А-а, вы имеете в виду Анжелику… Она занята другими делами.
Кстати, дайвинг у нее не пошел.
Приводя себя в порядок, Наталья немного замешкалась. Когда она вышла из бассейна, Ольшанский уже ждал ее на автомобильной стоянке. Он стоял возле темно-зеленого «Ягуара», подняв капот и склонившись над двигателем.
— Это ваша машина? — спросила Мазурова, останавливаясь рядом.
— Да, будь она неладна.
— Какие-то проблемы?
— Похоже, барахлит датчик холостого хода. В общем, это не смертельно, но я так привязан к ней, что любая, даже самая мелкая, неисправность вызывает у меня ощущение, похожее на зубную боль.
— Не стоит привязываться к вещам.
— Что-то подобное я слышал от одного своего друга. Он кришнаит.
— Вы не согласны с тем, что материальные привязанности мешают развиваться душе?
— Умом-то я, может быть, и согласен, но… — Ольшанский усмехнулся, — сердцу не прикажешь. Пока я еще не созрел для того, чтобы полностью отказаться от материального в пользу духовного.
Ольшанский подергал какие-то провода, потом захлопнул капот и вытер руки носовым платком.
— Садитесь.
Он оказался спокойным и уверенным водителем. «Ягуар» хорошо слушался руля и мгновенно откликался на каждое движение хозяина. За полчаса они преодолели расстояние до Садового кольца и припаркова-лись на платной стоянке неподалеку от площади Маяковского.
Все это время Ольшанский непринужденно шутил, рассказывал о забавных случаях из жизни рекламной тусовки, ненавязчиво интересовался личностью новой знакомой и ее планами. Один раз, притормозив на красный свет, он внимательно посмотрел на спутницу.
— Наташа, можно нескромный вопрос?
— Смотря какой, — лукаво улыбнулась она.
— В бассейне я заметил у вас на лице довольно странный шрам… А сейчас его почти не видно…
— Наследство бурной юности — сведенная татуировка. Вас это смущает?
— Нисколько, — поспешил успокоить ее Ольшанский. — Даже наоборот…
Изюминка, можно сказать.
«Я знала, что тебе должно понравиться», — усмехнулась про себя Наталья.
Больше он к этой теме деликатно не возвращался. Выяснив, что она намерена специализироваться на организации рекламных сессий, он дал ей пару практических советов, а затем, когда они уже заняли места за столиком в уютном кафе на первом этаже Театра Ленком, сказал:
— И держитесь подальше от всяких сомнительных личностей.
— Кого именно вы имеете в виду?
— Когда вы их увидите, вам сразу станет ясно, кого я имею в виду.
— Речь идет о «крыше»?
— Это почти неизбежное зло. Платить все равно кому-то придется. Однако упаси вас господь вступать с ними в какие-либо иные отношения.
— Мы говорим об интиме? — полушутливо поинтересовалась Наталья.
Сделав заказ вышколенному молодому человеку в белой рубашке с бабочкой и черных брюках, Ольшанский наклонился к Наталье и, понизив голос, заговорил:
— Они могут предлагать иные услуги… Ведь мы, рекламщики, имеем возможность да — чего уж там греха таить — отмывать деньги. Не соглашайтесь на это ни под каким предлогом! Я вот однажды вляпался, теперь не знаю, как со всем этим разобраться.
— У вас неприятности?
— Да, есть проблемы…
— А нельзя ли подробнее? Для меня, новичка, это очень важно.
— Может, как-нибудь в другой раз… Если мы, конечно, продолжим наше знакомство.
— Я надеюсь.
— Разрешите, Виктор Васильевич? — Старостин вошел в кабинет к начальнику отдела полковнику Арсеньеву.
— Давай, Володя, проходи. Только быстро, меня к руководству вызывают.
Что за вопрос?
Старостин протянул Арсеньеву свернутый в трубку лист тонкой бумаги.
— Это что такое?
— Копии протоколов и другие документы из Калининграда придут по фельдъегерской к утру, но я попросил тамошних коллег продублировать по факсу.
Взгляните, Виктор Васильевич.
Арсеньев развернул факс, бегло пробежался глазами по строчкам документов и сказал:
— Я это потом почитаю. Ты мне в двух словах.
— Наталья Мазурова, 1972 года рождения, уроженка города Калининграда.
Родители погибли в автокатастрофе. Отец был капитаном второго ранга.
Воспитывала девочку родная тетка Леокадия Кошелева — зав постановочной частью Калининградского областного драмтеатра. 11 июля 1989 года, в три тридцать ночи, в дежурную часть Калининградского УВД поступил звонок от соседей Кошелевой, которые сообщали, что из ее квартиры доносились громкие крики и шум. Наряд патрульно-постовой службы, прибывший по вызову, обнаружил дверь в квартиру открытой. В ванной комнате с черепно-мозговой травмой в бессознательном состоянии находилась Кошелева. Больше никого в квартире не оказалось, хотя соседи показали, что видели, как Наталья Мазурова вечером возвращалась домой.
— Сколько же ей тогда было? — спросил Арсеньев.
— Семнадцать, только-только закончила школу.
— Ясно, продолжай.
— Кошелева была доставлена в реанимационное отделение больницы скорой помощи, где ей сделали операцию. Через несколько дней, придя в сознание, она сообщила, что на нее совершила нападение в ванной комнате ее племянница.
— То есть Мазурова?
— Ну да, Мазурова. Девочку объявили в розыск, но найти ее не удалось — успела скрыться.
— Опростоволосились ребята, — хмыкнул начальник отдела.
— Да, был прокол, — согласился Старостин. — Тем не менее Кошелева не захотела писать заявление и от своих слов в отношении племянницы отказалась: она, мол, накануне выпила и точного хода событий не помнит. А на племянницу наговорила из-за ссоры, которая произошла между ними в тот вечер. Однако Наталья не объявилась в Калининграде ни в ближайшие дни, ни впоследствии.
Вообще-то калининградской милиции следовало заняться поисками поактивнее, но сами, Виктор Васильевич, понимаете, что это были за времена: рядом Польша, прибалты втянулись в борьбу за независимость, все разваливалось прямо на глазах.
— Можешь не напоминать, — вяло отмахнулся Арсеньев. — А почему, напомни, тебя эта девица заинтересовала?
— Сейчас она живет в Москве, работает в театре гримером. Я про ее прошлое еле раскопал. Она всем говорит, что родом из Риги. Уверен, и там за ней темные делишки ведутся. Возможно, мелочовка всякая, раз не побоялась говорить.
А про Калининград скрывала.
— И что?
— У женщины, убитой в Битцевском лесопарке, на щеках были порезы в форме креста. Так вот, у Мазуровой на щеке тоже шрам в виде креста, правда, небольших размеров.
— Подозреваешь, что она жертва, скрывшая факт нападения?
— Как знать, Виктор Васильевич, вполне возможно.
— А еще что-нибудь у тебя на этот счет есть?
— Ну не то чтобы…
— И ты надеешься раскрутить дело, уцепившись за эту единственную деталь? — с сомнением в голосе поинтересовался полковник.
— Дело в том, Виктор Васильевич, что я связывался с Информационным центром и попросил их поднять данные по зависшим делам, схожим с убийством в лесопарке. Выяснился весьма и весьма интересный факт: в сентябре 1989 года в городе Светлогорске Калининградской области было совершено аналогичное преступление. Была убита женщина. Почерк тот же: многочисленные ножевые ранения, на щеках — порезы в форме креста. Найти убийцу следствию не удалось.
— Хм, это уже более существенная информация. Но все равно — шелуха.
— Виктор Васильевич, помните, убитая после смерти была измазана косметикой?
— Что-то припоминаю…
— Так вот, эта Мазурова с крестом на лице — гример. Понимаете — гример!
Полковник надолго задумался.
— Виктор Васильевич, я хочу попросить командировку в Калининград. Хочу на месте разобраться, что к чему.
— У тебя и здесь дел хватает.
— Два убийства с одинаковым почерком — это уже похоже на серию.
— С разбежкой в десять лет, — напомнил полковник и глянул на часы. — Никаких командировок.
* * *
Выслушав рассказ Натальи, Федор Михайлюк удовлетворенно кивнул:
— Попробую выяснить по своим каналам, какие у него проблемы с рэкетирами. А ты продолжай раскручивать его, и давай побыстрее, побыстрее. Не тяни резину.
— Все идет как по писаному. Скорее он сам проявляет инициативу…
Наталья, сидевшая рядом с Михайлюком в салоне «Мерседеса», отвернулась.
Федор взял ее за плечо, заглянул в глаза.
— А что это с тобой? Запала, что ли, на него?
Наталья почувствовала, как лицо заливает краска смущения.
— Что я вижу? — засмеялся Федор. — Неужто клиент понравился?
— По крайней мере, не какой-нибудь депутат убогий…
— Интересно, чем он тебя купил?
— Просто нормальный мужик.
— Ты эти глупости брось! — зло рубанул Михайлюк. — Глазки «карасю» строить — одно, а шашни с ним крутить — совсем другое. Ни к чему тебе это.
Делай только то, что говорят. Будешь ерундой заниматься, — я тебя быстро на место поставлю. Не забывай, чем повязана…
Наталья встречалась с Ольшанским уже несколько раз. В дайв-клубе он взял на себя обязанности ее личного инструктора: учил, как правильно погружаться, как вести себя в экстремальных ситуациях и не поддаваться панике, как плавать без маски, как дышать вдвоем из одного баллона.
После занятий в «Аквамире» они каждый раз пили кофе, проводя время в непринужденных беседах. Однако Ольшанский больше не возвращался к однажды затронутой неприятной теме.
Вскоре Наталье стало известно от Михайлюка о том, что Андрей Ольшанский имел неосторожность взять как-то у своих солнцевских опекунов крупную сумму «на развитие». Когда подошло время возвращать долг, денег у Ольшанского не оказалось. Они были вложены в несколько различных проектов, и Андрей оказался на финансовом крючке.
По нескольким случайно проскользнувшим в разговорах фразам Наталья поняла, что Ольшанскому все же удалось собрать нужную сумму, но кредиторы неожиданно исчезли и пока не объявлялись. Однажды за чашкой кофе Андрей сказал:
— У меня свободен завтрашний вечер. Мы могли бы поужинать в хорошем ресторане, а потом поехать ко мне.
— Это — намек? — улыбнулась Мазурова.
— Это предложение.
— Руки и сердца?
— Об этом пока говорить рано, — честно признался он, — но я ничего не исключаю.
— Интересно, а что по этому поводу думает Анжелика?
— Завтра утром она улетает в Лондон. Там в российском посольстве работает ее папаня. Он хочет повидаться с дочерью.
— Твоя подруга знает о том, что происходит… между нами?
— Между нами пока еще ничего не происходит… Просто «стороны проявляют взаимный интерес».
— Я думала, этот интерес сугубо профессиональный.
— Я тоже сначала так думал. Но ты… Ты не такая, как она.
— Я не ревнива.
— Дело не только в этом. Анжелика, конечно, эффектная женщина. У нее много достоинств. Она образованна, эрудированна… Но ей не хватает воображения. Понимаешь, есть люди, которые, обзаведясь определенной суммой знаний, не способны ими распорядиться. Может быть, это влияние ее матери — жены бывшего партийного работника, а ныне дипломата. А может быть, что-то другое…
Я не знаю. Близость с Анжеликой начинает меня обременять…
После некоторой паузы Наталья кивнула:
— Хорошо, завтра я свободна.
Глава 18
— Давненько я по командировкам не ездил, — вслух произнес Старостин, осмотревшись в тесном номере ведомственной гостиницы, в которой остановился, прибыв в Калининград.
Это была небольшая комнатка со скрипучей кроватью, старым телевизором «Рекорд» на тумбочке, письменным столом с керамической пепельницей и телефонным аппаратом, а также акварелью какого-то местного художника на стене, изображавшей морской пейзаж с серым силуэтом военного судна на горизонте. В комнате стоял невыветриваемый запах табака, а из-за входной двери раздавались громкие голоса уборщиц и кастелянши. Все было привычно казенным и неуютным.
Бросив саквояж в низкое кресло с деревянными подлокотниками, Старостин прихватил папку с бумагами и вышел из номера. Он решил не откладывая взяться за дело и сразу направился в городской отдел милиции.
Насчет командировки Старостин лгал самому себе — в Калининграде он оказался по собственной инициативе. Просто случай подвернулся: полковник Арсеньев укатил по приглашению в Германию на встречу руководителей муниципальной полиции. Воспользовавшись его отсутствием, Старостину удалось у зама, с которым он был в приятельских отношениях, выпросить два дня отгулов.
Затем он соврал жене про срочную служебную поездку, одолжил денег у товарищей на авиабилеты и оказался на берегу Балтийского моря.
Встретили его с плохо скрываемой неприязнью — столичных визитеров нигде не любят. Пришлось почти оправдываться, говорить, что родился здесь, что детство прошло в Калининградской области. Это немного помогло, но все равно пришлось довольно долго ходить из кабинета в кабинет, прежде чем появилась какая-то зацепка.
За последние несколько лет состав сотрудников сильно изменился, на смену старому поколению оперативников пришло много молодых ребят, которые ничего не знали о делах десятилетней давности. Старостину все-таки удалось побеседовать с одним из старожилов — тот с трудом припомнил убийство в Светлогорске. О тетке Натальи Мазуровой он ничего не знал, но посоветовал Старостину обратиться к бывшему следователю, а ныне пенсионеру Петру Ивановичу Данилину.
Отправившись на поиски Данилина на автобусе, Старостин скоро пожалел, что не воспользовался такси: выйдя на названной ему остановке, он еще долго волочился пешком по очень напоминавшей фильмы про войну бывшей городской окраине, то и дело интересуясь у прохожих, как найти нужную ему улицу. Это было непросто: даже местные жители не слишком хорошо ориентировались в названиях улочек и переулков, застроенных еще до войны аккуратными коттеджами, которые все как один напоминали уютное жилье штандартенфюрера Штирлица. Поэтому, обнаружив табличку с надписью искомой улицы, Старостин несказанно обрадовался.
Дом, в котором жил Данилин, в отличие от соседних коттеджей оказался скромным одноэтажным строением со старой черепичной крышей и небольшой кирпичной верандой. Хозяин в огороде окучивал тяпкой картошку.
* * *
Данилин был одет в выцветшее трико с отвисшими коленями, застиранную майку и довольно забавную пляжную панаму.
— Петр Иванович? — перегнувшись через калитку, окликнул его Старостин.
Мужчина замер, обернулся, некоторое время всматривался в незнакомца, после чего неторопливо направился к нему.
— Он самый, — приближаясь, отозвался Данилин. — С кем имею честь?
— Майор Старостин, Московский уголовный розыск, — представился гость, демонстрируя удостоверение.
— Ну и ну! — удивился Данилин. — Я-то в вас сразу следователя вычислил, но не предполагал, что из такого далека пожаловали. Это по какому ж поводу старика вспомнили?
— По служебному, Петр Иванович.
— Так ведь я давно на пенсии.
— Меня привели к вам, так сказать, дела давно минувших дней.
— Тогда входите, — Данилин открыл калитку, пропуская гостя во двор. — Присядем?
Они прошли к вкопанному в землю столу с двумя небольшими скамейками возле него.
— Рассказывайте, что вас в такую даль забросило.
— Я, Петр Иванович, расследую убийство, недавно происшедшее в Москве. В одном лесопарке нашли труп женщины, на теле которой обнаружено двадцать восемь ножевых ран. Есть одна интересная деталь: на обеих щеках жертвы были также порезы в виде креста. К тому же лицо сильно измалевано косметикой: губы в помаде тени всякие, белила. Все говорит о том, что убийство совершено человеком с патологическими отклонениями в психике. Я поинтересовался, не случалось ли что-либо подобное раньше. И мне удалось выяснить, что ровно десять лет назад здесь, в Калининградской области…
— Да-да, припоминаю, — перебил его Данилин. — Было нечто подобное в Светлогорске. Я тогда работал в уголовном розыске, и этим занимался наш отдел.
Однако убийцу мы так и не нашли. Помнится, как раз много шума было по поводу Чикатило и витебского дела. Наше начальство перепугалось: вдруг и у нас в области завелся подобный монстр? Понятно, кому хотелось прогреметь на весь Союз, как Ростов и Витебск? Тем более что город — курортный. Но все обошлось, ничего подобного больше не случалось. Во всяком случае, пока я работал, убийств с подобным почерком не было.
— А деталей каких-нибудь не припомните? Кем была погибшая, найдено ли орудие преступления?
— Нет, ножа не нашли. А насчет убитой… Фамилию забыл, а вот род занятий — портовая проститутка, как нам удалось выяснить. У нас их к тому времени много развелось. Моряки, понимаете ли, все при деньгах, да после воздержания… И иностранцы тоже. Немцы ж в свой Кениг, как арабы в Мекку, ломятся. Но не думаю, что между этими делами существует некая связь. Все-таки десять лет прошло. К тому же от Светлогорска до Москвы приличное расстояние…
— Расстояние в наше время не препятствие.
Данилина слова майора не убедили:
— Даже если в обоих случаях убийца — один и тот же человек, сомневаюсь, что вам удастся найти зацепку и свести эти два дела воедино.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Кстати, дайвинг у нее не пошел.
Приводя себя в порядок, Наталья немного замешкалась. Когда она вышла из бассейна, Ольшанский уже ждал ее на автомобильной стоянке. Он стоял возле темно-зеленого «Ягуара», подняв капот и склонившись над двигателем.
— Это ваша машина? — спросила Мазурова, останавливаясь рядом.
— Да, будь она неладна.
— Какие-то проблемы?
— Похоже, барахлит датчик холостого хода. В общем, это не смертельно, но я так привязан к ней, что любая, даже самая мелкая, неисправность вызывает у меня ощущение, похожее на зубную боль.
— Не стоит привязываться к вещам.
— Что-то подобное я слышал от одного своего друга. Он кришнаит.
— Вы не согласны с тем, что материальные привязанности мешают развиваться душе?
— Умом-то я, может быть, и согласен, но… — Ольшанский усмехнулся, — сердцу не прикажешь. Пока я еще не созрел для того, чтобы полностью отказаться от материального в пользу духовного.
Ольшанский подергал какие-то провода, потом захлопнул капот и вытер руки носовым платком.
— Садитесь.
Он оказался спокойным и уверенным водителем. «Ягуар» хорошо слушался руля и мгновенно откликался на каждое движение хозяина. За полчаса они преодолели расстояние до Садового кольца и припаркова-лись на платной стоянке неподалеку от площади Маяковского.
Все это время Ольшанский непринужденно шутил, рассказывал о забавных случаях из жизни рекламной тусовки, ненавязчиво интересовался личностью новой знакомой и ее планами. Один раз, притормозив на красный свет, он внимательно посмотрел на спутницу.
— Наташа, можно нескромный вопрос?
— Смотря какой, — лукаво улыбнулась она.
— В бассейне я заметил у вас на лице довольно странный шрам… А сейчас его почти не видно…
— Наследство бурной юности — сведенная татуировка. Вас это смущает?
— Нисколько, — поспешил успокоить ее Ольшанский. — Даже наоборот…
Изюминка, можно сказать.
«Я знала, что тебе должно понравиться», — усмехнулась про себя Наталья.
Больше он к этой теме деликатно не возвращался. Выяснив, что она намерена специализироваться на организации рекламных сессий, он дал ей пару практических советов, а затем, когда они уже заняли места за столиком в уютном кафе на первом этаже Театра Ленком, сказал:
— И держитесь подальше от всяких сомнительных личностей.
— Кого именно вы имеете в виду?
— Когда вы их увидите, вам сразу станет ясно, кого я имею в виду.
— Речь идет о «крыше»?
— Это почти неизбежное зло. Платить все равно кому-то придется. Однако упаси вас господь вступать с ними в какие-либо иные отношения.
— Мы говорим об интиме? — полушутливо поинтересовалась Наталья.
Сделав заказ вышколенному молодому человеку в белой рубашке с бабочкой и черных брюках, Ольшанский наклонился к Наталье и, понизив голос, заговорил:
— Они могут предлагать иные услуги… Ведь мы, рекламщики, имеем возможность да — чего уж там греха таить — отмывать деньги. Не соглашайтесь на это ни под каким предлогом! Я вот однажды вляпался, теперь не знаю, как со всем этим разобраться.
— У вас неприятности?
— Да, есть проблемы…
— А нельзя ли подробнее? Для меня, новичка, это очень важно.
— Может, как-нибудь в другой раз… Если мы, конечно, продолжим наше знакомство.
— Я надеюсь.
— Разрешите, Виктор Васильевич? — Старостин вошел в кабинет к начальнику отдела полковнику Арсеньеву.
— Давай, Володя, проходи. Только быстро, меня к руководству вызывают.
Что за вопрос?
Старостин протянул Арсеньеву свернутый в трубку лист тонкой бумаги.
— Это что такое?
— Копии протоколов и другие документы из Калининграда придут по фельдъегерской к утру, но я попросил тамошних коллег продублировать по факсу.
Взгляните, Виктор Васильевич.
Арсеньев развернул факс, бегло пробежался глазами по строчкам документов и сказал:
— Я это потом почитаю. Ты мне в двух словах.
— Наталья Мазурова, 1972 года рождения, уроженка города Калининграда.
Родители погибли в автокатастрофе. Отец был капитаном второго ранга.
Воспитывала девочку родная тетка Леокадия Кошелева — зав постановочной частью Калининградского областного драмтеатра. 11 июля 1989 года, в три тридцать ночи, в дежурную часть Калининградского УВД поступил звонок от соседей Кошелевой, которые сообщали, что из ее квартиры доносились громкие крики и шум. Наряд патрульно-постовой службы, прибывший по вызову, обнаружил дверь в квартиру открытой. В ванной комнате с черепно-мозговой травмой в бессознательном состоянии находилась Кошелева. Больше никого в квартире не оказалось, хотя соседи показали, что видели, как Наталья Мазурова вечером возвращалась домой.
— Сколько же ей тогда было? — спросил Арсеньев.
— Семнадцать, только-только закончила школу.
— Ясно, продолжай.
— Кошелева была доставлена в реанимационное отделение больницы скорой помощи, где ей сделали операцию. Через несколько дней, придя в сознание, она сообщила, что на нее совершила нападение в ванной комнате ее племянница.
— То есть Мазурова?
— Ну да, Мазурова. Девочку объявили в розыск, но найти ее не удалось — успела скрыться.
— Опростоволосились ребята, — хмыкнул начальник отдела.
— Да, был прокол, — согласился Старостин. — Тем не менее Кошелева не захотела писать заявление и от своих слов в отношении племянницы отказалась: она, мол, накануне выпила и точного хода событий не помнит. А на племянницу наговорила из-за ссоры, которая произошла между ними в тот вечер. Однако Наталья не объявилась в Калининграде ни в ближайшие дни, ни впоследствии.
Вообще-то калининградской милиции следовало заняться поисками поактивнее, но сами, Виктор Васильевич, понимаете, что это были за времена: рядом Польша, прибалты втянулись в борьбу за независимость, все разваливалось прямо на глазах.
— Можешь не напоминать, — вяло отмахнулся Арсеньев. — А почему, напомни, тебя эта девица заинтересовала?
— Сейчас она живет в Москве, работает в театре гримером. Я про ее прошлое еле раскопал. Она всем говорит, что родом из Риги. Уверен, и там за ней темные делишки ведутся. Возможно, мелочовка всякая, раз не побоялась говорить.
А про Калининград скрывала.
— И что?
— У женщины, убитой в Битцевском лесопарке, на щеках были порезы в форме креста. Так вот, у Мазуровой на щеке тоже шрам в виде креста, правда, небольших размеров.
— Подозреваешь, что она жертва, скрывшая факт нападения?
— Как знать, Виктор Васильевич, вполне возможно.
— А еще что-нибудь у тебя на этот счет есть?
— Ну не то чтобы…
— И ты надеешься раскрутить дело, уцепившись за эту единственную деталь? — с сомнением в голосе поинтересовался полковник.
— Дело в том, Виктор Васильевич, что я связывался с Информационным центром и попросил их поднять данные по зависшим делам, схожим с убийством в лесопарке. Выяснился весьма и весьма интересный факт: в сентябре 1989 года в городе Светлогорске Калининградской области было совершено аналогичное преступление. Была убита женщина. Почерк тот же: многочисленные ножевые ранения, на щеках — порезы в форме креста. Найти убийцу следствию не удалось.
— Хм, это уже более существенная информация. Но все равно — шелуха.
— Виктор Васильевич, помните, убитая после смерти была измазана косметикой?
— Что-то припоминаю…
— Так вот, эта Мазурова с крестом на лице — гример. Понимаете — гример!
Полковник надолго задумался.
— Виктор Васильевич, я хочу попросить командировку в Калининград. Хочу на месте разобраться, что к чему.
— У тебя и здесь дел хватает.
— Два убийства с одинаковым почерком — это уже похоже на серию.
— С разбежкой в десять лет, — напомнил полковник и глянул на часы. — Никаких командировок.
* * *
Выслушав рассказ Натальи, Федор Михайлюк удовлетворенно кивнул:
— Попробую выяснить по своим каналам, какие у него проблемы с рэкетирами. А ты продолжай раскручивать его, и давай побыстрее, побыстрее. Не тяни резину.
— Все идет как по писаному. Скорее он сам проявляет инициативу…
Наталья, сидевшая рядом с Михайлюком в салоне «Мерседеса», отвернулась.
Федор взял ее за плечо, заглянул в глаза.
— А что это с тобой? Запала, что ли, на него?
Наталья почувствовала, как лицо заливает краска смущения.
— Что я вижу? — засмеялся Федор. — Неужто клиент понравился?
— По крайней мере, не какой-нибудь депутат убогий…
— Интересно, чем он тебя купил?
— Просто нормальный мужик.
— Ты эти глупости брось! — зло рубанул Михайлюк. — Глазки «карасю» строить — одно, а шашни с ним крутить — совсем другое. Ни к чему тебе это.
Делай только то, что говорят. Будешь ерундой заниматься, — я тебя быстро на место поставлю. Не забывай, чем повязана…
Наталья встречалась с Ольшанским уже несколько раз. В дайв-клубе он взял на себя обязанности ее личного инструктора: учил, как правильно погружаться, как вести себя в экстремальных ситуациях и не поддаваться панике, как плавать без маски, как дышать вдвоем из одного баллона.
После занятий в «Аквамире» они каждый раз пили кофе, проводя время в непринужденных беседах. Однако Ольшанский больше не возвращался к однажды затронутой неприятной теме.
Вскоре Наталье стало известно от Михайлюка о том, что Андрей Ольшанский имел неосторожность взять как-то у своих солнцевских опекунов крупную сумму «на развитие». Когда подошло время возвращать долг, денег у Ольшанского не оказалось. Они были вложены в несколько различных проектов, и Андрей оказался на финансовом крючке.
По нескольким случайно проскользнувшим в разговорах фразам Наталья поняла, что Ольшанскому все же удалось собрать нужную сумму, но кредиторы неожиданно исчезли и пока не объявлялись. Однажды за чашкой кофе Андрей сказал:
— У меня свободен завтрашний вечер. Мы могли бы поужинать в хорошем ресторане, а потом поехать ко мне.
— Это — намек? — улыбнулась Мазурова.
— Это предложение.
— Руки и сердца?
— Об этом пока говорить рано, — честно признался он, — но я ничего не исключаю.
— Интересно, а что по этому поводу думает Анжелика?
— Завтра утром она улетает в Лондон. Там в российском посольстве работает ее папаня. Он хочет повидаться с дочерью.
— Твоя подруга знает о том, что происходит… между нами?
— Между нами пока еще ничего не происходит… Просто «стороны проявляют взаимный интерес».
— Я думала, этот интерес сугубо профессиональный.
— Я тоже сначала так думал. Но ты… Ты не такая, как она.
— Я не ревнива.
— Дело не только в этом. Анжелика, конечно, эффектная женщина. У нее много достоинств. Она образованна, эрудированна… Но ей не хватает воображения. Понимаешь, есть люди, которые, обзаведясь определенной суммой знаний, не способны ими распорядиться. Может быть, это влияние ее матери — жены бывшего партийного работника, а ныне дипломата. А может быть, что-то другое…
Я не знаю. Близость с Анжеликой начинает меня обременять…
После некоторой паузы Наталья кивнула:
— Хорошо, завтра я свободна.
Глава 18
— Давненько я по командировкам не ездил, — вслух произнес Старостин, осмотревшись в тесном номере ведомственной гостиницы, в которой остановился, прибыв в Калининград.
Это была небольшая комнатка со скрипучей кроватью, старым телевизором «Рекорд» на тумбочке, письменным столом с керамической пепельницей и телефонным аппаратом, а также акварелью какого-то местного художника на стене, изображавшей морской пейзаж с серым силуэтом военного судна на горизонте. В комнате стоял невыветриваемый запах табака, а из-за входной двери раздавались громкие голоса уборщиц и кастелянши. Все было привычно казенным и неуютным.
Бросив саквояж в низкое кресло с деревянными подлокотниками, Старостин прихватил папку с бумагами и вышел из номера. Он решил не откладывая взяться за дело и сразу направился в городской отдел милиции.
Насчет командировки Старостин лгал самому себе — в Калининграде он оказался по собственной инициативе. Просто случай подвернулся: полковник Арсеньев укатил по приглашению в Германию на встречу руководителей муниципальной полиции. Воспользовавшись его отсутствием, Старостину удалось у зама, с которым он был в приятельских отношениях, выпросить два дня отгулов.
Затем он соврал жене про срочную служебную поездку, одолжил денег у товарищей на авиабилеты и оказался на берегу Балтийского моря.
Встретили его с плохо скрываемой неприязнью — столичных визитеров нигде не любят. Пришлось почти оправдываться, говорить, что родился здесь, что детство прошло в Калининградской области. Это немного помогло, но все равно пришлось довольно долго ходить из кабинета в кабинет, прежде чем появилась какая-то зацепка.
За последние несколько лет состав сотрудников сильно изменился, на смену старому поколению оперативников пришло много молодых ребят, которые ничего не знали о делах десятилетней давности. Старостину все-таки удалось побеседовать с одним из старожилов — тот с трудом припомнил убийство в Светлогорске. О тетке Натальи Мазуровой он ничего не знал, но посоветовал Старостину обратиться к бывшему следователю, а ныне пенсионеру Петру Ивановичу Данилину.
Отправившись на поиски Данилина на автобусе, Старостин скоро пожалел, что не воспользовался такси: выйдя на названной ему остановке, он еще долго волочился пешком по очень напоминавшей фильмы про войну бывшей городской окраине, то и дело интересуясь у прохожих, как найти нужную ему улицу. Это было непросто: даже местные жители не слишком хорошо ориентировались в названиях улочек и переулков, застроенных еще до войны аккуратными коттеджами, которые все как один напоминали уютное жилье штандартенфюрера Штирлица. Поэтому, обнаружив табличку с надписью искомой улицы, Старостин несказанно обрадовался.
Дом, в котором жил Данилин, в отличие от соседних коттеджей оказался скромным одноэтажным строением со старой черепичной крышей и небольшой кирпичной верандой. Хозяин в огороде окучивал тяпкой картошку.
* * *
Данилин был одет в выцветшее трико с отвисшими коленями, застиранную майку и довольно забавную пляжную панаму.
— Петр Иванович? — перегнувшись через калитку, окликнул его Старостин.
Мужчина замер, обернулся, некоторое время всматривался в незнакомца, после чего неторопливо направился к нему.
— Он самый, — приближаясь, отозвался Данилин. — С кем имею честь?
— Майор Старостин, Московский уголовный розыск, — представился гость, демонстрируя удостоверение.
— Ну и ну! — удивился Данилин. — Я-то в вас сразу следователя вычислил, но не предполагал, что из такого далека пожаловали. Это по какому ж поводу старика вспомнили?
— По служебному, Петр Иванович.
— Так ведь я давно на пенсии.
— Меня привели к вам, так сказать, дела давно минувших дней.
— Тогда входите, — Данилин открыл калитку, пропуская гостя во двор. — Присядем?
Они прошли к вкопанному в землю столу с двумя небольшими скамейками возле него.
— Рассказывайте, что вас в такую даль забросило.
— Я, Петр Иванович, расследую убийство, недавно происшедшее в Москве. В одном лесопарке нашли труп женщины, на теле которой обнаружено двадцать восемь ножевых ран. Есть одна интересная деталь: на обеих щеках жертвы были также порезы в виде креста. К тому же лицо сильно измалевано косметикой: губы в помаде тени всякие, белила. Все говорит о том, что убийство совершено человеком с патологическими отклонениями в психике. Я поинтересовался, не случалось ли что-либо подобное раньше. И мне удалось выяснить, что ровно десять лет назад здесь, в Калининградской области…
— Да-да, припоминаю, — перебил его Данилин. — Было нечто подобное в Светлогорске. Я тогда работал в уголовном розыске, и этим занимался наш отдел.
Однако убийцу мы так и не нашли. Помнится, как раз много шума было по поводу Чикатило и витебского дела. Наше начальство перепугалось: вдруг и у нас в области завелся подобный монстр? Понятно, кому хотелось прогреметь на весь Союз, как Ростов и Витебск? Тем более что город — курортный. Но все обошлось, ничего подобного больше не случалось. Во всяком случае, пока я работал, убийств с подобным почерком не было.
— А деталей каких-нибудь не припомните? Кем была погибшая, найдено ли орудие преступления?
— Нет, ножа не нашли. А насчет убитой… Фамилию забыл, а вот род занятий — портовая проститутка, как нам удалось выяснить. У нас их к тому времени много развелось. Моряки, понимаете ли, все при деньгах, да после воздержания… И иностранцы тоже. Немцы ж в свой Кениг, как арабы в Мекку, ломятся. Но не думаю, что между этими делами существует некая связь. Все-таки десять лет прошло. К тому же от Светлогорска до Москвы приличное расстояние…
— Расстояние в наше время не препятствие.
Данилина слова майора не убедили:
— Даже если в обоих случаях убийца — один и тот же человек, сомневаюсь, что вам удастся найти зацепку и свести эти два дела воедино.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37