Одной из первых мер нового царя было освобождение британских моряков, плененных его отцом. Распоряжение об этом было сделано 7 апреля. 12-го числа того же месяца британские корабли вошли в Балтику – к великому удивленно северных держав, которые думали, что большое углубление этих кораблей помешает этому. Трехдечные корабли должны были выгрузить свои орудия для того, чтобы пройти через некоторые отмели в десяти милях выше Копенгагена. После крейсерства, целью которого была попытка захватить шведский флот, бывший, по слухам, в море Паркер стал со своими кораблями на якорь в бухте Кюге – близ берега Зеландии, у входа в Балтику. Там он ожидал дальнейших инструкций от своего правительства, так как русский посланник в Копенгагене известил его, что новый царь не допустит войны. Нельсон совершенно не одобрял такого бездействия. Россия могла согласиться на условия Великобритании, но была бы большая вероятность, что она действительно сделает это, если бы британский флот стоял на Ревельском рейде. Кажется, так смотрело на дело и министерство. Оно получило известия о Копенгагенском сражении 15 апреля и около того же времени узнало о смерти Павла I. Этим последним фактом оно весьма целесообразно воспользовалось для перехода к примирительной политике. 17-го числа Паркером были получены приказания, отменявшие прежде данные ему инструкции. Если бы Александр снял эмбарго и освободил матросов, то всякие враждебные действия должны были прекратиться. В противном же случае предписывалось предложить России такое прекращение, если она пожелает вести переговоры, но под условием, чтобы до тех пор, пока корабли и матросы их не будут освобождены, ревелъский отряд не соединялся с кронштадтскими uvice resa. Такие инструкции предполагали местонахождение британского флота весьма далеко от бухты Кюге, лежащей далее четырехсот миль от Ревеля.
Через четыре дня отданы были приказания о смене Паркера и о назначении на его место Нельсона. Принимая во внимание, что этот шаг был сделан всего неделю спустя после вестей о победе, его едва ли можно истолковать иначе как скрытое неодобрение образа действий Паркера. Одно выражение Нельсона наводит на такое толкование. «Те, которые желают следствия, плохие друзья сэра Гайда-Паркера, – писал он конфиденциальному корреспонденту. – Его друзья в эскадре желают, чтобы все о действиях последней было забыто, потому что мы все уважаем и любим сэра Гайда, но чем лучше относятся к нему друзья, тем более беспокоит их его бездеятельность. Кроме же нее в действительности нет никакого преступления». Приказания об упомянутой смене главнокомандующего были получены 5 мая. Первым сигналом Нельсона было поднять шлюпки и приготовиться к съемке с якоря. «Если бы сэр Гайд ушел, – писал он в полдень того же дня, – я был бы теперь под парусами». 7-го числа флот оставил бухту Кюге и 12-го появился близ Ревеля. Русский отряд, однако, уже отплыл оттуда тремя днями ранее и был теперь в безопасности под орудиями Кронштадта. Из Ревеля Нельсон послал весьма любезное письмо русскому министру иностранных дел, но получил в ответ известие, что «единственным доказательством лояльности его намерений, какое может признать царь, было бы немедленное удаление его флота; и что до тех пор переговоры не могут происходить». – «Я не думаю, чтобы он написал такое письмо, – сказал Нельсон, – если бы русский флот был в Ревеле». Но птица улетела, и он с вежливыми объяснениями удалился из порта. Однако он все еще оставался на Балтике, ожидая исхода переговоров, но Россия хотела мира, и 17 мая царь приказал освободить британские суда, на которые было наложено эмбарго. 4 июня Великобритания также освободила датские и шведские суда, задержанные в ее портах. Россия и Пруссия уже согласились 27 апреля, что враждебные меры против Англии должны быть прекращены, Гамбург и Ганновер эвакуированы, а свобода плавания по рекам восстановлена.
17 июля была подписана в С.-Петербурге конвенция между Россией и Великобританией, устанавливавшая соглашение в спорных пунктах. Вопрос о Мальте был обойден молчанием. Что же касается вопроса о нейтральных судах, то Россия согласилась признать требование, чтобы нейтральный флаг не прикрывал неприятельского груза; и если она добилась формального допущения, чтобы предметы, вывозимые из неприятельских стран, которые сделались нейтральным имуществом, не подлежали захвату, то все-таки согласилась на весьма важное требование Великобритании, чтобы это условие не распространялось на колониальные произведения. Эти последние, кому бы они ни принадлежали, не могли перевозиться на нейтральных судах прямо из колоний в метрополию, если она была одной из воюющих сторон. Великобритания, с другой стороны, согласилась на признание за нейтральными сторонами права перевозить предметы прибрежной торговли воюющих сторон, а также и на то, чтобы морские припасы не были включены в категорию предметов военной контрабанды. Последняя уступка имела серьезное значение, первая, вероятно, не имела, потому что прибрежная торговля ведется обыкновенно при посредстве мелких судов, специально приспособленных к местным условиям, Что же касается осмотра коммерческих судов, идущих под конвоем военного корабля, то Россия согласилась на него в принципе, а Великобритания приняла способы, которые должны были сделать сам процесс осмотра менее оскорбительным. Приватиры в таком случай не имели права осмотра. Вопрос этот не имел большого значения, так как нейтральные коммерческие суда не легко подчиняются стеснениям и задержкам, сопряженным с плаваниями в караванах, под конвоем, и таким образом теряют главное преимущество – преимущество в скорости, которое они имеют над судами воюющих сторон. Если же нейтральная держава находит необходимость в конвое для своих коммерческих судов, то сам этот факт указывает на то, что отношения между ней и той или другой из воюющих сторон уже натянуты.
Швеция и Дания по необходимости следовали образу действий России и согласились на все условия конвенции, заключенные между ней и Великобританией, Швеция – 23 октября 1801 года, а Дания – 30 марта следующего года. Запрещение транспортировать колониальные произведения в Европу имело значение для них, хотя и не имело значения для России. В то же самое время прибалтийские государства возобновили между собою обязательства, которые были исключены из их конвенции с Великобританией, относительно того, чтобы нейтральный флаг покрывал на корабле груз противника и чтобы военный конвой освобождал коммерческие суда от осмотра. Эти принципы были по существу дела изменениями, которые старались ввести в международное право, а не правами, основанными на давнем обычае. По этой причине Соединенные Штаты и прибалтийские державы, хотя и сочувствовавшие этому нововведению, были мало расположены пытаться принудить силой оружия Великобританию к отказу от ее санкционированных долгой практикой притязаний.
Таким образом, обширная комбинация против Великобритании, которую Первый консул создал на севере, распалась без результата в том, что касалось его целей. В течение кратковременного существования Северной лиги он деятельно принимал в южной Европе, против Неаполя и Португалии, другие меры, имевшие целью еще больше изолировать и затруднить великую морскую державу и облегчить себе возможность переправить в Египет продовольственные припасы и подкрепления, в которых французская армия там так сильно нуждалась. «Посланник Республики, – писал он в феврале 1801 года, – заставит испанское министерство понять, что мы должны какою бы ни было ценою сделаться господами Средиземного моря… Франция будет иметь там пятнадцать линейных кораблей до равноденствия, и если еще Испания присоединит к ним пятнадцать своих, то англичане, – для которых скоро должны быть уже заперты порты Сицилии, Лиссабон и Неаполь, – не будут в состоянии держать в Средиземном море тридцать кораблей. А раз это так, то я не сомневаюсь, что они эвакуируют Маон, из-за невозможности оставаться в том море».
Что касается закрытия портов, то Бонапарт с достаточным основанием рассчитывал достигнуть этого при посредстве своих армий; надежда же его на соединение тридцати испанских и французских кораблей была ошибочна, так как он строил ее на ожидавшемся содействии со стороны русского Черноморского флота и на том, что большое число британских судов должно держаться на Балтике и близ Бреста. После перемирия с Австрией корпус Мюрата был передвинут к Неаполю, и в самый день заключения Люневильского мира, 9 февраля, было подписано на тридцать дней перемирие с Обеими Сицилия-ми. За ним последовал 28 марта окончательный мирный договор. Неаполитанское королевство обязалось закрыть доступ в свои порты, в том числе и сицилийские, как военным, так и коммерческим судам Великобритании и Турции. Все же суда Франции и ее союзников, так же как и северных держав, получали в эти порты свободный доступ. Упомянутое королевство потерпело также некоторые территориальные потери; но самый существенный пункт договора сохранялся в секрете. Юго-запад Италии должен был быть занят 12-или 15-тысячным отрядом французов, содержание которого возлагалось на Неаполь и которому должны были быть сданы все приморские крепости к югу от реки Офанто и к востоку от Брадано, включая порты Таранто и Бриндизи. «Эта оккупация, – писал Бонапарт своему военному министру, – имеет целью лишь облегчить сообщения египетской армии с Францией». Неаполитанские порты сделались убежищем для французских эскадр, тогда как оккупационная армия была наготове сесть на суда. К несчастью для Франции, союзные турецкая и британская армии уже высадились в Египте и выиграли Александрийское сражение за неделю до подписания ее договора с Неаполем. Непосредственным результатом этого было разделение французских войск в Египте, так как одна часть их была оттеснена к Каиру, а другая была заперта в Александрии, тогда как флот адмирала Кейта крейсировал близ берега.
Ни одной французской эскадре не удалось доставить в Египет столь желанные подкрепления, несмотря на многочисленные усилия Первого консула. Неудача была следствием двух причин: бедности французских портов и трудности для большего отряда судов прорваться мимо неприятеля соединенно, а для нескольких мелких отрядов – соединиться вместе, при бдительности британцев. Оба эти затруднения были созданы главным образом суровой и методической системой, введенной графом Сент-Винсентом, который, к счастью для Великобритании, принял команду над флотом Канала в то самое время, когда Бонапарт старался внушить французскому флоту более рациональный образ действий и вдохнуть в него большую энергию. В феврале 1800 года он предписал адмиралу Брюи отплыть из Бреста более чем с тридцатью французскими и испанскими линейными кораблями, отогнать блокировавшие порт британские суда, освободить Мальту, послать легкую эскадру в Египет и затем привести свой флот в Тулон, где его положение было бы благоприятным для контроля над Средиземным морем. Так как в исполнении этих инструкций произошло замедление вследствие недостатка припасов и недружелюбного отношения со стороны испанцев, то Бонапарт писал опять в конце марта: «Если до равноденствия британский флот не будет рассеян, то нам придется проститься с мыслью о доставлении подкреплений в Египет и о принуждении британцев к снятию блокады с Мальты – как ни важно было бы для нас успеть в этом». В течение зимних месяцев он неутомимо старался, о чем уже упоминалось, направить в Египет «непрерывный поток» мелких судов.
После осеннего равноденствия Бонапарт опять приготовился к большой морской операции. Адмиралу Гантому было предписано отплыть из Бреста с семью линейными кораблями, на которых было, кроме специальных морских команд, еще четыре тысячи солдат и огромное количество боевых и продовольственных припасов. «Адмирал Гантом, – писал Бонапарт Мену, главнокомандующему в Египте, – доставит вашей армии помощь, которой до сих пор мы не имели возможности послать. Он вручит вам и это письмо». Последнее было помечено 29 октября 1800 года, но ему не было суждено дойти по назначению. Гантом не мог выйти из Бреста ранее как почти три месяца спустя, когда, 23 января 1801 года ужасный северо-восточный шторм отогнал от упомянутого порта британцев и тем дал ему возможность выйти в море. «Это было большим неблагоразумием, – говорит Тьер, – но что можно было сделать в присутствии неприятельского флота, который непрерывно блокировал Брест во всякую погоду и удалился только тогда, когда крейсерство сделалось невозможным. Оставалось или совсем не выходить из порта, или же сделать это в бурю, которая должна была отогнать британскую эскадру». Самые обстоятельства выхода Гантома, так же как и последующие испытания его, ярко иллюстрируют ужасные для Франции последствия блокады. Она не могла помешать случайным прорывам, но ставила почти непреодолимые препятствия соединению между собой отдельных отрядов французского флота и совершению каких бы то ни было больших военно-морских операций. Состояние погоды, избранное для выхода эскадры Гантома, имело последствием то, что эскадра была сейчас же рассеяна и претерпела значительные аварии. Суда ее не могли соединиться в полном составе ранее как через неделю. 9 февраля она прошла Гибралтар; но весть о ее прорыве уже дошла до крейсировавшего близ Кадиса британского адмирала Уоррена, который быстро последовал за ней, войдя в Гибралтар только сутками позже. 13 января Гантом захватил британский фрегат, от которого узнал, что Средиземноморская эскадра под начальством лорда Кейта конвоировала тогда пятнадцатитысячную армию британцев, предназначенную для операций в Египте. Он ожидал, что Уоррен также скоро последует за ним; аварии, которые потерпели его суда во время шторма, заставили его задуматься. Взвесив все обстоятельства, он решился оставить намерение идти в Египет и повернул в Тулон. Уоррен оставался крейсировать в Средиземном море, поджидая французского адмирала, который дважды затем пытался идти по назначению. В первый раз он был вынужден возвратиться вследствие столкновения между двумя его кораблями. Во второй – возникшие среди команды болезни заставили его отослать назад три корабля. Остальные четыре достигли африканского берега несколько западнее Александрии, где и предприняли высадку войск, но эскадра Кейта появилась на горизонте, и они, обрубив канаты, поспешно удалились, не достигнув своей цели.
Такая же неудача постигла и попытку Бонапарта стянуть достаточные силы в Кадис, где испанцы были вынуждены уступить ему шесть линейных кораблей и где было еще кроме того несколько испанских судов. К ним он намеревался присоединить большой отряд из Рошфора, под начальством адмирала Брюи, который должен был командовать всеми силами после их соединения. Однако к сосредоточению кораблей в каком-либо пункте представлялись препятствия в виде британских эскадр, которые стояли перед портами, откуда французы должны были выйти и которые грозили погубить в конце концов великий план Бонапарта, если бы даже сначала французским судам и удалось как-нибудь миновать встречи с ними. Выгода центральной позиции ясно сказалась теперь. С другой стороны, там, где французам посчастливилось собрать большое число кораблей, как, например, в Бресте в 1801 году, недостаток морских припасов, явившийся следствием того же близкого наблюдения британцев за портом и захвата упомянутых припасов как предметов контрабанды, парализовал возможность снаряжения этих кораблей. Увидев, таким образом, что намеченные планы должны расстроиться в Бресте, Первый консул назначил местом сосредоточения сил сначала Рошфор. После следующего затем сбора их в Кадисе Брюи должен был держаться наготове для дальнейших операций. Если бы не удалось оказать помощь Египту прямо, то, может быть, удалось бы сделать это косвенно – нарушением сообщений британцев. «Каждый день, – писал Бонапарт, – сотня судов проходит через Гибралтар под слабым конвоем, для снабжения Мальты и английского флота». Если бы этот путь был фланкирован у Кадиса такой эскадрой, какой командовал Брюи, то понадобились бы большие усилия для его защиты. Но сосредоточение в Рошфоре не удалось, корабли из Бреста не могли попасть туда, да и рошфорским кораблям так и не удалось оставить место своей стоянки.
Одновременно с описанной попыткой Бонапарт пытался увеличить силы в Кадисе еще другим путем. Три судна, отосланные назад Гантомом после второго его отплытия из Тулона, также получили приказание следовать туда под командой контр-адмирала Линуа. Последний успешно достиг Гибралтарского пролива, но там узнал, через захваченный им приз, что семь британских кораблей крейсируют близ места его назначения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95