Одно из боевых соединений было направлено в буддийскую цитадель на горе Хиэй. Впервые за все время монахи-воины из разных сект сумели объединиться, заключив союз против Нобунаги.— Нобунага нагло отнял наши земли, попрал нашу честь и осквернил нашу гору, неприкосновенную со времен преподобного Дэнгё! — говорили они.Тесные узы связывали монахов с горы Хиэй и кланы Асаи и Асакура. Заключив тройственный союз, они решили отрезать Нобунаге путь к отступлению. Войско Асакуры спустилось с гор к северу от озера, тогда как войско Асаи переправилось через озеро на другой берег. Расположение войск свидетельствовало о том, что союзники задумали, соединившись у Оцу, пойти походом на Киото, а захватив столицу и выйдя затем к реке Ёдо, соединиться с монахами из Хонгандзи и сокрушить Нобунагу одним ударом.Нобунага на протяжении нескольких дней вел ожесточенные бои с монахами-воинами и с большим войском Миёси в крепости в Накадзиме между реками Кандзаки и Накацу. Двадцать второго числа он получил тревожное и неясное сообщение о некой угрозе, надвигающейся с тыла.Подробности были неизвестны, но Нобунага догадывался, что в них нет ничего утешительного. Он скрежетал зубами, ломая голову над тем, о какой угрозе идет речь. Призвав к себе Кацуиэ, он приказал ему взять на себя командование арьергардом. И добавил:— Немедленно сокрушу всех — и Асаи, и Асакуру, и монахов.— А не лучше ли дождаться более подробного сообщения? — сказал Кацуиэ, пытаясь удержать его.— С какой стати? Именно сейчас пришло время изменить весь мир самым решительным образом!Эти слова означали, что Нобунагу не остановить ничем. Он помчался в Киото, не раз и не два меняя в пути загнанных лошадей.— Мой господин!— Что за несчастье стряслось?Горько плача, несколько вассалов обступили Нобунагу, еще не успевшего слезть с коня.— Ваш младший брат, князь Нобухару, и Мори Ёсинари пали смертью храбрых в бою под Удзи. Жестокая битва шла два дня и две ночи и закончилась страшным поражением.Слезы душили несчастного, и рассказ продолжил другой вассал:— Асаи, Асакура и их союзники — монахи собрали двадцатитысячное войско, против которого невозможно устоять.Внешне ничем не выказав смятения, Нобунага ответил:— Что толку оплакивать покойников, которые навсегда покинули наш мир. Доложите мне о том, как обстоят дела сейчас. Как далеко сумел продвинуться враг? Где проходит линия фронта? Кажется мне, что никто из вас этого не знает. А где Мицухидэ? Если он на передовой, то немедленно отзовите его сюда. Приведите сюда Мицухидэ!
Лес знамен вырос вокруг храма Мии, где разместилась ставка Асаи и Асакуры. Сутки назад на всеобщее обозрение была выставлена отрубленная голова Нобухару, младшего брата князя Нобунаги. Ее, как и головы других достославных воинов клана Ода, военачальники разглядывали долго, одну за другой, пока не наскучило.— Это достойное возмездие за наше поражение на реке Анэ. Теперь я чувствую себя куда как лучше, — промолвил один.— А я не успокоюсь, пока здесь не окажется и голова самого Нобунаги, — ответил другой.Но тут у них за спиной громко рассмеялся третий, а потом заговорил на наречии, выдававшем уроженца севера:— Можно считать, что она уже здесь. Перед Нобунагой сейчас Хонгандзи и Миёси, а за спиной у него — мы. Куда ему деться? Он как рыба, угодившая в сеть!Весь день они осматривали отрубленные головы, пока не стало тошно от запаха крови. Ночью в ставку доставили кувшины с сакэ, чтобы еще более поднять боевой дух победителей. Когда все уже порядочно захмелели, разговор зашел о стратегии.— Следует ли нам занять Киото или лучше крепко держать Оцу, мимо которого ему все равно не пройти, и постепенно сужать пространство, как будто стягивая большую рыбу сетью? — спросил один из сотрапезников.— Нам непременно нужно войти в столицу, дать бой Нобунаге и уничтожить его на реке Ёдо и в полях Кавати! — откликнулся другой.— Это не получится.Стоило одному предложить определенный порядок действий, как другой сразу же опровергал его доводы. Ибо, хотя кланы Асаи и Асакура и объединяла сейчас общая цель, представители каждого стремились доказать свое превосходство в деле высокой военной стратегии. В итоге они так и не смогли прийти к единому мнению.Пресытившись бесплодными спорами, один из военачальников Асаи вышел на свежий воздух. Взглянув вверх, он пробормотал:— Что-то небо нынче чересчур раскраснелось.— Наши воины жгут крестьянские дома по всей местности от Ямасины до Дайго, — пояснил стражник.— Зачем? Какой смысл выжигать эту местность?— Не совсем так. Необходимо устрашить врага, — вмешался в разговор другой военачальник Асакуры, который и отдал соответствующий приказ. — Гарнизон Киото под командованием Акэти Мицухидэ полон решимости стоять насмерть. Что ж, и нам надо показать, что мы шутить не собираемся.Начало светать. Оцу стоял на слиянии всех важнейших дорог, ведущих в столицу, но сейчас здесь не было видно ни одного путника и ни единой повозки. Внезапно промчался всадник, за ним, на некотором расстоянии, еще двое или трое. Это были гонцы с поля боя, и мчались они со стороны Киото к храму Мии так, словно за ними гналась сама смерть.— Нобунага уже в Кэагэ. Войско Акэти Мицухидэ сражается на передовой линии и сметает все на своем пути.Полководцы не поверили собственным ушам.— Наверняка самого Нобунаги там нет! Он никак не мог поспеть туда из Нанивы с такой скоростью.— Мы уже потеряли двести или триста воинов под Ямасиной. Враг наступает, и Нобунага, как всегда, руководит лично. Он примчался стремительно, как крылатый демон или бог, и поспел точно вовремя куда ему было надо!Асаи Нагамаса и Асакура Кагэтакэ побледнели. Особенно скверно пришлось Нагамасе: Нобунага приходился его жене родным братом и всегда держался с ним весьма дружественно и доброжелательно. Тем сильнее сейчас должен был оказаться его гнев.— Отступаем! Назад, на гору Хиэй! — прорычал Нагамаса.Асакура Кагэтакэ был испуган ненамного меньше.— Назад, на гору Хиэй! — согласился он. И тут же принялся отдавать приказы: — Поджигать все крестьянские усадьбы по дороге! Нет! Подождать, пока не пройдет авангард, а потом поджигать! Жечь все подряд!
Жаркий ветер опалил чело Нобунаги. Искры падали на гриву коня и седло. От Ямасины до Оцу пылали крестьянские усадьбы, в воздухе носились огненные вихри, но ничто не могло сейчас сбить Нобунагу с избранного пути. Он сам был подобен пламенеющему факелу, а войско его казалось морем огня.— Нынешнее сражение мы посвятим памяти князя Нобухару.Такова была реакция соратников Нобунаги.— Неужели они надеются на то, что мы не отомстим за наших павших товарищей?Но когда их войска достигли, наконец, храма Мии, там уже не было ни единого вражеского воина. Неприятель в большой спешке скрылся на горе Хиэй.Оглядев горы, воины Оды увидели, что огромное вражеское войско, насчитывающее двадцать тысяч воинов и несметное множество монахов-воинов, расположилось на холмах до Судзугаминэ, Аоямадакэ и Цубогасадани. Бесчисленные знамена, реявшие на вершинах, казалось, гласили: «Мы не собираемся спасаться бегством». Диспозиция предстоящего сражения стала совершенно ясна.Поглядев на суровые горы, Нобунага подумал: «Вот здесь все и решится. Не гора мой враг, мой враг — привилегии, издавна дарованные горе». Так понимал Нобунага свою миссию. Исстари, от одного царствования к другому, особые привилегии, дарованные по традиции обитателям гор, приносили великий вред и правителям, и населению страны. Неужели и впрямь здесь, в горах, присутствие Будды столь сильно, чтобы оправдать это?Когда учение Тэндай проникло в Японию из Китая, преподобный Дэнгё, основавший первый храм секты на горе Хиэй, провозгласил:— Да одарит милосердный Будда сваи сии светом божественного покровительства.Неужели и впрямь свет Учения столь ярко сиял на этой священной вершине, чтобы здешним монахам было дозволено навязывать свои требования самому императору в Киото? Потому ли могли они диктовать волю правительству и добиваться особых прав? Потому ли дозволено было им вступать в союзы с воинственными князьками, плести интриги с мирянами и ввергать в беспорядок страну? Так ли ярко сиял здесь свет Учения Будды, чтобы защищать его при оружии и в доспехах, превратив гору в склад копий, мушкетов и боевых знамен?Глаза Нобунаги затуманились от гнева. Он понимал, все это — святотатство. Гора Хиэй была призвана стать цитаделью, способной защитить всю страну, — вот почему ее обитателям даровали особые привилегии. Но выполняла ли она сейчас роль, изначально ей предназначенную? Главный храм, семь пагод, монастыри на восточном и западном склонах превратились в обители бесов войны в монашеском одеянии.Ну погодите же! Нобунага до крови закусил губу. «Пусть называют меня предводителем дьяволов, изничтожающим буддизм! Красота здешних гор — это только красота, а вовсе не признак присутствия божества. А эти вооруженные монахи — самые обыкновенные глупцы. Я сожгу их в огне войны, и пусть истинный Будда восстанет из этого пепла!»В тот же самый день он отдал приказ оцепить гору, перекрыв все дороги и тропы. Чтобы переправиться через озеро, пройти меж гор и воссоединиться с ним, у главного войска ушло несколько дней.— Кровь моего брата и Мори Ёсинари еще не отомщена! Так дадим же душам этих верных воинов спокойно уснуть. Да обратится их кровь в пламя, которое озарит весь мир!Нобунага встал на колени и молитвенно сложил руки. Священная гора стала его врагом, и он велел окружить ее. Опустившись на сырую землю, он молился и плакал и вдруг заметил, что рядом с ним опустился на колени и заплакал молодой оруженосец. Это был Ранмару, потерявший отца, Мори Ёсинари.— Ранмару, ты плачешь?— Пожалуйста, простите меня, мой господин.— Я прощаю тебя. Но прекрати плакать, иначе дух твоего отца станет смеяться над тобой.Но и у самого Нобунаги глаза покраснели от слез. Приказав перенести свой походный стул на вершину холма, он уселся и осмотрел расположение осадившего гору войска. У подножия горы Хиэй повсюду, сколько хватало глаз, реяли знамена клана Ода.Прошло две недели. Осада горы — необычная для Нобунаги тактика — продолжалась. Перекрыв дороги, он лишил врага продовольственных поставок и дожидался, когда в неприятельском стане начнется голод. Этот замысел уже начал приходить в исполнение. Продовольственные склады монастырей были явно не рассчитаны на прокорм двадцатитысячной армии. Они быстро пустели. Вражеские воины уже начали есть древесную кору.Понемногу наступала зима, и холодные ветры с вершины доставляли осажденным немало беспокойства.— Сейчас самое время, по-моему. А вы как думаете? — сказал Нобунаге Хидэёси.Нобунага призвал к себе вассала по имени Иттэцу. Получив указания от князя, Иттэцу с несколькими сопровождающими поднялся на гору Хиэй и встретился с преподобным Сонрином, настоятелем храма на западном склоне. Они встретились в главном храме, где разместилась ставка монахов-воинов.Сонрин и Иттэцу были хорошо знакомы, и в знак прежней дружбы Иттэцу прибыл к настоятелю, чтобы уговорить того сдаться.— Не знаю, каковы истинные намерения, заставившие вас прибыть сюда, но, будучи вам другом, настоятельно рекомендую не заводить эту шутку чересчур далеко. — Преподобный Сонрин затрясся от хохота. — Я согласился на эту встречу лишь потому, что ждал от вас просьбы принять вашу капитуляцию. А вы предлагаете сдаться нам! Какое невежество! Разве вы не видите, что мы преисполнены решимости стоять до конца? Нелепо рассчитывать на нашу глупость, как и демонстрировать собственную!Монахи-воины обступили Иттэцу. Их взоры пылали.Позволив настоятелю произнести свою речь, Иттэцу раздумчиво заговорил:— Преподобный Дэнгё воздвиг этот храм во имя мира и упрочения Императорского дома, во имя процветания всего народа. Мне кажется, для любого монаха не самым богоугодным делом является ношение оружия, упражнения в воинском искусстве, участие в политических дрязгах, поддержка мятежных войск и причинение новых волнений империи. Монахам надлежит быть монахами! Изгнать с горы воинов Асаи и Асакуры, сложить оружие и предаться своему истинному призванию — служению Будде!Он говорил горячо и быстро, не давая настоятелю и монахам вставить ни единого слова.— Более того, — продолжил он, — если вы не последуете этим указаниям, князь Нобунага намерен сжечь главный храм, семь пагод и монастыри и убить каждого, кого повстречает в горах. Пожалуйста, хорошо подумайте и оставьте гордыню. Неужели вы хотите, чтобы на этой горе воцарился ад? Неужели не понимаете, что надо изгнать отсюда бесов и сохранить свет Будды на священной земле?Тут монахи, окружающие Сонрина, закричали наперебой:— Это бессмысленно!— Он напрасно отнимает у нас время!— Замолчите, — зловеще усмехнувшись, приказал им Сонрин. — Это была чрезвычайно скучная, на редкость убогая проповедь, но я намерен воспринять ее со всей вежливостью. Гора Хиэй суверенна, здесь есть свои правила. Ваше волнение представляется мне излишним. Господин Иттэцу, уже темнеет. Извольте покинуть гору немедленно.— Сонрин, вы изгоняете меня, руководствуясь лишь собственной властью? Почему бы нам не встретиться с мудрецами и со старейшинами, чтобы обсудить наш вопрос с большей тщательностью?— Гора едина. У нее одна душа и одно тело. Я говорю от лица всех храмов горы Хиэй.— Но ведь все равно…— Замолчите же, глупец! Мы дадим отпор вторжению, не останавливаясь ни перед чем. Мы защитим нашу свободу и наши традиции своею кровью! Убирайтесь отсюда!— Что ж, если вам так угодно, — произнес Иттэцу, не двинувшись с места. — Но какой позор! Как надеетесь вы защитить бесконечный свет Будды своею кровью? И какую свободу вы желаете защитить? Какие такие традиции? Эти традиции не что иное как обман, творимый для вящего процветания храмов. Но сегодня народ уже не поддается на ваши уловки. Хорошенько задумайтесь над тем, в какое время вы живете. Исполненные алчности люди, отвернувшиеся от мира и не желающие видеть его перемен, за свою самонадеянность неизбежно сгорят вместе с опавшей листвой!С этими словами Иттэцу покинул монастырь и возвратился в лагерь Нобунаги.Холодный зимний ветер носил по склонам горы сухую листву. Ночью и по утрам стоял мороз. Время от времени ветер сменялся снегопадом. Как раз в эту пору на горе начались пожары. Однажды ночью загорелся дровяной склад поместья Дайдзё, а за ночь перед тем — Такимидо. И нынешним вечером, хотя стоял еще ранний час, пламя занялось в монашеских кельях в главном храме; отчаянно зазвонил колокол. Поскольку вокруг было множество строений, монахи рьяно взялись за дело, стремясь не допустить распространения огня.Глубокие ущелья у подножия горы Хиэй погрузились во мрак под светлым красным небом.— Вот так незадача! — сказал один из воинов Оды и расхохотался.— Такое случается каждую ночь, — добавил другой. — Им там просто некогда спать.Холодный зимний ветер колыхал ветви деревьев, люди зябко потирали руки. За чашкой риса они любовались ночными пожарами. Ходили разговоры о том, что поджоги задумал Хидэёси, а совершают их былые разбойники из клана Хатидзука.Ночами монахи трудились, гася пожары, а днем до изнеможения крепили свои оборонительные линии. И пища, и дрова были на исходе, и тем сильней досаждали им наступившие холода.Наконец настала настоящая зима с обильными и частыми снегопадами. Двадцать тысяч осажденных воинов и несколько тысяч монахов-воинов увядали, как померзшие растения.Наступила середина двенадцатого месяца. В лагерь к Нобунаге прибыл посланец с горы. Он был безоружен и одет не в доспехи, а в монашескую рясу.— Мне хотелось бы поговорить с князем Нобунагой, — сказал посланец.Явившись, Нобунага увидел, что перед ним настоятель Сонрин, ранее уже встречавшийся с Иттэцу. В доставленном им сообщении говорилось, что ввиду перемены обстоятельств и связанной с этим перемены настроений руководства обители монахи просят мира.Нобунага, однако же, отказался.— Как вы встретили посланца, которого я направлял к вам? Вы оскорбили нас!Нобунага обнажил меч.— Это неслыханно! — вскричал настоятель.Он вскочил на ноги. Меч Нобунаги сверкнул в воздухе. Тело повалилось на бок.— Забирайте его голову и убирайтесь. Вот мой ответ.Монахи в смятении бежали в свое горное укрытие. Сильный ветер со снегом, дувший в этот день над озером, не щадил и людей в лагере Нобунаги. Нобунага недвусмысленно дал понять обитателям горы Хиэй, что у него на уме, а меж тем ему предстояло решить и другую трудную задачу. Враг, противостоявший ему, был всего лишь светом пламени на стене. Поливая стену, не погасишь огонь, а он тем временем вовсю разгорится за спиной. Таково общее правило военной стратегии, но Нобунага не мог загасить пламя, хотя и понимал, где находится его источник. Всего лишь сутки назад ему доставили срочное донесение из Гифу, в котором говорилось, что Такэда Сингэн из Каи собирает войско, намереваясь воспользоваться отсутствием Нобунаги и перейти в решительное наступление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
Лес знамен вырос вокруг храма Мии, где разместилась ставка Асаи и Асакуры. Сутки назад на всеобщее обозрение была выставлена отрубленная голова Нобухару, младшего брата князя Нобунаги. Ее, как и головы других достославных воинов клана Ода, военачальники разглядывали долго, одну за другой, пока не наскучило.— Это достойное возмездие за наше поражение на реке Анэ. Теперь я чувствую себя куда как лучше, — промолвил один.— А я не успокоюсь, пока здесь не окажется и голова самого Нобунаги, — ответил другой.Но тут у них за спиной громко рассмеялся третий, а потом заговорил на наречии, выдававшем уроженца севера:— Можно считать, что она уже здесь. Перед Нобунагой сейчас Хонгандзи и Миёси, а за спиной у него — мы. Куда ему деться? Он как рыба, угодившая в сеть!Весь день они осматривали отрубленные головы, пока не стало тошно от запаха крови. Ночью в ставку доставили кувшины с сакэ, чтобы еще более поднять боевой дух победителей. Когда все уже порядочно захмелели, разговор зашел о стратегии.— Следует ли нам занять Киото или лучше крепко держать Оцу, мимо которого ему все равно не пройти, и постепенно сужать пространство, как будто стягивая большую рыбу сетью? — спросил один из сотрапезников.— Нам непременно нужно войти в столицу, дать бой Нобунаге и уничтожить его на реке Ёдо и в полях Кавати! — откликнулся другой.— Это не получится.Стоило одному предложить определенный порядок действий, как другой сразу же опровергал его доводы. Ибо, хотя кланы Асаи и Асакура и объединяла сейчас общая цель, представители каждого стремились доказать свое превосходство в деле высокой военной стратегии. В итоге они так и не смогли прийти к единому мнению.Пресытившись бесплодными спорами, один из военачальников Асаи вышел на свежий воздух. Взглянув вверх, он пробормотал:— Что-то небо нынче чересчур раскраснелось.— Наши воины жгут крестьянские дома по всей местности от Ямасины до Дайго, — пояснил стражник.— Зачем? Какой смысл выжигать эту местность?— Не совсем так. Необходимо устрашить врага, — вмешался в разговор другой военачальник Асакуры, который и отдал соответствующий приказ. — Гарнизон Киото под командованием Акэти Мицухидэ полон решимости стоять насмерть. Что ж, и нам надо показать, что мы шутить не собираемся.Начало светать. Оцу стоял на слиянии всех важнейших дорог, ведущих в столицу, но сейчас здесь не было видно ни одного путника и ни единой повозки. Внезапно промчался всадник, за ним, на некотором расстоянии, еще двое или трое. Это были гонцы с поля боя, и мчались они со стороны Киото к храму Мии так, словно за ними гналась сама смерть.— Нобунага уже в Кэагэ. Войско Акэти Мицухидэ сражается на передовой линии и сметает все на своем пути.Полководцы не поверили собственным ушам.— Наверняка самого Нобунаги там нет! Он никак не мог поспеть туда из Нанивы с такой скоростью.— Мы уже потеряли двести или триста воинов под Ямасиной. Враг наступает, и Нобунага, как всегда, руководит лично. Он примчался стремительно, как крылатый демон или бог, и поспел точно вовремя куда ему было надо!Асаи Нагамаса и Асакура Кагэтакэ побледнели. Особенно скверно пришлось Нагамасе: Нобунага приходился его жене родным братом и всегда держался с ним весьма дружественно и доброжелательно. Тем сильнее сейчас должен был оказаться его гнев.— Отступаем! Назад, на гору Хиэй! — прорычал Нагамаса.Асакура Кагэтакэ был испуган ненамного меньше.— Назад, на гору Хиэй! — согласился он. И тут же принялся отдавать приказы: — Поджигать все крестьянские усадьбы по дороге! Нет! Подождать, пока не пройдет авангард, а потом поджигать! Жечь все подряд!
Жаркий ветер опалил чело Нобунаги. Искры падали на гриву коня и седло. От Ямасины до Оцу пылали крестьянские усадьбы, в воздухе носились огненные вихри, но ничто не могло сейчас сбить Нобунагу с избранного пути. Он сам был подобен пламенеющему факелу, а войско его казалось морем огня.— Нынешнее сражение мы посвятим памяти князя Нобухару.Такова была реакция соратников Нобунаги.— Неужели они надеются на то, что мы не отомстим за наших павших товарищей?Но когда их войска достигли, наконец, храма Мии, там уже не было ни единого вражеского воина. Неприятель в большой спешке скрылся на горе Хиэй.Оглядев горы, воины Оды увидели, что огромное вражеское войско, насчитывающее двадцать тысяч воинов и несметное множество монахов-воинов, расположилось на холмах до Судзугаминэ, Аоямадакэ и Цубогасадани. Бесчисленные знамена, реявшие на вершинах, казалось, гласили: «Мы не собираемся спасаться бегством». Диспозиция предстоящего сражения стала совершенно ясна.Поглядев на суровые горы, Нобунага подумал: «Вот здесь все и решится. Не гора мой враг, мой враг — привилегии, издавна дарованные горе». Так понимал Нобунага свою миссию. Исстари, от одного царствования к другому, особые привилегии, дарованные по традиции обитателям гор, приносили великий вред и правителям, и населению страны. Неужели и впрямь здесь, в горах, присутствие Будды столь сильно, чтобы оправдать это?Когда учение Тэндай проникло в Японию из Китая, преподобный Дэнгё, основавший первый храм секты на горе Хиэй, провозгласил:— Да одарит милосердный Будда сваи сии светом божественного покровительства.Неужели и впрямь свет Учения столь ярко сиял на этой священной вершине, чтобы здешним монахам было дозволено навязывать свои требования самому императору в Киото? Потому ли могли они диктовать волю правительству и добиваться особых прав? Потому ли дозволено было им вступать в союзы с воинственными князьками, плести интриги с мирянами и ввергать в беспорядок страну? Так ли ярко сиял здесь свет Учения Будды, чтобы защищать его при оружии и в доспехах, превратив гору в склад копий, мушкетов и боевых знамен?Глаза Нобунаги затуманились от гнева. Он понимал, все это — святотатство. Гора Хиэй была призвана стать цитаделью, способной защитить всю страну, — вот почему ее обитателям даровали особые привилегии. Но выполняла ли она сейчас роль, изначально ей предназначенную? Главный храм, семь пагод, монастыри на восточном и западном склонах превратились в обители бесов войны в монашеском одеянии.Ну погодите же! Нобунага до крови закусил губу. «Пусть называют меня предводителем дьяволов, изничтожающим буддизм! Красота здешних гор — это только красота, а вовсе не признак присутствия божества. А эти вооруженные монахи — самые обыкновенные глупцы. Я сожгу их в огне войны, и пусть истинный Будда восстанет из этого пепла!»В тот же самый день он отдал приказ оцепить гору, перекрыв все дороги и тропы. Чтобы переправиться через озеро, пройти меж гор и воссоединиться с ним, у главного войска ушло несколько дней.— Кровь моего брата и Мори Ёсинари еще не отомщена! Так дадим же душам этих верных воинов спокойно уснуть. Да обратится их кровь в пламя, которое озарит весь мир!Нобунага встал на колени и молитвенно сложил руки. Священная гора стала его врагом, и он велел окружить ее. Опустившись на сырую землю, он молился и плакал и вдруг заметил, что рядом с ним опустился на колени и заплакал молодой оруженосец. Это был Ранмару, потерявший отца, Мори Ёсинари.— Ранмару, ты плачешь?— Пожалуйста, простите меня, мой господин.— Я прощаю тебя. Но прекрати плакать, иначе дух твоего отца станет смеяться над тобой.Но и у самого Нобунаги глаза покраснели от слез. Приказав перенести свой походный стул на вершину холма, он уселся и осмотрел расположение осадившего гору войска. У подножия горы Хиэй повсюду, сколько хватало глаз, реяли знамена клана Ода.Прошло две недели. Осада горы — необычная для Нобунаги тактика — продолжалась. Перекрыв дороги, он лишил врага продовольственных поставок и дожидался, когда в неприятельском стане начнется голод. Этот замысел уже начал приходить в исполнение. Продовольственные склады монастырей были явно не рассчитаны на прокорм двадцатитысячной армии. Они быстро пустели. Вражеские воины уже начали есть древесную кору.Понемногу наступала зима, и холодные ветры с вершины доставляли осажденным немало беспокойства.— Сейчас самое время, по-моему. А вы как думаете? — сказал Нобунаге Хидэёси.Нобунага призвал к себе вассала по имени Иттэцу. Получив указания от князя, Иттэцу с несколькими сопровождающими поднялся на гору Хиэй и встретился с преподобным Сонрином, настоятелем храма на западном склоне. Они встретились в главном храме, где разместилась ставка монахов-воинов.Сонрин и Иттэцу были хорошо знакомы, и в знак прежней дружбы Иттэцу прибыл к настоятелю, чтобы уговорить того сдаться.— Не знаю, каковы истинные намерения, заставившие вас прибыть сюда, но, будучи вам другом, настоятельно рекомендую не заводить эту шутку чересчур далеко. — Преподобный Сонрин затрясся от хохота. — Я согласился на эту встречу лишь потому, что ждал от вас просьбы принять вашу капитуляцию. А вы предлагаете сдаться нам! Какое невежество! Разве вы не видите, что мы преисполнены решимости стоять до конца? Нелепо рассчитывать на нашу глупость, как и демонстрировать собственную!Монахи-воины обступили Иттэцу. Их взоры пылали.Позволив настоятелю произнести свою речь, Иттэцу раздумчиво заговорил:— Преподобный Дэнгё воздвиг этот храм во имя мира и упрочения Императорского дома, во имя процветания всего народа. Мне кажется, для любого монаха не самым богоугодным делом является ношение оружия, упражнения в воинском искусстве, участие в политических дрязгах, поддержка мятежных войск и причинение новых волнений империи. Монахам надлежит быть монахами! Изгнать с горы воинов Асаи и Асакуры, сложить оружие и предаться своему истинному призванию — служению Будде!Он говорил горячо и быстро, не давая настоятелю и монахам вставить ни единого слова.— Более того, — продолжил он, — если вы не последуете этим указаниям, князь Нобунага намерен сжечь главный храм, семь пагод и монастыри и убить каждого, кого повстречает в горах. Пожалуйста, хорошо подумайте и оставьте гордыню. Неужели вы хотите, чтобы на этой горе воцарился ад? Неужели не понимаете, что надо изгнать отсюда бесов и сохранить свет Будды на священной земле?Тут монахи, окружающие Сонрина, закричали наперебой:— Это бессмысленно!— Он напрасно отнимает у нас время!— Замолчите, — зловеще усмехнувшись, приказал им Сонрин. — Это была чрезвычайно скучная, на редкость убогая проповедь, но я намерен воспринять ее со всей вежливостью. Гора Хиэй суверенна, здесь есть свои правила. Ваше волнение представляется мне излишним. Господин Иттэцу, уже темнеет. Извольте покинуть гору немедленно.— Сонрин, вы изгоняете меня, руководствуясь лишь собственной властью? Почему бы нам не встретиться с мудрецами и со старейшинами, чтобы обсудить наш вопрос с большей тщательностью?— Гора едина. У нее одна душа и одно тело. Я говорю от лица всех храмов горы Хиэй.— Но ведь все равно…— Замолчите же, глупец! Мы дадим отпор вторжению, не останавливаясь ни перед чем. Мы защитим нашу свободу и наши традиции своею кровью! Убирайтесь отсюда!— Что ж, если вам так угодно, — произнес Иттэцу, не двинувшись с места. — Но какой позор! Как надеетесь вы защитить бесконечный свет Будды своею кровью? И какую свободу вы желаете защитить? Какие такие традиции? Эти традиции не что иное как обман, творимый для вящего процветания храмов. Но сегодня народ уже не поддается на ваши уловки. Хорошенько задумайтесь над тем, в какое время вы живете. Исполненные алчности люди, отвернувшиеся от мира и не желающие видеть его перемен, за свою самонадеянность неизбежно сгорят вместе с опавшей листвой!С этими словами Иттэцу покинул монастырь и возвратился в лагерь Нобунаги.Холодный зимний ветер носил по склонам горы сухую листву. Ночью и по утрам стоял мороз. Время от времени ветер сменялся снегопадом. Как раз в эту пору на горе начались пожары. Однажды ночью загорелся дровяной склад поместья Дайдзё, а за ночь перед тем — Такимидо. И нынешним вечером, хотя стоял еще ранний час, пламя занялось в монашеских кельях в главном храме; отчаянно зазвонил колокол. Поскольку вокруг было множество строений, монахи рьяно взялись за дело, стремясь не допустить распространения огня.Глубокие ущелья у подножия горы Хиэй погрузились во мрак под светлым красным небом.— Вот так незадача! — сказал один из воинов Оды и расхохотался.— Такое случается каждую ночь, — добавил другой. — Им там просто некогда спать.Холодный зимний ветер колыхал ветви деревьев, люди зябко потирали руки. За чашкой риса они любовались ночными пожарами. Ходили разговоры о том, что поджоги задумал Хидэёси, а совершают их былые разбойники из клана Хатидзука.Ночами монахи трудились, гася пожары, а днем до изнеможения крепили свои оборонительные линии. И пища, и дрова были на исходе, и тем сильней досаждали им наступившие холода.Наконец настала настоящая зима с обильными и частыми снегопадами. Двадцать тысяч осажденных воинов и несколько тысяч монахов-воинов увядали, как померзшие растения.Наступила середина двенадцатого месяца. В лагерь к Нобунаге прибыл посланец с горы. Он был безоружен и одет не в доспехи, а в монашескую рясу.— Мне хотелось бы поговорить с князем Нобунагой, — сказал посланец.Явившись, Нобунага увидел, что перед ним настоятель Сонрин, ранее уже встречавшийся с Иттэцу. В доставленном им сообщении говорилось, что ввиду перемены обстоятельств и связанной с этим перемены настроений руководства обители монахи просят мира.Нобунага, однако же, отказался.— Как вы встретили посланца, которого я направлял к вам? Вы оскорбили нас!Нобунага обнажил меч.— Это неслыханно! — вскричал настоятель.Он вскочил на ноги. Меч Нобунаги сверкнул в воздухе. Тело повалилось на бок.— Забирайте его голову и убирайтесь. Вот мой ответ.Монахи в смятении бежали в свое горное укрытие. Сильный ветер со снегом, дувший в этот день над озером, не щадил и людей в лагере Нобунаги. Нобунага недвусмысленно дал понять обитателям горы Хиэй, что у него на уме, а меж тем ему предстояло решить и другую трудную задачу. Враг, противостоявший ему, был всего лишь светом пламени на стене. Поливая стену, не погасишь огонь, а он тем временем вовсю разгорится за спиной. Таково общее правило военной стратегии, но Нобунага не мог загасить пламя, хотя и понимал, где находится его источник. Всего лишь сутки назад ему доставили срочное донесение из Гифу, в котором говорилось, что Такэда Сингэн из Каи собирает войско, намереваясь воспользоваться отсутствием Нобунаги и перейти в решительное наступление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146