» — убеждал он себя.
— Дай-ка мне еще кувшинчик, старина! — приказал он.
Тихо сидевший рядом с Матахати человек был тоже ронином. Его длинный и короткий мечи выглядели внушительно, горожане, верно, уступали ему дорогу, хотя воротник его был засален, а поверх кимоно не было хаори.
— И мне тоже, да побыстрее! — крикнул ронин.
Положив правую ногу на колено левой, он изучающе оглядел Матахати. Взгляд ронина добрался до лица Матахати.
— Здравствуй! — с улыбкой произнес ронин.
— Здравствуй! — ответил Матахати. — Выпей моего сакэ, пока твое подогревают.
— Спасибо, — сказал ронин, протягивая свою чашечку. — Вообще-то позорно быть пьяницей. Я увидел тебя за чаркой, а потом запах сакэ донесся до меня и словно бы за рукав затащил сюда. — Ронин залпом осушил чашечку.
Он понравился Матахати. Ронин держался дружелюбно, в нем чувствовалась какая-то неуемность. Пил он мастерски. Матахати допивал один кувшинчик, а ронин уже опорожнил пять, совсем не хмелея.
— Обычно ты сколько выпиваешь? — поинтересовался Матахати.
— Не считал, — небрежно ответил ронин. — Десять — двенадцать, если настроение хорошее.
Они разговорились о положении в стране. Ронин, расправив плечи, сказал:
— Да кто такой Иэясу? Как он посмел пренебречь правами Хидэёри и назвать себя верховным правителем? Он ничто без поддержки Хонды Масадзуми и еще нескольких старых сторонников. Хладнокровие, лицемерие и средние способности — только и всего. По-моему, у него есть только политическое чутье, которого обычно недостает военным. Я хотел, чтобы при Сэкигахаре победил бы Исида Мицунари, но он оказался слишком непрактичным, чтобы организовать вокруг себя даймё, да и положение его не слишком высокое.
Откровенно изложив свои взгляды, ронин вдруг спросил:
— Если Осака и Эдо снова столкнулись бы, чью сторону ты примешь?
Матахати тут же выпалил:
— Осаки!
— Хорошо!
Ронин поднялся с кувшинчиком в руке:
— Ты — наш человек! Выпьем за это! Ты откуда… Ах, да! Следовало бы сначала самому представиться. Меня зовут Акакабэ Ясома. Я из Гамо. Ты, может, слышал о Бане Данъэмоне? Так вот, он мой друг. На днях мы с ним встречаемся. Сусукида Хаято Канэскэ тоже мой друг, он важный военачальник в замке Осака. Мы вместе странствовали, когда он еще был ронином. Раза четыре я встречал Оно Суриноскэ, но он слишком мрачный на мой вкус, хотя и более влиятельный, чем Канэскэ.
Ронин остановился и замолчал, словно соображая, не сболтнул ли чего лишнего, потом спросил:
— А ты кто?
Матахати, не слишком доверяя рассказам нового знакомого, все же не хотел оставаться в тени.
— Слыхал о Тоде Сэйгэне? — спросил Матахати. — Создателе стиля Томиты?
— Это имя мне знакомо.
— Так вот, моим учителем был великий и бескорыстный отшельник Канэмаки Дзисай, который перенял истинный стиль Томиты от Сэйгэна, а потом разработал стиль Тюдзё.
— Ты, стало быть, настоящий мастер меча.
— Верно, — ответил Матахати. Затеянная им игра понравилась ему.
— Я так и предполагал, — сказал Ясома. — У тебя тренированное тело, ты выглядишь способным человеком. Как тебя звали, когда ты тренировался у Дзисая? Извини, если я слишком любопытный.
— Сасаки Кодзиро, — ответил Матахати, не моргнув глазом. — Ито Ягоро, создатель стиля Итто, был старшим учеником в той же школе.
— Неужели? — изумленно воскликнул Ясома.
У Матахати мелькнула мысль, не взять ли свои слова обратно, но он опоздал. Ясома, встав на колени, склонился в глубоком поклоне. Путь к отступлению был отрезан.
— Простите меня! — сказал Ясома. — Я слышал много раз о выдающемся мастерстве Сасаки Кодзиро. Извините, что не оказал вам должного уважения. Я ведь не знал, кто вы.
Матахати с облегчением вздохнул. Окажись Ясома другом или знакомым Кодзиро, тогда Матахати пришлось бы постоять за свою жизнь.
— Не надо таких поклонов, — великодушно произнес он. — Если ты будешь держаться строго по этикету, мы не сможем говорить как друзья.
— Тебе, верно, надоела моя болтовня.
— Что ты! У меня нет ни положения, ни должности. Я просто молодой человек, несведущий в мирских делах.
— Ты ведь великий фехтовальщик. Я столько о тебе слышал! Всматриваюсь и вижу: передо мной сам Сасаки Кодзиро.
Ясома пристально смотрел на Матахати.
— Несправедливо, что у тебя нет официальной должности.
— Я был поглощен овладением боевым искусством, поэтому не успел обзавестись друзьями, — простодушно отозвался Матахати.
— Понятно. Тебя разве не интересует хорошее место?
— Нет, я всегда думал, что придется искать покровителя и поступить на службу, но пока еще не созрел до такого решения.
— Ясное дело. С твоей репутацией фехтовальщика не так-то просто в мире. Будешь молчать о себе, никто внимания не обратит, как бы талантлив ты ни был. Вот я, например, даже не подозревал, кто ты, пока ты не рассказал. Ты меня поразил.
Ясома, помолчав, продолжил:
— Я с радостью помогу тебе, если хочешь. Я, правда, уже попросил своего друга Сусукиду Канэскэ подыскать мне подходящее место. Хотелось бы попасть в замок Осака, хотя там не ахти как платят. Уверен, что Канэскэ будет счастлив похлопотать за такого человека, как ты. Если хочешь, я готов поговорить с ним.
Ясома распинался о блестящих перспективах, а Матахати не мог отделаться от ощущения, что угодил в ситуацию, из которой будет нелегко выпутаться. Он нуждался в заработке, но выдавать себя за Сасаки Кодзиро слишком опрометчиво. С другой стороны, назовись он Хонъидэном Матахати, деревенским самураем из Мимасаки, Ясома не предложил бы помощь, да еще и смотрел бы на Матахати сверху вниз. Имя Сасаки Кодзиро произвело воистину сильное впечатление.
Есть ли повод для волнений? Настоящий Кодзиро умер, а Матахати был единственным человеком, знавшим об этом. У него было свидетельство, единственный документ, удостоверяющий личность погибшего Сасаки. Без него власти не в состоянии установить личность ронина, да едва ли начнется расследование. В конце концов, Сасаки был лишь лазутчиком, которого забили камнями. Матахати убедил себя, что его тайну никогда не разоблачат. В его голосе созрел смелый план — с этой минуты он стал Сасаки Кодзиро.
— Счет! — крикнул Матахати, доставая несколько монет из кошелька.
Видя, что Матахати уходит, Ясома смущенно пролепетал:
— А мое предложение?
— А, да! — отозвался Матахати. — Буду благодарен, если ты поговоришь со своим другом от моего имени. Здесь не место обсуждать такие важные дела. Надо найти спокойное заведение, где нам никто не помешает.
— Конечно, пойдем! — с готовностью согласился Ясома. Он не возразил, когда Матахати оплатил и его счет.
Скоро они очутились в квартале вдали от главной улицы. Матахати хотел было пригласить новообретенного друга в приличное питейное заведение, но тот заявил, что это пустая трата денег. Ясома предложил дешевое, но более интересное место. Красноречиво описывая прелести веселого квартала, Ясома повел Матахати в местечко, известное под игривым названием «Город монахинь». Говорили, не слишком преувеличивая, что здесь находится тысяча домов развлечений. Дела шли так бойко, что за ночь сжигали шестнадцать тысяч литров лампового масла. Поначалу Матахати с прохладцей отнесся к предложению Ясомы, но вскоре его обволокла беззаботная атмосфера квартала.
Веселые дома тянулись вдоль отвода от крепостного рва, который наполнялся водой в прилив. Приглядевшись, под водой можно было различить крабов и рачков, мелкую рыбешку, ползающих по дну под стенами с красными фонарями. Матахати, понаблюдав за ними, почувствовал отвращение к водяной живности, похожей на ядовитых скорпионов.
Население квартала состояло в основном из женщин с густо набеленными лицами. Попадались хорошенькие личики, но было много женщин в возрасте за сорок. Они прохаживались по улицам с грустными глазами, укутав голову от холода и обнажая черненные лаком зубы в улыбке, пытаясь увлечь встречных мужчин.
— Сколько же их! — удивленно вздохнул Матахати.
— А я что говорил! — подхватил Ясома, словно оправдывая женщин. — Они куда лучше служанок из чайных домиков или певичек, с которыми обычно связываются. Некоторых отталкивает продажная любовь, но проведешь зимнюю ночь с одной из этих женщин, поговоришь о ее семье, о том о сем и поймешь, что они самые обыкновенные женщины. Не надо осуждать их за то, что они торгуют собой. Некоторые были наложницами сегуна, у многих отцы состояли на службе у даймё, а потом потеряли власть. Сейчас повторяется то, что случилось сотни лет назад, когда Минамото победил дом Тайры. Здесь ты убедишься, мой друг, что мусор в сточных канавах мирской жизни состоит в значительной мере из опавших цветов.
Новые друзья зашли в один из домов. Матахати положился на Ясому, который оказался бывалым человеком. Ясома ловко заказывал сакэ, обходительно беседовал с девушками, словом, был неподражаем. Матахати тоже развеселился.
Друзья развлекались до утра, но даже к полудню Ясома не выказал признаков утомления. Матахати отвел душу за годы, проведенные в чулане в «Ёмоги», но изрядно устал. Наконец, почувствовав, что больше пить не может, Матахати сказал:
— Пошли! С меня хватит. Ясома и не думал уходить.
— Посидим до вечера, — предложил он.
— Почему до вечера?
— У меня встреча с Сусукидой Канэскэ. Сейчас пока рано к нему идти. К тому же как я могу толковать с ним о тебе, не зная, чего ты хочешь.
— Пожалуй, не стоит сразу требовать большого жалованья?
— Нельзя дешево предлагать себя. Самурай твоего ранга волен запросить любую сумму. Собьешь себе цену, если согласишься получать столько, сколько и прежде. Почему бы не сказать, что твоя ставка — пятьсот коку риса в год? Уверенный в себе самурай может рассчитывать и на большее. Ты не должен держаться так, будто согласен на первое предложение.
Смеркалось, и на улицах, лежащих в тени гигантского замка Осака, быстро темнело. Покинув веселое заведение, Матахати и Ясома направились через город в один из богатых районов, где жили самураи. Холодный ветер, дувший им вслед со стороны рва, выветрил из них хмель.
— Вон дом Сусукиды, — сказал Ясома.
— С навесом над воротами?
— Нет, следующий. Угловой.
— Большой дом, ничего не скажешь.
— Канэскэ всего добился сам. До тридцати лет о нем никто и не слыхал, а сейчас…
Матахати сделал вид, что замечание Ясомы его мало волнует. Дело не в том, что не доверял ему, напротив, он уверился в Ясоме настолько, что не подвергал сомнению ни единого его слова. Матахати решил, что лучше держаться равнодушно. Глядя на усадьбы даймё вокруг огромного замка, Матахати ощутил новый прилив юношеского честолюбия, которое шептало ему: «Ты будешь жить в таком же доме, ждать недолго».
— А теперь, — проговорил Ясома, — пойду к Канэскэ и поговорю с ним о тебе. Да, а как насчет денег?
— Да, да! Конечно! — сказал Матахати, понимавший, что взятка в порядке вещей.
Он достал из-за пазухи кошелек, невольно отметив, что в нем осталась лишь треть от былого веса. Высыпав деньги на ладонь, он сказал:
— Вот все, что у меня есть. Достаточно?
— Вполне!
— Не завернешь во что-нибудь?
— Нет! Не один Канэскэ берет вознаграждение за устройство на хорошее место. Все так делают, причем открыто. Стесняться нечего.
Оставив себе несколько монет, Матахати отдал остальное Ясоме. Матахати стало не по себе, когда Ясома спокойно удалился со всем его состоянием.
— Ты уж постарайся! — крикнул Матахати ему вслед.
— Полный порядок! Станет упираться, так я верну деньги. Не он один пользуется влиянием в Осаке. Я могу попросить Оно или Готу. У меня полно знакомых.
— Когда я получу ответ?
— Давай прикинем. Можешь подождать меня здесь, но ведь ты не захочешь мерзнуть на холодном ветру. Покажешься кому-нибудь подозрительным. Встретимся завтра!
— Где?
— Давай на пустыре, где показывают представления.
— Договорились!
— А лучше всего ждать меня в питейном заведении, где мы познакомились.
Они условились о времени. Ясома, помахав рукой, решительно расправив плечи, вошел в ворота усадьбы, что произвело на Матахати должное впечатление. Он окончательно удостоверился, что Ясома вправду знает Канэскэ с тех времен, когда тот влачил скромное существование. Матахати, уверовав в успех, в ту ночь видел счастливые сны.
На следующий день Матахати шагал по оттаявшей уличной грязи к пустырю, где разыгрывали представления. Как и накануне, дул пронзительный ветер. Улицы были полны народу. Матахати прождал до захода солнца, но Акакабэ Ясома так и не появился.
На следующий день Матахати снова пришел на условленное место. «Что-то его задерживает, — утешал он себя, провожая глазами прохожих. — Сегодня наверняка объявится». Но Ясомы не было.
— Третий день жду, — сообщил Матахати упавшим голосом хозяину.
— Кого вы ждете?
— Человека по имени Акакабэ Ясома. Я с ним познакомился у вас несколько дней назад. Матахати в подробностях рассказал хозяину лавки о своем деле.
— Вот негодяй! — воскликнул тот. — Так он пообещал устроить вас на службу, а сам украл деньги?
— Он не украл. Я их сам отдал, чтобы передать человеку по имени Сусукида Канэскэ. Вот жду ответа.
— Бедняга! Можете прождать сто лет и не увидеть его.
— Почему?
— Да ведь он известный мошенник. Тут их полным-полно. Заприметив простака, цепляют его на крючок. Сначала я хотел вас предупредить, но потом решил не вмешиваться. Посчитал, что вы сами раскусите проходимца по его ухваткам. А вас надули и обобрали. Плохи дела!
Торговец сакэ искренне сочувствовал Матахати. Он утешал его объясняя, что нет позора быть обманутым осакскими жуликами. Вопрос чести не слишком волновал Матахати. Он негодовал от потери денег, с которыми уплыли его радужные мечты. Матахати потерянно смотрел на текущую мимо толпу.
— Поспрашивайте вон там, рядом с балаганом фокусника, хотя навряд ли что прояснится, — продолжал продавец сакэ. — Местное отребье часто собирается там для игры. Заполучив деньги, Ясома наверняка захочет увеличить свой капитал.
— Спасибо! — воскликнул обнадеженный Матахати. — Который из балаганов? — спросил он, вскакивая на ноги.
Место, указанное продавцом сакэ, было огорожено бамбуковым забором. У входа в балаган надрывались зазывалы, на флагах по бокам деревянных ворот значились имена известных фокусников. Из-за полотнищ и соломенных циновок, закрывавших щели в заборе, неслась необычная музыка вперемешку с громкой скороговоркой комедиантов и хлопками зрителей.
Позади балагана Матахати нашел еще один вход. Стоявший на стреме человек спросил:
— Играть?
Матахати кивнул, и его пропустили. Он вошел в небольшое пространство под открытым небом, огороженное полотнищами. Посредине сидели кружком десятка два неприглядного вида игроков. Все взоры устремились на вошедшего Матахати, и один из типов потеснился, чтобы дать ему место.
— Мне нужен Акакабэ Ясома, — сказал Матахати.
— Ясома? — переспросил кто-то. — Погоди, его что-то не видно последнее время. Почему бы?
— Думаете, он будет позже?
— Почем я знаю? Садись и играй.
— Я не играть пришел.
— Что ты тогда здесь делаешь?
— Ищу Ясому. Простите, что побеспокоил вас.
— Почему ты заявился именно сюда?
— Я же извинился, — ответил Матахати, не скрывая раздражения.
— А ну-ка постой! — угрожающе произнес один из игроков, поднимаясь со своего места. — Так просто не отделаешься. Ты должен заплатить за вход сюда, даже если и не играл.
— У меня нет денег.
— Нет денег? Хорошо! Высматриваешь, где бы чего прихватить? Вор проклятый!
— Я не вор! Не смей меня обзывать! — Матахати схватился за эфес меча, что лишь позабавило игрока.
— Болван! Я бы и два дня не прожил в Осаке, если бы боялся таких, как ты. Только попробуй вытащить меч!
— Я не шучу, предупреждаю!
— Неужели?
— Знаешь, кто я?
— Откуда же?
— Я Сасаки Кодзиро, преемник Тоды Сэйгэна из деревни Дзёкёдзи провинции Этидзэн. Он создал стиль Томиты, — вызывающе объявил Матахати, уверенный, что его слова обратят противника в бегство. Ничего, однако, не произошло. Игрок, сплюнув, обернулся к приятелям.
— Послушайте только! Парень щеголяет дурацкими именами и грозит нам мечом. Посмотрим, как он им владеет. Думаю, потешит нас задаром.
Матахати, воспользовавшись беспечностью противника, неожиданно вытащил меч и рубанул по спине игрока. Тот подскочил с воплем:
— Сукин сын!
Матахати выскочил наружу и нырнул в толпу. Ему удалось скрыться, перебегая от одной толпы к другой, но ему везде мерещились преследователи. От страха он стал искать убежища понадежнее.
Убегая, он чуть не ткнулся носом в большого тигра, измалеванного на полотне, натянутом на бамбуковом заборе. Перед входом был флаг с изображением трезубца и змеиного глаза, под которым на пустом ящике стоял зазывала, хрипло выкрикивая:
— Смотрите тигра! Заходите и увидите тигра! Путешествие за тысячу километров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
— Дай-ка мне еще кувшинчик, старина! — приказал он.
Тихо сидевший рядом с Матахати человек был тоже ронином. Его длинный и короткий мечи выглядели внушительно, горожане, верно, уступали ему дорогу, хотя воротник его был засален, а поверх кимоно не было хаори.
— И мне тоже, да побыстрее! — крикнул ронин.
Положив правую ногу на колено левой, он изучающе оглядел Матахати. Взгляд ронина добрался до лица Матахати.
— Здравствуй! — с улыбкой произнес ронин.
— Здравствуй! — ответил Матахати. — Выпей моего сакэ, пока твое подогревают.
— Спасибо, — сказал ронин, протягивая свою чашечку. — Вообще-то позорно быть пьяницей. Я увидел тебя за чаркой, а потом запах сакэ донесся до меня и словно бы за рукав затащил сюда. — Ронин залпом осушил чашечку.
Он понравился Матахати. Ронин держался дружелюбно, в нем чувствовалась какая-то неуемность. Пил он мастерски. Матахати допивал один кувшинчик, а ронин уже опорожнил пять, совсем не хмелея.
— Обычно ты сколько выпиваешь? — поинтересовался Матахати.
— Не считал, — небрежно ответил ронин. — Десять — двенадцать, если настроение хорошее.
Они разговорились о положении в стране. Ронин, расправив плечи, сказал:
— Да кто такой Иэясу? Как он посмел пренебречь правами Хидэёри и назвать себя верховным правителем? Он ничто без поддержки Хонды Масадзуми и еще нескольких старых сторонников. Хладнокровие, лицемерие и средние способности — только и всего. По-моему, у него есть только политическое чутье, которого обычно недостает военным. Я хотел, чтобы при Сэкигахаре победил бы Исида Мицунари, но он оказался слишком непрактичным, чтобы организовать вокруг себя даймё, да и положение его не слишком высокое.
Откровенно изложив свои взгляды, ронин вдруг спросил:
— Если Осака и Эдо снова столкнулись бы, чью сторону ты примешь?
Матахати тут же выпалил:
— Осаки!
— Хорошо!
Ронин поднялся с кувшинчиком в руке:
— Ты — наш человек! Выпьем за это! Ты откуда… Ах, да! Следовало бы сначала самому представиться. Меня зовут Акакабэ Ясома. Я из Гамо. Ты, может, слышал о Бане Данъэмоне? Так вот, он мой друг. На днях мы с ним встречаемся. Сусукида Хаято Канэскэ тоже мой друг, он важный военачальник в замке Осака. Мы вместе странствовали, когда он еще был ронином. Раза четыре я встречал Оно Суриноскэ, но он слишком мрачный на мой вкус, хотя и более влиятельный, чем Канэскэ.
Ронин остановился и замолчал, словно соображая, не сболтнул ли чего лишнего, потом спросил:
— А ты кто?
Матахати, не слишком доверяя рассказам нового знакомого, все же не хотел оставаться в тени.
— Слыхал о Тоде Сэйгэне? — спросил Матахати. — Создателе стиля Томиты?
— Это имя мне знакомо.
— Так вот, моим учителем был великий и бескорыстный отшельник Канэмаки Дзисай, который перенял истинный стиль Томиты от Сэйгэна, а потом разработал стиль Тюдзё.
— Ты, стало быть, настоящий мастер меча.
— Верно, — ответил Матахати. Затеянная им игра понравилась ему.
— Я так и предполагал, — сказал Ясома. — У тебя тренированное тело, ты выглядишь способным человеком. Как тебя звали, когда ты тренировался у Дзисая? Извини, если я слишком любопытный.
— Сасаки Кодзиро, — ответил Матахати, не моргнув глазом. — Ито Ягоро, создатель стиля Итто, был старшим учеником в той же школе.
— Неужели? — изумленно воскликнул Ясома.
У Матахати мелькнула мысль, не взять ли свои слова обратно, но он опоздал. Ясома, встав на колени, склонился в глубоком поклоне. Путь к отступлению был отрезан.
— Простите меня! — сказал Ясома. — Я слышал много раз о выдающемся мастерстве Сасаки Кодзиро. Извините, что не оказал вам должного уважения. Я ведь не знал, кто вы.
Матахати с облегчением вздохнул. Окажись Ясома другом или знакомым Кодзиро, тогда Матахати пришлось бы постоять за свою жизнь.
— Не надо таких поклонов, — великодушно произнес он. — Если ты будешь держаться строго по этикету, мы не сможем говорить как друзья.
— Тебе, верно, надоела моя болтовня.
— Что ты! У меня нет ни положения, ни должности. Я просто молодой человек, несведущий в мирских делах.
— Ты ведь великий фехтовальщик. Я столько о тебе слышал! Всматриваюсь и вижу: передо мной сам Сасаки Кодзиро.
Ясома пристально смотрел на Матахати.
— Несправедливо, что у тебя нет официальной должности.
— Я был поглощен овладением боевым искусством, поэтому не успел обзавестись друзьями, — простодушно отозвался Матахати.
— Понятно. Тебя разве не интересует хорошее место?
— Нет, я всегда думал, что придется искать покровителя и поступить на службу, но пока еще не созрел до такого решения.
— Ясное дело. С твоей репутацией фехтовальщика не так-то просто в мире. Будешь молчать о себе, никто внимания не обратит, как бы талантлив ты ни был. Вот я, например, даже не подозревал, кто ты, пока ты не рассказал. Ты меня поразил.
Ясома, помолчав, продолжил:
— Я с радостью помогу тебе, если хочешь. Я, правда, уже попросил своего друга Сусукиду Канэскэ подыскать мне подходящее место. Хотелось бы попасть в замок Осака, хотя там не ахти как платят. Уверен, что Канэскэ будет счастлив похлопотать за такого человека, как ты. Если хочешь, я готов поговорить с ним.
Ясома распинался о блестящих перспективах, а Матахати не мог отделаться от ощущения, что угодил в ситуацию, из которой будет нелегко выпутаться. Он нуждался в заработке, но выдавать себя за Сасаки Кодзиро слишком опрометчиво. С другой стороны, назовись он Хонъидэном Матахати, деревенским самураем из Мимасаки, Ясома не предложил бы помощь, да еще и смотрел бы на Матахати сверху вниз. Имя Сасаки Кодзиро произвело воистину сильное впечатление.
Есть ли повод для волнений? Настоящий Кодзиро умер, а Матахати был единственным человеком, знавшим об этом. У него было свидетельство, единственный документ, удостоверяющий личность погибшего Сасаки. Без него власти не в состоянии установить личность ронина, да едва ли начнется расследование. В конце концов, Сасаки был лишь лазутчиком, которого забили камнями. Матахати убедил себя, что его тайну никогда не разоблачат. В его голосе созрел смелый план — с этой минуты он стал Сасаки Кодзиро.
— Счет! — крикнул Матахати, доставая несколько монет из кошелька.
Видя, что Матахати уходит, Ясома смущенно пролепетал:
— А мое предложение?
— А, да! — отозвался Матахати. — Буду благодарен, если ты поговоришь со своим другом от моего имени. Здесь не место обсуждать такие важные дела. Надо найти спокойное заведение, где нам никто не помешает.
— Конечно, пойдем! — с готовностью согласился Ясома. Он не возразил, когда Матахати оплатил и его счет.
Скоро они очутились в квартале вдали от главной улицы. Матахати хотел было пригласить новообретенного друга в приличное питейное заведение, но тот заявил, что это пустая трата денег. Ясома предложил дешевое, но более интересное место. Красноречиво описывая прелести веселого квартала, Ясома повел Матахати в местечко, известное под игривым названием «Город монахинь». Говорили, не слишком преувеличивая, что здесь находится тысяча домов развлечений. Дела шли так бойко, что за ночь сжигали шестнадцать тысяч литров лампового масла. Поначалу Матахати с прохладцей отнесся к предложению Ясомы, но вскоре его обволокла беззаботная атмосфера квартала.
Веселые дома тянулись вдоль отвода от крепостного рва, который наполнялся водой в прилив. Приглядевшись, под водой можно было различить крабов и рачков, мелкую рыбешку, ползающих по дну под стенами с красными фонарями. Матахати, понаблюдав за ними, почувствовал отвращение к водяной живности, похожей на ядовитых скорпионов.
Население квартала состояло в основном из женщин с густо набеленными лицами. Попадались хорошенькие личики, но было много женщин в возрасте за сорок. Они прохаживались по улицам с грустными глазами, укутав голову от холода и обнажая черненные лаком зубы в улыбке, пытаясь увлечь встречных мужчин.
— Сколько же их! — удивленно вздохнул Матахати.
— А я что говорил! — подхватил Ясома, словно оправдывая женщин. — Они куда лучше служанок из чайных домиков или певичек, с которыми обычно связываются. Некоторых отталкивает продажная любовь, но проведешь зимнюю ночь с одной из этих женщин, поговоришь о ее семье, о том о сем и поймешь, что они самые обыкновенные женщины. Не надо осуждать их за то, что они торгуют собой. Некоторые были наложницами сегуна, у многих отцы состояли на службе у даймё, а потом потеряли власть. Сейчас повторяется то, что случилось сотни лет назад, когда Минамото победил дом Тайры. Здесь ты убедишься, мой друг, что мусор в сточных канавах мирской жизни состоит в значительной мере из опавших цветов.
Новые друзья зашли в один из домов. Матахати положился на Ясому, который оказался бывалым человеком. Ясома ловко заказывал сакэ, обходительно беседовал с девушками, словом, был неподражаем. Матахати тоже развеселился.
Друзья развлекались до утра, но даже к полудню Ясома не выказал признаков утомления. Матахати отвел душу за годы, проведенные в чулане в «Ёмоги», но изрядно устал. Наконец, почувствовав, что больше пить не может, Матахати сказал:
— Пошли! С меня хватит. Ясома и не думал уходить.
— Посидим до вечера, — предложил он.
— Почему до вечера?
— У меня встреча с Сусукидой Канэскэ. Сейчас пока рано к нему идти. К тому же как я могу толковать с ним о тебе, не зная, чего ты хочешь.
— Пожалуй, не стоит сразу требовать большого жалованья?
— Нельзя дешево предлагать себя. Самурай твоего ранга волен запросить любую сумму. Собьешь себе цену, если согласишься получать столько, сколько и прежде. Почему бы не сказать, что твоя ставка — пятьсот коку риса в год? Уверенный в себе самурай может рассчитывать и на большее. Ты не должен держаться так, будто согласен на первое предложение.
Смеркалось, и на улицах, лежащих в тени гигантского замка Осака, быстро темнело. Покинув веселое заведение, Матахати и Ясома направились через город в один из богатых районов, где жили самураи. Холодный ветер, дувший им вслед со стороны рва, выветрил из них хмель.
— Вон дом Сусукиды, — сказал Ясома.
— С навесом над воротами?
— Нет, следующий. Угловой.
— Большой дом, ничего не скажешь.
— Канэскэ всего добился сам. До тридцати лет о нем никто и не слыхал, а сейчас…
Матахати сделал вид, что замечание Ясомы его мало волнует. Дело не в том, что не доверял ему, напротив, он уверился в Ясоме настолько, что не подвергал сомнению ни единого его слова. Матахати решил, что лучше держаться равнодушно. Глядя на усадьбы даймё вокруг огромного замка, Матахати ощутил новый прилив юношеского честолюбия, которое шептало ему: «Ты будешь жить в таком же доме, ждать недолго».
— А теперь, — проговорил Ясома, — пойду к Канэскэ и поговорю с ним о тебе. Да, а как насчет денег?
— Да, да! Конечно! — сказал Матахати, понимавший, что взятка в порядке вещей.
Он достал из-за пазухи кошелек, невольно отметив, что в нем осталась лишь треть от былого веса. Высыпав деньги на ладонь, он сказал:
— Вот все, что у меня есть. Достаточно?
— Вполне!
— Не завернешь во что-нибудь?
— Нет! Не один Канэскэ берет вознаграждение за устройство на хорошее место. Все так делают, причем открыто. Стесняться нечего.
Оставив себе несколько монет, Матахати отдал остальное Ясоме. Матахати стало не по себе, когда Ясома спокойно удалился со всем его состоянием.
— Ты уж постарайся! — крикнул Матахати ему вслед.
— Полный порядок! Станет упираться, так я верну деньги. Не он один пользуется влиянием в Осаке. Я могу попросить Оно или Готу. У меня полно знакомых.
— Когда я получу ответ?
— Давай прикинем. Можешь подождать меня здесь, но ведь ты не захочешь мерзнуть на холодном ветру. Покажешься кому-нибудь подозрительным. Встретимся завтра!
— Где?
— Давай на пустыре, где показывают представления.
— Договорились!
— А лучше всего ждать меня в питейном заведении, где мы познакомились.
Они условились о времени. Ясома, помахав рукой, решительно расправив плечи, вошел в ворота усадьбы, что произвело на Матахати должное впечатление. Он окончательно удостоверился, что Ясома вправду знает Канэскэ с тех времен, когда тот влачил скромное существование. Матахати, уверовав в успех, в ту ночь видел счастливые сны.
На следующий день Матахати шагал по оттаявшей уличной грязи к пустырю, где разыгрывали представления. Как и накануне, дул пронзительный ветер. Улицы были полны народу. Матахати прождал до захода солнца, но Акакабэ Ясома так и не появился.
На следующий день Матахати снова пришел на условленное место. «Что-то его задерживает, — утешал он себя, провожая глазами прохожих. — Сегодня наверняка объявится». Но Ясомы не было.
— Третий день жду, — сообщил Матахати упавшим голосом хозяину.
— Кого вы ждете?
— Человека по имени Акакабэ Ясома. Я с ним познакомился у вас несколько дней назад. Матахати в подробностях рассказал хозяину лавки о своем деле.
— Вот негодяй! — воскликнул тот. — Так он пообещал устроить вас на службу, а сам украл деньги?
— Он не украл. Я их сам отдал, чтобы передать человеку по имени Сусукида Канэскэ. Вот жду ответа.
— Бедняга! Можете прождать сто лет и не увидеть его.
— Почему?
— Да ведь он известный мошенник. Тут их полным-полно. Заприметив простака, цепляют его на крючок. Сначала я хотел вас предупредить, но потом решил не вмешиваться. Посчитал, что вы сами раскусите проходимца по его ухваткам. А вас надули и обобрали. Плохи дела!
Торговец сакэ искренне сочувствовал Матахати. Он утешал его объясняя, что нет позора быть обманутым осакскими жуликами. Вопрос чести не слишком волновал Матахати. Он негодовал от потери денег, с которыми уплыли его радужные мечты. Матахати потерянно смотрел на текущую мимо толпу.
— Поспрашивайте вон там, рядом с балаганом фокусника, хотя навряд ли что прояснится, — продолжал продавец сакэ. — Местное отребье часто собирается там для игры. Заполучив деньги, Ясома наверняка захочет увеличить свой капитал.
— Спасибо! — воскликнул обнадеженный Матахати. — Который из балаганов? — спросил он, вскакивая на ноги.
Место, указанное продавцом сакэ, было огорожено бамбуковым забором. У входа в балаган надрывались зазывалы, на флагах по бокам деревянных ворот значились имена известных фокусников. Из-за полотнищ и соломенных циновок, закрывавших щели в заборе, неслась необычная музыка вперемешку с громкой скороговоркой комедиантов и хлопками зрителей.
Позади балагана Матахати нашел еще один вход. Стоявший на стреме человек спросил:
— Играть?
Матахати кивнул, и его пропустили. Он вошел в небольшое пространство под открытым небом, огороженное полотнищами. Посредине сидели кружком десятка два неприглядного вида игроков. Все взоры устремились на вошедшего Матахати, и один из типов потеснился, чтобы дать ему место.
— Мне нужен Акакабэ Ясома, — сказал Матахати.
— Ясома? — переспросил кто-то. — Погоди, его что-то не видно последнее время. Почему бы?
— Думаете, он будет позже?
— Почем я знаю? Садись и играй.
— Я не играть пришел.
— Что ты тогда здесь делаешь?
— Ищу Ясому. Простите, что побеспокоил вас.
— Почему ты заявился именно сюда?
— Я же извинился, — ответил Матахати, не скрывая раздражения.
— А ну-ка постой! — угрожающе произнес один из игроков, поднимаясь со своего места. — Так просто не отделаешься. Ты должен заплатить за вход сюда, даже если и не играл.
— У меня нет денег.
— Нет денег? Хорошо! Высматриваешь, где бы чего прихватить? Вор проклятый!
— Я не вор! Не смей меня обзывать! — Матахати схватился за эфес меча, что лишь позабавило игрока.
— Болван! Я бы и два дня не прожил в Осаке, если бы боялся таких, как ты. Только попробуй вытащить меч!
— Я не шучу, предупреждаю!
— Неужели?
— Знаешь, кто я?
— Откуда же?
— Я Сасаки Кодзиро, преемник Тоды Сэйгэна из деревни Дзёкёдзи провинции Этидзэн. Он создал стиль Томиты, — вызывающе объявил Матахати, уверенный, что его слова обратят противника в бегство. Ничего, однако, не произошло. Игрок, сплюнув, обернулся к приятелям.
— Послушайте только! Парень щеголяет дурацкими именами и грозит нам мечом. Посмотрим, как он им владеет. Думаю, потешит нас задаром.
Матахати, воспользовавшись беспечностью противника, неожиданно вытащил меч и рубанул по спине игрока. Тот подскочил с воплем:
— Сукин сын!
Матахати выскочил наружу и нырнул в толпу. Ему удалось скрыться, перебегая от одной толпы к другой, но ему везде мерещились преследователи. От страха он стал искать убежища понадежнее.
Убегая, он чуть не ткнулся носом в большого тигра, измалеванного на полотне, натянутом на бамбуковом заборе. Перед входом был флаг с изображением трезубца и змеиного глаза, под которым на пустом ящике стоял зазывала, хрипло выкрикивая:
— Смотрите тигра! Заходите и увидите тигра! Путешествие за тысячу километров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121