Ширма стояла буквой «L», должно быть, чтоб охранники не наблюдали хозяйку в неглиже. Зато с раскладушки очень хорошо просматривались дежурный стол, где печально кемарила сестра Сусана, и, само собой разумеется, моя койка. В общем, ситуация была взята под двойной контроль.Едва я зашевелился, как Марсела тут же проснулась — скорее всего, она и не спала вовсе, а придремывала. Пружинисто вскочила, показав мне немножко своей приятной и аппетитной смуглявости, а затем быстренько влезла в узковатые белые брючки и безрукавочку. Бедняжка все еще не могла привыкнуть к своим новым объемам.— Доброе утро! — сказала она, ослепив меня, увы, уже не собственными, а фарфоровыми зубками. — Как спалось, Анхелито?— Прелестно, — ответил я, соображая, с чего это она меня опять в Анхеля перекрещивает. Впрочем, «Анхелито» можно было перевести и просто как «ангелочек», а такое обращение от любящей супруги было вполне терпимо.— Хочешь кушать? — заботливо спросила Марсела и, не успел я утвердительно кивнуть, выдернула из-под своей подушки маленький сотовый телефон.— Что будешь есть? — справилась она.— Я не знаю, — пришлось пробормотать, — что мне можно, а что нельзя…— Доктор Энрикес сказал, что объективных противопоказаний он не видит. У тебя все в порядке с пищеварительным трактом, печенью и даже почками. Разве что с крепким кофе просил не экспериментировать. Правда, он взял с меня расписку, что за все нарушения режима, существующего в клинике, которые могут повредить твоему самочувствию, я беру ответственность на себя.Меня это очень утешило, и я сказал.— Ну, если так, то я не отказался бы от хорошей отбивной с жареной картошкой…— О'кей! — Марсела ухватилась за телефон и голосом, не терпящим возражений, стала раздавать ЦУ насчет моего кормления. Я даже запомнить не успел все, что она приказала доставить.— Через четверть часа все будет здесь, — доложила Марсела.— Так быстро? — удивился я, но она этого словно бы и не услышала. Ее заботили, как я понял, совсем другие проблемы.— Сегодня я тебя вытащу отсюда! — клятвенно пообещала Марсела. — Какие сволочи эти докторишки! Они, видишь ли, потребовали, чтобы твоя личность была установлена через американского консула, который должен проверить твое гражданство, установить законность твоего выезда из Штатов и учинить еще целую кучу формальностей, от которых у меня голова кругом идет. Мой адвокат сеньор Ховельянос уже начал мучиться со всем этим…— Ховельянос? — услышал я знакомую фамилию. — Харамильо?— Ты его знаешь? — удивилась Марсела. — Я ведь наняла его всего два месяца назад.— По-моему, он раньше был адвокатом у некоей Эухении Дорадо, которая занималась астрологией, предсказаниями и прочим шарлатанством.— Совершенно верно! Я и забыла, что ты посещал эту старушенцию. Так вот, с тех пор, как она пропала — утверждают, что ее похитили колумбийские мафиози, — ее дело перешло к дону Ибаньесу…— Он же Доминго Косой, — припомнил я удивительно легко.— Друзья его так и называют, — улыбнулась Марсела. — Ховельянос у него проработал полтора года, а потом уволился. Не сошелся характером с главным юрисконсультом фирмы…— Не сеньором Салинасом, случайно? — И это имя выпрыгнуло из памяти без особых проблем.— Естественно. Ну а мне, поскольку я всерьез решила заняться твоим поиском, нужен был юрист, хорошо знающий местную обстановку и законы. Я ведь на Хайди не была целую вечность. С самой революции. А тут все так изменилось, ужас! Раньше тысяча песо считалась огромной взяткой, а сейчас тысяча долларов устроит разве что какого-нибудь клерка.— Тебе что, пришлось давать взятки?— Конечно, в некоторых случаях пришлось. С тех пор, как президент Соррилья проиграл выборы 1994 года, и республиканская национальная партия оказалась в заднице, пришедшие к власти демократы так обнаглели…— Понятно, — вздохнул я, — демократы, известное дело… Я почуял, что на меня пахнуло историей. Надо было срочно вспоминать, что мы с Чудо-юдом и компанией провернули на Хайди в августе 1994-го. Марсела тут была плохой помощницей. Она ведь искала законного мужа, а не покойного брата. Совпадение моей личности с обоими гражданами было чревато неприятностями, которые надо было хорошенько предугадать. Но лезть к Марселе с дурацкими вопросами насчет того, не было ли у нее каких-либо сложностей по линии родного братца Анхеля Родригеса, представлялось несвоевременным. Поэтому я решил сперва заслушать отчетный доклад Марселы, а уж потом вспоминать все остальное — и желательно не вслух.Слава Богу, Марсела так жаждала пересказать мне героическую историю своих розысков, что даже не стала задавать вопросов насчет того, при каких обстоятельствах я потерялся.— Боже мой, — вздохнула она, — два года! Целая вечность! Если б ты только знал, как я переживала! А как страдали дети! Папа сказал, что уезжает на две недели по делам, а на самом деле не появляется ни через месяц, ни через два…— Так получилось, — сказал я как можно более виноватым тоном. Хотя точно знал, что я лично перед Марселой ни в чем не виноват. А вот перед настоящей супругой, перед Хрюшкой Чебаковой, чем-то очень серьезно провинился. Правда, пока еще не очень вспомнил, чем именно. Слишком много всего в памяти закрутилось, и давнего, и недавнего, и дальнего, и ближнего.— Сначала я отправила запрос в наше консульство на Ямайке. Ведь ты же уехал туда, верно?Я молча кивнул, хотя на Ямайке последний раз был проездом все в том же 1983 году, когда пересаживался с грузового «С-130» на пассажирский «Боинг-737». Именно оттуда мы полетели на одном самолете, я и Марсела. А вот Киска и все прочие — на том, что потом пропал. Что делал на Ямайке Браун-Атвуд, моя память не сохранила. Даже представления не имел, был он там на самом деле или нет.— И знаешь, какой ответ они мне дали? — с явным возмущением произнесла Марсела. — Эти чиновники заявили, что ты туда вообще не приезжал.В это я был готов поверить. Я-то точно на Ямайке не был в то время.— Тогда я отправилась в госдепартамент и стала уточнять, куда ты выехал. Оказалось, что в Никарагуа. Туда поехали наши представители, которые уточнили: да, ты там был. Но в начале июля уехал в Италию.Вот те на! Это уж совсем лихо. Нет, Италию совершенно не помню, никогда не был.— В Италии у нас свое представительство. Там никто тебя не видел и понятия не имел, что ты был в этой стране.Резонно. Я насчет этого представительства тоже понятия не имел.— Пришлось обратиться в частное сыскное агентство и искать тебя по внешним приметам, так как кто-то предположил, что ты мог проживать в Италии под чужим именем. Они мне и доложили, что в начале августа ты выехал на Хайди. При этом утверждали, будто ты был замечен среди группы сельскохозяйственных рабочих из Восточной Европы и Азии, нанятых неким Феликсом Феррерой, владельцем того самого участка земли, на котором стояла асиенда «Лопес-23».— Та, где мы познакомились… — вздохнул я, вспомнив, как гулял помаисовому полю, где брат-близнец диктатора Лопеса пытался поиметь Марселу в экзотической обстановке. Очень запомнилась дикая перестрелка в спальне, когда выдохшаяся, но еще горяченькая пуля шлепнулась мне за шиворот. Как меня тогда не угробили в «окопе» из кресел и пуфиков, самым прочным элементом которого была мраморная крышка ночного столика? Может, потому, что я строчил оттуда, сидя верхом на Марселе, завернутой в простыню и напустившей от страха лужу? Эх, были ж когда-то времена!— Да-да! Наше консульство на Хайди ничего о тебе не знало. В МИД Хайди моему представителю тоже толком ничего не объяснили. Сказали, что на Хайди ежегодно приезжает пять-шесть тысяч сезонников, причем им разрешен въезд без виз. Приглашающий сезонников землевладелец просто представляет список нанятых работников, по которому они въезжают на остров, предъявив любой документ с фотографией, удостоверяющий личность. Мне было непонятно, зачем тебе было ехать на Хайди с сезонниками? Тем более что ни в одном списке Ричарда Брауна не значилось. Но потом один из чиновников проговорился, что в августе 1994 года силы безопасности Хайди обнаружили на асиенде Феликса Ферреры базу не то каких-то экстремистов, не то наркоторговцев и разгромили ее. Несколько человек было арестовано, а большая часть террористов перебита. Конечно, я очень переживала. Я же знала, что в свое время ты был партизаном, и подумала, что, может быть, тебе опять захотелось устроить революцию…Она сказала это таким голоском, каким несчастные жены вылечившихся алкашей говорят о том, что их мужья не удержались и опять хлебнули спиртного.Я скромно промолчал. О том, как развивалась партизанская борьба вокруг «Зомби-7» и фонда О'Брайенов и об участии в этом Брауна-Атвуда, мне было кое-что известно. То, что Браун был на подхвате у Сарториуса, я тоже знал. И еще знал о том, что Сарториус при неясных обстоятельствах убрал Брауна-Атвуда. То есть того, кого искала Марсела «по внешним приметам». А нашла меня! Очень интересно, как?— В общем, никто не знал, был ты на Хайди или тебя с кем-то перепутали. Но потом мне пришло в голову, что ты мог назваться именем моего брата. И я предложила тем ребятам поискать Анхеля Родригеса. Вот тут-то и началось… Один из тех, кто тебя искал, был сбит грузовиком на улице, по которой проходит максимум одна машина в час. Второй, который никогда не отличался особым пристрастием к вину, напился до чертиков и выпал из окна отеля в Сан-Исидро. После этого команда, которой я заказала это расследование, попросту отказалась работать. Они вернули аванс и выплатили неустойку, потому что им пообещали свернуть шею, если они не прекратят интересоваться, куда делся Родригес.Вот это меня уже не в шутку заинтересовало. Хотя я и не очень понимал, кому это понадобилось скрывать меня от Марселы. По идее, если б кто-то из заинтересованных сторон знал, где я и что я собой представляю, то наверняка постарался бы прибрать меня под свое крылышко. Таких сторон я знал три. Первая — родная, то есть Чудо-юдо, отец родной. Вторая — Сарториус, третья — «джикеи». Если я действительно нахожусь на Гран-Кальмаро, а не в Колумбии или, скажем, в Абхазии — я ж еще ни разу на улицу не выходил, да и толком в окна не смотрел, — то это означает, что никто из тех, кому я мог бы понадобиться, до меня еще не добрался.Конечно, попадись я в лапы «джикеям», они бы меня не оставили на Гран-Кальмаро. Недоделанный сенатор Дэрк вряд ли смог воскреснуть, после того как я провентилировал ему спину из автомата. Но ведь свято место пусто не бывает. Еще какой-нибудь гад или гаденыш в Майами или еще где-то найдется. Во всяком случае, эти ребята, даже потеряв поддержку правительства, — это, кстати, было вовсе не обязательно, — так просто не отвяжутся ни от «Зомби-7», ни от фонда О'Брайенов. Заполучив меня, они приобрели бы хороший рычаг воздействия на Чудо-юдо.Сарториус тоже уволок бы меня отсюда. Либо в Оклахому, либо в какую-нибудь сибирскую шахту, заброшенную со сталинских времен, вроде той, куда я попадал после полета в Нижнелыжье, примерно за месяц до поездки на Хайди. Но с ним разговор пошел бы по-иному. Насколько мне помнится, именно с ним было связано что-то очень неприятное в моей жизни, каким-то боком касавшееся Ленки. То есть моей единственной настоящей жены, матери моих поросюшек, Хрюшки Чебаковой, Великой и Премудрой Хавроньи. Чем и как касалось, хрен знает, мозг пока еще не докопался, не припомнил все в точности. Надо же, блин, помню то, что было не со мной, и не помню, что было со мной! А ведь самые последние воспоминания о втором пребывании на Хайди могли бы объяснить, отчего я оказался на прибрежной отмели в пятидесяти метрах от берега Гран-Кальмаро. Ничего связного по этому поводу в голову не приходило. Каша. Только парашют, голова, торчащая из воды, огонек самолета в ночном небе и огоньки парохода в ночном море. И все. Более-менее связные воспоминания кончались на перестрелке и драке с «джикеями» в «Бронированном трупе». Там, между прочим, должен был, если верить тому, что я об этом помнил, произойти ядерный взрыв. И мне, и Тане-Кармеле-Вик предстояло испариться. Мы были не в эпицентре, а прямо в центре взрыва. Но я жив. Кажется…Ладно, замнем для ясности. Согласимся на том, что ни одной из двух вышеперечисленных соперничающих команд не было никакого серьезного резона оставлять меня на Гран-Кальмаро без присмотра.Потому что, если б до меня добралась третья контора, то есть родной папаша, то наверняка я бы уже давно был вывезен в Россию и сидел бы сейчас с Ленкой во «дворце Чудо-юда»…Стало быть, кроме хитромудрой Марселы, которая искала одну рожу, а нашла совсем другую, никто меня найти не смог. Тем не менее, видишь ли, Марселиных подручных культурно «мочили» одного за другим, дабы они не добрались до Анхеля Родригеса. Очень непонятно. Пришлось слушать дальше, что еще поведает счастливая супруга.— Когда эти частные детективы, — продолжала Марсела, — наложили полные штаны и отказались со мной сотрудничать, у меня руки опустились. Но потом я подумала: поеду на Хайди сама. Или найду тебя, или пусть убивают.У меня даже слеза на глаз навернулась, когда я услышал это заявление. Каково бедняжке будет узнать, что ее настоящий муж по-настоящему погиб, а у меня и без нее две жены. Правда, неизвестно где.— В общем, этим летом, без двух месяцев два года спустя, как ты пропал, я поехала на Хайди. Взяла только пять человек… — Тут Марсела посмотрела в сторону столика, где сидела сестра Сусана, с интересом прислушивавшаяся к разговору.— Выйди отсюда! — приказала ей Марсела. — Нечего тут уши развешивать!— Я должна… — пролепетала Сусана, должно быть, собираясь сказать, что она тут не просто сидит и слушает, а исполняет свои обязанности, но с Марселой были шутки плохи.— Выведите ее, мальчики! — По этой команде один из детинушек тяжелой поступью медведя-шатуна начал приближаться к сестре, и та, не дожидаясь, пока ее возьмут за шкирку и выкинут, добровольно выскользнула за дверь. Вэтом ей не препятствовали.— Вот так! — с удовлетворением произнесла Марсела. — Как это я ее не заметила, черт побери? Сидит себе, как мышь, и на ус мотает!— Да могла бы и не выгонять, — сказал я беспечно, — все равно она уже много узнала…— Ничего не много, — возразила Марсела, — самое интересное начинается только сейчас. Итак, я приехала на Хайди. И знаешь, что произошло? Меня тут же арестовали.— За что? — Я не в шутку удивился.— Мне предъявили сразу два обвинения. С одной стороны, в сотрудничестве с ведомством Хорхе дель Браво, а с другой — в совершении военных преступлений во время революции и гражданской войны 1983 года.— Не понял… И то и то сразу?— Вот именно! Вот что значит демократы у власти! Им и фашисты, и коммунисты поперек горла.— Но ведь в 1984 году, когда выбрали президентом дона Соррилью, была объявлена амнистия всем участникам революции и гражданской войны?— Конечно. Было такое постановление Национального собрания. Кстати сказать, оно на обе стороны распространялось, потому что бывших генералов Лопеса, которых сразу после десанта на остров нашей (американская гражданка Марсела произнесла это слово с особым удовольствием) морской пехоты превратили в Комитет национального примирения, а потом в переходное правительство, демократы стали обвинять в нарушениях прав человека, применении внесудебных преследований и пыток, незаконных казнях и так далее. Они ведь известные сволочи, демократы эти. Дон Соррилья, как мне говорили, не хотел этих разборок и, опираясь на большинство в Национальном собрании, протащил через него Постановление об амнистии. Тогда у Республиканской национальной партии было 34 места из 50, а у Демократической — только одиннадцать. К тому же Соррилью поддержали коммунисты во главе с Альфонсо Гутьерресом, который приехал помирать на родину из СССР, а у них было два мандата, и Националистический альянс из бывших лопесистов со своими тремя депутатами…— Ты прямо историк-политолог! — произнес я восхищенно. Да, бывшая супершлюха высшей категории катастрофически быстро прогрессировала.— Посидишь трое суток в хайдийской тюрьме — не такого ума наберешься! — проворчала Марсела. — Согласно Постановлению об амнистии 1984 года, и повстанцы, и лопесисты не подлежали судебному преследованию и не ограничивались в гражданских правах. Была, правда, инструкция Президента, не помню за каким номером, о порядке исполнения данного постановления. Там был параграф, если не соврать, пятый, где говорилось, что амнистии не подлежат лица, совершившие в ходе восстания такие преступления, как убийства военнопленных, заложников, невооруженного гражданского населения, а также грабежи, мародерства, изнасилования лиц обоего пола и еще что-то. Пока Соррилья был Президентом, этот самый пятый параграф никого особенно не волновал, потому что половина членов правящей Республиканской национальной партии участвовала в войне на стороне лопесистов, а половина — на стороне народных социалистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55