Методы были теми же самыми: шантаж, угрозы, избиени
я, а для уклоняющихся от поборов Ц смерть. Такие поборы распространялис
ь преимущественно на жителей «страны» и никогда Ц на коренных американ
цев. Мафия предпочитала шантажировать и угнетать слабых, невежественны
х, запуганных братьев по крови Ц сицилийцев.
Чтобы дать представление о господствующем насилии, можно привести один
лишь пример. На 107-й Восточной улице воцарился один из помощников Саетты, к
оторый распространил свой рэкет на все рынки, овощные и фруктовые магази
ны в районе. Это был Чиро Терранова по прозвищу Король артишоков. Его прит
он наводил такой страх на прохожих, что они старались обходить его сторо
ной. Полицейские с полным основанием называли это место «скотобойней». К
огда в 1920 году здание решили снести, рабочие обнаружили под полом, в стенах
, в фундаменте трупы двадцати трех человек с переломанными костями.
Большинство итальянских эмигрантов прибыло с юга полуострова. Для того
чтобы противостоять мафии и дать ей отпор, неаполитанцы возродили одну и
з своих бывших тайных организаций Ц каморру. Во времена владычества Сае
тты предводителем каморры в районах Ист-Сайда и Ист-Гарлема был Энрико А
льфано, чаще именовавшийся Эрриконе. Методы каморры были такими же, что и
у мафии, и между обоими союзами нередко происходили стычки. Нет нужды уто
чнять, кто из них очень быстро взял верх.
Таким образом, мало-помалу ирландские, сицилийские, еврейские, неаполит
анские иммигранты сформировали районы обитания, своеобразные гетто, до
вольно живописные, с их узкими улочками, тротуарами, загроможденными все
возможными товарами, с разноцветными гирляндами белья, свисающего с око
н. Лавки красильщиков, торговцев москательными, аптекарскими, продоволь
ственными товарами, прачечные должны были быть открыты днем и ночью Ц в
едь в любое время мог прийти тот, кому они обязаны были выплачивать десят
ину за охрану от подобного же насилия со стороны враждебного клана.
Послушные торговцы, поскольку другой возможности сохранить дело у них н
е было, неохотно раскошеливались. Они влачили скудное существование: от
своих доходов им оставалось только то, что не попадало в руки мафии, котор
ая считала всегда очень точно и оставляла лишь столько, сколько требовал
ось для поддержания жизни Ц ни больше, ни меньше.
Еще большим злом было постоянное, ежечасное, ежеминутное развращение де
тей.
В этом квартале, образовавшем замкнутую зону и очень скоро прозванном «М
алая Италия», улицы принадлежали ребятам. В трущобах, где они проводили б
ольшую часть времени, их воспитанием занимались находившиеся среди них
старшие. Нетрудно догадаться, что, несмотря на наличие школ, посещение ко
торых считалось обязательным, «воспитание» проходило в основном в прит
онах. Родители же хотели, чтобы их дети стали добропорядочными гражданам
и, воспитанными, имеющими возможность найти свое место в этом обществе «
сверхвозможностей, доступных для всех», тем более что сами они были обре
чены на то, чтобы занимать подчиненное положение, что, конечно, никого не у
страивало.
Вначале запросы детей не шли дальше желаний научиться тому, что умели де
лать другие. Но кто эти другие?
Они были такими разными.
Родившись в Америке, они говорили по-английски с сильнейшим акцентом. Он
и коверкали язык еще и потому, что в разговорах с родителями, со своими тов
арищами пользовались еврейским, ирландским, неаполитанским, сицилийск
им, калабрийским и другими диалектами, которые оставались единственным
и, бережно сохраняемыми нитями, связывавшими их с утраченной родиной.
За это маленькие американцы жестоко высмеивали их, так же как они высмеи
вали их слишком короткие штанишки, залатанные рубашки, голые ноги в стоп
танных башмаках, запахи их пищи, сохранявшие воспоминание о натертых чес
ноком горбушках хлеба, оливковом масле, спагетти, жареной рыбе и еще бог з
нает о чем.
Слабые, которых эти насмешки повергали в отчаяние, склоняли голову, друг
ие яростно дерзили в ответ. Это приводило к стычкам на переменах. Верх чащ
е брали более озлобленные дети иммигрантов. И у победителей этих первых
боев не возникало сомнений относительно своего права на трофеи. Они треб
овали денег, которых никогда не было у их родителей, денег, которые давали
возможность избегать самых оскорбительных унижений, выходить победите
лями из любых столкновений, одерживать верх над противниками.
Вот почему учебные заведения были не в состоянии выполнять свою основну
ю задачу: там очень редко понимали детей Ц выходцев из чужих далеких стр
ан. И как ни парадоксально, такие заведения становились школами организо
ванной преступности. При этом улица оставалась основным местом, доступн
ым для выражения эмоций, для демонстрации способностей и безнаказанног
о господства физической силы.
Таким образом, не стоит слишком удивляться тому, что на одних и тех же улиц
ах, в тех же школах можно было встретить мальчиков в коротких штанишках, о
бъединенных личными симпатиями, одинаковым направлением мыслей, котор
ые, повзрослев, станут главарями организованной преступности и будут ко
нтролировать, выйдя, по сути, из ничего, самый богатый рынок торгующей Аме
рики Ц рынок человеческих пороков.
Настало время с ними познакомиться.
Начнем с Франческо Кастильи, самого старшего из них, родившегося в январ
е 1891 года в Калабрии. Спустя четыре года его отец, дон Луиджи, покинул родин
у и лишь в 1897 году, благодаря жесточайшей экономии, смог вернуться за женой
и детьми.
Семейство Кастилья приютилось в лачуге из четырех комнатушек под номер
ом 236 на 108-й улице, иначе говоря, на острове Манхэттен, в центре итальянского
гетто. Новая обстановка не вызвала у госпожи Кастилья особого чувства р
астерянности. Толстые кумушки, ее соседки, обсуждали на улице, как лучше п
риготовить тесто, покупали свежие томаты и приправу у бродячих торговце
в. Она быстро освоилась на новом месте уже и потому, что охотно помогала со
седкам, принимая у них роды, оказывая первую помощь, столь необходимую в э
том районе, где стремительно росла рождаемость, особенно если учесть, чт
о эта помощь предоставлялась бесплатно и воспринималась бедняками как
бесценный дар.
Хотя Луиджи Кастилье удалось открыть свое дело, что-то вроде булочной, в с
емье не всегда ели досыта. Чтобы как-то облегчить положение, старший брат
, Эдуарде, научил младшего, Франческо, которому в ту пору исполнилось семь
лет, деликатному искусству кражи с витрин. Позже, в октябре 1909 года, Франчес
ко поступил в подготовительный класс на 109-й Восточной улице и получил ам
ериканское имя Фрэнк. Не сумев как следует изучить английский язык, он от
ставал в школе и решил как можно скорее начать зарабатывать деньги. Перв
ая открывшаяся перед ним возможность была связана с особенностью еврей
ских жителей квартала. Те почитали великим грехом трудиться в субботу. О
н стал продавать им свои услуги в эти дни и впоследствии вспоминал, что эт
о ему окончательно «открыло власть денег».
Почти в то же время, когда семейство Кастилья садилось на корабль, точнее
, 24 ноября 1897 года, в Леркара-Фридди (Сицилия) родился Сальваторе Луканиа, тр
етий ребенок и второй сын Антонио Луканиа и его супруги Розали, урожденн
ой Каппорелли. По мнению многих, он заметно отличался от остальных детей
Ц от старших Джузеппе и Франчески, от младшего Бартоло. Мать его обожала.
В апреле 1906 года Антонио Луканиа пристроил всю свою семью в трюме грузово
го судна, идущего в страну, о которой мечтали все сицилийцы, Ц в Соединен
ные Штаты Америки.
Семья Луканиа обосновалась в Лоуэр Ист-Сайде, в квартале, о котором Раймо
нд Чандлер сказал, что там говорили на всех языках мира, а иногда даже на а
нглийском. Они поселились в жилище еще более убогом, чем у Кастильи. Лукан
иа утешался тем, что в Нью-Йорке существовали бесплатные школы, которые м
огли сделать из его отпрысков важных людей. Он добился, что все его дети по
сещали бесплатную школу, и пришел в восторг, когда они согласились измен
ить свои имена на американский лад: Джузеппе стал Джозефом, Франческа Ц
Фанни, Бартоло Ц Бертом, Консетта Ц Конни. Только один отказался наотре
з Ц Сальваторе, который заявил:
Ц Мне придется стать Сальва… Но это имя не годится, оно для девчонки.
И он остался Сальваторе, ожидая, когда подвернется случай обрести более
подходящее имя.
Когда наконец Сальваторе окончил школу, то сделал для себя вывод, имевши
й чрезвычайно важное значение. Он состоял в том, что евреи оказались совс
ем не такими, какими ему их представляли с рождения. Конечно, их можно было
узнать с первого взгляда: они были грязными, хотя от них и не пахло серой, л
юбовь к деньгам заставляла их совершать не очень-то красивые поступки, н
о это извинительно, поскольку когда у тебя нет денег, го чужие деньги позв
оляют издеваться над тобой и унижать тебя.
Сальваторе очень внимательно наблюдал за еврейскими подростками. Он от
метил гибкость их ума, способность анализировать, а уже потом действоват
ь, не поддаваясь стихийному порыву. Он понял, что церковь, вдалбливая всев
озможные предрассудки в умы верующих, оказывает им плохую услугу. Он пре
небрег предрассудками и сблизился с евреями. Поскольку евреи знали, как
использовать свой ум, а он знал, как можно использовать евреев, то все полу
чали от этого только выгоду.
Для начала, в отличие от тех, кто их притеснял, освистывал, мучил и избивал,
Сальваторе стал их защитником. Не бесплатно, конечно. Всего за несколько
центов он соглашался охранять тех, кто, имея деньги, попадал в засаду к ирл
андцам, итальянцам, которые подкарауливали их не для того, чтобы избить, а
для того, чтобы ограбить. Евреи, избегая драк, предпочитали «сбросить бал
ласт». Их обзывали трусами, но они не обращали на это внимания и при первой
возможности брали реванш с еще большей беспощадностью.
У Сальваторе Луканиа особое восхищение вызывал один из них, невысокий че
рнявый, Ц Мейер Лански, которого неизменно сопровождал другой еврей со
странными голубыми глазами, Бенджамин Сигел.
Этот Мейер Лански буквально очаровал Сальваторе своей феноменальной с
пособностью быстро считать в уме и непоколебимым хладнокровием, удивит
ельным для такого тщедушного тела. Сальваторе решил с ним познакомиться
. Вот что он сам об этом рассказывал:
Ц Впервые я встретил Мейера и Сигела, когда еще жил дома. В это время я вов
сю зашибал деньги у еврейских подростков в обмен на свое покровительств
о. Я вспоминаю, что сделал свое обычное предложение и Лански. Я был выше ег
о на целую голову, но он посмотрел на меня не мигая, помолчал, не испытывая
никакого страха, а потом ответил: «Чеши отсюда». Я невольно рассмеялся. По
хлопал его по плечу и предложил: «Согласен, я буду тебя поддерживать зада
ром…» Он резко отпрянул и крикнул: «Заткни себе свою поддержку в задницу.
Я в ней не нуждаюсь». И это правда, прошу вас поверить. Как и Багси Сигел, Мей
ер Лански был типом весьма стойким, умел держаться на равных, таких я уже н
икогда в жизни больше не встречал, а я не забыл ни Альберта Анастасиа, ни в
сех этих бандитов из Бруклина, никого, В противоположность всем своим си
цилийским собратьям Сальваторе Луканиа никогда не отказывался от знак
омства с евреями только потому, что они евреи. Никогда в разговорах он не п
роявлял антисемитизма. Для него любой человек был человеком и оставался
им, пока вызывал уважение к себе. При этом евреи казались ему даже более сп
особными. Позднее он нашел этому практическое применение, отказавшись о
т традиционной близорукой расовой политики мафии. Тем не менее, хотя он и
был убежден, что ум сосредоточен в черепах евреев, однажды он встретил од
ного выходца из Калабрии, показавшегося ему еще более изворотливым.
История такова. Во время одной из операций Сальваторе столкнулся с шайко
й, орудовавшей на 104-й улице. Конфликт был мирно урегулирован в результате
беседы с ее главарем, неким Франческо Кастильей. Это была их первая встре
ча. Они почти не понимали друг друга, так как Фрэнк говорил очень тихо и хр
ипел, как будто был простужен.
Заметим кстати, что мамаши из «Малой Италии», с завистью смотревшие на то,
как американские родители запросто отправляют на операцию своих детей,
попались на удочку и поверили слухам, будто американцы преуспевают имен
но потому, что у них удалены миндалины и аденоиды. При первом же желанном ч
ихе ребенок оказывался у практикующего врача с фальшивым дипломом, но ни
зким гонораром, который и удалял ему миндалины. Возможность последующих
осложнений была настолько велика, что многие итальянцы этого поколения
говорили тихо, тщательно оберегая скверно прооперированное горло. Фрэн
к был одним из таких неудачников. Но он произвел впечатление на Сальвато
ре главным образом тем, что обрисовал ему планы на будущее таких парней, к
ак они. Совсем так, как представлял себе сам юный сицилиец, но подкрепив их
очень толковыми аргументами. Кастилья доверительно сообщил: «Я из Козен
цы, что в Калабрии…»
Он и в самом деле рассуждал не хуже, чем еврейские ребята. Границы мира Сал
ьваторе как бы раздвинулись. Ему становилось все более тесно в шкуре сиц
илийца. Избавиться от нее оказалось непросто, но ничто не мешало ему попр
обовать влезть в чужую.
Хотя бы для того, чтобы попытаться понять других. С первого взгляда он поч
увствовал уважение к Фрэнку и в знак дружбы протянул ему руку, предлагая
ее надолго. До конца своих дней они никогда не оставляли друг друга.
Фрэнк Ц он был старше Сальваторе на шесть лет Ц был вооружен револьвер
ом 38-го калибра, который носил за ремнем на животе. Его сопровождали верны
е стражи: брат Эдди и подросток из их квартала Уилли Моретти, с лицом ангел
очка, любитель шуточек, от которых порой вяли уши, душа компании, что, одна
ко, не мешало ему быть отчаянным драчуном, способным, когда дела складыва
лись плохо, отвлечь внимание полицейских на себя, чтобы дать возможность
смыться своим товарищам. Среди них, был и уроженец Англии Оуни Мадден, кот
орый брался за самые рискованные дела. Из-за многочисленных шрамов и пов
реждения головы к нему относились как к ненормальному, но каждый тем не м
енее уважал его за исключительную смелость.
Большинство подростков были невысокого роста и отнюдь не отличались ат
летическим сложением, возможно от того, что плохо питались в детстве, но и
м были свойственны безграничная смелость, агрессивность и дерзость. Сво
его рода безрассудство позволяло им удачно выходить из ситуаций, в котор
ых другие терялись и терпели поражение.
К этому времени Фрэнк Кастилья решает изменить свою фамилию и становитс
я Костелло. Фрэнк располагал всем необходимым, чтобы достичь того, к чему
он стремился. Он был всегда наготове. Сальваторе Луканиа нока уступал ем
у в этом. Для него самым трудным было скрывать что-то от своих родителей. Р
егулярно полицейский приходил к его отцу и предупреждал, что Сальваторе
смывается с уроков. Антонио неторопливо вытаскивал ремень и в кровь изби
вал своего бездельничающего отпрыска, приговаривая: «Ты можешь получит
ь образование, но сам от него отказываешься. Я вколочу в тебя его…»
Он не смог, однако, ни вколотить, ни изменить что-либо. 25 июня 1911 года министе
рство просвещения поместило Сальваторе в одно из учреждений Бруклина, п
редназначенное для перевоспитания трудных подростков.
Пройдя через это испытание, Сальваторе нашел работу у некоего Макса Гудм
ана, изготовлявшего дамские шляпки. Хозяин и его жена почувствовали искр
еннюю симпатию к маленькому сицилийцу, использовали его на должности ку
рьера, но платили гораздо больше и вечерами частенько приглашали поужин
ать в кругу своей семьи. У них Сальваторе пристрастился к достатку, к евре
йской кухне, к деньгам… Однако его манера добывать их станет иной.
Он принял предложение Джорджа Скоплона, пользовавшегося поддержкой по
лиции и политиков, и стал доставлять наркотики, пряча их за лентами шляп. Е
го карманы стали наполняться деньгами. Сердце начало взволнованно бить
ся: он становился уже кое-кем.
24 июля 1914 года в Европе разразилась первая мировая война.
Фрэнк и Эдди Костелло, Уилли Моретти, Оуни Мадден в пакгаузах Уэст-Сайда н
ашли для себя новое занятие: они стали посредниками между предпринимате
лями и докерами, обеспечивая рабочую силу для одних и работу для других. А
раскошеливаться приходилось рабочим, потому что нуждались-то они. Хозяе
ва потирали руки, рабочие храбрились Ц скорее от страха потерять и эту р
аботу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
я, а для уклоняющихся от поборов Ц смерть. Такие поборы распространялис
ь преимущественно на жителей «страны» и никогда Ц на коренных американ
цев. Мафия предпочитала шантажировать и угнетать слабых, невежественны
х, запуганных братьев по крови Ц сицилийцев.
Чтобы дать представление о господствующем насилии, можно привести один
лишь пример. На 107-й Восточной улице воцарился один из помощников Саетты, к
оторый распространил свой рэкет на все рынки, овощные и фруктовые магази
ны в районе. Это был Чиро Терранова по прозвищу Король артишоков. Его прит
он наводил такой страх на прохожих, что они старались обходить его сторо
ной. Полицейские с полным основанием называли это место «скотобойней». К
огда в 1920 году здание решили снести, рабочие обнаружили под полом, в стенах
, в фундаменте трупы двадцати трех человек с переломанными костями.
Большинство итальянских эмигрантов прибыло с юга полуострова. Для того
чтобы противостоять мафии и дать ей отпор, неаполитанцы возродили одну и
з своих бывших тайных организаций Ц каморру. Во времена владычества Сае
тты предводителем каморры в районах Ист-Сайда и Ист-Гарлема был Энрико А
льфано, чаще именовавшийся Эрриконе. Методы каморры были такими же, что и
у мафии, и между обоими союзами нередко происходили стычки. Нет нужды уто
чнять, кто из них очень быстро взял верх.
Таким образом, мало-помалу ирландские, сицилийские, еврейские, неаполит
анские иммигранты сформировали районы обитания, своеобразные гетто, до
вольно живописные, с их узкими улочками, тротуарами, загроможденными все
возможными товарами, с разноцветными гирляндами белья, свисающего с око
н. Лавки красильщиков, торговцев москательными, аптекарскими, продоволь
ственными товарами, прачечные должны были быть открыты днем и ночью Ц в
едь в любое время мог прийти тот, кому они обязаны были выплачивать десят
ину за охрану от подобного же насилия со стороны враждебного клана.
Послушные торговцы, поскольку другой возможности сохранить дело у них н
е было, неохотно раскошеливались. Они влачили скудное существование: от
своих доходов им оставалось только то, что не попадало в руки мафии, котор
ая считала всегда очень точно и оставляла лишь столько, сколько требовал
ось для поддержания жизни Ц ни больше, ни меньше.
Еще большим злом было постоянное, ежечасное, ежеминутное развращение де
тей.
В этом квартале, образовавшем замкнутую зону и очень скоро прозванном «М
алая Италия», улицы принадлежали ребятам. В трущобах, где они проводили б
ольшую часть времени, их воспитанием занимались находившиеся среди них
старшие. Нетрудно догадаться, что, несмотря на наличие школ, посещение ко
торых считалось обязательным, «воспитание» проходило в основном в прит
онах. Родители же хотели, чтобы их дети стали добропорядочными гражданам
и, воспитанными, имеющими возможность найти свое место в этом обществе «
сверхвозможностей, доступных для всех», тем более что сами они были обре
чены на то, чтобы занимать подчиненное положение, что, конечно, никого не у
страивало.
Вначале запросы детей не шли дальше желаний научиться тому, что умели де
лать другие. Но кто эти другие?
Они были такими разными.
Родившись в Америке, они говорили по-английски с сильнейшим акцентом. Он
и коверкали язык еще и потому, что в разговорах с родителями, со своими тов
арищами пользовались еврейским, ирландским, неаполитанским, сицилийск
им, калабрийским и другими диалектами, которые оставались единственным
и, бережно сохраняемыми нитями, связывавшими их с утраченной родиной.
За это маленькие американцы жестоко высмеивали их, так же как они высмеи
вали их слишком короткие штанишки, залатанные рубашки, голые ноги в стоп
танных башмаках, запахи их пищи, сохранявшие воспоминание о натертых чес
ноком горбушках хлеба, оливковом масле, спагетти, жареной рыбе и еще бог з
нает о чем.
Слабые, которых эти насмешки повергали в отчаяние, склоняли голову, друг
ие яростно дерзили в ответ. Это приводило к стычкам на переменах. Верх чащ
е брали более озлобленные дети иммигрантов. И у победителей этих первых
боев не возникало сомнений относительно своего права на трофеи. Они треб
овали денег, которых никогда не было у их родителей, денег, которые давали
возможность избегать самых оскорбительных унижений, выходить победите
лями из любых столкновений, одерживать верх над противниками.
Вот почему учебные заведения были не в состоянии выполнять свою основну
ю задачу: там очень редко понимали детей Ц выходцев из чужих далеких стр
ан. И как ни парадоксально, такие заведения становились школами организо
ванной преступности. При этом улица оставалась основным местом, доступн
ым для выражения эмоций, для демонстрации способностей и безнаказанног
о господства физической силы.
Таким образом, не стоит слишком удивляться тому, что на одних и тех же улиц
ах, в тех же школах можно было встретить мальчиков в коротких штанишках, о
бъединенных личными симпатиями, одинаковым направлением мыслей, котор
ые, повзрослев, станут главарями организованной преступности и будут ко
нтролировать, выйдя, по сути, из ничего, самый богатый рынок торгующей Аме
рики Ц рынок человеческих пороков.
Настало время с ними познакомиться.
Начнем с Франческо Кастильи, самого старшего из них, родившегося в январ
е 1891 года в Калабрии. Спустя четыре года его отец, дон Луиджи, покинул родин
у и лишь в 1897 году, благодаря жесточайшей экономии, смог вернуться за женой
и детьми.
Семейство Кастилья приютилось в лачуге из четырех комнатушек под номер
ом 236 на 108-й улице, иначе говоря, на острове Манхэттен, в центре итальянского
гетто. Новая обстановка не вызвала у госпожи Кастилья особого чувства р
астерянности. Толстые кумушки, ее соседки, обсуждали на улице, как лучше п
риготовить тесто, покупали свежие томаты и приправу у бродячих торговце
в. Она быстро освоилась на новом месте уже и потому, что охотно помогала со
седкам, принимая у них роды, оказывая первую помощь, столь необходимую в э
том районе, где стремительно росла рождаемость, особенно если учесть, чт
о эта помощь предоставлялась бесплатно и воспринималась бедняками как
бесценный дар.
Хотя Луиджи Кастилье удалось открыть свое дело, что-то вроде булочной, в с
емье не всегда ели досыта. Чтобы как-то облегчить положение, старший брат
, Эдуарде, научил младшего, Франческо, которому в ту пору исполнилось семь
лет, деликатному искусству кражи с витрин. Позже, в октябре 1909 года, Франчес
ко поступил в подготовительный класс на 109-й Восточной улице и получил ам
ериканское имя Фрэнк. Не сумев как следует изучить английский язык, он от
ставал в школе и решил как можно скорее начать зарабатывать деньги. Перв
ая открывшаяся перед ним возможность была связана с особенностью еврей
ских жителей квартала. Те почитали великим грехом трудиться в субботу. О
н стал продавать им свои услуги в эти дни и впоследствии вспоминал, что эт
о ему окончательно «открыло власть денег».
Почти в то же время, когда семейство Кастилья садилось на корабль, точнее
, 24 ноября 1897 года, в Леркара-Фридди (Сицилия) родился Сальваторе Луканиа, тр
етий ребенок и второй сын Антонио Луканиа и его супруги Розали, урожденн
ой Каппорелли. По мнению многих, он заметно отличался от остальных детей
Ц от старших Джузеппе и Франчески, от младшего Бартоло. Мать его обожала.
В апреле 1906 года Антонио Луканиа пристроил всю свою семью в трюме грузово
го судна, идущего в страну, о которой мечтали все сицилийцы, Ц в Соединен
ные Штаты Америки.
Семья Луканиа обосновалась в Лоуэр Ист-Сайде, в квартале, о котором Раймо
нд Чандлер сказал, что там говорили на всех языках мира, а иногда даже на а
нглийском. Они поселились в жилище еще более убогом, чем у Кастильи. Лукан
иа утешался тем, что в Нью-Йорке существовали бесплатные школы, которые м
огли сделать из его отпрысков важных людей. Он добился, что все его дети по
сещали бесплатную школу, и пришел в восторг, когда они согласились измен
ить свои имена на американский лад: Джузеппе стал Джозефом, Франческа Ц
Фанни, Бартоло Ц Бертом, Консетта Ц Конни. Только один отказался наотре
з Ц Сальваторе, который заявил:
Ц Мне придется стать Сальва… Но это имя не годится, оно для девчонки.
И он остался Сальваторе, ожидая, когда подвернется случай обрести более
подходящее имя.
Когда наконец Сальваторе окончил школу, то сделал для себя вывод, имевши
й чрезвычайно важное значение. Он состоял в том, что евреи оказались совс
ем не такими, какими ему их представляли с рождения. Конечно, их можно было
узнать с первого взгляда: они были грязными, хотя от них и не пахло серой, л
юбовь к деньгам заставляла их совершать не очень-то красивые поступки, н
о это извинительно, поскольку когда у тебя нет денег, го чужие деньги позв
оляют издеваться над тобой и унижать тебя.
Сальваторе очень внимательно наблюдал за еврейскими подростками. Он от
метил гибкость их ума, способность анализировать, а уже потом действоват
ь, не поддаваясь стихийному порыву. Он понял, что церковь, вдалбливая всев
озможные предрассудки в умы верующих, оказывает им плохую услугу. Он пре
небрег предрассудками и сблизился с евреями. Поскольку евреи знали, как
использовать свой ум, а он знал, как можно использовать евреев, то все полу
чали от этого только выгоду.
Для начала, в отличие от тех, кто их притеснял, освистывал, мучил и избивал,
Сальваторе стал их защитником. Не бесплатно, конечно. Всего за несколько
центов он соглашался охранять тех, кто, имея деньги, попадал в засаду к ирл
андцам, итальянцам, которые подкарауливали их не для того, чтобы избить, а
для того, чтобы ограбить. Евреи, избегая драк, предпочитали «сбросить бал
ласт». Их обзывали трусами, но они не обращали на это внимания и при первой
возможности брали реванш с еще большей беспощадностью.
У Сальваторе Луканиа особое восхищение вызывал один из них, невысокий че
рнявый, Ц Мейер Лански, которого неизменно сопровождал другой еврей со
странными голубыми глазами, Бенджамин Сигел.
Этот Мейер Лански буквально очаровал Сальваторе своей феноменальной с
пособностью быстро считать в уме и непоколебимым хладнокровием, удивит
ельным для такого тщедушного тела. Сальваторе решил с ним познакомиться
. Вот что он сам об этом рассказывал:
Ц Впервые я встретил Мейера и Сигела, когда еще жил дома. В это время я вов
сю зашибал деньги у еврейских подростков в обмен на свое покровительств
о. Я вспоминаю, что сделал свое обычное предложение и Лански. Я был выше ег
о на целую голову, но он посмотрел на меня не мигая, помолчал, не испытывая
никакого страха, а потом ответил: «Чеши отсюда». Я невольно рассмеялся. По
хлопал его по плечу и предложил: «Согласен, я буду тебя поддерживать зада
ром…» Он резко отпрянул и крикнул: «Заткни себе свою поддержку в задницу.
Я в ней не нуждаюсь». И это правда, прошу вас поверить. Как и Багси Сигел, Мей
ер Лански был типом весьма стойким, умел держаться на равных, таких я уже н
икогда в жизни больше не встречал, а я не забыл ни Альберта Анастасиа, ни в
сех этих бандитов из Бруклина, никого, В противоположность всем своим си
цилийским собратьям Сальваторе Луканиа никогда не отказывался от знак
омства с евреями только потому, что они евреи. Никогда в разговорах он не п
роявлял антисемитизма. Для него любой человек был человеком и оставался
им, пока вызывал уважение к себе. При этом евреи казались ему даже более сп
особными. Позднее он нашел этому практическое применение, отказавшись о
т традиционной близорукой расовой политики мафии. Тем не менее, хотя он и
был убежден, что ум сосредоточен в черепах евреев, однажды он встретил од
ного выходца из Калабрии, показавшегося ему еще более изворотливым.
История такова. Во время одной из операций Сальваторе столкнулся с шайко
й, орудовавшей на 104-й улице. Конфликт был мирно урегулирован в результате
беседы с ее главарем, неким Франческо Кастильей. Это была их первая встре
ча. Они почти не понимали друг друга, так как Фрэнк говорил очень тихо и хр
ипел, как будто был простужен.
Заметим кстати, что мамаши из «Малой Италии», с завистью смотревшие на то,
как американские родители запросто отправляют на операцию своих детей,
попались на удочку и поверили слухам, будто американцы преуспевают имен
но потому, что у них удалены миндалины и аденоиды. При первом же желанном ч
ихе ребенок оказывался у практикующего врача с фальшивым дипломом, но ни
зким гонораром, который и удалял ему миндалины. Возможность последующих
осложнений была настолько велика, что многие итальянцы этого поколения
говорили тихо, тщательно оберегая скверно прооперированное горло. Фрэн
к был одним из таких неудачников. Но он произвел впечатление на Сальвато
ре главным образом тем, что обрисовал ему планы на будущее таких парней, к
ак они. Совсем так, как представлял себе сам юный сицилиец, но подкрепив их
очень толковыми аргументами. Кастилья доверительно сообщил: «Я из Козен
цы, что в Калабрии…»
Он и в самом деле рассуждал не хуже, чем еврейские ребята. Границы мира Сал
ьваторе как бы раздвинулись. Ему становилось все более тесно в шкуре сиц
илийца. Избавиться от нее оказалось непросто, но ничто не мешало ему попр
обовать влезть в чужую.
Хотя бы для того, чтобы попытаться понять других. С первого взгляда он поч
увствовал уважение к Фрэнку и в знак дружбы протянул ему руку, предлагая
ее надолго. До конца своих дней они никогда не оставляли друг друга.
Фрэнк Ц он был старше Сальваторе на шесть лет Ц был вооружен револьвер
ом 38-го калибра, который носил за ремнем на животе. Его сопровождали верны
е стражи: брат Эдди и подросток из их квартала Уилли Моретти, с лицом ангел
очка, любитель шуточек, от которых порой вяли уши, душа компании, что, одна
ко, не мешало ему быть отчаянным драчуном, способным, когда дела складыва
лись плохо, отвлечь внимание полицейских на себя, чтобы дать возможность
смыться своим товарищам. Среди них, был и уроженец Англии Оуни Мадден, кот
орый брался за самые рискованные дела. Из-за многочисленных шрамов и пов
реждения головы к нему относились как к ненормальному, но каждый тем не м
енее уважал его за исключительную смелость.
Большинство подростков были невысокого роста и отнюдь не отличались ат
летическим сложением, возможно от того, что плохо питались в детстве, но и
м были свойственны безграничная смелость, агрессивность и дерзость. Сво
его рода безрассудство позволяло им удачно выходить из ситуаций, в котор
ых другие терялись и терпели поражение.
К этому времени Фрэнк Кастилья решает изменить свою фамилию и становитс
я Костелло. Фрэнк располагал всем необходимым, чтобы достичь того, к чему
он стремился. Он был всегда наготове. Сальваторе Луканиа нока уступал ем
у в этом. Для него самым трудным было скрывать что-то от своих родителей. Р
егулярно полицейский приходил к его отцу и предупреждал, что Сальваторе
смывается с уроков. Антонио неторопливо вытаскивал ремень и в кровь изби
вал своего бездельничающего отпрыска, приговаривая: «Ты можешь получит
ь образование, но сам от него отказываешься. Я вколочу в тебя его…»
Он не смог, однако, ни вколотить, ни изменить что-либо. 25 июня 1911 года министе
рство просвещения поместило Сальваторе в одно из учреждений Бруклина, п
редназначенное для перевоспитания трудных подростков.
Пройдя через это испытание, Сальваторе нашел работу у некоего Макса Гудм
ана, изготовлявшего дамские шляпки. Хозяин и его жена почувствовали искр
еннюю симпатию к маленькому сицилийцу, использовали его на должности ку
рьера, но платили гораздо больше и вечерами частенько приглашали поужин
ать в кругу своей семьи. У них Сальваторе пристрастился к достатку, к евре
йской кухне, к деньгам… Однако его манера добывать их станет иной.
Он принял предложение Джорджа Скоплона, пользовавшегося поддержкой по
лиции и политиков, и стал доставлять наркотики, пряча их за лентами шляп. Е
го карманы стали наполняться деньгами. Сердце начало взволнованно бить
ся: он становился уже кое-кем.
24 июля 1914 года в Европе разразилась первая мировая война.
Фрэнк и Эдди Костелло, Уилли Моретти, Оуни Мадден в пакгаузах Уэст-Сайда н
ашли для себя новое занятие: они стали посредниками между предпринимате
лями и докерами, обеспечивая рабочую силу для одних и работу для других. А
раскошеливаться приходилось рабочим, потому что нуждались-то они. Хозяе
ва потирали руки, рабочие храбрились Ц скорее от страха потерять и эту р
аботу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44