближалось к Нагое, и дорога перед ним пустела, словно ее выметали громадной метлой. Мужчины и женщины падали ниц и на обочине, и на пороге собственного дома.Нобунага не утруждал себя приличиями даже при народе. Он одновременно шумно прочищал глотку, беседовал с подчиненными и смеялся. Мог есть дыню в седле, выплевывая семечки на дорогу.Хиёси впервые шагал не по обочине, а по середине этой дороги. Не спуская глаз со своего нового повелителя, он думал: «Вот она, дорога! Значит, я ступил на мой единственный Путь».Перед ними выросла крепость Нагоя. Вода во рву была болотного цвета. Миновав мост Карабаси, процессия проследовала через площадь и скрылась за воротами крепости. Хиёси много раз доведется ходить по этому мосту и входить в крепостные ворота, но сегодня он впервые приблизился к замку.Наступила осень.Поглядывая на жнецов в рисовом поле, невысокий самурай быстрым шагом шел по направлению к Накамуре. Дойдя до дома Тикуами, он остановился и громко закричал:— Матушка!— Неужели! Это же Хиёси!Онака родила еще одного ребенка. Сидя посреди разложенных на просушку красных пеленок, она баюкала дитя на руках, подставляя его бледное тельце последним лучам еще жаркого солнца. Увидев, как изменился ее старший сын, Онака разволновалась. Радовалась она или горевала? Губы у нее задрожали, а на глазах выступили слезы.— Это я, матушка! Как вы поживаете?Одним прыжком Хиёси оказался на соломенной циновке рядом с Онакой. Мать обняла его так же ласково, как баюкала младенца. От нее исходил запах материнского молока.— Что случилось? — спросила она.— У меня выходной. Сегодня я в первый раз покинул крепость с тех пор, как там очутился.— Какое счастье! Твой внезапный приход испугал меня. Подумала, что у тебя новые неприятности.Она облегченно вздохнула и улыбнулась. Теперь Онака внимательно оглядела повзрослевшего сына. Она рассматривала его чистую шелковую одежду, прическу, два меча за поясом. К удивлению Хиёси, мать разрыдалась.— Матушка, надо радоваться! Я ведь состою на службе князя Нобунаги. Порой мне приходится выполнять черную работу, но я правда зачислен на самурайскую службу.— Ты давно мечтал о ней. Ты немалого добился в жизни. — Онака закрыла лицо руками.Хиёси обнял мать:— Я специально переоделся в чистое и причесался, чтобы вас порадовать. Но дело не в этом! Я докажу вам, на что способен, и сделаю вас счастливой. Матушка, вы проживете долго-долго!— Когда я услышала о том, что случилось летом… Я уже и не чаяла с тобой свидеться!— Отовака вам рассказал?— Да, зашел к нам и сказал, что ты подкараулил князя, и он взял работником к себе в крепость. Я едва не умерла от счастья.— Если такой пустяк так обрадовал вас, то представляете, как счастливы вы будете потом? Мне разрешили теперь носить родовую фамилию.— И какую ты взял?— Киносита, как у отца. Изменили и мое собственное имя. Теперь меня зовут Токитиро.— Киносита Токитиро.— Да. Красиво, правда? Вам придется пожить в бедности еще какое-то время в этом жалком доме, но наберитесь терпения! Вы — мать Киноситы Токитиро!— Впервые в жизни я такая счастливая! — повторила Онака, и слезы катились у нее из глаз.Хиёси радовался от всей души. Кто, кроме матери, заплачет от счастья, видя успех сына. Хиёси подумал, что годы скитаний, голода и унижений не пропали даром, воспоминания о них делали нынешнюю встречу еще отраднее.— А как поживает Оцуми?— Она в поле убирает урожай.— Она здорова?— Она такая же, как всегда, — ответила Онака, вспомнив о безрадостной юности дочери.— Расскажите ей, пожалуйста, что скоро ее невзгодам придет конец. Недалек тот день, когда у нее будет и узорчатый шелк, и накидка с золотым гербом, и все приданое для свадьбы. Ха-ха-ха! Вы, конечно, считаете, что я, как всегда, мечтаю о невозможном?— Ты скоро уходишь?— Дисциплина в крепости строгая. Да, вот еще что, матушка, — тихо сказал он. — Люди плетут небылицы о моем господине, но поверьте, князь Нобунага на людях и в крепости Нагоя — два разных человека.— Похоже на правду.— Его положение незавидное. У него мало подлинных союзников. Многие его приверженцы и даже родственники настроены против него. Ему девятнадцать, и он совершенно одинок. Вы ошибаетесь, думая, что на свете нет горше страданий голодных крестьян. Поверьте мне, нужно еще немного потерпеть. Мы не должны сдаваться из-за наших слабостей. Мы оба — мой господин и я — на дороге к счастью.— Пожалуйста, не торопи события. Как бы высоко ты ни поднялся в этой жизни, самую большую радость я чувствую сейчас.— Поберегите себя. Не надрывайтесь на работе.— А ты не мог бы еще немного задержаться?— Пора в крепость.Он встал и молча положил немного денег на соломенную циновку, на которой сидела мать. Окинул взглядом маленький сад — хурму и хризантемы у ограды, — остановил взгляд на амбаре.В этом году он больше не появлялся дома, но в канун Нового года в Накамуру заглянул Отовака. Он передал матери Хиёси немного денег, лекарства и шелк на кимоно.— Он по-прежнему слуга, — рассказал Отовака. — Когда ему исполнится восемнадцать, он получит прибавку к жалованью, и собирается купить в городе дом, чтобы жить в нем вместе с вами. Он странный немного, но умеет нравиться людям. Считай, он чудом избежал неминуемой смерти на реке Сёнаи. Видать, везучий, дьяволенок!Новый год Оцуми встречала в новом кимоно.— Мне прислал его мой младший брат Токитиро, который служит в крепости!Она рассказывала об этом всем и всюду. Оцуми буквально через слово упоминала имя младшего брата.Буйный нрав Нобунаги время от времени сменялся приступами тоски и уныния. Многие считали, что князь специально дает передышку своему норову.— Приведите Удзуки! — заорал он однажды и помчался на поле для верховой езды.Его отец Нобухидэ всю жизнь провоевал, и у него никогда не оставалось времени на отдых в своей крепости. По многу месяцев он воевал то на западе, то на востоке. По утрам он успевал отслужить поминальную службу по предкам, выслушать прошения вассалов, послушать лекцию о старинных трактатах. До вечера он упражнялся в военном деле и занимался делами провинции. Завершив повседневные дела, он изучал труды по воинскому искусству или держал совет с избранными приближенными. Порой он вспоминал о своем большом семействе. Стоило Нобунаге занять место отца, и привычный распорядок рухнул. Ему была отвратительна мысль о заранее определенном расписании. Нобунага был человеком настроения, а его ум — переменчив, как вечерние облака. Он внезапно хватался за дело и так же бросал его. Казалось, и тело его, и душа противятся любым правилам.Характер князя обременял жизнь его чиновников и соратников. Сегодня он сначала посидел за книгой, потом смиренно проследовал в буддийский храм, чтобы помолиться предкам. Внезапное громогласное требование подать коня прозвучало в тиши храма как гром среди ясного неба. Оруженосцы не сразу сообразили, откуда исходит странный приказ. Они вывели коня из стойла и подвели к князю. Нобунага промолчал, но на лице его было недовольство их нерасторопностью.Белый конь Удзуки был любимцем князя. Он притерпелся к хозяйской жестокости и не замечал ударов плетки. Нобунага часто водил Удзуки под уздцы, жалуясь каждому на его медлительность. Иногда он велел силком поить коня. Конюх с трудом разжимал Удзуки челюсти и вливал воду в глотку. Нобунага ухватывал коня за язык, мучая его.— Удзуки, у тебя злой язык, поэтому ты едва ноги переставляешь, — сказал князь.— Он немного простудился.— Может, возраст сказывается?— Он был здесь еще при старом князе.— Что ж! Уздуки не единственный, кто состарился и одряхлел в этой крепости. Со времен первого сёгуна сменилось десять поколений, и мир закоснел в церемониях и обмане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
В чистом поле ударили барабаны и гулко запели раковины. Некоторые воины Нобунаги купались в Сёнаи, другие упражнялись в верховой езде и метали бамбуковые копья. Услышав сигнал раковины, все мгновенно выстроились перед шатром, ожидая, пока их предводитель усядется на коня.— Пора возвращаться в крепость.Нобунага плавал в реке больше часа, понежился на солнышке, потом вновь бросился в реку, резвясь, как водяной. Наконец он сказал, что пора в обратный путь, и тут же направился к шатру. Скинув белую набедренную повязку, в которой купался в реке, он вытерся и облачился в охотничий костюм и легкие доспехи.— Коня! — нетерпеливо бросил Нобунага.Его приказы исполнялись мгновенно и беспрекословно, но порой ставили в тупик приверженцев Нобунаги. Случалось, они ошибочно истолковывали смысл его очередного приказа и попадали впросак из-за непредсказуемости молодого князя. Положение спасал Итикава Дайскэ. Когда невнятные речи Нобунаги приводили его воинов в замешательство, Дайскэ произносил одно слово, и ряды пеших и конных выстраивались, как колосья на рисовом поле.Нобунага был явно в хорошем настроении. Он развернул войско и двинулся в сторону крепости Нагоя. Нобунага, как всегда, находился в середине процессии. Сегодняшние учения длились около четырех часов. Нещадно палило летнее солнце. Взмыленные лошади и потные пешие воины выступили в поход. Зеленые кузнечики с пронзительным стрекотом прятались в придорожной траве. Бледные лица воинов заливал пот, Нобунага вытирал лоб рукавом. Он передохнул и вернулся в привычное состояние вспыльчивости.— А это что за пугало бежит?Ничего не ускользало от взора Нобунаги. Несколько пеших воинов, заметивших Хиёси раньше предводителя, кинулись к нему по высокой, по плечи, траве. Хиёси просидел в зарослях весь день в надежде встретиться с молодым князем. Он следил за тем, что происходило утром на реке. Его заметили и прогнали дозорные, поэтому он, решив подстеречь Нобунагу на обратном пути в крепость, притаился в высокой придорожной траве.«Сейчас или никогда», — думал Хиёси. Он словно не чувствовал себя, сосредоточившись на князе Овари. Хиёси надрывно закричал, сам не понимая вылетавших из его глотки слов. Он знал, что рискует собственной жизнью. Хиёси могли заколоть длинной пикой, прежде чем он успел бы приблизиться к своему кумиру, но он не испытывал страха. Или он сделает шаг к великой цели, или расстанется с жизнью.Вскочив на ноги, он увидел Нобунагу и с закрытыми глазами бросился навстречу ему:— Умоляю! Пожалуйста, возьмите меня к себе на службу! Я мечтаю служить вам и отдать за вас жизнь!Хиёси хотел произнести эти слова, но когда стражи преградили ему дорогу скрещенными пиками, от волнения голос его сорвался, и речь превратилась в бессмысленный лепет.Он выглядел ничтожнее самого последнего оборванца. Грязные волосы были в пыли и колючках. Пот и грязь размазались по лицу коричневато-серыми пятнами. Живыми на этом лице оставались только глаза, но и они не разглядели скрещенные пики. Один из воинов зацепил Хиёси за ноги древком копья, но юноша все же прорвался на расстояние в десять шагов от того места, где восседал на лошади Нобунага.— Прошу вас, мой господин! — закричал Хиёси, ухватившись за конскую сбрую.— Ну и свинья! — грозно произнес Нобунага.Воин, стоявший за спиной у Хиёси, сгреб его за ворот и швырнул наземь. Он было занес над ним пику, но внезапно Нобунага воскликнул:— Не трогай!Настойчивая мольба жалкого заморыша заинтересовала князя. Он, возможно, почувствовал и отчаянную надежду, горевшую в душе странного создания.— Говори!Хиёси мгновенно забыл о боли, причиненной стражем.— Мой отец служил у вашего отца пешим воином. Его звали Киносита Яэмон. Я его сын, Хиёси. После смерти отца я жил с матерью в Накамуре. Я хотел поступить к вам на службу и долго искал человека, который за меня поручился бы, но понял, что мне суждено обратиться прямо к вам. Ради этого я рискую собственной жизнью. Меня можно убить прямо на месте. Я без колебаний отдам жизнь за вас, служа вам. Соизвольте распорядиться моей жизнью. Сбудется наша мечта — отца, покоящегося под листьями и травой, и сына, рожденного в этой провинции.Он говорил быстро и сбивчиво, как в бреду, но его бесхитростная откровенность тронула Нобунагу. Сильнее слов об искренности Хиёси свидетельствовала одержимость его поведения и речей.Нобунага усмехнулся.— Забавный парень, — сказал он одному из приближенных и обратился к Хиёси: — Значит, ты хочешь служить мне?— Да, мой господин.— А что ты умеешь делать?— Ничего, мой господин.— Ничего не умеешь и просишься ко мне на службу.— У меня нет ничего, кроме желания умереть за вас.Нобунага пристально вглядывался в юношу.— Ты несколько раз назвал меня своим господином, хотя тебе не дано право быть моим подданным. Почему ты называешь меня так?— Родившись в Овари, я всегда считал, что если я поступлю на службу, то моим господином непременно окажетесь вы. Наверно, поэтому я и называю вас «мой господин».Нобунага одобрительно кивнул.— Забавный, — сказал он, обращаясь к Дайскэ.— Действительно. — Дайскэ выдавил из себя улыбку.— Хорошо, беру тебя. С сегодняшнего дня ты у меня на службе.Хиёси не сдержал слез радости. Многие из свиты Нобунаги удивились такому решению, но подумали, что их господин, по обыкновению, поддался капризу. Хиёси, ликуя, ворвался в ряды воинов, но его встретили хмурые взгляды.— Не сюда! Ступай в самый конец войска и держись за хвост лошади, груженной поклажей.— Да, да, конечно!Переживая неземное блаженство, Хиёси послушно побежал в последние ряды колонны.Войско приближалось к Нагое, и дорога перед ним пустела, словно ее выметали громадной метлой. Мужчины и женщины падали ниц и на обочине, и на пороге собственного дома.Нобунага не утруждал себя приличиями даже при народе. Он одновременно шумно прочищал глотку, беседовал с подчиненными и смеялся. Мог есть дыню в седле, выплевывая семечки на дорогу.Хиёси впервые шагал не по обочине, а по середине этой дороги. Не спуская глаз со своего нового повелителя, он думал: «Вот она, дорога! Значит, я ступил на мой единственный Путь».Перед ними выросла крепость Нагоя. Вода во рву была болотного цвета. Миновав мост Карабаси, процессия проследовала через площадь и скрылась за воротами крепости. Хиёси много раз доведется ходить по этому мосту и входить в крепостные ворота, но сегодня он впервые приблизился к замку.Наступила осень.Поглядывая на жнецов в рисовом поле, невысокий самурай быстрым шагом шел по направлению к Накамуре. Дойдя до дома Тикуами, он остановился и громко закричал:— Матушка!— Неужели! Это же Хиёси!Онака родила еще одного ребенка. Сидя посреди разложенных на просушку красных пеленок, она баюкала дитя на руках, подставляя его бледное тельце последним лучам еще жаркого солнца. Увидев, как изменился ее старший сын, Онака разволновалась. Радовалась она или горевала? Губы у нее задрожали, а на глазах выступили слезы.— Это я, матушка! Как вы поживаете?Одним прыжком Хиёси оказался на соломенной циновке рядом с Онакой. Мать обняла его так же ласково, как баюкала младенца. От нее исходил запах материнского молока.— Что случилось? — спросила она.— У меня выходной. Сегодня я в первый раз покинул крепость с тех пор, как там очутился.— Какое счастье! Твой внезапный приход испугал меня. Подумала, что у тебя новые неприятности.Она облегченно вздохнула и улыбнулась. Теперь Онака внимательно оглядела повзрослевшего сына. Она рассматривала его чистую шелковую одежду, прическу, два меча за поясом. К удивлению Хиёси, мать разрыдалась.— Матушка, надо радоваться! Я ведь состою на службе князя Нобунаги. Порой мне приходится выполнять черную работу, но я правда зачислен на самурайскую службу.— Ты давно мечтал о ней. Ты немалого добился в жизни. — Онака закрыла лицо руками.Хиёси обнял мать:— Я специально переоделся в чистое и причесался, чтобы вас порадовать. Но дело не в этом! Я докажу вам, на что способен, и сделаю вас счастливой. Матушка, вы проживете долго-долго!— Когда я услышала о том, что случилось летом… Я уже и не чаяла с тобой свидеться!— Отовака вам рассказал?— Да, зашел к нам и сказал, что ты подкараулил князя, и он взял работником к себе в крепость. Я едва не умерла от счастья.— Если такой пустяк так обрадовал вас, то представляете, как счастливы вы будете потом? Мне разрешили теперь носить родовую фамилию.— И какую ты взял?— Киносита, как у отца. Изменили и мое собственное имя. Теперь меня зовут Токитиро.— Киносита Токитиро.— Да. Красиво, правда? Вам придется пожить в бедности еще какое-то время в этом жалком доме, но наберитесь терпения! Вы — мать Киноситы Токитиро!— Впервые в жизни я такая счастливая! — повторила Онака, и слезы катились у нее из глаз.Хиёси радовался от всей души. Кто, кроме матери, заплачет от счастья, видя успех сына. Хиёси подумал, что годы скитаний, голода и унижений не пропали даром, воспоминания о них делали нынешнюю встречу еще отраднее.— А как поживает Оцуми?— Она в поле убирает урожай.— Она здорова?— Она такая же, как всегда, — ответила Онака, вспомнив о безрадостной юности дочери.— Расскажите ей, пожалуйста, что скоро ее невзгодам придет конец. Недалек тот день, когда у нее будет и узорчатый шелк, и накидка с золотым гербом, и все приданое для свадьбы. Ха-ха-ха! Вы, конечно, считаете, что я, как всегда, мечтаю о невозможном?— Ты скоро уходишь?— Дисциплина в крепости строгая. Да, вот еще что, матушка, — тихо сказал он. — Люди плетут небылицы о моем господине, но поверьте, князь Нобунага на людях и в крепости Нагоя — два разных человека.— Похоже на правду.— Его положение незавидное. У него мало подлинных союзников. Многие его приверженцы и даже родственники настроены против него. Ему девятнадцать, и он совершенно одинок. Вы ошибаетесь, думая, что на свете нет горше страданий голодных крестьян. Поверьте мне, нужно еще немного потерпеть. Мы не должны сдаваться из-за наших слабостей. Мы оба — мой господин и я — на дороге к счастью.— Пожалуйста, не торопи события. Как бы высоко ты ни поднялся в этой жизни, самую большую радость я чувствую сейчас.— Поберегите себя. Не надрывайтесь на работе.— А ты не мог бы еще немного задержаться?— Пора в крепость.Он встал и молча положил немного денег на соломенную циновку, на которой сидела мать. Окинул взглядом маленький сад — хурму и хризантемы у ограды, — остановил взгляд на амбаре.В этом году он больше не появлялся дома, но в канун Нового года в Накамуру заглянул Отовака. Он передал матери Хиёси немного денег, лекарства и шелк на кимоно.— Он по-прежнему слуга, — рассказал Отовака. — Когда ему исполнится восемнадцать, он получит прибавку к жалованью, и собирается купить в городе дом, чтобы жить в нем вместе с вами. Он странный немного, но умеет нравиться людям. Считай, он чудом избежал неминуемой смерти на реке Сёнаи. Видать, везучий, дьяволенок!Новый год Оцуми встречала в новом кимоно.— Мне прислал его мой младший брат Токитиро, который служит в крепости!Она рассказывала об этом всем и всюду. Оцуми буквально через слово упоминала имя младшего брата.Буйный нрав Нобунаги время от времени сменялся приступами тоски и уныния. Многие считали, что князь специально дает передышку своему норову.— Приведите Удзуки! — заорал он однажды и помчался на поле для верховой езды.Его отец Нобухидэ всю жизнь провоевал, и у него никогда не оставалось времени на отдых в своей крепости. По многу месяцев он воевал то на западе, то на востоке. По утрам он успевал отслужить поминальную службу по предкам, выслушать прошения вассалов, послушать лекцию о старинных трактатах. До вечера он упражнялся в военном деле и занимался делами провинции. Завершив повседневные дела, он изучал труды по воинскому искусству или держал совет с избранными приближенными. Порой он вспоминал о своем большом семействе. Стоило Нобунаге занять место отца, и привычный распорядок рухнул. Ему была отвратительна мысль о заранее определенном расписании. Нобунага был человеком настроения, а его ум — переменчив, как вечерние облака. Он внезапно хватался за дело и так же бросал его. Казалось, и тело его, и душа противятся любым правилам.Характер князя обременял жизнь его чиновников и соратников. Сегодня он сначала посидел за книгой, потом смиренно проследовал в буддийский храм, чтобы помолиться предкам. Внезапное громогласное требование подать коня прозвучало в тиши храма как гром среди ясного неба. Оруженосцы не сразу сообразили, откуда исходит странный приказ. Они вывели коня из стойла и подвели к князю. Нобунага промолчал, но на лице его было недовольство их нерасторопностью.Белый конь Удзуки был любимцем князя. Он притерпелся к хозяйской жестокости и не замечал ударов плетки. Нобунага часто водил Удзуки под уздцы, жалуясь каждому на его медлительность. Иногда он велел силком поить коня. Конюх с трудом разжимал Удзуки челюсти и вливал воду в глотку. Нобунага ухватывал коня за язык, мучая его.— Удзуки, у тебя злой язык, поэтому ты едва ноги переставляешь, — сказал князь.— Он немного простудился.— Может, возраст сказывается?— Он был здесь еще при старом князе.— Что ж! Уздуки не единственный, кто состарился и одряхлел в этой крепости. Со времен первого сёгуна сменилось десять поколений, и мир закоснел в церемониях и обмане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146