А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Вы сами выбрали эту участь, следовательно, уверены в успехе.— А, вы о крепостной стене?— Разумеется! Вы опрометчиво пообещали невозможное. Сам князь Нобунага пытался предотвратить исход, при котором вам останется только совершить сэппуку.— Я ведь попросил три дня.— Вы надеетесь успеть?— Ничуть!— Как?!— Я ничего не смыслю в фортификации.— Как же вы намерены действовать?— Если я заставлю как следует работать всех, кто занят на строительстве, то, полагаю, уложусь в назначенный срок.— В этом и состоит трудность, — тихо произнес Инутиё.Странными они были соперниками. Оба любили одну девушку, но незаметно для себя подружились. Их привязанность не проявлялась внешне ни в словах, ни в поступках, но Токитиро и Инутиё, узнав друг друга поближе, прониклись взаимным уважением. Сегодня Инутиё пришел, искренне переживая за юношу.— Представляете, что испытывает сейчас Ямабути Укон? — спросил Инутиё.— Гневается на меня.— Ну хорошо, а вам известно, что он предпринимает?— Да.— Вот как? — Инутиё счел дальнейший разговор бессмысленным. — Раз вы столь проницательны, не буду и я беспокоиться.Токитиро молча посмотрел на Инутиё и затем низко поклонился.— Как вы умны, господин Инутиё!!— Это вы у нас главный умник. Вы же обошли Ямабути Укона.— Прошу, ни слова больше! — Токитиро поднес ладонь к губам, а Инутиё расхохотался.— Остальное предоставим воображению. Пусть между нами сохранится некое умолчание. — Инутиё имел в виду Нэнэ.Вернулся Гондзо с изрядным количеством сакэ и закусок. Инутиё хотел уйти, но Токитиро остановил его:— Выпейте сакэ на дорогу.— Если вы настаиваете.Инутиё выпил, и не одну чашечку. Званые гости, которым предназначалось угощение, не появлялись.— Надо же, не идут, — произнес наконец Токитиро. — Гондзо, как ты думаешь, почему?— Господин Токитиро, вы пригласили десятников? — осведомился Инутиё.— Да. Нужно поговорить с ними. Необходимо поднять в людях боевой дух, чтобы управиться в три дня.— Выходит, я переоценил ваши умственные способности.— Как это?— Я полагал, что у вас ума на двоих, а вы оказались единственным, кто ничего не понял.Токитиро удивленно посмотрел на смеющегося Инутиё.— Подумайте! Ваш противник — человек малодушный, с весьма ограниченными способностями даже на фоне ему подобных. Ямабути Укон не допустит того, чтобы вы взяли верх над ним.— Разумеется, но…— Неужели вы полагаете, что он будет сидеть сложа руки?— Понятно.— Он обязательно подстроит каверзу, чтобы у вас ничего не вышло. Вряд ли приглашенные вами десятники придут к вам в гости. И простые рабочие, и десятники считают Ямабути Укона более важной персоной, чем вы.— Ясно. — Токитиро печально склонил голову. — Значит, все сакэ выпьем вдвоем. Не приступить ли нам к этому занятию, положившись на волю Небес?— Прекрасная мысль, но вы обещали князю управиться за три дня.— Давайте пить, а там посмотрим, что получится.— Будь по-вашему.Они не столько пили, как говорили. Инутиё был превосходным рассказчиком, и Токитиро смирился с ролью слушателя. В отличие от гостя, Токитиро не получил хорошего образования. В детстве у него не было времени сидеть над книгами и обучаться этикету, как это принято у сыновей самураев. Он совсем не страдал от невежества. Сталкиваясь с образованными людьми, он, правда, осознавал, что отсутствие знаний препятствует его продвижению наверх. Внимая образованным людям, он жадно запоминал каждое их слово.— Токитиро, по-моему, я выпил лишнего. Пора спать, вам завтра рано вставать. Я верю в ваш успех, — попрощался Инутиё.После его ухода Токитиро лег у столика, подложив руку под голову, и крепко заснул. Он не почувствовал, как служанка подложила ему под голову подушку.Токитиро не знал, что такое бессонница. Стоило ему заснуть, он словно растворялся между небом и землей. Открыв глаза ранним утром, он мгновенно возвращался к действительности.— Гондзо! Гондзо!— Уже проснулись, господин?— Приведи коня!— Что, господин?— Коня!— Зачем он вам?— Я сейчас уеду и вернусь не раньше послезавтра.— К величайшему сожалению, господин, у нас нет ни коня, ни конюшни.— Не болтай! Одолжи у кого-нибудь из соседей! Я не на прогулку собираюсь. Конь нужен для дела. Нечего вздыхать! Иди и поскорее найди коня.— Неудобно людей будить. Еще не рассвело.— Если спят, постучи в ворота. Это не моя прихоть, а дело чрезвычайной важности, так что не церемонься.Гондзо накинул плащ, растерянно вышел из дому и вскоре вернулся, ведя под уздцы коня. Неопытный наездник умчался прочь, даже не поинтересовавшись, чей это конь. Токитиро объехал дома, в которых жили десятники. Они получали жалованье от клана и входили в цех ремесленников. Дома у них были зажиточные, в них жили служанки и наложницы, по сравнению с жилищем Токитиро эти дома выглядели дворцами.Токитиро громко барабанил в ворота:— Все на сходку! Все на сходку! Все работающие на крепостной стене должны прибыть на место в час Тигра. Опоздавших уволят! Таково распоряжение князя Нобунаги!Он мчался с этим призывом из дома в дом. Лошадь его была в мыле. Когда Токитиро доехал до крепостного рва, на востоке забрезжил свет. Он привязал коня у входа, перевел дыхание и встал у ворот Карабаси, загородив проход. В руке он сжимал большой меч, глаза его пылали.Десятники, разбуженные до зари, один за другим подходили вместе со своими работниками, гадая, что стряслось в крепости.— Стойте! — окриком останавливал их у ворот Токитиро.Он пропускал людей лишь после того, как каждый десятник называл ему имя, место работы на стене и число ремесленников и грузчиков. Он наказывал всем не начинать работу, а дожидаться его на своем рабочем месте. Насколько Токитиро мог судить, явились почти все. Работники стояли на указанных им местах, тревожно перешептываясь.Токитиро предстал перед ними, сжимая в руке обнаженный меч.— Тихо! — Казалось, он отдает приказания не голосом, а острием меча. — Построиться!Работники подчинились, не скрывая презрительных ухмылок. Их поведение показывало, что они относятся к Токитиро как к глупому новичку и откровенно потешаются над тщедушным человеком, который дает распоряжения выпятив грудь. Его меч не пугал их, а только смешил и раздражал, доказывая, что Токитиро не совладать с ними.— Приказываю всем следующее, — начал Токитиро громким и бесстрастным голосом. — Волей князя Нобунаги с сегодняшнего дня я, недостойный, стал начальником строительства. На этом посту я сменил Ямабути Укона. — Произнося речь, Токитиро скользил взглядом по строю. — Совсем недавно я был простым слугой. Милостью князя меня перевели на кухню, а потом в конюшие. Я недавно живу в крепости и ничего не смыслю в строительных работах, но если речь идет о служении господину, я стремлюсь превзойти всех. Понимаю, что многим из вас не хочется работать под руководством такого человека. Вы мастера своего дела, а нрав у мастеров, как известно, крутой. Если кому-то неприятно работать со мной, заявите об этом открыто и честно. Я немедленно рассчитаю всех желающих и отпущу с миром.Люди слушали молча. Десятники, в глубине души презиравшие Токитиро, и те держали язык за зубами.— Кто уходит? Все согласны работать под моим началом? В таком случае приступаем к делу немедленно. Как я уже говорил, в военное время непростительно тратить двадцать дней на такую работу. Я намерен ее закончить ровно через три дня, на рассвете. Понятно?Десятники переглянулись. Опытные мастера, постигавшие свое дело с самого детства, они понимали несерьезность слов Токитиро. Токитиро заметил, что про себя они смеются над незадачливым начальником, но предпочел делать вид, будто не замечает их отношения к себе.— Десятники, каменщики, плотники и кровельщики! Шаг вперед!Люди повиновались приказу, но на их лицах было написано откровенное презрение. Токитиро внезапно плашмя ударил мечом десятника кровельщиков.— Что за наглость! Стоишь перед начальником скрестив руки. Пошел вон!Решив, что его ранили, десятник с криком повалился наземь. Остальные побледнели и почувствовали слабость в коленях.Токитиро продолжил в том же жестком тоне:— Узнаете, что такое долг. Я покажу каждому его настоящее место. Всем слушать внимательно!Никто уже не притворялся, что слушает Токитиро вполуха. Люди притихли, но не покорились. Они и не намеревались помогать новому начальнику, хотя и были напуганы.— Я разбил весь участок на пятьдесят отрезков. Каждой десятке поручаю отвечать за четыре кэна. В десятку входят три плотника, два кровельщика и пять каменщиков. Десятники будут надзирать за пятью группами рабочих, отвечая за качество работ. Запрещаю переходить из одной десятки в другую. Как только освободится хотя бы один человек, немедленно отправляйте его ко мне. Работать будем не теряя ни минуты.Люди неохотно кивали. Им не нравились ни преподанный урок, ни работа по новым правилам.— Чуть не забыл! — громко произнес Токитиро. — Каждой десятке я придаю восемь грузчиков и двух подсобных рабочих. Как я видел, мастеровые свободно покидали рабочее место, отлынивая от своего дела. Таскали бревна, например. Рабочий на своем месте — тот же воин в строю и не имеет права отлучаться со своего поста. Он не должен разбрасывать свои инструменты. Плотник, кровельщик, каменщик обязаны бережно относиться к ним. Это все равно что воину бросить меч или копье на поле боя.Токитиро разбил людей на десятки и оглушительно закричал, словно поднимая воинов в атаку:— За работу!Токитиро нашел занятие и двум своим помощникам. Он приказал одному из них бить в барабан в ритме войскового марша — один удар через каждые шесть шагов, и это означало: приступить к работе. Двойной удар барабана означал перерыв.— Всем отдыхать! — Токитиро отдавал распоряжения, стоя на огромном валуне. Он тщательно следил за выполнением каждого приказа.Непочтительность и непослушание как рукой сняло. На стройке кипела яростная работа, похожая на боевые действия. Люди обливались потом, но это был пот вдохновения. Токитиро, молча наблюдавший за ними, никого не хвалил. «Рано еще», — думал он.Закаленные многолетним трудом, строители берегли силы. Со стороны казалось, что они работают на пределе возможностей, но впечатление было обманчивым. Действовали они вполсилы. Сопротивление новому руководителю приобрело замаскированную форму. Всю недолгую жизнь Токитиро привык на работе надрываться, он знал подлинную цену настоящего труда.Ошибочно считать, что работа требует лишь физических усилий. Не будь она исполнена духа, не различался бы пот, проливаемый человеком, и тот, что покрывает бока волов и лошадей. Стиснув зубы, Токитиро размышлял об истинной природе труда и трудового пота. Эти люди работают только для того, чтобы есть или кормить родителей, жен и детей. Работают ради пищи, чревоугодия, не возвышаясь над собой. Грош цена такой работе. Их желания ограничены и жалки, так что Токитиро в глубине души испытывал к ним жалость. «Я тоже был таким, — думал он. — Разумно ли ждать великих дел от людей, погрязших в жалких мечтах? Если не внушить им более высокие помыслы, то они будут работать по старинке».Токитиро не заметил, как пролетело полдня, шестая часть отпущенного ему времени. Осматривая со своего командного пункта панораму работ, он с грустью убеждался в том, что за полдня почти ничего не сделано. Повсюду сновали люди, но результат их суеты оказался плачевным, следовательно, через два с половиной дня Токитиро ожидает сокрушительное поражение.— Полдень. Бейте в барабан! — распорядился Токитиро.Шум и гам мгновенно смолкли. Работники достали свертки с едой. Токитиро вложил меч в ножны и удалился со стройки.Послеполуденные труды ничем не отличались от утренних, но порядок заметно ослаб и приметы скрытого непослушания стали заметнее. Сейчас они работали как под началом Ямабути Укона, если не хуже. Все получили приказ работать без отдыха и сна. Они знали, что целых три дня и три ночи их не отпустят из крепости. Работа требовала непривычных усилий, значит, они все бессовестней отлынивали от дела.— Прекратить работу! Всем вымыть руки и собраться на площадке!Было еще светло, поэтому приказ прозвучал неожиданно. Забил барабан.— Что случилось? — растерянно спрашивали строители у десятников, но в ответ получали лишь тумаки. Люди вышли на площадку, заваленную бревнами. Их взору предстали горы съестного, бочонки сакэ.Токитиро велел всем сесть на соломенные циновки, камни и бревна. Сам он сел на камень в центре круга. Он поднял чашечку с сакэ.— Похвалиться нам нечем, но в запасе у нас два дня. Один пролетел, но я верю, вы сделаете невозможное. Ешьте, пейте и веселитесь.Он держался не так, как утром, и первым осушил свою чашечку.— Не стесняйтесь! А кто не любит сакэ, принимайтесь за еду!Люди застыли от изумления, их охватило беспокойство за судьбу работ.— Эй! У нас полно сакэ! Не важно, сколько мы его выпьем. Мы в крепости, а значит, оно не иссякнет! Потом попоем, попляшем или завалимся спать. Проспим до сигнала барабана, — заплетающимся языком проговорил Токитиро.Работники почувствовали расположение к новому начальнику. Их отпустили до срока, вволю напоили и накормили. Приятно, что начальник не гнушался угощаться вместе с ними.— Молодой, а кое-что смыслит в жизни!Сакэ ударило в головы, и работники начали балагурить. Десятники мрачно и недоверчиво смотрели на Токитиро.— Ничего не скажешь, парень ловок, но понятно, почему он так старается, — говорили они, пылая ненавистью к Токитиро.Они не притронулись к угощению, всем видом показывая, что строительная площадка не самое подходящее место для возлияний.— Как настроение, господа десятники? — Токитиро с чашечкой сакэ в руке подсел к ним, не обращая внимания на их злобные взгляды. — Почему не пьете? Полагаете, верно, что на десятниках лежит больше ответственности, чем на военачальниках? Но вы не правы. Сами посудите: выше головы не прыгнуть, море рукавом не вычерпать. Если я ошибся и нам не управиться за три дня, дело закончится моим самоубийством.Токитиро наполнил свою чашечку и заставил выпить ее одного из десятников, того, который сидел с перекошенным от злобы лицом.— Коли мы заговорили о важных делах, скажу откровенно: меня тревожит не разрушенный участок стены и не страшит собственная смерть. Душа болит за судьбу нашей провинции. Если ремонт стены занимает более двадцати дней, это свидетельствует о слабости боевого духа, которая обрекает провинцию на бесславную гибель.Он говорил убежденно и страстно, так что слушавшие его поневоле люди обратились в слух. Токитиро взглянул на звезды в вечернем небе и горестно вздохнул:— Всем вам доводилось наблюдать расцвет и упадок провинций. Вы знаете, как тяжело живут люди в провинциях, подпавших под власть врагов. Такому горю ничем не помочь. Князь, его приближенные и все мы, вплоть до самурая самого низкого ранга, помним о необходимости оборонять провинцию от неприятельского нашествия.Благополучие или гибель провинции определяется не мощью крепостных стен, а стойкостью наших душ. Люди, населяющие провинцию, и есть ее стены и рвы. Работая в крепости, вы можете считать, что просто укрепляете стены чужого дома. По существу, вы крепите собственную оборону. Представьте, что однажды нашу крепость сожгут дотла. Город превратится в пепелище, а всю провинцию предадут разорению. Детей вырвут из рук родителей, старики останутся без сыновей и дочерей, над девушками надругаются, хворых и немощных сожгут живьем. Ах, если провинции и впрямь суждено погибнуть, то это означает конец всему. А ведь у всех нас есть родители, жены, дети, больные родственники. Помните об этом!Десятники перестали хмыкать. У них были семьи и достаток, поэтому слова Токитиро затрагивали каждого.— Почему у нас в провинции царят мир и покой? Прежде всего благодаря заботам князя, но и вы, люди, живущие здесь, защищаете нас, служащих в крепости, расположенной в центре Японии. Какой смысл в отваге и ответственности самураев, если сердце народа не забьется вместе с нашими… — В глазах Токитиро стояли непритворные слезы. Он вкладывал душу в каждое свое слово.Люди мгновенно протрезвели от страстной речи Токитиро. Некоторые плакали, утирая слезы рукавом. В голос зарыдал и десятник плотников — старейший и самый уважаемый среди всех. До сих пор он неприкрыто выступал против Токитиро. Слезы текли по изрытым оспой щекам. Люди изумленно уставились на него. Десятник вдруг вскочил с места и, растолкав людей, бросился наземь перед Токитиро.— Мне нет прощения. Сознаю глупость и вероломство моего поведения. Повесьте меня в назидание остальным, а затем поторопитесь с ремонтом во благо родной провинции!Токитиро молча смотрел на него.— Вот как? Тебя ведь подучил Ямабути Укон, верно? — заговорил он после затянувшейся паузы.— Вы знали об этом, господин Киносита.— Разумеется. Укон не позволил всем вам принять мое приглашение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146