Вы любите гольцов?
Манеры мальчика не вязались с нищей обстановкой. Мусаси в недоумении уставился на него.
— Почему вы так смотрите?
— Сколько тебе лет?
— Двенадцать.
Мусаси поразило лицо мальчика. Грязное, как корень лотоса, вытащенный из земли, немытые волосы напоминали птичье гнездо. В лице чувствовался твердый характер, а глаза сверкали, как драгоценные камни.
— Есть немного проса и риса, — гостеприимно предложил мальчик. — Я уже дал рыбы отцу, осталось и для вас.
— Спасибо.
— Вы, верно, не откажетесь от чая.
— Если не затруднительно для тебя.
— Подождите, пожалуйста, — сказал мальчик и ушел в соседнюю комнату, притворив за собою скрипучую дверь.
Мусаси слышал, как мальчик ломал хворост и раздувал огонь в глинобитном очаге. Хижина вскоре наполнилась едким дымом, который выгнал наружу мошкару.
Мальчик появился с подносом. В одно мгновение Мусаси проглотил и солоноватых жареных гольцов, и рис с просом, и суп из соевых бобов.
— Очень вкусно, — сказал он мальчику.
— Понравилось? — приветливо спросил тот.
«Очень воспитанный ребенок», — подумал Мусаси и сказал вслух:
— Я хотел бы поблагодарить хозяина дома. Он еще не спит?
— Хозяин перед вами, — ответил мальчик.
— Ты один?
— Да.
— Вот как, — протянул Мусаси. — А чем же ты живешь?
— Сдаю внаем свою лошадь. Раньше мы выращивали рис. Лампа сейчас потухнет, кончилось масло. Вы ведь собираетесь спать, да?
Мусаси растянулся на старой циновке у стены. Однообразное гудение мошкары усыпляло. Мусаси заснул, но во сне он вдруг сильно вспотел, вероятно, из-за усталости. Ему снился шум дождя. От шума он очнулся и сел. Слух не подвел его. Он отчетливо слышал, как кто-то точил меч или нож. Мусаси невольно потянулся за своим мечом.
— Не спится? — спросил мальчик из соседней комнаты. Мусаси вздрогнул, удивившись, что мальчик задал этот вопрос.
— Почему ты занимаешься этим ночью? — тревожно спросил Мусаси, словно готовясь к обороне.
Мальчик рассмеялся.
— Я вас напугал? Вы такой большой и сильный.
Мусаси молчал. Может, в обличии крестьянского мальчика он встретил вездесущего дьявола?
Шарканье оселка по лезвию возобновилось. Мусаси подошел к двери. Сквозь щелку он увидел, что там была кухня с постелью в дальнем углу. Мальчик сидел у окна возле большого кувшина с водой. Пристроившись под лунным светом, он точил тесак, каким обычно пользуются в хозяйстве крестьяне.
— Для чего он тебе? — поинтересовался Мусаси.
Мальчик, взглянув на дверь, не ответил. Через несколько минут он вытер тряпкой лезвие и, прищурившись, оглядел клинок. В лунном свете сталь сверкнула холодным блеском.
— Как вы думаете, — сказал мальчик, — разрублю ли я им человека надвое?
— Если знаешь, как это делать.
— Об этом не беспокойтесь.
— Кого ты собираешься убить?
— Своего отца.
— Отца? — ужаснулся Мусаси, распахивая дверь. — Ты шутишь?
— Нет.
— Не верю, что ты намерен убить собственного отца. Крысы, осы и прочие твари не убивают своих родителей.
— Если я его не разрублю пополам, то не смогу унести его.
— Куда унести?
— На кладбище.
— Он что, умер?
— Да.
Мусаси повнимательнее взглянул в дальний угол. Ему и в голову не приходило, что у стены лежит покойник. Теперь он увидел старого человека, покрытого кимоно, у изголовья которого стояла плошка с рисом, чашка с водой и деревянная тарелка с жареными гольцами.
Мусаси растерялся — ведь он, ничего не ведая, попросил у мальчика гольцов, предназначенных для духа умершего. Он поразился сообразительности мальчика, который придумал разрезать покойника надвое, чтобы донести тело до кладбища. Некоторое время Мусаси молча наблюдал за мальчиком.
— Когда он умер?
— Сегодня утром.
— До кладбища далеко?
— Оно в горах.
— Разве ты не можешь кого-нибудь нанять, чтобы его отнесли?
— Денег нет.
— Я дам тебе их.
— Мой отец ни от кого не принимал подарков. Он и в храм не ходил. Спасибо, я все сделаю сам, — ответил мальчик, решительно встряхнув головой.
Судя по силе характера, смелости и самостоятельности мальчика, его отец вряд ли происходил из обыкновенной крестьянской семьи. Необыкновенные качества сына подтверждали незаурядность отца.
Из уважения к памяти покойного Мусаси не стал еще раз предлагать деньги, а вызвался донести тело до кладбища. Мальчик согласился. Они вместе погрузили покойника на коня. Когда дорога круто пошла в гору, Мусаси понес тело на себе.
Кладбище было на небольшой поляне под старым каштаном, посреди которой лежал круглый камень. Могилу зарыли, и мальчик положил цветы, сказав, что здесь похоронены его мать, бабушка и дедушка. Сложив ладони, он застыл в молитве. Мусаси тоже помолился о покое душ усопших.
— Камень совсем не старый. Когда вы поселились в этих краях? — спросил Мусаси.
— Мой дедушка сюда переехал.
— А где вы жили прежде?
— Дедушка происходил из самурайского клана Могами. После поражения своего сюзерена дедушка сжег родовую книгу и все имущество. Ничего не осталось.
— На камне нет ни имени дедушки, ни фамильного герба.
— Перед смертью он приказал не делать никаких надписей. Дедушка был очень строгий. К нему приходили из владений Гамо и Датэ, предлагая службу, но он отказался. Дедушка считал, что, став крестьянином, не имеет права выбить на камне свое имя, чтобы не бросить тень на покойного сюзерена.
— Как звали дедушку?
— Мисава Иори. Мой отец лишился фамилии, перейдя в крестьянское сословие. Его стали звать просто по имени — Санъэмон.
— А тебя как зовут?
— Санноскэ.
— А родственники у тебя есть?
— Старшая сестра, но она давно живет отдельно. Я не знаю, где она.
— А еще кто?
— Никого.
— Как будешь теперь жить?
— Как и прежде.
Мальчик помялся и вдруг выпалил:
— Вы изучаете боевые искусства и странствуете повсюду. Возьмите меня с собой! Я отдам вам коня и буду прислуживать вам.
Мусаси не торопился с ответом. Он в раздумье смотрел на расстилавшуюся перед ним равнину. Он удивлялся, почему земля здесь пустует, хотя должна быть плодородной, судя по растительности. Странно, ведь люди здесь не настолько богаты, чтобы не нуждаться в заработке. Повсюду в глаза бросались следы нищеты.
Пока люди не отучатся бояться могучих сил природы, развития не будет. Почему здесь, в центре равнины Канто, люди бессильны и подавлены природой? В лучах восходящего солнца Мусаси видел в траве и в кустах суету бесчисленных птиц и зверюшек, которые в отличие от людей пользовались дарами природы.
Санноскэ вывел Мусаси из задумчивости. Ребенок оставался ребенком, несмотря на недетскую самостоятельность. Взошло солнце, засверкала роса, и мальчик отвлекся от своего горя. На обратном пути он ни разу не заговорил об отце.
— Я готов в дорогу прямо сейчас, — объявил он Мусаси. — Вы возьмете моего коня, а я буду вам слугой.
Мусаси невнятно хмыкал в ответ. Санноскэ был бы неплохим спутником, но Мусаси не хотелось брать на себя заботу о его будущем. Дзётаро, наделенный от природы умом, немного выиграл от того, что числился в учениках Мусаси. Сейчас, когда Дзётаро бесследно пропал, мысль о нем не давала покоя Мусаси. С другой стороны, если постоянно остерегаться неприятностей, тогда в этой жизни не сделать ни шагу, а планы на будущее вообще нельзя строить. Судьбу ребенка не могут предвидеть даже его родители. «Как определить, что благо, а что зло для ребенка? — спрашивал себя Мусаси. — Санноскэ смышленый, а я смогу направить его способности. Впрочем, любой мог бы сделать это», — скромно заключил Мусаси.
— Обещайте, что возьмете меня, пожалуйста! — настаивал мальчик.
— Санноскэ, неужели ты хочешь на всю жизнь оставаться слугой?
— Конечно нет! Я стану самураем.
— Согласен. Но в скитаниях со мной ты настрадаешься.
Мальчик отбросил веревку, за которую вел лошадь, и не успел Мусаси опомниться, как Санноскэ упал на колени. Склонившись в глубоком поклоне, он сказал:
— Прошу вас, господин, сделайте из меня самурая. Это мечта моего отца, но мы не встретили никого, к кому можно было обратиться с подобной просьбой.
Мусаси спрыгнул с лошади и, подобрав на дороге две палки, протянул одну Санноскэ.
— Ударь меня палкой, — сказал Мусаси мальчику. — Посмотрю, как ты наносишь удар. Так я определю, есть ли в тебе задатки самурая.
— Если я вас ударю, возьмете меня?
— Посмотрим, — засмеялся Мусаси.
Санноскэ крепко сжал палку и пошел в атаку. Мусаси ему не спускал, нанося удары по плечам, по лицу, по рукам. Мальчик откатывался назад, но вновь бросался на Мусаси. «Скоро расплачется», — подумал Мусаси, но Санноскэ не сдавался. Когда палка сломалась, он бросился в наступление с голыми руками.
— Соображаешь, что делаешь, глупый мальчишка? — крикнул Мусаси и хлестнул его посильнее. Затем, ухватив мальчика за пояс, повалил его на землю.
— Ах ты, громила! — воскликнул Санноскэ, вскакивая на ноги и кидаясь в новую атаку.
Мусаси схватил мальчика и поднял его над головой.
— Доволен? — спросил он.
— Нет! — не унимался Санноскэ, беспомощно болтая в воздухе ногами и руками.
— Сейчас швырну тебя головой в скалу, и она разлетится вдребезги. Сдаешься?
— Нет!
— Упрямец, ты проиграл!
— Я не побежден, пока жив. Все равно победа будет за мной.
— Каким образом, интересно?
— Буду тренироваться и заниматься самодисциплиной.
— На тренировки уйдет, скажем, лет десять. Но и я не буду сидеть без дела.
— Но вы намного старше меня, поэтому умрете раньше.
— Х-м…
— И когда вас положат в гроб, я нанесу последний победный удар.
— Дурак! — крикнул Мусаси, отталкивая мальчика.
Санноскэ поднялся с земли. Мусаси пристально смотрел на него, затем засмеялся и хлопнул в ладоши.
— Ладно! Будешь моим учеником.
УЧИТЕЛЬ И УЧЕНИК
Всю дорогу до хижины Санноскэ трещал без умолку о своих мечтах. Вечером, когда Мусаси сказал, что они навсегда покидают эти места, мальчик загрустил. Они засиделись допоздна в тот вечер. Санноскэ рассказывал учителю об отце и дедушке.
Утром Мусаси объявил Санноскэ, что отныне будет звать его Иори.
— Ты намерен стать самураем, — объяснил мальчику Мусаси, — поэтому можешь носить имя деда.
Мальчик еще не достиг возраста посвящения в мужчины, когда дается взрослое имя, но до той поры имя деда будет ко многому обязывать внука.
Санноскэ замешкался в доме. Мусаси ласково, но твердо сказал:
— Иори, поторапливайся! Этот дом ушел в прошлое. Лишние воспоминания тебе не нужны..
Иори выскочил из лачуги в коротком кимоно, обутый в соломенные сандалии, как и подобает погонщику лошадей, с коробкой риса и проса на дорогу. Он походил на лягушонка, готового вступить в большую жизнь.
— Привяжи коня к дереву подальше от дома! — скомандовал Мусаси.
— Но вы могли бы сесть на него.
— Делай что говорят!
— Слушаюсь, господин!
Мусаси отметил, как вежливо говорит мальчик. Мальчик действительно настраивался на образ жизни самурая, избавляясь от грубой крестьянской речи.
Иори отвел в сторону коня, привязал его и вернулся к Мусаси, стоявшему около лачуги. «Чего он ждет?» — удивился про себя мальчик.
Положив руку на голову Иори, Мусаси сказал:
— Это место, где ты появился на свет и преисполнился решимости победить.
Мальчик кивнул в знак согласия.
— Твой дедушка оставил военное сословие, не желая служить новому хозяину. Твой отец, выполняя волю отца, на всю жизнь остался крестьянином. Он умер, и ты остался один. Ты должен научиться крепко стоять на ногах.
— Да, господин.
— Ты должен стать великим человеком.
— Я постараюсь! — На глазах мальчика выступили слезы.
— Этот дом укрывал от дождя и стужи три поколения твоей семьи. Поблагодари его, попрощайся с ним и навсегда забудь его.
Мусаси зашел в дом и поджег его. Иори с трудом сдерживал слезы.
— Если оставить его, — объяснил Мусаси, — он превратится в прибежище для разбойников или бродяг. Я поджег дом, чтобы никто не осквернил памяти твоего отца и деда.
— Спасибо!
Охваченный пламенем домишко обрушился, быстро став кучей золы.
— Пошли! — сказал Иори, считая, что с прошлым покончено.
— Не торопись.
— Нам нечего делать здесь. Мусаси засмеялся.
— Мы построим новый дом на том же пригорке.
— Новый дом? Зачем тогда сожгли старый?
— Он принадлежал твоему деду и отцу? Новый будет нашим.
— Значит, мы останемся здесь?
— Да.
— А как же странствия, тренировки, самодисциплина?
— Всем этим займемся здесь.
— Что мы будем изучать в этой глуши?
— Науку владения мечом. Науку воспитания в себе самурая. Будем укреплять волю и неустанно работать, чтобы стать настоящими людьми. Возьми топор и следуй за мной! — Мусаси указал на сваленные в траву инструменты.
С топором на плече Иори пошел за Мусаси к холму, поросшему каштанами, соснами, криптомериями. Мусаси разделся до пояса и принялся валить деревья. Белая щепа фонтаном летела из-под топора.
«Может, он хочет построить додзё? — гадал Иори. — Или мы будем тренироваться на открытом воздухе?»
С шумом падали деревья. Пот ручьями катился по лицу Мусаси, смывая тоску и одиночество последних дней.
Мусаси решил все во время похорон на маленьком кладбище у могилы отца мальчика. «Отложу на время меч и возьмусь за мотыгу», — сказал себе Мусаси. Совершенствованию фехтовального искусства способствуют Дзэн, каллиграфия, искусство чайной церемонии, живопись и скульптура. Не может ли земледелие стать частью тренировки? Разве равнина Канто, ждущая заботливых рук, не является огромным додзё? Освоив дикие земли, Мусаси хотел тем самым внести лепту в благосостояние грядущих поколений.
Многие годы Мусаси жил подобно странствующему буддийскому монаху. Образно говоря, он был потребителем, получая от людей кров, еду, подаяние. Теперь он в корне изменит свою жизнь, потому что давно понял, что истинную цену рису знает лишь тот, кто растит его. Все остальные похожи на монахов, забывших о поиске истины, или на фехтовальщиков, овладевших техникой, но не имеющих представления о Пути.
Когда Мусаси был мальчиком, мать брала его с собой в поле, где он работал рядом с крестьянами. Сейчас Мусаси хотел возделывать землю не ради пропитания, а для утоления духовного голода. Он хотел прочувствовать, как люди трудом добывают пищу, не прося подаяния у других. Хотел он и местных жителей настроить на новый лад. Они уступили землю сорнякам и дикой растительности, ураганам и наводнениям, а сами веками влачили полуголодное существование, не подозревая ни о своих силах, ни о богатстве родной земли.
— Иори! — позвал Мусаси. — Принеси веревку, свяжи бревна и тащи их к реке.
Мусаси, отложив топор, локтем вытер пот со лба. Передохнув, он принялся обтесывать бревна. С наступлением темноты они развели костер из щепок и подобрали себе подходящие чурбачки для изголовья.
— Интересная работа! — проговорил Мусаси.
— По-моему, нет, — откровенно признался Иори. — Я не для того стал вашим учеником.
— Со временем ты ее полюбишь.
Пришла осень. Мошкара исчезла, листья опали с деревьев. Мусаси и Иори построили дом и стали готовить землю к будущему севу.
Однажды, бродя по окрестностям, Мусаси подумал, что земля, как зеркало, отражает все потрясения, которые пережила страна на протяжении столетий после окончания войны Онин. Картина безрадостная. Мусаси не знал, что равнину Хотэнгахара не раз засыпало пеплом от извержения Фудзиямы, что река Тонэ постоянно выходит из берегов. В сухую погоду земля превращалась в камень, в сезон дождей по ней неслись потоки воды с глиной и галькой. На равнине не было большой реки, способной поглотить избыток воды. Мелкое озеро поблизости было мало, чтобы использовать его для накопления воды. Главная задача состояла в том, чтобы справиться с водной стихией.
День ото дня глядя на эту землю, Мусаси мучился вопросом, почему люди не возделывали ее. «Будет нелегко», — думал Мусаси, принимая вызов природы. Соединить воду и землю для того, чтобы заколосились поля, все равно что соединить мужчину и женщину во имя продолжения рода человеческого. В этой цели Мусаси находил общее с его представлениями об идеалах Искусства Меча. Путь Меча предстал ему в новом свете. Года два назад он жаждал лишь победы над соперниками, но сейчас не хотел рассматривать меч как средство для самоутверждения над другими. Рубить людей, торжествовать победу, демонстрировать силу — не более чем тщеславие. Мусаси теперь хотел победить себя, подчинить себе жизнь, заставить людей жить, а не умирать. Нельзя использовать Путь Меча исключительно ради собственного совершенствования. Путь должен служить источником энергии для управления страной ради счастья и мирной жизни ее народа.
Мусаси знал, что его мысли останутся мечтами до тех пор, пока их не подкрепит политическая власть. Здесь же, среди дикой равнины, он не нуждался ни во власти, ни в титулах. Он с восторгом бросился навстречу новому предназначению.
Шли дни, наполненные тяжелой работой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Манеры мальчика не вязались с нищей обстановкой. Мусаси в недоумении уставился на него.
— Почему вы так смотрите?
— Сколько тебе лет?
— Двенадцать.
Мусаси поразило лицо мальчика. Грязное, как корень лотоса, вытащенный из земли, немытые волосы напоминали птичье гнездо. В лице чувствовался твердый характер, а глаза сверкали, как драгоценные камни.
— Есть немного проса и риса, — гостеприимно предложил мальчик. — Я уже дал рыбы отцу, осталось и для вас.
— Спасибо.
— Вы, верно, не откажетесь от чая.
— Если не затруднительно для тебя.
— Подождите, пожалуйста, — сказал мальчик и ушел в соседнюю комнату, притворив за собою скрипучую дверь.
Мусаси слышал, как мальчик ломал хворост и раздувал огонь в глинобитном очаге. Хижина вскоре наполнилась едким дымом, который выгнал наружу мошкару.
Мальчик появился с подносом. В одно мгновение Мусаси проглотил и солоноватых жареных гольцов, и рис с просом, и суп из соевых бобов.
— Очень вкусно, — сказал он мальчику.
— Понравилось? — приветливо спросил тот.
«Очень воспитанный ребенок», — подумал Мусаси и сказал вслух:
— Я хотел бы поблагодарить хозяина дома. Он еще не спит?
— Хозяин перед вами, — ответил мальчик.
— Ты один?
— Да.
— Вот как, — протянул Мусаси. — А чем же ты живешь?
— Сдаю внаем свою лошадь. Раньше мы выращивали рис. Лампа сейчас потухнет, кончилось масло. Вы ведь собираетесь спать, да?
Мусаси растянулся на старой циновке у стены. Однообразное гудение мошкары усыпляло. Мусаси заснул, но во сне он вдруг сильно вспотел, вероятно, из-за усталости. Ему снился шум дождя. От шума он очнулся и сел. Слух не подвел его. Он отчетливо слышал, как кто-то точил меч или нож. Мусаси невольно потянулся за своим мечом.
— Не спится? — спросил мальчик из соседней комнаты. Мусаси вздрогнул, удивившись, что мальчик задал этот вопрос.
— Почему ты занимаешься этим ночью? — тревожно спросил Мусаси, словно готовясь к обороне.
Мальчик рассмеялся.
— Я вас напугал? Вы такой большой и сильный.
Мусаси молчал. Может, в обличии крестьянского мальчика он встретил вездесущего дьявола?
Шарканье оселка по лезвию возобновилось. Мусаси подошел к двери. Сквозь щелку он увидел, что там была кухня с постелью в дальнем углу. Мальчик сидел у окна возле большого кувшина с водой. Пристроившись под лунным светом, он точил тесак, каким обычно пользуются в хозяйстве крестьяне.
— Для чего он тебе? — поинтересовался Мусаси.
Мальчик, взглянув на дверь, не ответил. Через несколько минут он вытер тряпкой лезвие и, прищурившись, оглядел клинок. В лунном свете сталь сверкнула холодным блеском.
— Как вы думаете, — сказал мальчик, — разрублю ли я им человека надвое?
— Если знаешь, как это делать.
— Об этом не беспокойтесь.
— Кого ты собираешься убить?
— Своего отца.
— Отца? — ужаснулся Мусаси, распахивая дверь. — Ты шутишь?
— Нет.
— Не верю, что ты намерен убить собственного отца. Крысы, осы и прочие твари не убивают своих родителей.
— Если я его не разрублю пополам, то не смогу унести его.
— Куда унести?
— На кладбище.
— Он что, умер?
— Да.
Мусаси повнимательнее взглянул в дальний угол. Ему и в голову не приходило, что у стены лежит покойник. Теперь он увидел старого человека, покрытого кимоно, у изголовья которого стояла плошка с рисом, чашка с водой и деревянная тарелка с жареными гольцами.
Мусаси растерялся — ведь он, ничего не ведая, попросил у мальчика гольцов, предназначенных для духа умершего. Он поразился сообразительности мальчика, который придумал разрезать покойника надвое, чтобы донести тело до кладбища. Некоторое время Мусаси молча наблюдал за мальчиком.
— Когда он умер?
— Сегодня утром.
— До кладбища далеко?
— Оно в горах.
— Разве ты не можешь кого-нибудь нанять, чтобы его отнесли?
— Денег нет.
— Я дам тебе их.
— Мой отец ни от кого не принимал подарков. Он и в храм не ходил. Спасибо, я все сделаю сам, — ответил мальчик, решительно встряхнув головой.
Судя по силе характера, смелости и самостоятельности мальчика, его отец вряд ли происходил из обыкновенной крестьянской семьи. Необыкновенные качества сына подтверждали незаурядность отца.
Из уважения к памяти покойного Мусаси не стал еще раз предлагать деньги, а вызвался донести тело до кладбища. Мальчик согласился. Они вместе погрузили покойника на коня. Когда дорога круто пошла в гору, Мусаси понес тело на себе.
Кладбище было на небольшой поляне под старым каштаном, посреди которой лежал круглый камень. Могилу зарыли, и мальчик положил цветы, сказав, что здесь похоронены его мать, бабушка и дедушка. Сложив ладони, он застыл в молитве. Мусаси тоже помолился о покое душ усопших.
— Камень совсем не старый. Когда вы поселились в этих краях? — спросил Мусаси.
— Мой дедушка сюда переехал.
— А где вы жили прежде?
— Дедушка происходил из самурайского клана Могами. После поражения своего сюзерена дедушка сжег родовую книгу и все имущество. Ничего не осталось.
— На камне нет ни имени дедушки, ни фамильного герба.
— Перед смертью он приказал не делать никаких надписей. Дедушка был очень строгий. К нему приходили из владений Гамо и Датэ, предлагая службу, но он отказался. Дедушка считал, что, став крестьянином, не имеет права выбить на камне свое имя, чтобы не бросить тень на покойного сюзерена.
— Как звали дедушку?
— Мисава Иори. Мой отец лишился фамилии, перейдя в крестьянское сословие. Его стали звать просто по имени — Санъэмон.
— А тебя как зовут?
— Санноскэ.
— А родственники у тебя есть?
— Старшая сестра, но она давно живет отдельно. Я не знаю, где она.
— А еще кто?
— Никого.
— Как будешь теперь жить?
— Как и прежде.
Мальчик помялся и вдруг выпалил:
— Вы изучаете боевые искусства и странствуете повсюду. Возьмите меня с собой! Я отдам вам коня и буду прислуживать вам.
Мусаси не торопился с ответом. Он в раздумье смотрел на расстилавшуюся перед ним равнину. Он удивлялся, почему земля здесь пустует, хотя должна быть плодородной, судя по растительности. Странно, ведь люди здесь не настолько богаты, чтобы не нуждаться в заработке. Повсюду в глаза бросались следы нищеты.
Пока люди не отучатся бояться могучих сил природы, развития не будет. Почему здесь, в центре равнины Канто, люди бессильны и подавлены природой? В лучах восходящего солнца Мусаси видел в траве и в кустах суету бесчисленных птиц и зверюшек, которые в отличие от людей пользовались дарами природы.
Санноскэ вывел Мусаси из задумчивости. Ребенок оставался ребенком, несмотря на недетскую самостоятельность. Взошло солнце, засверкала роса, и мальчик отвлекся от своего горя. На обратном пути он ни разу не заговорил об отце.
— Я готов в дорогу прямо сейчас, — объявил он Мусаси. — Вы возьмете моего коня, а я буду вам слугой.
Мусаси невнятно хмыкал в ответ. Санноскэ был бы неплохим спутником, но Мусаси не хотелось брать на себя заботу о его будущем. Дзётаро, наделенный от природы умом, немного выиграл от того, что числился в учениках Мусаси. Сейчас, когда Дзётаро бесследно пропал, мысль о нем не давала покоя Мусаси. С другой стороны, если постоянно остерегаться неприятностей, тогда в этой жизни не сделать ни шагу, а планы на будущее вообще нельзя строить. Судьбу ребенка не могут предвидеть даже его родители. «Как определить, что благо, а что зло для ребенка? — спрашивал себя Мусаси. — Санноскэ смышленый, а я смогу направить его способности. Впрочем, любой мог бы сделать это», — скромно заключил Мусаси.
— Обещайте, что возьмете меня, пожалуйста! — настаивал мальчик.
— Санноскэ, неужели ты хочешь на всю жизнь оставаться слугой?
— Конечно нет! Я стану самураем.
— Согласен. Но в скитаниях со мной ты настрадаешься.
Мальчик отбросил веревку, за которую вел лошадь, и не успел Мусаси опомниться, как Санноскэ упал на колени. Склонившись в глубоком поклоне, он сказал:
— Прошу вас, господин, сделайте из меня самурая. Это мечта моего отца, но мы не встретили никого, к кому можно было обратиться с подобной просьбой.
Мусаси спрыгнул с лошади и, подобрав на дороге две палки, протянул одну Санноскэ.
— Ударь меня палкой, — сказал Мусаси мальчику. — Посмотрю, как ты наносишь удар. Так я определю, есть ли в тебе задатки самурая.
— Если я вас ударю, возьмете меня?
— Посмотрим, — засмеялся Мусаси.
Санноскэ крепко сжал палку и пошел в атаку. Мусаси ему не спускал, нанося удары по плечам, по лицу, по рукам. Мальчик откатывался назад, но вновь бросался на Мусаси. «Скоро расплачется», — подумал Мусаси, но Санноскэ не сдавался. Когда палка сломалась, он бросился в наступление с голыми руками.
— Соображаешь, что делаешь, глупый мальчишка? — крикнул Мусаси и хлестнул его посильнее. Затем, ухватив мальчика за пояс, повалил его на землю.
— Ах ты, громила! — воскликнул Санноскэ, вскакивая на ноги и кидаясь в новую атаку.
Мусаси схватил мальчика и поднял его над головой.
— Доволен? — спросил он.
— Нет! — не унимался Санноскэ, беспомощно болтая в воздухе ногами и руками.
— Сейчас швырну тебя головой в скалу, и она разлетится вдребезги. Сдаешься?
— Нет!
— Упрямец, ты проиграл!
— Я не побежден, пока жив. Все равно победа будет за мной.
— Каким образом, интересно?
— Буду тренироваться и заниматься самодисциплиной.
— На тренировки уйдет, скажем, лет десять. Но и я не буду сидеть без дела.
— Но вы намного старше меня, поэтому умрете раньше.
— Х-м…
— И когда вас положат в гроб, я нанесу последний победный удар.
— Дурак! — крикнул Мусаси, отталкивая мальчика.
Санноскэ поднялся с земли. Мусаси пристально смотрел на него, затем засмеялся и хлопнул в ладоши.
— Ладно! Будешь моим учеником.
УЧИТЕЛЬ И УЧЕНИК
Всю дорогу до хижины Санноскэ трещал без умолку о своих мечтах. Вечером, когда Мусаси сказал, что они навсегда покидают эти места, мальчик загрустил. Они засиделись допоздна в тот вечер. Санноскэ рассказывал учителю об отце и дедушке.
Утром Мусаси объявил Санноскэ, что отныне будет звать его Иори.
— Ты намерен стать самураем, — объяснил мальчику Мусаси, — поэтому можешь носить имя деда.
Мальчик еще не достиг возраста посвящения в мужчины, когда дается взрослое имя, но до той поры имя деда будет ко многому обязывать внука.
Санноскэ замешкался в доме. Мусаси ласково, но твердо сказал:
— Иори, поторапливайся! Этот дом ушел в прошлое. Лишние воспоминания тебе не нужны..
Иори выскочил из лачуги в коротком кимоно, обутый в соломенные сандалии, как и подобает погонщику лошадей, с коробкой риса и проса на дорогу. Он походил на лягушонка, готового вступить в большую жизнь.
— Привяжи коня к дереву подальше от дома! — скомандовал Мусаси.
— Но вы могли бы сесть на него.
— Делай что говорят!
— Слушаюсь, господин!
Мусаси отметил, как вежливо говорит мальчик. Мальчик действительно настраивался на образ жизни самурая, избавляясь от грубой крестьянской речи.
Иори отвел в сторону коня, привязал его и вернулся к Мусаси, стоявшему около лачуги. «Чего он ждет?» — удивился про себя мальчик.
Положив руку на голову Иори, Мусаси сказал:
— Это место, где ты появился на свет и преисполнился решимости победить.
Мальчик кивнул в знак согласия.
— Твой дедушка оставил военное сословие, не желая служить новому хозяину. Твой отец, выполняя волю отца, на всю жизнь остался крестьянином. Он умер, и ты остался один. Ты должен научиться крепко стоять на ногах.
— Да, господин.
— Ты должен стать великим человеком.
— Я постараюсь! — На глазах мальчика выступили слезы.
— Этот дом укрывал от дождя и стужи три поколения твоей семьи. Поблагодари его, попрощайся с ним и навсегда забудь его.
Мусаси зашел в дом и поджег его. Иори с трудом сдерживал слезы.
— Если оставить его, — объяснил Мусаси, — он превратится в прибежище для разбойников или бродяг. Я поджег дом, чтобы никто не осквернил памяти твоего отца и деда.
— Спасибо!
Охваченный пламенем домишко обрушился, быстро став кучей золы.
— Пошли! — сказал Иори, считая, что с прошлым покончено.
— Не торопись.
— Нам нечего делать здесь. Мусаси засмеялся.
— Мы построим новый дом на том же пригорке.
— Новый дом? Зачем тогда сожгли старый?
— Он принадлежал твоему деду и отцу? Новый будет нашим.
— Значит, мы останемся здесь?
— Да.
— А как же странствия, тренировки, самодисциплина?
— Всем этим займемся здесь.
— Что мы будем изучать в этой глуши?
— Науку владения мечом. Науку воспитания в себе самурая. Будем укреплять волю и неустанно работать, чтобы стать настоящими людьми. Возьми топор и следуй за мной! — Мусаси указал на сваленные в траву инструменты.
С топором на плече Иори пошел за Мусаси к холму, поросшему каштанами, соснами, криптомериями. Мусаси разделся до пояса и принялся валить деревья. Белая щепа фонтаном летела из-под топора.
«Может, он хочет построить додзё? — гадал Иори. — Или мы будем тренироваться на открытом воздухе?»
С шумом падали деревья. Пот ручьями катился по лицу Мусаси, смывая тоску и одиночество последних дней.
Мусаси решил все во время похорон на маленьком кладбище у могилы отца мальчика. «Отложу на время меч и возьмусь за мотыгу», — сказал себе Мусаси. Совершенствованию фехтовального искусства способствуют Дзэн, каллиграфия, искусство чайной церемонии, живопись и скульптура. Не может ли земледелие стать частью тренировки? Разве равнина Канто, ждущая заботливых рук, не является огромным додзё? Освоив дикие земли, Мусаси хотел тем самым внести лепту в благосостояние грядущих поколений.
Многие годы Мусаси жил подобно странствующему буддийскому монаху. Образно говоря, он был потребителем, получая от людей кров, еду, подаяние. Теперь он в корне изменит свою жизнь, потому что давно понял, что истинную цену рису знает лишь тот, кто растит его. Все остальные похожи на монахов, забывших о поиске истины, или на фехтовальщиков, овладевших техникой, но не имеющих представления о Пути.
Когда Мусаси был мальчиком, мать брала его с собой в поле, где он работал рядом с крестьянами. Сейчас Мусаси хотел возделывать землю не ради пропитания, а для утоления духовного голода. Он хотел прочувствовать, как люди трудом добывают пищу, не прося подаяния у других. Хотел он и местных жителей настроить на новый лад. Они уступили землю сорнякам и дикой растительности, ураганам и наводнениям, а сами веками влачили полуголодное существование, не подозревая ни о своих силах, ни о богатстве родной земли.
— Иори! — позвал Мусаси. — Принеси веревку, свяжи бревна и тащи их к реке.
Мусаси, отложив топор, локтем вытер пот со лба. Передохнув, он принялся обтесывать бревна. С наступлением темноты они развели костер из щепок и подобрали себе подходящие чурбачки для изголовья.
— Интересная работа! — проговорил Мусаси.
— По-моему, нет, — откровенно признался Иори. — Я не для того стал вашим учеником.
— Со временем ты ее полюбишь.
Пришла осень. Мошкара исчезла, листья опали с деревьев. Мусаси и Иори построили дом и стали готовить землю к будущему севу.
Однажды, бродя по окрестностям, Мусаси подумал, что земля, как зеркало, отражает все потрясения, которые пережила страна на протяжении столетий после окончания войны Онин. Картина безрадостная. Мусаси не знал, что равнину Хотэнгахара не раз засыпало пеплом от извержения Фудзиямы, что река Тонэ постоянно выходит из берегов. В сухую погоду земля превращалась в камень, в сезон дождей по ней неслись потоки воды с глиной и галькой. На равнине не было большой реки, способной поглотить избыток воды. Мелкое озеро поблизости было мало, чтобы использовать его для накопления воды. Главная задача состояла в том, чтобы справиться с водной стихией.
День ото дня глядя на эту землю, Мусаси мучился вопросом, почему люди не возделывали ее. «Будет нелегко», — думал Мусаси, принимая вызов природы. Соединить воду и землю для того, чтобы заколосились поля, все равно что соединить мужчину и женщину во имя продолжения рода человеческого. В этой цели Мусаси находил общее с его представлениями об идеалах Искусства Меча. Путь Меча предстал ему в новом свете. Года два назад он жаждал лишь победы над соперниками, но сейчас не хотел рассматривать меч как средство для самоутверждения над другими. Рубить людей, торжествовать победу, демонстрировать силу — не более чем тщеславие. Мусаси теперь хотел победить себя, подчинить себе жизнь, заставить людей жить, а не умирать. Нельзя использовать Путь Меча исключительно ради собственного совершенствования. Путь должен служить источником энергии для управления страной ради счастья и мирной жизни ее народа.
Мусаси знал, что его мысли останутся мечтами до тех пор, пока их не подкрепит политическая власть. Здесь же, среди дикой равнины, он не нуждался ни во власти, ни в титулах. Он с восторгом бросился навстречу новому предназначению.
Шли дни, наполненные тяжелой работой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121