Мусаси и Иори корчевали пни, выбирали из земли камни, возводили дамбы. Они вставали затемно и ложились, когда на небе зажигались звезды. Соседи часто приходили поглазеть на их спорую работу.
— Что же они задумали?
— Неужели можно жить в таком месте?
— Мальчик — сын Санъэмона?
Люди посмеивались над новыми земледельцами, но некоторые искренне сочувствовали им:
— Простите, но вы понапрасну теряете время. Надрываетесь, готовя землю под посев, но достаточно одного урагана, чтобы в мгновение ваше поле исчезло.
Через несколько дней тот же человек предупредил их:
— Вы ровняете поле, но в конце концов здесь будут одни промоины. — Он говорил благожелательно, но чувствовалось, что обижен, поскольку к его советам не прислушивались.
Спустя еще несколько дней он решил, что пришлый самурай — сумасшедший.
— Дураки! — обозвал он Мусаси и Иори.
На следующий день явилась группа крестьян.
— Коли здесь что-нибудь росло, мы не ломали бы спины на наших полях! — кричали они. — Сидели бы дома и играли на флейте.
— И голода не было бы!
— Вы не крестьяне, а землекопы.
— Соображения у вас, как у кучи навоза.
Мусаси только улыбался, вгоняя мотыгу в землю. Иори не мог спокойно воспринимать издевки, хотя Мусаси строго приказал ему не обращать внимания на недоброжелателей.
— Господин, они хором твердят одно и то же.
— Пусть.
— Нет сил терпеть!
Мальчик схватил камень, чтобы запустить его в обидчиков, но тут же притих под гневным взглядом Мусаси.
— А теперь объясни, чего ты хочешь добиться своей выходкой? — отчитывал его Мусаси. — Будешь так себя вести, откажусь от тебя.
Иори осуждающе посмотрел на учителя и швырнул камень в большой булыжник. Камень высек искру и раскололся. Иори, бросив мотыгу, расплакался.
Мусаси притворился, будто ничего не замечает, хотя в душе жалел мальчика. «Он совсем одинокий. Как и я», — подумал Мусаси.
Словно от слез мальчика налетел сильный ветер, небо потемнело, на землю упали первые капли дождя.
— Скорее в дом, Иори! — крикнул Мусаси. — Похоже, буря надвигается!
Собрав инструменты, Мусаси бросился к дому. Едва он добежал, как серой стеной обрушился ливень.
— Иори! — позвал он, беспокоясь за мальчика.
Мусаси пристально всматривался в поле. Дождевая вода брызгала ему в лицо. Молния расколола небо, Мусаси зажмурился и закрыл уши. Удар грома потряс дом.
Мусаси вспомнил старую криптомерию в Сипподзи и строгий голос Такуана. Мусаси знал, что всем хорошим в себе он обязан монаху. Мусаси хотел обладать мощью криптомерии и непреклонной решимостью Такуана, чтобы творить добро людям.
Если Мусаси мог бы стать для Иори той старой криптомерией, которая дала ему новую жизнь, он отчасти вернул бы свой долг Такуану.
— Иори!.. Иори!
В ответ слышался шум дождя, заглушаемый раскатами грома. «Куда он подевался?» — тревожился Мусаси.
Дождь приутих, и Мусаси вышел в поле. Иори стоял на том же месте с гневным выражением лица, похожий на пугало в промокшей до нитки одежде. Какое упрямство в детские годы!
— Глупец! — отчитывал его Мусаси. — Марш в дом! Не думай, что купание пойдет тебе на пользу. Беги скорее, пока дорогу не залило.
Иори сделал вид, словно только что заметил Мусаси, и со смехом ответил:
— Вы беспокоитесь? Напрасно. Так, маленький дождик. Смотрите, небо уже светлеет.
Мусаси не ожидал получить такой урок от ученика.
— До вечера успеем поработать, — сказал Иори, берясь за мотыгу.
Пять дней стояла ясная погода. Кричали сорокопуты, ил у корней тростника спекся и потрескался. На шестой день на горизонте появилось темное облако, которое начало стремительно приближаться, расти и скоро заволокло все небо.
— Вот это серьезно, — тревожно сказал Иори.
Могучие порывы ветра пронеслись над равниной, срывая листья, швыряя мелких птиц оземь, словно их сразил невидимый охотник.
— Еще один ливень? — спросил Мусаси.
— Нет, если судить по небу. Я побегу в деревню, а вы соберите инструменты и поспешите в дом.
Иори сорвался с места и, прежде чем Мусаси успел что-либо спросить, скрылся в высокой траве.
И снова чутье не обмануло Иори. Подгоняемый ураганными порывами ветра, Мусаси под дождем добежал до дома. За короткое время небо низвергло неимоверное количество воды. Дождь то стихал, то принимался с новой силой. Настала ночь, но буря не унималась. Казалось, что небеса решили обратить сушу в трясину. Мусаси опасался, как бы ветер не сорвал крышу.
Пришло утро, мутное и серое. Иори не вернулся. Мусаси не отходил от окна, досадуя на бессилие. Равнина превратилась в бесконечное болото, из которого торчали верхушки деревьев и трава. К счастью, дом стоял на высоком месте, и вода не добралась до него. Сухой овраг за домом стал ревущим мутным потоком.
Мучительно тянулось время. Мусаси порой чудилось, что Иори утонул в разбушевавшемся половодье. Вдруг Мусаси услышал отдаленный крик:
— Учитель! Я здесь! — Иори ехал верхом на буйволе по другой стороне реки. Позади мальчика был привязан большой тюк.
Иори направил буйвола в мутный поток, который, казалось, вот-вот поглотит обоих. Буйвол уверенно перешел реку. Мусаси с облегчением вздохнул.
Когда мокрый и дрожащий от холода Иори подъехал к дому, Мусаси набросился на него с упреками:
— Где ты пропадал всю ночь?
— В деревне, конечно. Привез запас провизии. За эту непогоду выпадет столько дождя, сколько и за полгода не проливается. Наводнение надолго отрежет нас от мира.
Развязав соломенный мешок, Иори вынимал пакеты из промасленной бумаги, приговаривая:
— Вот каштаны, а это чечевица, соленая рыба тоже есть. Нам хватит еды, если вода простоит месяца два, — заключил он.
Сердце Мусаси дрогнуло от благодарности, но он промолчал. Он стыдился, что у него нет жизненной сметки. Какой пример он подаст людям, если не может позаботиться о собственном пропитании? Не будь Иори, он погиб бы от голода. А мальчик, выросший в деревенской глуши, с двух лет знал, что надо запасать провизию на случай бедствий.
Мусаси удивился, почему деревенские отдали Иори столько еды, когда им самим едва хватало. На его вопрос Иори ответил:
— Я занял деньги в Токугандзи под залог своего кошелька.
— А что это, Токугандзи?
— Храм в двух километрах отсюда. Отец оставил мне кошелек с золотым песком, чтобы я понемногу тратил его, когда станет совсем трудно. Налетела буря, и я вспомнил про песок.
— Кошелек — память о твоем отце?
— Да. От сожженного дома остались только меч да кошелек. — Иори потер рукоять меча о пояс.
Когда Мусаси впервые увидел меч, он обратил внимание на прекрасное качество клинка. Клейма на нем не было, но его, несомненно, изготовил истинный мастер. Мусаси подозревал, что и кошелек имеет особое значение и предназначен не просто для хранения золотого песка.
— Оставшееся на память нельзя закладывать. Я выкуплю кошелек, и никогда больше никому не отдавай его.
— Слушаюсь, господин.
— Где ты ночевал?
— Настоятель предложил мне остаться в храме.
— Ты ел?
— Нет. Вы тоже.
— Точно. У нас нет дров.
— Полно!
Иори, оказывается, работая в поле, успел натаскать кучу хвороста, бамбука, корней и спрятать все в подполе.
Накрывшись соломенной циновкой, Мусаси полез в подпол и в который раз поразился практичности мальчика. В этих суровых местах жизнь зависит от умения предвидеть обстоятельства, а ошибка грозит смертью.
Поев, Иори вытащил книгу. Склонившись перед учителем, он сказал:
— Придется долго пережидать непогоду. Давайте пока учиться грамоте.
Мусаси согласился. Такие дни лучше всего коротать за чтением. Книга называлась «Мысли Конфуция». Иори сказал, что ее одолжили ему в храме.
— Ты всерьез хочешь учиться?
— Да.
— А раньше ты читал?
— Совсем немного.
— Кто тебя учил?
— Покойный отец.
— Что ты читал?
— «Начала знаний».
— Понравилось?
— Очень!
— Хорошо. Я научу тебя всему, что знаю. Потом ты найдешь кого-нибудь пообразованнее, кто преподаст тебе то, что неведомо мне.
Они занимались до вечера. Мальчик читал вслух, Мусаси поправлял его и объяснял непонятные слова. Они забыли о буре.
Дождь, ливший два дня, затопил равнину. На третий день он все не унимался. Иори с утра вытащил книгу.
— Начнем? — спросил он.
— Сегодня перерыв. Ты уже много прочитал. Пока достаточно.
— Почему?
— Если заниматься одним чтением, теряешь ощущение действительности. Отдохни и поиграй. Я тоже отдохну.
— Но я не смогу выйти из дома.
— Тогда делай, как я, — сказал Мусаси и вытянулся на циновке, скрестив под головой руки.
— И я должен лежать?
— Делай, что хочешь. Сиди, лежи, стой, лишь бы удобно было.
— А потом?
— Потом я расскажу тебе сказку.
— Здорово! — воскликнул мальчик, плюхаясь животом на циновку и болтая ногами. — Какую сказку?
— Сейчас, — отозвался Мусаси, вспоминая сказки своего детства. Он выбрал сказку о битве домов Минамото и Тайры. Ее любят все мальчики.
Иори не был исключением. Когда Мусаси дошел до места, где дом Минамото потерпел поражение, а дом Тайры захватил власть в стране, мальчик помрачнел. Он часто моргал, чтобы не расплакаться, слушая о печальной участи принцессы Токивы. Иори повеселел, когда речь пошла о том, как Минамото Ёсицунэ стал учиться фехтованию у длинноносого Тэнгу на горе Курама, и о том, как он бежал из Киото.
— Мне нравится Ёсицунэ, — сказал Иори, сев на циновке. — А что, на горе Курама и вправду живет Тэнгу?
— Возможно. В любом случае всегда найдутся люди, которые выполнят роль Тэнгу. Но тот, который учил Ёсицунэ, не был настоящим Тэнгу.
— А кто же они?
— Верные вассалы дома Минамото, потерпевшего поражение. Они скрывались, пока род Тайра находился у власти, и ждали своего часа.
— Как мой дедушка?
— Да, только час твоего деда так и не настал. Когда Ёсицунэ вырос, преданные вассалы Минамото, заботившиеся о нем в детстве, восторжествовали.
— У меня ведь будет случай отомстить за дедушку?
— Думаю, будет.
Мусаси поднял Иори в воздух, как мячик, и произнес:
— Постарайся стать великим человеком.
— Вы… вы как Тэнгу, — залился смехом Иори. — Отпустите меня, я упаду! — И он ущипнул Мусаси за нос.
Дождь прекратился на одиннадцатый день. Мусаси рвался в поле, но они смогли выйти из дома только через неделю. Ярко светило солнце. Поле, с великим трудом созданное ими, бесследно исчезло. На его месте громоздились камни и текла река, которой прежде не было. Дождь посмеялся над незадачливыми земледельцами, как и крестьяне.
— Ничего не поделаешь, — сказал Иори. — Надо подыскать другое место.
— Нет! — твердо ответил Мусаси. — Здесь будет прекрасная земля, когда спадет вода. Я обследовал всю округу, прежде чем выбрать это место.
— А если снова пойдет дождь?
— Мы не пустим воду сюда. Возведем дамбу отсюда вон до того холма.
— Это же невообразимый труд!
— Забыл, что это и есть наш додзё? Я не уступлю ни клочка этой земли, пока не увижу первого урожая ячменя.
Мусаси упорно боролся с природой всю зиму вплоть до второго месяца нового года. Он и Иори рыли водоотводные канавы, насыпали дамбы, укрепляя их тяжелыми камнями. Налетел ураган, и вода все уничтожила.
— Тратим силы на безнадежное дело. Разве в этом смысл Пути Меча? — спросил как-то Иори.
Вопрос разумный, но Мусаси не хотел сдаваться.
Через месяц последовало новое бедствие — выпал глубокий снег, который сразу растаял. Иори пришлось пойти в храм за провизией. Вернулся он угрюмый, потому что деревенские открыто потешались над ним и его учителем. Мусаси тоже начал терять веру в себя. Два дня он просидел молча, глядя на свое поле.
Наконец его осенило. Он бессознательно старался выкроить аккуратное квадратное поле, типичное для равнины Канто. Но здесь рельеф диктовал другие условия. Земля имела здесь свои особенности, которым соответствовали поля неправильной формы.
— Какой я дурак! — хлопнул себя по лбу Мусаси. — Хотел заставить воду течь там, где мне хотелось, и осадить почву по своему усмотрению. Ничего не получалось. Вода есть вода, а почва есть почва. Я не могу переделать их естество. Я должен научиться служить воде и защищать землю.
Мусаси по существу согласился с крестьянами. С этого дня он стал слугой природы. Он уже не навязывал ей свою волю, а следовал ее сути. И в то же время Мусаси увидел возможности, до которых не могли додуматься давние обитатели равнины.
Снова шел снег, сменившийся оттепелью. Равнина медленно впитывала мутную воду. К этому времени Мусаси осуществил свой замысел. Его поле уцелело.
«Это правило применимо и к управлению народом», — сказал себе Мусаси. В дневнике он записал: «Не противопоставляй себя законам Природы. Прежде всего попытайся постигнуть ее законы».
ГОРНЫЕ ДЬЯВОЛЫ
— Простите, но я не хочу излишне обременять вас. Вы очень гостеприимны.
— Спасибо, господин, вы очень добры, — ответил монах.
— Я просто отдохну.
— Мы к вашим услугам.
— Надеюсь, вы простите мою непринужденность, — заключил немолодой седеющий самурай, растягиваясь на циновке.
Гостя, только что прибывшего в храм Токугандзи, звали Нагаока Садо. Он был одним из крупных чиновников Хосокавы Тадаоки, владетельного князя Будзэна. Несмотря на занятость, Садо обязательно выкраивал время, чтобы посетить храм в годовщину смерти своего отца. Здесь он обычно и ночевал, поскольку до Эдо было километров двадцать. Путешествовал он не по рангу скромно, в сопровождении всего двух самураев и слуги.
Каждый раз, чтобы отлучиться из владений Хосокавы, Садо должен был изобретать предлог. Минуты праздности редко выдавались в его жизни, и сейчас он с явным удовольствием пил местное сакэ и лежал, наслаждаясь покоем. Слух его услаждало лягушачье кваканье. На короткий миг самурай отвлекся от чиновничьих забот и бесконечных интриг.
Монах, быстро убрав обеденную посуду, исчез. Садо лениво переговаривался со своими путниками, сидевшими в полутьме у стены.
— Я бы остался здесь навсегда и обрел нирвану, подобно Будде, — усмехнулся старый самурай.
— Можно простыть, ночи здесь холодные и сырые.
— Оставьте! Мое бренное тело уцелело в нескольких битвах. Ему ли бояться простуды. Чувствуете, как пахнут цветы? Дивный аромат.
— Нет.
— У тебя плохое обоняние. Не насморк ли? Лягушки внезапно смолкли, а кто-то крикнул:
— Ах ты, дьяволенок! Подглядываешь?
В тот же миг самураи-телохранители вскочили на ноги.
— Кто там?
В саду никого не было, слышался только затихающий топот убегающего ребенка.
— Простите за беспокойство. Это здешний мальчишка, — с поклоном сказал монах, заглянув в комнату.
— Точно?
— Конечно. Он живет в двух километрах отсюда. Его отец, погонщик лошадей, недавно умер, а дед мальчишки, как говорят, был самураем, поэтому ребенок как завороженный смотрит на всех самураев.
Садо сел.
— Не наказывайте его. Я хотел бы увидеть мальчишку. Принесите сладостей, чтобы угостить его и разговорить.
Иори был уже в кухне.
— Бабушка! — крикнул он стряпухе. — У меня кончилось просо. Насыпьте-ка вот сюда! — Иори протянул мешок, в который вошло бы килограммов двадцать.
— Наглый попрошайка! Ведешь себя так, словно мы тебе что-то должны, — проворчала стряпуха.
— Ты слишком бойкий, — добавил монах, мывший посуду. — Наш настоятель пожалел тебя, поэтому мы даем тебе еду. Если просишь у людей, соизволь быть вежливым.
— Я не прошу милостыню. Я отдал настоятелю кошелек, оставленный мне отцом. Там много денег.
— Интересно, сколько погонщики лошадей оставляют в наследство своим сыновьям?
— Дадите просо или нет?
— Снова за свое! Посмотри на себя! Ты и сам сумасшедший, к тому же тобой командует полоумный ронин. Кстати, кто он и откуда взялся? Почему живет за твой счет?
— Не ваше дело!
— Мы перевернули все пустоши, но все равно там никогда не получится ни сада, ни поля. Вся деревня смеется над вами.
— Вас не спросили!
— Слабоумие ронина, верно, заразное. Что вы там ищете? Золото, как в сказке? У тебя еще молоко на губах не просохло, а ты роешь себе могилу.
— Хватит болтать! Дайте просо!
Монах продолжал поддразнивать мальчишку, как вдруг что-то холодное и липкое ударилось о лицо священнослужителя. Монах завопил, выпучив глаза, — Иори запустил в него жабой. Убегая, мальчик налетел на другого монаха, который пришел за ним, чтобы отвести к приезжему самураю.
На шум прибежал настоятель.
— Наших гостей не потревожили? — осведомился он.
— Нет, господин Садо хочет посмотреть на мальчишку. Собирается угостить его сладостями.
Настоятель за руку отвел Иори в комнату для гостей. Мальчик робко опустился на циновку рядом с настоятелем.
— Сколько тебе лет? — спросил Садо.
— Тринадцать.
— Хочешь стать самураем?
— Да! — решительно ответил Иори, кивнув для убедительности.
— Хочешь поехать со мной и жить у нас? Сначала будешь помогать по хозяйству, а потом устрою тебя учиться на самурая.
Иори отрицательно покачал головой. Садо, решив, что мальчик ему не верит, объяснил, что не шутит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
— Что же они задумали?
— Неужели можно жить в таком месте?
— Мальчик — сын Санъэмона?
Люди посмеивались над новыми земледельцами, но некоторые искренне сочувствовали им:
— Простите, но вы понапрасну теряете время. Надрываетесь, готовя землю под посев, но достаточно одного урагана, чтобы в мгновение ваше поле исчезло.
Через несколько дней тот же человек предупредил их:
— Вы ровняете поле, но в конце концов здесь будут одни промоины. — Он говорил благожелательно, но чувствовалось, что обижен, поскольку к его советам не прислушивались.
Спустя еще несколько дней он решил, что пришлый самурай — сумасшедший.
— Дураки! — обозвал он Мусаси и Иори.
На следующий день явилась группа крестьян.
— Коли здесь что-нибудь росло, мы не ломали бы спины на наших полях! — кричали они. — Сидели бы дома и играли на флейте.
— И голода не было бы!
— Вы не крестьяне, а землекопы.
— Соображения у вас, как у кучи навоза.
Мусаси только улыбался, вгоняя мотыгу в землю. Иори не мог спокойно воспринимать издевки, хотя Мусаси строго приказал ему не обращать внимания на недоброжелателей.
— Господин, они хором твердят одно и то же.
— Пусть.
— Нет сил терпеть!
Мальчик схватил камень, чтобы запустить его в обидчиков, но тут же притих под гневным взглядом Мусаси.
— А теперь объясни, чего ты хочешь добиться своей выходкой? — отчитывал его Мусаси. — Будешь так себя вести, откажусь от тебя.
Иори осуждающе посмотрел на учителя и швырнул камень в большой булыжник. Камень высек искру и раскололся. Иори, бросив мотыгу, расплакался.
Мусаси притворился, будто ничего не замечает, хотя в душе жалел мальчика. «Он совсем одинокий. Как и я», — подумал Мусаси.
Словно от слез мальчика налетел сильный ветер, небо потемнело, на землю упали первые капли дождя.
— Скорее в дом, Иори! — крикнул Мусаси. — Похоже, буря надвигается!
Собрав инструменты, Мусаси бросился к дому. Едва он добежал, как серой стеной обрушился ливень.
— Иори! — позвал он, беспокоясь за мальчика.
Мусаси пристально всматривался в поле. Дождевая вода брызгала ему в лицо. Молния расколола небо, Мусаси зажмурился и закрыл уши. Удар грома потряс дом.
Мусаси вспомнил старую криптомерию в Сипподзи и строгий голос Такуана. Мусаси знал, что всем хорошим в себе он обязан монаху. Мусаси хотел обладать мощью криптомерии и непреклонной решимостью Такуана, чтобы творить добро людям.
Если Мусаси мог бы стать для Иори той старой криптомерией, которая дала ему новую жизнь, он отчасти вернул бы свой долг Такуану.
— Иори!.. Иори!
В ответ слышался шум дождя, заглушаемый раскатами грома. «Куда он подевался?» — тревожился Мусаси.
Дождь приутих, и Мусаси вышел в поле. Иори стоял на том же месте с гневным выражением лица, похожий на пугало в промокшей до нитки одежде. Какое упрямство в детские годы!
— Глупец! — отчитывал его Мусаси. — Марш в дом! Не думай, что купание пойдет тебе на пользу. Беги скорее, пока дорогу не залило.
Иори сделал вид, словно только что заметил Мусаси, и со смехом ответил:
— Вы беспокоитесь? Напрасно. Так, маленький дождик. Смотрите, небо уже светлеет.
Мусаси не ожидал получить такой урок от ученика.
— До вечера успеем поработать, — сказал Иори, берясь за мотыгу.
Пять дней стояла ясная погода. Кричали сорокопуты, ил у корней тростника спекся и потрескался. На шестой день на горизонте появилось темное облако, которое начало стремительно приближаться, расти и скоро заволокло все небо.
— Вот это серьезно, — тревожно сказал Иори.
Могучие порывы ветра пронеслись над равниной, срывая листья, швыряя мелких птиц оземь, словно их сразил невидимый охотник.
— Еще один ливень? — спросил Мусаси.
— Нет, если судить по небу. Я побегу в деревню, а вы соберите инструменты и поспешите в дом.
Иори сорвался с места и, прежде чем Мусаси успел что-либо спросить, скрылся в высокой траве.
И снова чутье не обмануло Иори. Подгоняемый ураганными порывами ветра, Мусаси под дождем добежал до дома. За короткое время небо низвергло неимоверное количество воды. Дождь то стихал, то принимался с новой силой. Настала ночь, но буря не унималась. Казалось, что небеса решили обратить сушу в трясину. Мусаси опасался, как бы ветер не сорвал крышу.
Пришло утро, мутное и серое. Иори не вернулся. Мусаси не отходил от окна, досадуя на бессилие. Равнина превратилась в бесконечное болото, из которого торчали верхушки деревьев и трава. К счастью, дом стоял на высоком месте, и вода не добралась до него. Сухой овраг за домом стал ревущим мутным потоком.
Мучительно тянулось время. Мусаси порой чудилось, что Иори утонул в разбушевавшемся половодье. Вдруг Мусаси услышал отдаленный крик:
— Учитель! Я здесь! — Иори ехал верхом на буйволе по другой стороне реки. Позади мальчика был привязан большой тюк.
Иори направил буйвола в мутный поток, который, казалось, вот-вот поглотит обоих. Буйвол уверенно перешел реку. Мусаси с облегчением вздохнул.
Когда мокрый и дрожащий от холода Иори подъехал к дому, Мусаси набросился на него с упреками:
— Где ты пропадал всю ночь?
— В деревне, конечно. Привез запас провизии. За эту непогоду выпадет столько дождя, сколько и за полгода не проливается. Наводнение надолго отрежет нас от мира.
Развязав соломенный мешок, Иори вынимал пакеты из промасленной бумаги, приговаривая:
— Вот каштаны, а это чечевица, соленая рыба тоже есть. Нам хватит еды, если вода простоит месяца два, — заключил он.
Сердце Мусаси дрогнуло от благодарности, но он промолчал. Он стыдился, что у него нет жизненной сметки. Какой пример он подаст людям, если не может позаботиться о собственном пропитании? Не будь Иори, он погиб бы от голода. А мальчик, выросший в деревенской глуши, с двух лет знал, что надо запасать провизию на случай бедствий.
Мусаси удивился, почему деревенские отдали Иори столько еды, когда им самим едва хватало. На его вопрос Иори ответил:
— Я занял деньги в Токугандзи под залог своего кошелька.
— А что это, Токугандзи?
— Храм в двух километрах отсюда. Отец оставил мне кошелек с золотым песком, чтобы я понемногу тратил его, когда станет совсем трудно. Налетела буря, и я вспомнил про песок.
— Кошелек — память о твоем отце?
— Да. От сожженного дома остались только меч да кошелек. — Иори потер рукоять меча о пояс.
Когда Мусаси впервые увидел меч, он обратил внимание на прекрасное качество клинка. Клейма на нем не было, но его, несомненно, изготовил истинный мастер. Мусаси подозревал, что и кошелек имеет особое значение и предназначен не просто для хранения золотого песка.
— Оставшееся на память нельзя закладывать. Я выкуплю кошелек, и никогда больше никому не отдавай его.
— Слушаюсь, господин.
— Где ты ночевал?
— Настоятель предложил мне остаться в храме.
— Ты ел?
— Нет. Вы тоже.
— Точно. У нас нет дров.
— Полно!
Иори, оказывается, работая в поле, успел натаскать кучу хвороста, бамбука, корней и спрятать все в подполе.
Накрывшись соломенной циновкой, Мусаси полез в подпол и в который раз поразился практичности мальчика. В этих суровых местах жизнь зависит от умения предвидеть обстоятельства, а ошибка грозит смертью.
Поев, Иори вытащил книгу. Склонившись перед учителем, он сказал:
— Придется долго пережидать непогоду. Давайте пока учиться грамоте.
Мусаси согласился. Такие дни лучше всего коротать за чтением. Книга называлась «Мысли Конфуция». Иори сказал, что ее одолжили ему в храме.
— Ты всерьез хочешь учиться?
— Да.
— А раньше ты читал?
— Совсем немного.
— Кто тебя учил?
— Покойный отец.
— Что ты читал?
— «Начала знаний».
— Понравилось?
— Очень!
— Хорошо. Я научу тебя всему, что знаю. Потом ты найдешь кого-нибудь пообразованнее, кто преподаст тебе то, что неведомо мне.
Они занимались до вечера. Мальчик читал вслух, Мусаси поправлял его и объяснял непонятные слова. Они забыли о буре.
Дождь, ливший два дня, затопил равнину. На третий день он все не унимался. Иори с утра вытащил книгу.
— Начнем? — спросил он.
— Сегодня перерыв. Ты уже много прочитал. Пока достаточно.
— Почему?
— Если заниматься одним чтением, теряешь ощущение действительности. Отдохни и поиграй. Я тоже отдохну.
— Но я не смогу выйти из дома.
— Тогда делай, как я, — сказал Мусаси и вытянулся на циновке, скрестив под головой руки.
— И я должен лежать?
— Делай, что хочешь. Сиди, лежи, стой, лишь бы удобно было.
— А потом?
— Потом я расскажу тебе сказку.
— Здорово! — воскликнул мальчик, плюхаясь животом на циновку и болтая ногами. — Какую сказку?
— Сейчас, — отозвался Мусаси, вспоминая сказки своего детства. Он выбрал сказку о битве домов Минамото и Тайры. Ее любят все мальчики.
Иори не был исключением. Когда Мусаси дошел до места, где дом Минамото потерпел поражение, а дом Тайры захватил власть в стране, мальчик помрачнел. Он часто моргал, чтобы не расплакаться, слушая о печальной участи принцессы Токивы. Иори повеселел, когда речь пошла о том, как Минамото Ёсицунэ стал учиться фехтованию у длинноносого Тэнгу на горе Курама, и о том, как он бежал из Киото.
— Мне нравится Ёсицунэ, — сказал Иори, сев на циновке. — А что, на горе Курама и вправду живет Тэнгу?
— Возможно. В любом случае всегда найдутся люди, которые выполнят роль Тэнгу. Но тот, который учил Ёсицунэ, не был настоящим Тэнгу.
— А кто же они?
— Верные вассалы дома Минамото, потерпевшего поражение. Они скрывались, пока род Тайра находился у власти, и ждали своего часа.
— Как мой дедушка?
— Да, только час твоего деда так и не настал. Когда Ёсицунэ вырос, преданные вассалы Минамото, заботившиеся о нем в детстве, восторжествовали.
— У меня ведь будет случай отомстить за дедушку?
— Думаю, будет.
Мусаси поднял Иори в воздух, как мячик, и произнес:
— Постарайся стать великим человеком.
— Вы… вы как Тэнгу, — залился смехом Иори. — Отпустите меня, я упаду! — И он ущипнул Мусаси за нос.
Дождь прекратился на одиннадцатый день. Мусаси рвался в поле, но они смогли выйти из дома только через неделю. Ярко светило солнце. Поле, с великим трудом созданное ими, бесследно исчезло. На его месте громоздились камни и текла река, которой прежде не было. Дождь посмеялся над незадачливыми земледельцами, как и крестьяне.
— Ничего не поделаешь, — сказал Иори. — Надо подыскать другое место.
— Нет! — твердо ответил Мусаси. — Здесь будет прекрасная земля, когда спадет вода. Я обследовал всю округу, прежде чем выбрать это место.
— А если снова пойдет дождь?
— Мы не пустим воду сюда. Возведем дамбу отсюда вон до того холма.
— Это же невообразимый труд!
— Забыл, что это и есть наш додзё? Я не уступлю ни клочка этой земли, пока не увижу первого урожая ячменя.
Мусаси упорно боролся с природой всю зиму вплоть до второго месяца нового года. Он и Иори рыли водоотводные канавы, насыпали дамбы, укрепляя их тяжелыми камнями. Налетел ураган, и вода все уничтожила.
— Тратим силы на безнадежное дело. Разве в этом смысл Пути Меча? — спросил как-то Иори.
Вопрос разумный, но Мусаси не хотел сдаваться.
Через месяц последовало новое бедствие — выпал глубокий снег, который сразу растаял. Иори пришлось пойти в храм за провизией. Вернулся он угрюмый, потому что деревенские открыто потешались над ним и его учителем. Мусаси тоже начал терять веру в себя. Два дня он просидел молча, глядя на свое поле.
Наконец его осенило. Он бессознательно старался выкроить аккуратное квадратное поле, типичное для равнины Канто. Но здесь рельеф диктовал другие условия. Земля имела здесь свои особенности, которым соответствовали поля неправильной формы.
— Какой я дурак! — хлопнул себя по лбу Мусаси. — Хотел заставить воду течь там, где мне хотелось, и осадить почву по своему усмотрению. Ничего не получалось. Вода есть вода, а почва есть почва. Я не могу переделать их естество. Я должен научиться служить воде и защищать землю.
Мусаси по существу согласился с крестьянами. С этого дня он стал слугой природы. Он уже не навязывал ей свою волю, а следовал ее сути. И в то же время Мусаси увидел возможности, до которых не могли додуматься давние обитатели равнины.
Снова шел снег, сменившийся оттепелью. Равнина медленно впитывала мутную воду. К этому времени Мусаси осуществил свой замысел. Его поле уцелело.
«Это правило применимо и к управлению народом», — сказал себе Мусаси. В дневнике он записал: «Не противопоставляй себя законам Природы. Прежде всего попытайся постигнуть ее законы».
ГОРНЫЕ ДЬЯВОЛЫ
— Простите, но я не хочу излишне обременять вас. Вы очень гостеприимны.
— Спасибо, господин, вы очень добры, — ответил монах.
— Я просто отдохну.
— Мы к вашим услугам.
— Надеюсь, вы простите мою непринужденность, — заключил немолодой седеющий самурай, растягиваясь на циновке.
Гостя, только что прибывшего в храм Токугандзи, звали Нагаока Садо. Он был одним из крупных чиновников Хосокавы Тадаоки, владетельного князя Будзэна. Несмотря на занятость, Садо обязательно выкраивал время, чтобы посетить храм в годовщину смерти своего отца. Здесь он обычно и ночевал, поскольку до Эдо было километров двадцать. Путешествовал он не по рангу скромно, в сопровождении всего двух самураев и слуги.
Каждый раз, чтобы отлучиться из владений Хосокавы, Садо должен был изобретать предлог. Минуты праздности редко выдавались в его жизни, и сейчас он с явным удовольствием пил местное сакэ и лежал, наслаждаясь покоем. Слух его услаждало лягушачье кваканье. На короткий миг самурай отвлекся от чиновничьих забот и бесконечных интриг.
Монах, быстро убрав обеденную посуду, исчез. Садо лениво переговаривался со своими путниками, сидевшими в полутьме у стены.
— Я бы остался здесь навсегда и обрел нирвану, подобно Будде, — усмехнулся старый самурай.
— Можно простыть, ночи здесь холодные и сырые.
— Оставьте! Мое бренное тело уцелело в нескольких битвах. Ему ли бояться простуды. Чувствуете, как пахнут цветы? Дивный аромат.
— Нет.
— У тебя плохое обоняние. Не насморк ли? Лягушки внезапно смолкли, а кто-то крикнул:
— Ах ты, дьяволенок! Подглядываешь?
В тот же миг самураи-телохранители вскочили на ноги.
— Кто там?
В саду никого не было, слышался только затихающий топот убегающего ребенка.
— Простите за беспокойство. Это здешний мальчишка, — с поклоном сказал монах, заглянув в комнату.
— Точно?
— Конечно. Он живет в двух километрах отсюда. Его отец, погонщик лошадей, недавно умер, а дед мальчишки, как говорят, был самураем, поэтому ребенок как завороженный смотрит на всех самураев.
Садо сел.
— Не наказывайте его. Я хотел бы увидеть мальчишку. Принесите сладостей, чтобы угостить его и разговорить.
Иори был уже в кухне.
— Бабушка! — крикнул он стряпухе. — У меня кончилось просо. Насыпьте-ка вот сюда! — Иори протянул мешок, в который вошло бы килограммов двадцать.
— Наглый попрошайка! Ведешь себя так, словно мы тебе что-то должны, — проворчала стряпуха.
— Ты слишком бойкий, — добавил монах, мывший посуду. — Наш настоятель пожалел тебя, поэтому мы даем тебе еду. Если просишь у людей, соизволь быть вежливым.
— Я не прошу милостыню. Я отдал настоятелю кошелек, оставленный мне отцом. Там много денег.
— Интересно, сколько погонщики лошадей оставляют в наследство своим сыновьям?
— Дадите просо или нет?
— Снова за свое! Посмотри на себя! Ты и сам сумасшедший, к тому же тобой командует полоумный ронин. Кстати, кто он и откуда взялся? Почему живет за твой счет?
— Не ваше дело!
— Мы перевернули все пустоши, но все равно там никогда не получится ни сада, ни поля. Вся деревня смеется над вами.
— Вас не спросили!
— Слабоумие ронина, верно, заразное. Что вы там ищете? Золото, как в сказке? У тебя еще молоко на губах не просохло, а ты роешь себе могилу.
— Хватит болтать! Дайте просо!
Монах продолжал поддразнивать мальчишку, как вдруг что-то холодное и липкое ударилось о лицо священнослужителя. Монах завопил, выпучив глаза, — Иори запустил в него жабой. Убегая, мальчик налетел на другого монаха, который пришел за ним, чтобы отвести к приезжему самураю.
На шум прибежал настоятель.
— Наших гостей не потревожили? — осведомился он.
— Нет, господин Садо хочет посмотреть на мальчишку. Собирается угостить его сладостями.
Настоятель за руку отвел Иори в комнату для гостей. Мальчик робко опустился на циновку рядом с настоятелем.
— Сколько тебе лет? — спросил Садо.
— Тринадцать.
— Хочешь стать самураем?
— Да! — решительно ответил Иори, кивнув для убедительности.
— Хочешь поехать со мной и жить у нас? Сначала будешь помогать по хозяйству, а потом устрою тебя учиться на самурая.
Иори отрицательно покачал головой. Садо, решив, что мальчик ему не верит, объяснил, что не шутит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121