— Великий воин Ахмад-хан предупреждал меня, что так будут звать посланца Абу Рустема, — улыбнулся Латиф. — И я готов проводить уважаемого Рахмона к моему начальнику. Но только одного и без оружия. Остальные должны остаться здесь и уповать на милость Аллаха, моля его о том, чтоб и переговоры завершились, к обоюдному удовольствию.У меня, честно скажем, не было ровно никакой уверенности в том, что переговоры с Ахмад-ханом завершатся обоюдным удовольствием. Конечно, будь моя воля, я бы туда и не сунулся, не только «один и без оружия», но и со всеми вооруженными спутниками. Что такое пять человек против двухсотпятидесяти? Но я был себе не хозяин.— Воля повелителя здешних мест священна для гостя, пришедшего с миром и добрыми намерениями. — Пришлось мне опять склонить голову. — Я готов следовать за вами, почтенный Латиф.Разоружившись — только «ПСМ», припрятанный под мышкой за боковину броника, оставил, — я встал и показал, что готов идти в любом указанном Латифом направлении.Латиф с повышенной учтивостью указал мне на выход: дескать, только после вас, уважаемый…— Выходите вот через этот пролом в дувале, — сказал он, — а затем идите по улице между дувалами до поворота. К сожалению, я должен убедиться, не следуют ли ваши люди за нами. Я не сомневаюсь в вашей честности, уважаемый Рахмон, а лишь исполняю волю хана.В то время как я шел по узенькой улочке, а вернее, тропочке между двумя трехметровыми дувалами, у меня не раз возникало нехорошее ощущение, что учтивый Латиф — явно не дехканин, хоть и шибко щербатый, — в конце концов, просто пристукнет меня, заведя в какой-нибудь тихий уголок этого мертвого глиняно-каменного лабиринта. Но до перекрестка одной улочки с другой, чуточку пошире, я дошел живым и невредимым. Здесь я остановился и дождался Латифа.Один на один он перестал накручивать восточные витиеватости и заговорил попроще:— У хана большие сложности, Рахмон. Талибы хотят, чтобы он признал их правительство и отрекся от присяги Раббани. Ему дали неделю на размышление. Только потому, что его дядя уже присягнул Омару. Ахмад должен сделать правильный выбор, верно?— На все воля Аллаха! — сказал я так уверенно, будто с детства из мечети не вылезал. — Иногда маленькие люди помогают большим развеять их сомнения и выбрать правильный путь. Абу Рустем обещал Ахмаду свою помощь в обмен на небольшую услугу. Если Ахмад сомневается в честности Абу Рустема — пусть примет условия Талибана. Но боюсь, что очень скоро ему придется об этом пожалеть. Ахмад привык быть вольным человеком, признавая власть одного лишь Аллаха, а талибы либо заставят его стать послушным, либо убьют. Второе вернее, ибо Ахмад воин, а не льстец. И он понимает это лучше нас.— Да, он сам так говорил. Для него подчиниться талибам — все равно что надеть ярмо и впрячься в плуг. Никогда, ни при Мохаммад-Закир-шахе, ни при Мохаммад Дауде, ни при Тараки, ни при Хафизулло Амине, ни при Бабраке, ни при Наджибе, ни при Раббани никто не устанавливал в наших местах иных законов, чем те, по которым жили наши предки. Инглизи принесли сюда машинган, но ушли, потеряв много людей. Шоурави привели танки, «град» и вертолеты, — много убили людей, много потеряли сами, но тоже ушли. Талибы не уйдут. Они убьют всех, пусть даже за одного нашего человека их погибнет сотня. Их много. Ахмад знает это и хочет спасти свой народ. Поэтому ему хочется подумать над тем, что предложил Омар.— Ахмад-хан устал от битв, — сказал я так, будто вчерась перекуривал с Ахмадом на завалинке, и он мне лично душу открывал. — Ему пятьдесят восемь лет, он был шесть раз ранен, шурави убили двух его братьев, трех сыновей, его младшая жена умерла от раны после бомбежки. И это только ближайшие родственники, которых он потерял за последние годы…Шайтан меня побери, если я знал хоть какие-нибудь подробности из жизни Ахмад-хана всего за пару секунд до того, как о них заговорил!— И это правда, уважаемый, — закивал Латиф. — Ахмад-хан стареет. Он всего лишь человек, а Аллах не дарует вечную молодость в земной жизни.— А потому его младший брат Хамид — последний оставшийся в живых из трех братьев Ахмад-хана — уверен, что его брату пора на покой. Ему только сорок два, он любим воинами, и если воины узнают, что Ахмад собирается покориться воле талибов, нарушив заветы предков… — мне не хотелось бы произносить печальных слов.— Вы сказали, уважаемый, — задумчиво произнес Латиф, — что маленькие люди часто помогают большим развеять сомнения и выбрать правильный путь?— Да, я сказал это.— Но часто ли бывает так, что, помогая большим людям найти правильный путь, маленькие люди не ищут для себя своих маленьких выгод?— Это справедливо, уважаемый Латиф, — степенно кивнул я, — большим людям свойственно искать больших выгод, а маленьким — маленьких. Большой человек может поступиться маленькой выгодой ради большой, а маленькому человеку поступиться нечем.— Если бы маленькие люди знали, что большая выгода большого человека принесет им их маленькую выгоду, то с большим старанием помогали бы большому человеку найти правильный путь к его большой выгоде…Теперь мне, Дмитрию Баринову, маленькому человеку-ретранслятору, стало ясно многое. Латифчик явно размышлял над тем, а что он лично будет иметь с успешной сделки между Абу Рустемом и Ахмад-ханом. Интересовался за комиссионные, как говорили когда-то в Одессе. Я, конечно, не знал, какие материальные интересы может иметь товарищ Латиф, но Чудо-юдо, видать, знал их как дважды два.— Светлейший шейх Абу Рустем, — сказал я, вовремя посмотрев под ноги и аккуратно обойдя торчащий из почвы стабилизатор 82-миллиметровой мины, — как-то раз вспоминал об одном маленьком человеке, которому было поручено ходить в Иран с караванами, доставшими оружие Ахмад-хану, а в обмен привозившими туда чаре и героин. Этот маленький человек искал своих маленьких выгод и регулярно утаивал небольшие суммы от продажи наркотиков. Дела ведь шли неофициально, без строгой бухгалтерии. В Иране с наркотиками боролись очень строго, цены были высокие — за риск, — и маленький человек, покупая ровно столько оружия, сколько требовалось Ахмад-хану, мог кое-что оставить себе на черный день. Но поскольку хранить эти денежки ни в Афганистане, где шла война, ни в Иране, где их в любой момент могли конфисковать, было нельзя, этот маленький человек нашел другого маленького человека, который создал в Бендер-Аббасе маленькую торговую фирму, а в Шардже, на другом берегу Персидского залива, открыл ее филиал. Конечно, время было неспокойное, то ирано-иракская война, то «Буря в пустыне», но бизнес есть бизнес. Через подставную фирму маленького иранского человека небольшие деньги маленького человека Ахмад-хана переплывали залив и ложились на банковский счет филиала в Шардже. Однако маленького иранского человека арестовали и расстреляли за торговлю наркотиками, а все его имущество конфисковали. В Бендер-Аббасе, естественно. А вот в Шардже филиал приобрел по дешевке Абу Рустем. И узнал, что маленький человек Ахмад-хана очень страдает оттого, что его последние полтора миллиона долларов оказались в чужих руках. Но как он будет рад, если узнает, что светлейший шейх не зарится на чужое добро и готов оказать маленькому человеку протекцию…— О, почтенный! — покачал головой Латиф, которому (я лично уверен в этом!) за время моего повествования несколько раз приходила в голову идея перерезать мне глотку. — Я думаю, что если бы все это было правдой, то маленький человек сделал бы все от него зависящее, чтобы помочь Абу Рустему найти общий язык с Ахмад-ханом. Ахмад-хан и другие Я-то думал, что на встречу с Ахмад-ханом мне придется пилить часа три, куда-нибудь в горы, в пещеру типа такой, какая была в сказке про Али-Бабу и сорок разбойников. Но все оказалось намного проще. Попетляв по разрушенному кишлаку, мы прошли через давно отсутствующие ворота, которые, должно быть, вышибли танком вместе с частью дувала, и оказались в маленьком дворике очередного раздолбанного домишки. Казалось, что во дворе никого нет, и, не установи мне Чудо-юдо инфракрасное зрение — как это у него получается, интересно? — я бы в это запросто поверил. Но, поскольку людям и в темноте свойственно излучать тепло, мои глазки увидели два десятка вооруженных бойцов, расположившихся в темноте за развалинами разных построек. За нашими спинами в воротах никто не показывался, но кое-какой шорох за дувалом слышался.— Спускаемся вот сюда, уважаемый, — гостеприимно пригласил Латиф, указывая на земляные ступеньки, уводящие куда-то под руины дома. Сердце мое опять екнуло. Запрут в зиндон или что тут имеется — вот и все переговоры. Обнадежило лишь то, что впереди брезжил красноватый свет. Чудо-юдо выключил за ненадобностью инфракрасное зрение, и я стал видеть все обычным образом.Свет исходил от керосиновой лампы «летучая мышь» советского производства, висевшей на крюке под сводчатым потолком подвала. В этой подвальной комнатке площадью 2х2 метра проще было вести допрос с применением пыток, нежели деловые переговоры. Там находились два солидных мордастых моджахеда с «АКМами», которые вряд ли были высокими чинами. Скорее что-то вроде придворных гвардейцев.Они сторожили небольшую дверцу, завешенную ковром с вытершимся ворсом. Должно быть, здесь, в «камере пыток», размещалась приемная-предбанник, а за маленькой дверцей располагался не то кабинет, не то тронный зал, и именно там восседал Ахмад-хан.— Посидите здесь, уважаемый Рахмон, — скорее распорядился, чем попросил Латиф, пододвинув ко мне какой-то ящик. — Я должен сообщить о вас хану…— Надеюсь, что он найдет время, возможность уделить время скромному слуге Абу Рустема, — вякнул я по инициативе Чудо-юда, хотя сам лично почему-то очень хотел, чтобы Ахмад-хан вообще не принял меня и сказал: «Гражданин Рахмон, ко мне люди на прием за две недели записываются. Давайте не будем нарушать общий порядок. Запишитесь в секретариате и приходите через две недели». Тогда я с чистым сердцем вернулся бы к Чудо-юду — если бы он, конечно, объяснил мне, как это сделать! — и сказал бы, что сделал все что можно, но бюрократы помешали…Конечно, это была очередная хохма, родившаяся, как всегда, не от хорошей жизни, а от изрядного страха, который неистребимо сидел у меня в душе. Но тут вмешался Чудо-юдо:— Так, опять шутить изволите, господин Баринов? Смотрите дошутитесь. Вертолет со спецгруппой «джикеев» уже вылетел из Кандагара. Максимум через полтора часа будет у вас, лучше рассчитывай на минимум, то есть на час. Но времени в целом гораздо меньше. Так что как следует соберись. Мне отвечай, не разжимая губ, внутренне, понял? Голос буду контролировать, но главное — фиксируй глазами Ахмад-хана. Если за пять минут диалога тебя не убьют, Вася по твоей визуальной информации, которую я ему передам, сумеет точно настроить ГВЭП и начать работу в режиме «У», то есть управлять Ахмад-ханом. Вообще-то настроиться ему можно и быстрее, но сейчас дальность не позволяет. Надо подобраться на пятьсот метров для полной надежности, потому что у Ахмада очень сильная контрсуггестия, с предельной дистанции ее подавить нельзя. Подобраться будет не так просто, так что держись.— Это они что, по сто метров в минуту будут проходить? — спросил я, не открывая рта, главным образом для того, чтобы проверить, как меня услышит Чудо-юдо.— Ничего, тише поедут — дальше будут. То есть ближе к цели. Отец умолк. Я не сомневался, что он продолжает слушать и, вероятно, видеть все, что тут у нас происходит. Но в течение длительного, как мне показалось, времени Чудо-юдо никак не вмешивался. А я сидел на старом патронном ящике и думал, чего там Латиф может наговорить хану. Мне казалось, будто доложить о том, что товарищ Рахмон прибыл на переговоры, можно по самой длинной мере в течение пяти минут. Что он там, решил полностью взять на себя мою миссию? Может, он вообще выйдет оттуда с коробочкой, стоящей на блюдечке с голубой каемочкой? От этой дурацкой мысли на душе у меня немного потеплело, но лишь на сорок секунд, не больше. Потому что по прошествии этих сорока секунд Латиф вышел из дверцы, поклонился и сказал:— Ахмад-хан желает видеть посланца Абу Рустема!Звучало это не очень обнадеживающе. Правда, это было еще не; «А подать сюда Ляпкина-Тяпкина!», но и не: «Униженно прошу почтить своим посещением!» Явно вопрос еще не был решен окончательно. А вертолет с «джикеями», поди-ка, уже пролетел немало километров. Ну, с Богом! То есть, бисмиллахи-р-рахмани-р-рахим!За дверцей с ковром оказался еще один, промежуточный предбанник, где, скрестив мохнатые лапы на груди, стоял крупных размеров детина. Как только он отодвинулся, появилась возможность пройти еще в одну дверь. Вот там-то и был расстелен ковер, на котором типично по-восточному, скрестив колени, восседал круглолицый, чернобородый с проседью матерый дядя в американской камуфляжке, благородной зеленой чалме — небось был по совместительству хаджи каким-нибудь, метеорит целовать ходил в Каабе.— Он, — беззвучно подсказал Чудо-юдо, который, должно быть, лично знал Ахмад-хана.Я приложил руку к груди и поклонился.— Да благословит Аллах мир и достаток в доме Ахмад-хана!— Аллах милостив, все в руках его, — степенно ответил тот.— Здоровы ли вы, благородный хан, ваши жены, дети и родственники?— Благодарение Аллаху, здоровы.— Светлейший шейх Абу Рустем ежедневно молит Аллаха о вашем благоденствии. И надеется, что предложения, с которыми он обращался к вам, найдут должный отклик.— На все воля Аллаха. Если ему будет угодно, чтобы мы приняли предложения Абу Рустема, мы их примем. Но Аллах не запрещает людям сомневаться в выборе мирских решений.— Будет ли мне позволено узнать, какие сомнения испытывает досточтимый хан в отношении предложений моего господина? Ахмад чуть пошевелил губами. Лицо его оставалось каменным и мрачноватым.— Гарантии, — сказал он после минутной паузы, — вот что заставляет меня сомневаться, почтенный Рахмон. Какие у меня гарантии? Мир и отдохновение в чужой стране, обещанные твоим господином, могут оказаться миражем в пустыне. Уважаемый Абу Рустем предлагает мне восемьдесят процентов от того, что уже находится у меня в руках. Да, сейчас у меня сложное положение, и естьопасность, что люди, которые сейчас летят к нам на вертолете из Кандагара, недостаточно честны. Но они обещают мне, что, отдав им ту вещь, о которой мы оба знаем, я смогу наладить свои отношения с Талибаном, не пренебрегая своим достоинством и не нарушая заветов предков. И мне не придется вести жизнь изгнанника.— Светлейший шейх понимает ваши опасения, уважаемый Ахмад-хан. Но те люди, что сейчас приближаются к нам по воздуху, как представляется моему господину Абу Рустему, лгут. По сути дела, они просто предлагают вам отдать им задаром вещь, стоящую двадцать миллионов долларов. Знает ли уважаемый хан, каким влиянием на талибов и их вождя Омара они пользуются? И есть ли у них вообще какое-либо влияние? Светлейший шейх полагает, что почтенный Ахмад-хан, известный своим прямодушием и привыкший судить о людях по себе (мне показалось, что Чудо-юдо явно льстит своему собеседнику), излишне доверился словам этих людей.— Ахмад-хана, случалось, упрекали в подозрительности, — сказал властитель, — но еще ни разу — в доверчивости. Я не езжу в Кабул и даже в Кандагар, но хорошо знаю, что там происходит и чего стоят люди, которые послали вертолет.— Тогда, вероятно, почтенному Ахмад-хану известно, что эти люди обращались с теми же предложениями к его младшему брату Хамиду?Ахмад-хан помрачнел. Видать, с брательником он и впрямь не очень ладил.— Клянусь Аллахом, — сказал он ужас как сурово, — что, если твоими устами была произнесена клевета, я пришлю твою голову Абу Рустему.По моим скромным подсчетам, моя беседа с ханом продолжалась уже больше пяти минут. Пора бы Васе выйти на исходную и пустить в дело ГВЭП. Но его влияние никак не проявлялось. Либо что-то заело в аппарате, либо…Несколько длинных пулеметных очередей разорвали гробовую тишину заброшенного кишлака.«Нарвались!» — меня так дернуло, будто раскаленную проволоку протащили от уха до уха прямо через мозги. Но Чудо-юдо, контролировавший меня, тут же рявкнул где-то внутри моей головы:— Не паникуй! Пока все идет в рамках предусмотренного. Ваня, Валет и Болт отвлекают душманье от Васи. Сейчас он ведет тебя в режиме «В», то есть дает внешнюю имитацию. Но картинку можно держать еще пять минут, не больше. Поэтому…И вдруг голос Чудо-юда исчез. Так отрубается телефонная связь, если перерезать провод. Но тут-то не было никакого провода! И я понял: «джикеи», должно быть, уже на подлете и, возможно, уже запеленговали новые частоты моей микросхемы и перебили передачу Чудо-юда.Но подумать об этом я успел лишь на какие-то мгновения, поскольку что-то опять мигнуло в глазах и сразу после этого лицо Ахмад-хана приобрело странное выражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55