Марсела улеглась было рядом со мной, но я жестом велел передвинуться подальше от меня, потому что она попадала в свет, исходивший от топового фонаря на мачте яхты.Лодка уже была неплохо заметна в лунном свете. Она шла на трех парах весел и сидело в ней человек десять. Вряд ли это могли быть полицейские или агенты секретной службы…В это время автомат Марселы дал в небо длинную очередь, и череда трассирующих пуль замерцала на фоне звезд.— Что ты делаешь, идиотка?! — заорал я, но почему-то шепотом.— Я только проверяла, не стоит ли он на предохранителе… — Марсела, держа палец на спусковом крючке, растерянно развела руками, и «узи» чихнул еще несколькими пулями, да так, что они просвистели всего в десяти дюймах над моей макушкой. Я прижался к палубе, и в тот же момент услышал с лодки крепкую ругань с хайдийским акцентом:— Эй, Хуан! Твоя мать была свиньей и трижды шлюхой, а сам ты подстилка для педерастов и грязная вонючка! Разве твоя очередь грабить гринго? Ты что, захотел познакомиться с адской сковородкой ранее установленного срока? Немедленно убирайся с яхты или получишь пулю!— Вот что, — крикнул я, — вы сами вонючки, педерасты и подстилки для педерастов, а матери у вас шлюхи пятикратно и семикратно. Эта яхта захвачена революционными морскими силами Хайди, а вы — проклятые пираты и пособники кровавого палача Лопеса! С вами разговаривает не какой-то траханый Хуан, а Анхель Родригес!— Да как ты смеешь, сукин сын, — проорал кто-то с лодки, — называться именем такого достойного человека? Да ведь он в доках воровал такие грузы, какие нам и не снились!И с лодки ударил револьверный выстрел, а потом — несколько автоматных очередей. Пули роем зажужжали у меня над головой. Я инстинктивно отполз от фальшборта — пули с лодки летели снизу вверх, и опасность угрожала лишь поблизости от края палубы. Но лодка в это время под прикрытием огня уже подошла в мертвое пространство, и достать ее, лежа на палубе, я не мог. Где-то у кормы послышался лязг и скрежет — кто-то забрасывал абордажный крюк. Пираты должны были появиться на каютной палубе, и я спустился в тамбур.Какой-то тип, невидимый мне, распоряжался пропитым голосом, полагая при этом, что говорит шепотом:— Луис, обойди его с тылу! А ты, Арнальдо, ходи наверх, туда, где у гринго вертолет.Вот в этого Арнальдо, который, забросив крюк на ограждение вертолетной палубы, уже попытался выйти наверх, я и выстрелил. Пуля из «Калашникова» стукнула его в скулу и вывернула мозги через висок на противоположной стороне черепа. Затем я, повернув ствол автомата и, прячась в тамбуре, дал несколько очередей вдоль каютной палубы. Там заорали, послышался плеск тела, упавшего в воду, а потом кто-то начал стрелять, пытаясь меня нащупать. Но в это время откуда-то сверху простучала очередная очередь из «узи», и сиплый голос взревел:— Меня убили! Уходим, ребята! — после чего какой-то осел замолотил из автомата, видимо, для прикрытия отхода. Лодка оттолкнулась от борта иукрылась за кормой яхты. Затукал старенький мотор, и она исчезла в темноте.— Марсела! — заорал я. — Ты жива?— Жива, милый, жива! — В восторге оттого, что я поинтересовался ее здоровьем, Марсела спустилась с верхней палубы, наставляя на меня «узи». Палец у нее был на спусковом крючке, и я без всякого сомнения был бы убит, если бы у Марселы в магазине был хоть один патрон. У меня их тоже не было. Бандиты проявили слабость характера, но очень вовремя для нас.— Слушай, — воскликнула Марсела, — я знаю этих ребят! Это банда «Морские койоты». Вожак у них — Бернардо Сифилитик, очень опасный человек!— А с ним ты случайно не спала ни разу? — поинтересовался я в профилактических целях.— Нет, с тех пор как он заболел, ни разу, — утешила меня моя крошка, словно бы забыв об инкубационном периоде. — Да и вообще с этими подонками почти не имела дела. Они тут, видишь ли, орали, что ты… то есть Анхель Родригес, воровал такие вещи, какие и им не снились. Анхель не воровал — он эректировал во имя революции!Объяснить Марселе разницу между эрекцией и экспроприацией было довольно сложно, хотя первое ей, разумеется, было значительно более знакомо, хотя бы по практической работе.Опасаясь, что пираты кого-нибудь у нас забыли, мы прошли в коридор, открыли свою каюту и вооружились новыми магазинами. Мне пришлось взять «узи»— патронов для «Калашникова» больше не было. Мы обыскали и верхнюю и каютную палубу, даже заглянули в носовой салон и гараж, но ничего, кроме Арнальдо с пробитой скулой и выломанным виском, не нашли. При бандите обнаружился только шикарный ножик с выкидным кнопочным лезвием. Ножик я взял себе на память, а Арнальдо спихнул в воду.— «Койоты» вообще-то могут вернуться, — заметила как бы невзначай Марсела. — Если сейчас они по дороге встретят катер Соледад, то вернутся наверняка.— «Соледад» — это название катера? — спросил я.— Ну что ты вообще знаешь о Хайди, — возмутилась Марсела, — если не знаешь Соледад? Соледад — это королева над всеми береговыми ворами и пиратами.— Господи, спаси и помилуй! — вскричал я. — Да у вас тут какой век на дворе?— Нормальный, двадцатый, — невозмутимо проговорила Марсела.— Но пираты — это что, для туристов?— Именно так, грабят здесь туристов. Правда, не все так нахально, как «Койоты» — с пальбой, а то и с мокрыми делами. Некоторые просто воруют с яхт белье или шлюпки, другие, тихонько высадившись, взламывают судовые сейфы или бумажники уводят. Но все равно — Соледад берет плату со всех, кто здесь работает. Она — королева, и тот, кто здесь ворует, должен платить.— Она, наверно, жуткая ведьма?— Ну да! Она была первой вице-мисс Хайди за три года до меня.— И тоже спала с Хорхе дель Браво?— Конечно, — невозмутимо ответила Марсела, — все первые вице-мисс с ним спали. И она так понравилась дель Браво, что он поручил ей собирать дань спиратов. Сорок процентов она отдает в казну, а шестьдесят берет себе. У нее полицейский катер и группа из тридцати коммандос.— А чем вооружен катер?— Там, по-моему, небольшая пушка и пулеметы. Я понял, что отсюда надо убираться подальше. С решимостью идиота я вошел в рубку, поглядел на многочисленные компьютеры, экраны, табло, кнопки и понял, что мне в этом никогда не разобраться. Пришлось идти вниз и выпускать пленниц.— Вы тут с кем-то перестреливались? — спросила Мэри, как будто речь шла о партии в гольф.— Вот что, леди, — сказал я очень серьезно, — сейчас нам надо поднимать якорь и уходить отсюда с максимальной скоростью, пока не появилась здешняя суперпиратка Соледад. Мы нехорошо обошлись с ее холуями, одного застрелили, и она может прибыть сюда с минуты на минуту. Вы сможете одна управлять яхтой?— Ну, я могу запустить программу. Яхта управляется компьютерами, и лишь в крайнем случае можно открыть ручное управление.— Я не нашел даже штурвала…— Естественно.— Марсела, — сказал я, — иди отдыхай. Через два часа сменишь меня, только не забудь запереть Синди.— Какие вы недоверчивые… — поджала губы Мэри. — Вам мало моего честного слова?— Так будет спокойнее, — отрезал я. Синди, когда Марсела бесцеремонно втолкнула ее обратно в каюту, скорчила обиженную рожицу, и мне ее даже жалко стало. Марсела, уходя в нашу каюту, сказала:— Смотри, не увлекайся этой стриженой. Все-таки она баба, хотя и лесбиянка.Мэри поднялась в рубку и, усевшись за пульт управления, набрала на клавиатуре компьютера нужную программу. На табло, расположенном выше лобового стекла рубки, загорелась надпись: «Конечный пункт — 665724 Гран-Кальмаро. Якорная стоянка — 15ё 20' 03» северной широты, 63ё 54 20» восточной долготы. Запас хода без дозаправки — 185 миль. Скорость — 0. Расход топлива — стояночный. Тест систем — норма. Подать команды на подъем якорей и запуск двигателей».После того как Мэри нажала еще несколько кнопок, корпус «Дороти» задрожал, а на носу и корме затарахтели автоматические электробрашпили. На табло появились изменения: «Расход топлива — оптимальный. Тест систем — норма. Подать команду на расчет курса».Мэри подала и эту команду. Включился какой-то экран, где появилось изображение острова, у которого мы стояли, красная мигающая точка обозначала местоположение «Дороти». Где-то лязгнуло — включился редуктор, передающий вращение с вала дизеля на вал винта. Теперь на табло поменялось значение скорости — « — 2 узла».— Почему минус? — спросил я.— Потому, что малый назад, — отмахнулась Мэри. Изменились еще несколько цифр, появилась строчка: «Курс — норд-ост 31ё 12' 20"», потом опять щелкнул редуктор, и двигатели заработали на больших оборотах, уже не встряхивая так сильно яхту.— Ну, все, — сказала Мэри. — Теперь завтра утром мы встанем на рейде Гран-Кальмаро.— И что, вам больше не нужно вмешиваться в управление?— Нет. Только в каких-то экстренных случаях, если ситуация не предусмотрена в памяти главного компьютера.— Тем не менее спать я вас не отпущу до тех пор, пока не выспится Марсела и не приведет вам на смену Синди.— Ну что ж, посидим вместе. Хотите кофе? Не дожидаясь моего согласия, она нажала какую-то кнопку, и из окошечка на панели приборной доски выехали две пластмассовые чашечки, наполненные ароматным черным кофе.— Спасибо, — сказал я, отхлебывая бодрящий напиток. — Вы сами все это сконструировали?— Нет, автомат такого рода был разработан в другом месте, а я просто пристроила его сюда. Мне хотелось сделать яхту, на которой человек будет ощущать себя немножко Богом, Господином вещей.Я поглядел на нее с интересом. Почему-то мне казалось, что извращении — это малоразвитые и тупые бабы, у которых вся энергия уходит в свой неполноценный секс. А в этой стриженой головке, оказывается, были какие-то мысли, технические и философские идеи.— А у вас пушинка в волосах, — сказал я с нежностью, какой сам от себя не ожидал, и снял с макушки Мэри невесомое перышко, то ли потерянное чайкой, то ли вылезшее из подушки. Мэри вздрогнула, будто я ее ударил, и, подняв на меня свое грубоватое, немного припухшее от усталости лицо, посмотрела с интересом. Глаза у нее были темно-карие, глубокие. В них была и задумчивость, и искорка озорства.— Вы что, желаете осуществить свою угрозу? — спросила она.— Какую? — Я столько раз угрожал сегодня разным людям, что позабыл, что она имеет в виду.— Вы днем заявили, что изнасиловать лесбиянку с мужскими наклонностями доставит вам удовольствие. Поскольку ваша соратница ни слова не знает по-английски, она об этом не догадывается.— Вы полагаете, что изнасилование начинается со снятия пушинки? — удивился я.— Это может быть первым шагом, за которым последуют более решительные действия.— И вы их, конечно, очень ждете? — съехидничал я.— Жду, — ответила она, — потому что знаю, с кем имею дело. Конечно, силы у вас немало, но я постараюсь так исцарапать вам морду, что у вашей подружки не будет ни малейшего сомнения в вашей неверности.— Этим вы подпишете себе смертный приговор. Марсела вас застрелит.— Но и вам не поздоровится. Она напишет на вас жалобу в Центральный Комитет, и вас расстреляют, как «врага народа».— Не верьте тому, что выдумывают отщепенцы и подонки, бежавшие из России,— я мысленно поблагодарил еще раз покойного Комиссара за то, что в моей памяти сохранилось кое-что из его лекций, — все они педерасты и жулики, содержащиеся на деньги ЦРУ и «Интеллидженс сервис». А вам очень идут ваши маленькие сережки с синими камушками. И личико у вас очень милое, даже когда совсем сердитое. А когтей ваших я не боюсь, шрамы только украшают лицо партизана.— Как ваше имя? — заметно порозовев, сказала Мэри.— Анхель Родригес, по-английски меня можно называть Энджелом.— На черта вы похожи больше, точнее — на дьявола-соблазнителя.— Это комплимент?— Это констатация факта.— Тогда, насколько я понимаю, вам надо молиться, чтобы Господь отвратил вас от соблазна. Значит ли это, что вы готовы поддаться соблазну?Мэри еще больше покраснела и сказала:— Отпустите меня! Я хочу спать!— Я не умею управлять вашей чертовой машинкой.— Но она не нуждается в том, чтобы ею управляли такие идиоты, как вы. Выпустите меня!— Хорошо, — согласился я, — но не думайте, что вы пойдете спать к Синди. Я подниму ее и посажу дежурить вместо вас…— Вы сексуальный маньяк? — спросила Мэри. — У вас есть ваша Марсела, а вы пристаете к порядочным женщинам.— Никогда не считал лесбиянок порядочными женщинами, но, увидев вас, почувствовал, что ошибался. Вам так подходит эта мальчишеская стрижечка, она вас необыкновенно молодит… Очень хорошо, что открыты ушки — они у вас розовые, а в них сережки с голубыми камнями — это так красиво…Мэри засопела сердито, вскочила и двинулась к выходу из рубки.— Ладно, зовите сюда Синди, делайте с ней, что хотите, но меня отпустите. И зачем я только напоила вас кофе?— Никогда не жалейте о добром деле. Так учил нас Карл Маркс, — сказал я так уверенно, что даже сам поверил в точность источника. — Но Синди я звать не хочу. Я хочу, чтобы остались вы. Синди — беленькая домашняя кошечка, а вы страшная, зубастая медведица. Но очень симпатичная!Она рванулась к двери, но я загородил дверной проем. Мэри попыталась упереться мне в грудь руками, но я сцапал ее за запястье и сказал:— Прекрасный случай поцеловать вам руку. Я от ваших ручек без ума… — и тут же, не без применения силы, подтянул к губам ее крепкие, довольно крупные кулаки. Поцелуи легли на костяшки, на кофейного цвета загар, под которым, заметно приподняв кожу, пульсировали вены.— Вы хулиган! — произнесла Мэри. — Маньяк! Насильник!Она дрожала, лицо было пунцовое, а в глазах было нечто среднее между ненавистью и восхищением. Кулаки разжались, и мои губы прижались к ее белым, теплым ладошкам, для женщины, быть может, и жестковатым, тонко источавшим запах духов. На верхней губе у меня уже успела отрасти после вчерашнего бритья коротенькая щетина, и я позволил себе пощекотать ею впадины ее ладоней, потом бугорки у нижних суставов пальцев, подушечки…— Энджел… — пробормотала Мэри, и я почувствовал, что она перестала вырывать руки. — Отпустите…— Ну не лишайте меня этого удовольствия! — попросил я. — Когда еще попадутся мне такие милые ручонки!Пользуясь тем, что Мэри не вырывается, я отпустил левую руку и чуть-чуть сдвинул рукав ее рубахи. Поцелуи, словно горох, высыпались на обнаженную кожу — от запястья до локтя. Не давая ей опомниться, я отпустил правую руку, схватил левую и повторил ту же операцию.— Вы чудовище, Энджел… — пробормотала Мэри. — Вы нахал, негодяй, убийца…Все это говорилось с придыханиями, со вздыманием груди, и у меня не было сомнений, что я на верном пути. Мои руки оказались у нее на талии, и я мягко привлек ее к себе. Сопротивления не было, но губы ее по-прежнему бормотали мне нехорошие слова:— Ненавижу всех мужчин… Грязные скоты и вонючки… Небритые рожи!— А мне нравятся небритые женщины, — сказал я, после чего с нежностью, которой не испытывал и к матери родной, коснулся губами темного пушка, росшего над верхней губой Мэри. Я поцеловал ее в уголки рта, в ложбинку под носом, в рдеющие горячие щечки, в испуганно блеснувшие и закрывшиеся глаза. Дьявольски приятно было ощущать, как она трепещет, как дрожит все ее большое, крепкое, но все-таки женское тело.Пальцы мои пробрались под рубаху, легли на ее гладкие горячие бока, скользнули по влажной, шелковистой коже.— Сумасшедший… — шепнула она, и ладони ее уперлись мне в живот, но… неожиданно соскользнули и оказались у меня за спиной, на моих лопатках.— Какое все жесткое, грубое… — проворчала она. — Нарастил мышцы, обормот!За это я наказал ее еще одним поцелуем в губы, на сей раз крепким, сильным, всосавшим ее язык ко мне в рот. Она обмякла, держась обеими руками за мою спину, а мои пальцы, воспользовавшись моментом, очутились у нее в трусах, на крепких, крупных и прохладных половинках зада.— Бесстыдник! — прошептала она, делая какую-то попытку вырваться, но, по-моему, чисто демонстративно. Я гладил эту огромную, тяжелую, чуть колышущуюся попку, а спереди меня обдавал жар, исходящий от возбудившегося тела Мэри. Не буду утверждать, что все это было нипочем и мне самому. Штуковина, как видно, не слишком усталая после приключений с Марселой, была готова к новым подвигам. Тоненькие женские трусики были для нее слишком слабой упаковкой, поскольку не доходили мне даже до пупа. Воспользовавшись этим, змей-соблазнитель прополз между резинкой и моим животом, высунувшись наружу. А поскольку Мэри уже прижалась ко мне совсем тесно, то не могла его не ощутить.— Это… он? — спросила Мэри так, будто не изучала в школе анатомии. Вместо ответа я одним рывком спустил с нее и шорты и трусы. С легким шелестом они упали на палубу, а я с жадностью заелозил руками по ее мягкой спине, добрался до бретелек купального бюстгальтера, развязал их, и купальник вместе с рубахой тоже оказался на полу рубки.— Нет, нет! — прошептала Мэри. — Тут очень светло…Я вытянул ее из рубки на залитую лунным светом верхнюю палубу и притиснул к стене рубки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71