Самые глубокие раны если и не заживают порой, то люди перестают чувствовать невыносимое их жжение, острую боль первых дней.Всё притупляет незримое, ласковое время, всё врачует своей всесильной рукой!..Не плачет так часто и сильно юная княжна. Даже стала улыбаться порою… Поправилась и бабушка её, императрица.Заботы по царству, придворные печали и радости, безделье и дела снова наполняют ум, привычный к неустанной деятельности.До конца октября ещё сильно недомогала императрица, но дел набралось столько, самых важных, неотложных, что пришлось пересилить и себя и свой недуг.Когда Роджерсон уговаривал её полежать, поберечь себя, она отвечала с оттенком раздражения:– Столько лет знаете свою больную и всё одно поёте. Стоит мне переломить болезнь, она и пройдёт. Не в первый раз!А тут добрые вести стали приходить, как будто удача снова улыбнулась. Шестьдесят тысяч штыков с Суворовым во главе, Анахронизм: автор говорит об Итальянском походе Суворова, который происходил уже после смерти Екатерины II, в 1799 году. Далее в повествовании появляется новая неточность: в битве при Аркольском мосте русские войска не принимали участия.
посланных на помощь рухнувшему трону Бурбонов, поддержали старую славу.Принуждая к отступлению передовые отряды республиканских войск, шли вперёд суворовские «детки», чудо-богатыри, которых умел вести к победам и к смерти вдохновенный старик, полубезумец и полугерой…Они рвали на себе в клочья мундиры, разбивали обувь и с босыми ногами били и отбрасывали за Рейн отряды генерала Моро. Только Бонапарту, гению революции, ставшему затем её злым гением, на Аркольском мосту, 6 ноября 1796 года удалось остановить движение этой русской лавины, катящейся по кровавым нивам Европы для охраны кучки Бурбонов, отверженных своим народом и осуждённых Историей.Но это случилось в минуту, когда Екатерину уже не занимало ничто земное…А пока пришли приятные для императрицы вести. И снова воспрянула духом и окрепла телом эта сильная, неугомонная женщина, словно решившая упорно бороться и против старости, и против неудач.Так, по крайней мере, казалось людям.Никто не знал, какие страдания, душевные и телесные, выносила она, стараясь не выдать чем-нибудь своей мучительной тайны.Екатерина сама слишком хорошо изведала жизнь, сама в себе носила все зачатки хорошего и дурного, чтобы не знать людей, особенно свой собственной двор, свой народ.Как ни странно, но самообольщения не было у этой умной правительницы людей.Она доказала это всею своею жизнью. Никто до неё и после, занимая трон, не заботился столько о прославлении своего имени, как эта Великая Екатерина…Она сыпала золотом философам и поэтам, книги которых читались, к словам которых прислушивался весь мир. И, как благодарное эхо, звон червонцев русской императрицы превращался в поток восхвалений «Семирамиде Севера»…Не жалея народных денег и крови своих подданных, начинала она военные авантюры, завершение которых приносило только ряд реляций о победах войск императрицы на суше и на воде. Но народу, государству мало пользы было от тех побед.Только бескровные завоевания Крыма и Польши округляли владения. Но именно эти «завоевания», сделанные под шумок, за счёт бессильных, слабых соседей, не много славы прибавили к имени «победительницы» и в глазах потомства и даже современников.Правда, генерал Тутолмин в полном собрании Сената решился нагло возгласить, обращаясь к Платону Зубову:– О, сколь не походите вы на «злотворного гения», который присоединил к России дальние степи казацкие, гнёзда гибельной чумы, тогда как вы завоевали в Польше области плодоноснейшие, на рубеже лежащие с сердцем образованных стран, и жертвуете неустанно счастием, здоровьем, лучшими годами жизни для славы государыни.Но даже здесь, в этом залитом золотом и милостями императрицы раболепном Сенате, и здесь низкая лесть прихлебателя была встречена гробовым молчанием, от которого побледнел и льстец, и сам фаворит, которому курили такой грубый фимиам.Екатерина также осудила Тутолмина за плевок на могилу Потёмкина.А столицы, новая и старая, долго ещё потешались над речью, острили по поводу тех «неусыпных трудов», тех «бескровных жертв», какие фаворит приносит своей покровительнице, «не щадя жизни, здоровья и живота»…А про Польшу общий говор выразился в словах:– Ловко урвали кусок от загнанного оленя, когда столько сильных, когтистых лап тянулось к даровому блюду…Понимает это Екатерина. И страх охватывает её:– Нельзя показать своей слабости. Стоит согнуться – тебя толкнут, совсем повалить постараются… И протянутся десятки когтистых лап, будут рвать ещё живое, трепещущее, но бессильное тело!..Этого не хотела старая умная правительница.Лучше умереть на ходу, на ногах… А там, что будет – ей дела нет…Пока Екатерина жива, она останется, хотя бы по виду, хотя бы ценой муки тяжёлой, прежней, удачливой, непоколебимой в беде и в радости…Так и поступает она.Встаёт почти так же рано, как и всегда. Топит свой камин, садится за работу…Правда, порою Екатерина долго медлит над чистым листом бумаги… А когда начинает писать, то тяжело, поскрипывая, движется по бумаге её перо. Даже почерк изменился у государыни…Всё больше предаётся своим воспоминаниям императрица. Как будто утешить себя хочет блестящими картинами былого в страхе перед мраком грядущего дня…Вот, вот они, юные, прекрасные, полузабытые, ушедшие давно из жизни милые лица… Целые толпы знакомых, близких лиц, вереница блестящих, незабвенных картин прошлого!Вот бедный замок, где прошло её детство… Сёстры Кардель. Первая быстро ушла. Осталась вторая, весёлая, легкомысленная немного, живая француженка, Мадемуазель Кардель, гувернантка маленькой Фигхен, будущей Екатерины II. О ней императрица вспоминала с умилением, отмечая, что Кардель «знала почти всё, хотя сама она никогда не училась, так же как и её ученица». Благодаря Кардель Екатерина прочитала в детстве Расина, Корнеля и Мольера.
но такая ласковая, терпеливая. И умная. Она научила девочку быть ровной, любезной со всеми. «Никого не обижай. Тебя меньше обидят!» – твердила наставница.Это пригодилось в будущем бедной принцессе.А вот ласковый, важный аббат Менгден, известный своим даром прорицания. Он глядит в глаза худенькой девочке, касается её высокого, гладкого лба и говорит:– Я вижу здесь не одну, а три короны!..Считает в уме императрица: российская, крымская и польская! Верно. Предсказание сбылось. Значит, круг завершён? Или ещё нет? А Византия для Константина? А корона Индии, а персидская митра? Или ими не придётся увенчать старое чело?Горько улыбается императрица…А воспоминания бегут своей чередой. Вот тот, которому тоже в детстве пророчили несколько корон… Её кузен, потом муж… Красивый сначала. Изуродованный оспой потом…Ей больше повезло. В ожидании трона она жила среди простых людей, вдали от этого трона, вокруг которого самый воздух ядовит… И это её спасло. А он?.. Идея величия помрачила в нём человеческую душу, последний разум и разнуздала все грубые, животные страсти… И он погиб… Прочь, прочь это воспоминание… Правда, она думала втайне, желала невольно… Но не так ужасно… не руками людей… Таких близких ей, с которыми она делила все свои радости и горести.Алексей Орлов… Он ещё жив… Но теперь он не тот, каким был тогда… Прекрасный, мощный, как древний воин…А брат его, Григорий, который ещё дороже был юной Екатерине… И покинутой жене, и торжествующей царице… Она любила его за силу, за решимость…Всё прошло… А вот и очаровательный красавец Понятовский… Теперь – тоже старый, развенчанный король той Польши, которую она раздробила без пощады…А из более глубокой тьмы прошлого выплывает образ красивый и лукавый. Её первая любовь – Салтыков…Странно, самые важные события жизни этой женщины, ведущие к успеху и власти, переплетены с сердечными переживаниями, очень глубокими порою… Она не умела распутничать по расчёту, как большинство женщин, окружавших её при дворе Елисаветы… И не тешилась грубой чувственностью, как другие. Струю чувствительности вносила она во все свои связи, даже мимолётные… Отзвуки немецкой родины, страны женских вздохов и голубых незабудок…Вот дни переворота… Ряды войск… Толпы народа… Тогда народ любил её. Она умела окружающих, по крайней мере, привязать к себе: гвардию, жителей столицы… Она сумела покорить и Москву, которая сначала холодно отнеслась к «царице-немке». А теперь? Блеску много, но как мало любви! Почему?Вот начало царствования… Бецкий, Потёмкин… Тоже широко одарённый человек с искалеченной, полубезумной душой…И всё же он был лучше многих, таких выдержанных, лощёных, как Васильчиков, Мамонов, Зорич, Зубов…Да, да, лучше этого баловня. Хотя тот мёртв, а этот жив.Но старая опытная женщина умеет быть справедливой.Единственное преимущество за этим то, что он жив…Немало их было… И все ушли.Этот же здесь…Давно оценила она своего последнего фаворита.Вот он стоит перед нею, залитый блеском, женоподобный, с какой-то кошачьей наружностью и манерами… Он любит кошек. Но мужчине не надо бы походить на них… Она знает, как и отчего покрываются влагою и маслом красивые глаза любимца, такие откровенно-жадные, наглые порой, когда, он не стесняясь выпрашивает новых даров. Он, украшенный всеми первыми отличиями империи, орденами с её портретом, осыпанным бриллиантами, на груди.Да, ему, как Орловым, как Потёмкину, как ещё двум-трём, самым дорогим людям, подарила Екатерина такой портрет – высшую награду. Этим она как бы возвышала в глазах у всех подданного до положения гражданского, морганатического супруга своего…А ему всё мало. После смерти хапуги отца вся фамильная жадность, всё скряжничество словно переселилось в Платона Зубова.Невольно поморщилась при этой мысли Екатерина… Но что делать.Мелкий он… духом и телом… Продажный, как содержанка… Пресыщенная женщина не закрывает глаз ни на что… Но он продаётся весь, без остатка, именно ей! Ею всецело он создан, понимает, что не нужен больше никому, ни для чего. За позорную должность получает щедрую плату… потому не изменит до конца… Верен, как умеет, служит, как знает… Пускай. Она даёт свой опыт, он – свою юную силу. Склеится что-нибудь до конца… А там?.. Её не будет, когда начнётся что-нибудь иное. Так не всё ли равно?.. Этот – верен. Она знает! Недаром старик Захар не раз по ночам следил и днём вызнавал: где, у кого бывает фаворит.Потом приходит, докладывает. Не ищет женских ласк этот холодный фаворит. Старается только разогреть себя, чтобы она была довольна. Так надо и его баловать всем, чем ещё может она, «Семирамида Севера»…Отвернувшись от прошлого, окидывает взглядом настоящее усталая, старая императрица.Тут мало радостей… Замолкли бои… Желтеют победные трофеи, знамёна… Разве что донесётся ещё с берегов Рейна, с полей Франции?Почему спешит Екатерина не думать об этом? Словно предчувствие дурное начинает тревожить её. Но и вокруг – мало утешения…В зеркало боится поглядеть эта сильная, неувядавшая многие годы женщина.Всё, что по царству за долгие годы было затеяно ею, что начиналось так красиво, с шумом и блеском, – осталось недоделано, незавершено, рушится, ещё не получив законченных очертаний…Воспитательные дома Бецкого, корпуса его и Зорича, Смольное общежитие Речь идёт о педагогической деятельности императрицы. Уже на второй год своего царствования Екатерина II задумывает проект новой воспитательной системы, основанной на идеях Локка и Руссо. В 1764 году публикуется «Генеральное учреждение о воспитании обоего пола юношества», составленное И. И. Бецким под руководством императрицы. Новое «учреждение» было призвано создать «новую породу людей», для чего с малолетства дети отрывались от семьи и родной почвы и помещались в искусственную атмосферу учебных заведений, изолированных от внешнего мира. Эта система была практически применена только в одном учреждении – Смольном монастыре. В 1764 году здесь было основано Екатериной Воспитательное общество благородных девиц – первое в России закрытое женское учебное заведение для детей дворян (Смольный институт). Это было любимое создание императрицы, и она опекала его до конца своей жизни. Но недостаток профессиональных учителей, а также отрицательное отношение к педагогическим идеям Екатерины в русском образованном обществе (Новиков и др.) не дали развиться екатерининским преобразованиям.
простых и благородных девиц, свод установлений и законов, Вскоре после восшествия на престол Екатерина принялась писать Наказ комиссии, которую императрица решила созвать для составления нового свода законов. Весь Наказ был разделён на главы и параграфы, которые содержали политические и философские формулы. Ими должны были руководствоваться будущие законодатели при составлении нового Уложения для России. Сочинение Екатерины представляло компиляцию из сочинений европейских мыслителей XVIII века, главным образом из «Духа законов» Монтескьё. В 1764 году была созвана Уложенная комиссия. Но работа её была неплодотворна и прервана в 1768 году под предлогом войны с Турцией.
население украинских степей, Крыма, Сибири, казна, дороги… Литература, просвещение, художества…Как порывисто шло дело вначале… и теперь остановилась работа почти везде. Нет людей, нет охоты ни у кого бескорыстно служить начинаниям, в которых скрыт залог новой будущей жизни общества…Отчего это?И как ответ неумолимой, беспристрастной Судьбы перед нею начинают выступать какие-то тёмные, неясные картины…Порою слова правды попадались государыне в лощёных отчётах сатрапов, Сатрап – наместник.
которые на местах, по глухим углам правили от её имени многомиллионным, терпеливым народом… И видит она то, чего не хотела видеть всю жизнь…Покосившиеся, жалкие избы глухих деревень… Бездорожье, миллионы людей, живущих впроголодь, несущих тяжёлое бремя безгласных рабов… Вот тот фон, то основание, тот слой земли, на котором красуется пышное растение: мировая слава Екатерины Великой…Вместо навоза – грязью, кровью и потом удобрен слой чёрной земли…И чудится «Семирамиде Севера», что скоро может увянуть блестящий цветок, который вызвала она к жизни ценою многолетних дум, напряжений, труда…Уйдёт она – и рухнет многое… И многих погребёт под своими развалинами…А не всё ли ей равно! Её тогда не будет…И только устало склоня старую, седую голову, повторяет эта великая артистка на сцене всемирной истории:– Только бы не упасть, не свалиться самой раньше времени… А упасть – и умереть! Да и скорей бы уж это… так устала! – совсем тихо добавляет она.Как будто боится, что Судьба подслушает это невольное желание души и исполнит его.Судьба подслушала… * * * Четвёртого сентября было собрание в Эрмитаже.Довольная известиями, полученными от Суворова, императрица казалась очень весела.Под конец вечера, встав из-за карт, она обходила гостей, а за ней ковыляла дура-шутиха Матрёна Даниловна. Несмотря на свою показную глупость, Даниловна хорошо умела уловить, что толкуют в простом народе, собрать все столичные сплетни и поднести их Екатерине, которая очень чутко прислушивалась и к дворцовым «коммеражам», Сплетни (от фр. commerage).
и к говору народной толпы.– Вот, потасцили угодника, – сюсюкала Даниловна по поводу перенесения новых мощей, – потасцили, словно утопленника, волоком… А надо было на головусках понести, как по старинке, по законю… Илоды немецкие!.. Всё не по-насему делают, Кателинуска!..– Правда твоя, Даниловна. А что про грозу говорят, не слыхала?– Пло глозу, что была по осени? Глозное, говолят, цалство будет…– Какое грозное царство? Чьё?– Бозье… Бог судить цалей и псалей станет… И будет Ево глозное цалство!– Глупости ты болтаешь…– Ну, Кателинуска, ты очень умна… Уз больно возносисься… Гляди, нос разсибёсь, как давеца с лесеньки: цубулах… гоп-гоп-гоп… Покатилась-поехала наса кума с олехами…– Ну, поди, ты надоела мне…– Пойду, пойду… И то не ладно… Баиньки пойдёт Даниловна… Пласцай, Кателинуска…– Что прощаться вздумала, дура? Никогда того не было… – с неудовольствием кинула ей государыня и дальше прошла.Вдруг из боковых дверей показался ряженый, коробейник.– С товарами, с ситцами… С разными товарами заморскими, диковинными! К нам, к нам жалуйте… Вот я с товарами!– Ну, пожаловал! – узнав голос вечного затейника, Льва Нарышкина, радостно отозвалась императрица. – Иди, иди сюда! Показывай вот молодым особам, какие у тебя новиночки?.. Да не дорожись смотри…– С пальцем – девять, с огурцом – дюжина! По своей цене отдаю, совсем даром продаю. Чего самой не жаль, то у девицы я и взял… А дамы, что дадут, я тоже тут как тут! Атлас, канифас, Канифас – лёгкая ткань с рельефным тканым рисунком.
сюрьма, белила у нас, покупали прошлый раз… Вот вы, сударыня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
посланных на помощь рухнувшему трону Бурбонов, поддержали старую славу.Принуждая к отступлению передовые отряды республиканских войск, шли вперёд суворовские «детки», чудо-богатыри, которых умел вести к победам и к смерти вдохновенный старик, полубезумец и полугерой…Они рвали на себе в клочья мундиры, разбивали обувь и с босыми ногами били и отбрасывали за Рейн отряды генерала Моро. Только Бонапарту, гению революции, ставшему затем её злым гением, на Аркольском мосту, 6 ноября 1796 года удалось остановить движение этой русской лавины, катящейся по кровавым нивам Европы для охраны кучки Бурбонов, отверженных своим народом и осуждённых Историей.Но это случилось в минуту, когда Екатерину уже не занимало ничто земное…А пока пришли приятные для императрицы вести. И снова воспрянула духом и окрепла телом эта сильная, неугомонная женщина, словно решившая упорно бороться и против старости, и против неудач.Так, по крайней мере, казалось людям.Никто не знал, какие страдания, душевные и телесные, выносила она, стараясь не выдать чем-нибудь своей мучительной тайны.Екатерина сама слишком хорошо изведала жизнь, сама в себе носила все зачатки хорошего и дурного, чтобы не знать людей, особенно свой собственной двор, свой народ.Как ни странно, но самообольщения не было у этой умной правительницы людей.Она доказала это всею своею жизнью. Никто до неё и после, занимая трон, не заботился столько о прославлении своего имени, как эта Великая Екатерина…Она сыпала золотом философам и поэтам, книги которых читались, к словам которых прислушивался весь мир. И, как благодарное эхо, звон червонцев русской императрицы превращался в поток восхвалений «Семирамиде Севера»…Не жалея народных денег и крови своих подданных, начинала она военные авантюры, завершение которых приносило только ряд реляций о победах войск императрицы на суше и на воде. Но народу, государству мало пользы было от тех побед.Только бескровные завоевания Крыма и Польши округляли владения. Но именно эти «завоевания», сделанные под шумок, за счёт бессильных, слабых соседей, не много славы прибавили к имени «победительницы» и в глазах потомства и даже современников.Правда, генерал Тутолмин в полном собрании Сената решился нагло возгласить, обращаясь к Платону Зубову:– О, сколь не походите вы на «злотворного гения», который присоединил к России дальние степи казацкие, гнёзда гибельной чумы, тогда как вы завоевали в Польше области плодоноснейшие, на рубеже лежащие с сердцем образованных стран, и жертвуете неустанно счастием, здоровьем, лучшими годами жизни для славы государыни.Но даже здесь, в этом залитом золотом и милостями императрицы раболепном Сенате, и здесь низкая лесть прихлебателя была встречена гробовым молчанием, от которого побледнел и льстец, и сам фаворит, которому курили такой грубый фимиам.Екатерина также осудила Тутолмина за плевок на могилу Потёмкина.А столицы, новая и старая, долго ещё потешались над речью, острили по поводу тех «неусыпных трудов», тех «бескровных жертв», какие фаворит приносит своей покровительнице, «не щадя жизни, здоровья и живота»…А про Польшу общий говор выразился в словах:– Ловко урвали кусок от загнанного оленя, когда столько сильных, когтистых лап тянулось к даровому блюду…Понимает это Екатерина. И страх охватывает её:– Нельзя показать своей слабости. Стоит согнуться – тебя толкнут, совсем повалить постараются… И протянутся десятки когтистых лап, будут рвать ещё живое, трепещущее, но бессильное тело!..Этого не хотела старая умная правительница.Лучше умереть на ходу, на ногах… А там, что будет – ей дела нет…Пока Екатерина жива, она останется, хотя бы по виду, хотя бы ценой муки тяжёлой, прежней, удачливой, непоколебимой в беде и в радости…Так и поступает она.Встаёт почти так же рано, как и всегда. Топит свой камин, садится за работу…Правда, порою Екатерина долго медлит над чистым листом бумаги… А когда начинает писать, то тяжело, поскрипывая, движется по бумаге её перо. Даже почерк изменился у государыни…Всё больше предаётся своим воспоминаниям императрица. Как будто утешить себя хочет блестящими картинами былого в страхе перед мраком грядущего дня…Вот, вот они, юные, прекрасные, полузабытые, ушедшие давно из жизни милые лица… Целые толпы знакомых, близких лиц, вереница блестящих, незабвенных картин прошлого!Вот бедный замок, где прошло её детство… Сёстры Кардель. Первая быстро ушла. Осталась вторая, весёлая, легкомысленная немного, живая француженка, Мадемуазель Кардель, гувернантка маленькой Фигхен, будущей Екатерины II. О ней императрица вспоминала с умилением, отмечая, что Кардель «знала почти всё, хотя сама она никогда не училась, так же как и её ученица». Благодаря Кардель Екатерина прочитала в детстве Расина, Корнеля и Мольера.
но такая ласковая, терпеливая. И умная. Она научила девочку быть ровной, любезной со всеми. «Никого не обижай. Тебя меньше обидят!» – твердила наставница.Это пригодилось в будущем бедной принцессе.А вот ласковый, важный аббат Менгден, известный своим даром прорицания. Он глядит в глаза худенькой девочке, касается её высокого, гладкого лба и говорит:– Я вижу здесь не одну, а три короны!..Считает в уме императрица: российская, крымская и польская! Верно. Предсказание сбылось. Значит, круг завершён? Или ещё нет? А Византия для Константина? А корона Индии, а персидская митра? Или ими не придётся увенчать старое чело?Горько улыбается императрица…А воспоминания бегут своей чередой. Вот тот, которому тоже в детстве пророчили несколько корон… Её кузен, потом муж… Красивый сначала. Изуродованный оспой потом…Ей больше повезло. В ожидании трона она жила среди простых людей, вдали от этого трона, вокруг которого самый воздух ядовит… И это её спасло. А он?.. Идея величия помрачила в нём человеческую душу, последний разум и разнуздала все грубые, животные страсти… И он погиб… Прочь, прочь это воспоминание… Правда, она думала втайне, желала невольно… Но не так ужасно… не руками людей… Таких близких ей, с которыми она делила все свои радости и горести.Алексей Орлов… Он ещё жив… Но теперь он не тот, каким был тогда… Прекрасный, мощный, как древний воин…А брат его, Григорий, который ещё дороже был юной Екатерине… И покинутой жене, и торжествующей царице… Она любила его за силу, за решимость…Всё прошло… А вот и очаровательный красавец Понятовский… Теперь – тоже старый, развенчанный король той Польши, которую она раздробила без пощады…А из более глубокой тьмы прошлого выплывает образ красивый и лукавый. Её первая любовь – Салтыков…Странно, самые важные события жизни этой женщины, ведущие к успеху и власти, переплетены с сердечными переживаниями, очень глубокими порою… Она не умела распутничать по расчёту, как большинство женщин, окружавших её при дворе Елисаветы… И не тешилась грубой чувственностью, как другие. Струю чувствительности вносила она во все свои связи, даже мимолётные… Отзвуки немецкой родины, страны женских вздохов и голубых незабудок…Вот дни переворота… Ряды войск… Толпы народа… Тогда народ любил её. Она умела окружающих, по крайней мере, привязать к себе: гвардию, жителей столицы… Она сумела покорить и Москву, которая сначала холодно отнеслась к «царице-немке». А теперь? Блеску много, но как мало любви! Почему?Вот начало царствования… Бецкий, Потёмкин… Тоже широко одарённый человек с искалеченной, полубезумной душой…И всё же он был лучше многих, таких выдержанных, лощёных, как Васильчиков, Мамонов, Зорич, Зубов…Да, да, лучше этого баловня. Хотя тот мёртв, а этот жив.Но старая опытная женщина умеет быть справедливой.Единственное преимущество за этим то, что он жив…Немало их было… И все ушли.Этот же здесь…Давно оценила она своего последнего фаворита.Вот он стоит перед нею, залитый блеском, женоподобный, с какой-то кошачьей наружностью и манерами… Он любит кошек. Но мужчине не надо бы походить на них… Она знает, как и отчего покрываются влагою и маслом красивые глаза любимца, такие откровенно-жадные, наглые порой, когда, он не стесняясь выпрашивает новых даров. Он, украшенный всеми первыми отличиями империи, орденами с её портретом, осыпанным бриллиантами, на груди.Да, ему, как Орловым, как Потёмкину, как ещё двум-трём, самым дорогим людям, подарила Екатерина такой портрет – высшую награду. Этим она как бы возвышала в глазах у всех подданного до положения гражданского, морганатического супруга своего…А ему всё мало. После смерти хапуги отца вся фамильная жадность, всё скряжничество словно переселилось в Платона Зубова.Невольно поморщилась при этой мысли Екатерина… Но что делать.Мелкий он… духом и телом… Продажный, как содержанка… Пресыщенная женщина не закрывает глаз ни на что… Но он продаётся весь, без остатка, именно ей! Ею всецело он создан, понимает, что не нужен больше никому, ни для чего. За позорную должность получает щедрую плату… потому не изменит до конца… Верен, как умеет, служит, как знает… Пускай. Она даёт свой опыт, он – свою юную силу. Склеится что-нибудь до конца… А там?.. Её не будет, когда начнётся что-нибудь иное. Так не всё ли равно?.. Этот – верен. Она знает! Недаром старик Захар не раз по ночам следил и днём вызнавал: где, у кого бывает фаворит.Потом приходит, докладывает. Не ищет женских ласк этот холодный фаворит. Старается только разогреть себя, чтобы она была довольна. Так надо и его баловать всем, чем ещё может она, «Семирамида Севера»…Отвернувшись от прошлого, окидывает взглядом настоящее усталая, старая императрица.Тут мало радостей… Замолкли бои… Желтеют победные трофеи, знамёна… Разве что донесётся ещё с берегов Рейна, с полей Франции?Почему спешит Екатерина не думать об этом? Словно предчувствие дурное начинает тревожить её. Но и вокруг – мало утешения…В зеркало боится поглядеть эта сильная, неувядавшая многие годы женщина.Всё, что по царству за долгие годы было затеяно ею, что начиналось так красиво, с шумом и блеском, – осталось недоделано, незавершено, рушится, ещё не получив законченных очертаний…Воспитательные дома Бецкого, корпуса его и Зорича, Смольное общежитие Речь идёт о педагогической деятельности императрицы. Уже на второй год своего царствования Екатерина II задумывает проект новой воспитательной системы, основанной на идеях Локка и Руссо. В 1764 году публикуется «Генеральное учреждение о воспитании обоего пола юношества», составленное И. И. Бецким под руководством императрицы. Новое «учреждение» было призвано создать «новую породу людей», для чего с малолетства дети отрывались от семьи и родной почвы и помещались в искусственную атмосферу учебных заведений, изолированных от внешнего мира. Эта система была практически применена только в одном учреждении – Смольном монастыре. В 1764 году здесь было основано Екатериной Воспитательное общество благородных девиц – первое в России закрытое женское учебное заведение для детей дворян (Смольный институт). Это было любимое создание императрицы, и она опекала его до конца своей жизни. Но недостаток профессиональных учителей, а также отрицательное отношение к педагогическим идеям Екатерины в русском образованном обществе (Новиков и др.) не дали развиться екатерининским преобразованиям.
простых и благородных девиц, свод установлений и законов, Вскоре после восшествия на престол Екатерина принялась писать Наказ комиссии, которую императрица решила созвать для составления нового свода законов. Весь Наказ был разделён на главы и параграфы, которые содержали политические и философские формулы. Ими должны были руководствоваться будущие законодатели при составлении нового Уложения для России. Сочинение Екатерины представляло компиляцию из сочинений европейских мыслителей XVIII века, главным образом из «Духа законов» Монтескьё. В 1764 году была созвана Уложенная комиссия. Но работа её была неплодотворна и прервана в 1768 году под предлогом войны с Турцией.
население украинских степей, Крыма, Сибири, казна, дороги… Литература, просвещение, художества…Как порывисто шло дело вначале… и теперь остановилась работа почти везде. Нет людей, нет охоты ни у кого бескорыстно служить начинаниям, в которых скрыт залог новой будущей жизни общества…Отчего это?И как ответ неумолимой, беспристрастной Судьбы перед нею начинают выступать какие-то тёмные, неясные картины…Порою слова правды попадались государыне в лощёных отчётах сатрапов, Сатрап – наместник.
которые на местах, по глухим углам правили от её имени многомиллионным, терпеливым народом… И видит она то, чего не хотела видеть всю жизнь…Покосившиеся, жалкие избы глухих деревень… Бездорожье, миллионы людей, живущих впроголодь, несущих тяжёлое бремя безгласных рабов… Вот тот фон, то основание, тот слой земли, на котором красуется пышное растение: мировая слава Екатерины Великой…Вместо навоза – грязью, кровью и потом удобрен слой чёрной земли…И чудится «Семирамиде Севера», что скоро может увянуть блестящий цветок, который вызвала она к жизни ценою многолетних дум, напряжений, труда…Уйдёт она – и рухнет многое… И многих погребёт под своими развалинами…А не всё ли ей равно! Её тогда не будет…И только устало склоня старую, седую голову, повторяет эта великая артистка на сцене всемирной истории:– Только бы не упасть, не свалиться самой раньше времени… А упасть – и умереть! Да и скорей бы уж это… так устала! – совсем тихо добавляет она.Как будто боится, что Судьба подслушает это невольное желание души и исполнит его.Судьба подслушала… * * * Четвёртого сентября было собрание в Эрмитаже.Довольная известиями, полученными от Суворова, императрица казалась очень весела.Под конец вечера, встав из-за карт, она обходила гостей, а за ней ковыляла дура-шутиха Матрёна Даниловна. Несмотря на свою показную глупость, Даниловна хорошо умела уловить, что толкуют в простом народе, собрать все столичные сплетни и поднести их Екатерине, которая очень чутко прислушивалась и к дворцовым «коммеражам», Сплетни (от фр. commerage).
и к говору народной толпы.– Вот, потасцили угодника, – сюсюкала Даниловна по поводу перенесения новых мощей, – потасцили, словно утопленника, волоком… А надо было на головусках понести, как по старинке, по законю… Илоды немецкие!.. Всё не по-насему делают, Кателинуска!..– Правда твоя, Даниловна. А что про грозу говорят, не слыхала?– Пло глозу, что была по осени? Глозное, говолят, цалство будет…– Какое грозное царство? Чьё?– Бозье… Бог судить цалей и псалей станет… И будет Ево глозное цалство!– Глупости ты болтаешь…– Ну, Кателинуска, ты очень умна… Уз больно возносисься… Гляди, нос разсибёсь, как давеца с лесеньки: цубулах… гоп-гоп-гоп… Покатилась-поехала наса кума с олехами…– Ну, поди, ты надоела мне…– Пойду, пойду… И то не ладно… Баиньки пойдёт Даниловна… Пласцай, Кателинуска…– Что прощаться вздумала, дура? Никогда того не было… – с неудовольствием кинула ей государыня и дальше прошла.Вдруг из боковых дверей показался ряженый, коробейник.– С товарами, с ситцами… С разными товарами заморскими, диковинными! К нам, к нам жалуйте… Вот я с товарами!– Ну, пожаловал! – узнав голос вечного затейника, Льва Нарышкина, радостно отозвалась императрица. – Иди, иди сюда! Показывай вот молодым особам, какие у тебя новиночки?.. Да не дорожись смотри…– С пальцем – девять, с огурцом – дюжина! По своей цене отдаю, совсем даром продаю. Чего самой не жаль, то у девицы я и взял… А дамы, что дадут, я тоже тут как тут! Атлас, канифас, Канифас – лёгкая ткань с рельефным тканым рисунком.
сюрьма, белила у нас, покупали прошлый раз… Вот вы, сударыня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77