Но я уже наметил план дальнейших действий. Во время следующего сильного снегопада мы уйдем в холмы. Нам нужен большой снегопад, чтобы скрыть следы. А до этого придется посидеть в пещерах.У нас скопилось много оленьих шкур, одни грубо обработаны, другие выделаны отлично. Одну из самых красивых я углядел у начи и хотел совершить обмен. Но когда он узнал, что я намерен подарить ее Ичакоми, индеец отдал ее мне просто так.Рисовать карту по памяти непросто, но Саким был хорошим учителем, и я старался изо всех сил, используя все пространство оленьей шкуры. Что Ичакоми отличает высокий интеллект, я понял сразу, но тот, кто собирается заняться обучением, должен учитывать имеющиеся у его ученика знания, а мир Ичакоми ограничивался всего двумя-тремястами милями вокруг ее деревни да слухами.Она видела Мексиканский залив, но знала только то, что это большое водное пространство. Некоторые представители ее народа посещали Кубу и даже Ямайку. Давным-давно они торговали с Юкатаном, но об этом сохранились смутные воспоминания как о времени до прихода испанцев. Ни'квана был одним из тех, кто в последний раз посетил Юкатан. Они встретились там с испанцами и ретировались.Если не ошибаюсь, переход моего отца через Атлантический океан длился шестьдесят два дня. Могла ли Ичакоми представить себе такое водное пространство? Я рассказывал ей о различных странах, больших городах, морских и речных судах.Мы имели достаточно пищи и топлива и потому могли не выходить за пределы пещеры, чтобы не привлекать внимания врагов.После того нежданного визита кто-то теперь всегда стоял на страже. Чаще других — я, иногда Кеокотаа или начи. К счастью, никто не появлялся. Шел небольшой, очень легкий снег. Сидя в пещере у костра, я начал рисовать карту.Давным-давно, когда мы с братьями были мальчишками, Саким заставлял каждого из нас рисовать карту мира и объяснял все так, как сам знал. А поскольку Саким исповедовал ислам, в центр мира он ставил Мекку, в которую со всех концов света стекались паломники.Только за последний век Европа узнала о многих странах и верованиях, существующих в самых отдаленных уголках земного шара. И представление о нашей планете во многом изменилось.Прервав свое занятие, чтобы подбросить топлива в затухающий костер, я огляделся и увидел, что все спят. Несколько мужчин начи перешли в нашу пещеру, чтобы было свободнее Ичакоми и ее женщинам.Ночь стояла тихая, иногда только слышалось потрескивание дров в костре или шипение сырого полена.Зачем я взялся за это? Почему рисовал карту мира для индейской девушки, которая никогда не увидит его, да, вероятно, и не хочет знать о нем?Разве мне убедить Ичакоми, даже с помощью моей карты, что мир огромен? И хорошо ли для нее знать это? Пока она — центр своего мира, а теперь обнаружит, что он до смешного мал. Захочет ли она принять его таким? Хотел ли этого я?Был момент, когда я чуть не бросил свою карту в огонь, но сама по себе работа уже захватила меня, и мне не терпелось завершить ее. Предположим, когда-нибудь я стану отцом. Разве я не сочту своим долгом объяснить сыну или дочери, в каком мире они живут?Я раздраженно покачал головой. Что за глупая мысль! Я не собирался обзаводиться семьей, не собирался жениться. Когда придет весна, я уйду далеко в горы. Есть на свете еще столько всего, что я должен увидеть.Однако я вернулся к карте и тщательно нарисовал Черное и Каспийское моря. Сам Саким был родом из мест, расположенных недалеко от Каспийского моря, и прежде, чем попасть в Багдад и Алеппо, побывал в Ташкенте и Самарканде.Наконец я свернул карту в трубку и лег спать.Я долго не мог уснуть, мысли роились у меня в голове. Как сделать, чтобы Ичакоми поняла мой мир? Как заставить ее осознать, что ее собственный мир не может оставаться неизменным? Если она даже найдет место в горах, это будет лишь временным убежищем, от перемен нельзя спрятаться. Нужно приспосабливаться или умирать. Я сам видел, как люди избавлялись от старого образа жизни и привыкали к новому, как искали способы делать то, чего не делали никогда прежде.Под утро я замерз больше, чем обычно. Выбравшись из-под шерстяного одеяла и бизоньих шкур, я помешал костер, добавил в него дров и выглянул из пещеры. Никакого движения в белом мире не наблюдалось. Небо стало плоским и серым, а река превратилась в блестящую ледяную дорогу.Когда я шел к пещере Ичакоми, где все еще спали, снег скрипел у меня под ногами. Войдя внутрь, я помешал угли, уже подернутые пеплом. Огонь вспыхнул снова. Когда хорошее пламя выгнало холод из пещеры, я тихонько вышел и возвратился к себе. Сначала я дрожал у костра, лицо мое горело, а спину свело от холода. Однако постепенно пещера нагрелась, я взял свою оленью шкуру и снова принялся за карту. Замерзшие пальцы двигались с трудом, но меня захватила работа. Однако, пока я корпел над своим творением, сомнения мне не давали покоя.Что значат для нее мои откровения? Поверит ли она в них? Я слышал, что многие индейцы сомневались в истинности историй, которые рассказывали европейцы, так же может засомневаться и она.Предположим, она поверит. Что это даст ее миру? Ее вере? Ей самой?Она — Солнце. Для своего народа — самая главная, и всегда будет ходить в своем мире с гордо поднятой головой, уважаемая и почитаемая. Что произойдет, если она узнает, что ее народ неизвестен в огромном мире, что ее веру в нем не признают? Я сидел над своей картой в замешательстве, потом отложил ее в сторону. Добавив в костер дров, уставился на огонь.Может, лучше забыть о своей карте и предоставить Ичакоми возможность жить по-прежнему и верить в то, во что она верит сейчас. Но будет ли так?Французам, испанцам, англичанам, голландцам — всем нужна земля. Они прибудут сюда и поселятся здесь. Кто способен им помешать? Лучше подготовить Ичакоми к тому, что все равно произойдет. Она казалась очень умной девушкой, или я находил в ней что-то такое, что хотел найти?Эта мысль остановила меня. Почему меня волнует ее судьба? Она ничего не значит для меня. Когда погода изменится, мы разойдемся. Я пойду дальше, на запад, она — обратно, домой.Но если у нее будет эта карта и она поймет, что произошло в других странах, она сможет лучше подготовиться к тому, что произойдет здесь.Я подошел к выходу из пещеры и посмотрел на белую пустынную землю, лежащую передо мной. Горы, долины, степь — все застыло в ледяных объятиях зимы.Топлива, мяса нам, наверное, хватит, чтобы переждать холода. Потом снова придется охотиться. Уйти на восток через равнины теперь невозможно. Однако нападения коунджерос мы могли уже не опасаться. Сейчас они, как любые разумные индейцы, должно быть, сидят в своих вигвамах. Оставался только Капата. От него можно ждать всего.Он — человек мстительный, к тому же спешит. Снег или холод такого не остановят. Зима наверняка поубавила амбиций у его компаньонов, но не у него самого.Стоя у выхода из пещеры, полускрытый кустами и деревьями, л старался представить себе, какой следующий шаг предпримет Капата.Все следы исчезли под снегом, но изощренный ум нашего противника мог подсказать ему, куда мы могли пойти. Мы, как и все, искали укрытие от холода и ветра. Лучше пещеры ничего и быть не может. А если иметь в виду пещеру, то логично искать нас в горах.Конечно, вдоль ручьев и рек не так уж много укромных уголков, где можно притаиться, и найти их нетрудно. Капата встретится с коунджерос, и если даже не заключит с ними союз, то, во всяком случае, получит необходимую информацию и постепенно, исключая одно за другим, доберется до места нашего возможного пребывания.Как же здесь холодно сейчас, как холодно! А Капата теперь, наверное, сидит в каком-нибудь вигваме и злится на вынужденное бездействие, горя от нетерпения выйти и действовать. Когда-то мороз спадет и он ринется на поиски.У Ичакоми мало воинов, и они не отличались свирепостью, как те, с которыми им придется встретиться. С помощью умелой дипломатии начи избегали войн и стычек чаще, чем другие племена. Коунджерос презирали миролюбие.В зимнюю пору мало кто из индейцев решается отлучаться из дому. Слишком велика опасность замерзнуть в степи, особенно если ранен. Лежать у костров и рассказывать разные истории — самое разумное в таких обстоятельствах.Я добавил дров в костер.До конца дня нужно принести в пещеру еще дров. Пламя жадно и быстро пожирало сухое дерево. Немного погодя я отложил свою карту и отколол кусочек замороженного оленьего мяса, которое ломалось как дерево. Положив его в рот, Я снова пошел к выходу из пещеры.Горы и степь застыли в безмолвии.Наломав больших веток с упавшего дерева, я понес их в пещеру. Усердно трудясь, за несколько минут заготовил топлива на целый день и большую часть ночи.С последней охапкой дров я обернулся, и вдруг мой взгляд уловил какое-то движение. Я замер, потом медленно повернул голову. Очень далеко кто-то шел по снегу! Зверь или человек? Он направлялся к нам!Пораженный, не веря своим глазам, я стоял, наблюдая.Насколько он далеко? Миля? О нет, больше! Пара миль?Что это? Кто это?Я ждал. Глава 19 Кеокотаа уже стоял рядом со мной.— Он ранен, — сказал он, — не может хорошо идти.Мы наблюдали за скрюченной фигурой, с трудом преодолевающей глубокий снег, и меня обуревали отнюдь не христианские чувства. Кто бы ни был там внизу, он нес нам только беду, прокладывая след прямо к нашему убежищу, в то время как нам вовсе не стоило привлекать к себе внимание.Кажется, он один и, скорее всего, откуда-то сбежал. Возможно, попал в плен к индейцам и ухитрился удрать.— Он знает о пещерах, — заключил Кеокотаа.Мы намеренно не двигались, поэтому человек не мог знать о нашем присутствии. Единственной причиной его стремления добраться сюда могло быть то, что он знал об этих пещерах и искал в них убежища от холода. Он находился еще далеко и, видимо, очень замерз. Мы посмотрели, нет ли за ним погони. Нет, погони не было.Человек остановился и оглянулся. Кто-то все же следовал за ним? Или он просто опасался этого? При таком снежном покрове идти по его следам не составило бы проблемы. Все наши усилия оставаться незамеченными становились бессмысленными.А путник все шел и шел… Снег оказался глубже, чем мы думали. Один раз он остановился и, заслонившись ладонью, стал разглядывать склон горы, в котором были пещеры. Он смотрел прямо туда, где стояли мы, но нас видеть не мог, так как мы притаились среди кустов и деревьев.Отступив к скале и используя углубление, промытое бегущей водой, я добрался до соседней пещеры. Там на часах стоял начи Унствита. Он не говорил ни по-английски, ни на языке крик, поэтому я показал ему знаками, что сюда идет человек. Он сейчас же пошел посмотреть, потом исчез в пещере и оттуда донеслось тихое гудение голосов.К выходу подошла Ичакоми и стала наблюдать за незваным гостем. Потом повернулась ко мне и сказала:— Это белый человек.Белый? Пораженный, я снова взглянул. Возможно ли? Но — белый человек? Здесь?!Правда, я-то был здесь. А далеко на севере жили французы, на юге — испанцы. Я накинул на себя шерстяное одеяло, чтобы замаскировать пистолеты.— Пусть все останутся внутри, — распорядился я, — только Кеокотаа и Унствита займут позиции у входов в пещеры.Она согласилась, наблюдая за человеком.— Кеокотаа говорит, что он ранен, — пояснил я.— Да, верно.Этот человек был действительно в отчаянном положении. У раненого мало шансов выжить на холоде, а день не обещал стать теплее. Я проследил его путь. Погоня не объявлялась. Выходит, сбежал благополучно? Или его враги выжидали, зная, что в такую погоду ему далеко не уйти.Незнакомец подошел уже совсем близко, когда вдруг остановился, пригнулся и стал дико озираться — на снегу, где мы собирали топливо, он увидел следы, щепки и куски коры.— Все в порядке, — спокойно произнес я, — вы можете войти.Единственным его оружием была толстая палка, которую он, должно быть, где-то подобрал и теперь крепко сжимал в руке. Он уставился туда, где мы стояли, но никого не увидел, так как мы оставались под прикрытием кустов и деревьев.— Кто здесь? — спросил он по-испански.— Друг, — ответил я тоже по-испански, — если вы пришли с дружественными намерениями.Сделав несколько шагов, он остановился, наконец разглядев меня и Кеокотаа.— Кто вы?— Путешественники, — ответил я, — а вы?Он промолчал, но подошел еще ближе.— Я голоден, — сказал он.— Те, кто гонится за вами, далеко?— Кто? — удивился он. — Никто не гонится за мной. — Он всмотрелся в мое лицо. — Мне нужна лошадь. Я могу заплатить.— У нас нет лошадей, — ответил я.— Нет лошадей?! — Он почти кричал. — Мне нужна лошадь! Сейчас!— У нас нет лошадей, — повторил я. — Вы сбежали от индейцев?Теперь я мог разглядеть его. Коренаст, недурен собой, бородат. Очевидно, совсем недавно ему перебили нос. Несомненно, он был испанцем и, вероятно, побывал в какой-то переделке.— Я не видел никаких индейцев, — нетерпеливо заявил он, — по крайней мере давно. Я должен вернуться в Мексику.— Мексика далеко, — посочувствовал я. — Вы можете достать лошадей в испанских поселениях.— Это займет несколько дней! — злобно воскликнул он. — Дорога каждая минута!— Вот еда, — предложила Ичакоми.Он взглянул на нее мельком, потом посмотрел снова и совершенно изменил тон.— Бог мой! Какая красавица! — В его голосе звучал неподдельный восторг.Тут я внезапно разозлился. Что он воображает о себе, в конце концов?— Она — Солнце, — холодно сказал я. — Солнце индейцев начи. Она принцесса.— Охотно верю! — Он снова взглянул на нее. — Такая женщина! В таком месте!Испанец раздражал меня, я схватил его за руку и хотел показать, куда идти. Он выдернул руку, потянулся к кинжалу, который висел на поясе, и уставился на меня.Я передернул плечами:— Тогда уходите. До поселков далеко.Он выругался, потом улыбнулся:— Я дурак. Вы говорили о пище?Указав на нашу пещеру, я повел его. Оглянувшись, я увидел, что Ичакоми наблюдает за мной. Мне показалось, что она улыбается, и это почему-то еще больше разозлило меня.Испанец не выглядел простым солдатом. Возможно, он возглавлял какую-нибудь уничтоженную экспедицию. Я спросил его об этом.— Нет, — ответил он на мой вопрос, — не уничтоженную.Он взял тушеное мясо, которое я ему предложил, и начал жадно есть.— Мы повздорили, — объяснил он, немного насытившись. — Диего не желал идти дальше, а я хотел. Мы подрались.— Он победил вас?— Нет, я победил. — Он поперхнулся, глотнул воды, затем стал разглядывать кусок мяса, который ел, выбирая место, откуда откусить. — Я победил, — повторил он, — и эта собака Диего натравил на меня остальных.Он ел, пил и снова говорил, размахивая рукой, в которой держал мясо.— Они связали меня и собирались отвезти назад, чтобы обвинить в попытке мятежа. Это означало бы мою смерть. Смерть, слышите? И я убежал. Я вернусь и прежде всего расскажу мою историю, и тогда мы посмотрим! Больше того, — его глаза засверкали от удовольствия, — я смогу кое-что предложить.— Взятку?— Подарок. Очень своеобразный подарок. — Он улыбнулся мне. — Спасибо, мой друг, за то, что вы оказались здесь.Испанец больше ничего не сказал, но возбудил мое любопытство. Он удивительно изменился. Немного отдохнув, утолив голод и жажду, стал совсем другим человеком.— Вы можете подумать, что я поступил глупо, повздорив с Диего, — пояснил он. — Он командир, а я всего лишь подчиненный, но, если бы с ним что-нибудь случилось, я стал бы капитаном. Я всего лишь рядовой, а глупец Диего настаивал на выполнении его приказов. Он намеревался идти только до определенного места, но не далее, и избегать встреч с враждебно настроенными индейцами.Торговля! Вот что его интересует!— К черту торговлю, как говорите вы, англичане. Золото — вот чего хочу я! И знаю, где его найти! Золото!!! Я не мог заставить Диего понять это, и теперь рискнул всем. — Он взглянул на меня. — Человек, который не рискует, — глупец! Ребенок!— Вам нужно золото, — усмехнулся я, — а Диего прежде всего думает о долге.Он взглянул на меня с презрением:— Долг? Это слово для рабов! Для слуг! Первейший долг человека — перед самим собой! — Его взгляд горел нетерпением. — Конечно, я хочу именно золота! За золото можно купить все, что пожелаете: власть, положение, женщин… все! — Внезапно он улыбнулся и произнес: — И женщины тоже могут все купить.Испанец хитро глянул в мою сторону.— По дороге сюда вы видели индейцев? — спросил я.Он пожал плечами.— Видел лагерь, я обошел его. Дюжина вигвамов на берегу реки. — Он задумался. — Шесть или семь миль отсюда. — Его глаза стали неспокойными, он что-то оценивал. Что у него было на уме, я не знал. Казалось, он пытался определить, что мы здесь делаем и что имеем.— Вы англичанин? — спросил он.— Да, но родился здесь, в Америке.— Если испанцы найдут вас, они бросят вас в тюрьму, — заметил он, — хотя я могу заступиться за вас. — Он откинулся назад и снова огляделся. — Диего тотчас же арестует вас и отправит в Санта-Фе, а оттуда в кандалах — в Мехико.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32