Только желала письменной поруки… в том виде, как ей казалось вернее… Подумайте, даже ваша записка обязывала вас, что бы вы ни думали, как бы ни надеялись потом овладеть волей будущей жены… И если теперь вы решили…– Пойти опять, обманывать, лукавить? Нет. Мне надоело… Я исполню долг вежливости. Это во-первых… А затем, чтобы не сказали, будто я струсил… испугался их двора, их гордой, деспотичной старухи, такой мягкой в речах, такой непреклонной в своих желаниях и планах. Пускай распоряжается своими холопами, рабами, увешанными первыми орденами империи, сверкающими бриллиантами на её портретах, которых так много успела она раздарить за тридцать лет власти… Швеция наша – маленькая страна… Но я – король, который не боится никого в мире, кроме небес! И я не склонюсь перед этой старой…Юноша не договорил, удержанный остатком уважения, какое сумела внушить ему великая женщина, хотя и дающая много поводов для осуждения низким умам.– Вот вы как заговорили, Густав! Долго молчали, даже когда от вас ждали мнений и ответов… А теперь… Ведёте к войне родину, когда она не готова… губите и себя и меня безрассудным упорством… И такие речи! Наконец я должен тоже сказать. Не забываете ли вы, с кем говорите?– О нет, знаю… – глядя с каким-то особым, сдержанно-злобным и презрительным выражением на регента, быстро возразил король, – знаю, вы – мой дядя! Регент королевства. Но… – вдруг выпрямляясь во весь рост, как на торжественном приёме, начал он отчеканивать звонким, напряжённым голосом, – должны же знать и вы, что через три недели я сам буду королём!Какой-то хриплый, подавленный звук мог только сорваться с крепко стиснутых губ выбитого из колеи регента. Он весь всколыхнулся, сжал кулаки и, не говоря ни слова, быстро вышел из комнаты, чуть не столкнувшись в соседнем покое со Штедингом, который был свидетелем бурной сцены.Явившись во дворец раньше короля, Штединг рассказал обо всём Зубову, который сумел золотом привязать к себе шведа.И через полчаса, к моменту появления во дворце короля, о его разговоре с регентом знали все.Но всё-таки приличие и долг гостеприимства удержали тех, кто готов был резко высказать своё негодование Густаву. В то же время не знали, как примет его сама императрица, о появлении которой уже оповестили камер-пажи.Она вошла, несколько бледнее, с более усталым и осунувшимся лицом, чем замечалось в последние дни, когда радость молодила Екатерину.Но держалась она спокойно, бодро. Голова была поднята, и взор милостив, как всегда.Король поспешил ей навстречу и особенно низко, почтительнее обычного, отдал поклон.Спокойно, без малейшего признака недружелюбия, но холодно приветствовала гостя императрица. Они стояли поодаль ото всех. Двор развернулся по сторонам, ожидая, пока государыня совершит первый обход. Только Зубов стоял в полушаге от неё.И до чуткого, напряжённого слуха лиц, близко стоящих, стали долетать негромкие фразы, которыми обменялись старая государыня и юный будущий король, так жестоко оскорбивший в Екатерине женщину, мать, хозяйку, ласково принявшую гостей, повелительницу могучей империи, избалованную успехами и победами в течение тридцати пяти долгих лет.– Рада видеть! Появление ваше нынче здесь служит добрым знаком. Так ли я понимаю, сир?– Я должен был явиться. Хотел выразить вам своё почтение… – смущённо заговорил юноша, хотя перед этим и готовился быть холодным и спокойным, как эта старая повелительница. – Счастлив, что слухи, дошедшие до меня о нездоровье вашего величества, оказались преувеличены… даже ошибочны…– О да, благодарение Богу, я здорова. Мне нельзя поддаваться недугам и ударам, как бы порой тяжелы и незаслуженны они ни были, как бы неожиданно ни посылала их судьба. В моих руках жизнь и счастье многих миллионов людей, пространство, занимающее четвёртую часть обитаемой земли… Я всегда должна быть на страже, охранять друзей, карать врагов, сир. Такое моё ремесло, не без успеха выполняемое уже больше тридцати лет… Дай Бог и вам честно править своей державой.Эти слова были сказаны любезным, мягким голосом, но от того казались ещё важнее, ещё значительней.– Я хотел также уверить ваше величество, что не желал, не думал причинить обиду… или… что моё вчерашнее решение…– А, вы говорите о вчерашнем вашем решении? Вы желаете возвратиться к нему? В добрый час. Но конечно, не здесь, на глазах этих чужих людей, когда столько ушей насторожилось, ловят наши слова, наши взгляды… Я вам дам знать… мы поговорим… Я сама думала, желала этого… Я дам вам знать. Пока танцуйте, веселитесь. Рада вас видеть…Лёгкий наклон головы, и императрица дальше продолжает свой обход.Зубов тоже сухо, холодно отдал поклон юноше и прошёл за государыней.С этой минуты король почувствовал себя окружённым ледяной стеной.Все явно избегали его. Только новорожденная, молоденькая, скучающая Анна Фёдоровна подала ему руку для танца. Но мало было других пар. И танцы имели вид какой-то отбываемой повинности.Увидя великого князя Александра, который и теперь умел сохранить свой ясный, спокойный вид, резко отличающийся от общего выражения неприязни и угрюмости, король быстро подошёл к нему.Так же ровно, спокойно, любезно, как всегда, встретил юношу его сверстник, старший всего двумя годами, Александр Павлович.После первого обмена приветствиями король с необычайной любезностью заговорил:– Я сейчас беседовал с императрицей. И так рад, что она чувствует себя хорошо. Признаюсь, редко случалось встречать подобную силу духа, величие, мудрость и у мужчин, не только у женщин, у слабого пола, как их зовут.– Такие времена, ваше величество, Бабушка государыня часто изволит говорить, что мы живём в железном веке. Мужчины или слишком грубы и бездушны, не щадят самых священных прав души и сердца человеческого, либо таковы, что не стоят самой низкой женщины по недержанию священного слова чести, обетов дружбы и любви. Эти люди меняют свою ненависть и приязнь чаще, чем ваше величество… свои перчатки. И в такую пору, говорит бабушка, женщины должны давать мужчинам примеры высокого духа и мудрости. Какое мнение вашего величества на этот счёт?Круглыми, удивлёнными глазами поглядел Густав в глаза Александру.«Что это такое? Прямой вызов, пощёчина, брошенная в лицо, или случайная сентенция, сказанная так, к слову?»Александр глядел ясно, спокойно, с лёгкой любезной улыбкой на устах.– Я больше солдат, чем философ, – сообразил наконец свой ответ юноша, – живу, как подсказывает мне моё сердце и велит Господь. И был лишён такой мудрой наставницы, какую ваше высочество имеет в вашей великой бабушке. Но она, конечно, хорошо знает свою страну и права в своём мнении. У нас оно несколько иначе. Если ваше высочество когда-либо пожалуете ко мне, окажете эту честь, познакомитесь с моим маленьким королевством, вы увидите, что там мужчины и с оружием в руках, и с кубком умеют оставаться достойными своего пола!..И с любезной улыбкой раскланялись снова и разошлись эти два сверстника, которым в будущем суждено будет оставить немалый след в истории своих народов.Через полчаса, не видав своей невесты, которая была совсем больна, король уехал с этого печального бала, особенно любезно раскланявшись со всеми.А до 20 сентября, до дня рождения Павла Петровича, по расписанию назначено было ещё три таких печальных праздника, и Екатерина приказала их не отменять.На 13 сентября назначено было освящение часовни в Таврическом дворце.Без всякой свиты, вдвоём с Зубовым отправилась туда императрица.– Моркова вызови ещё, – сказала она фавориту, – он напутал. Пусть придумает, как помочь в деле… шелыган Шелыган – бездельник, повеса.

рябой… вертлявый глупец. Что натворил!.. Да там соберутся архиереи, митрополит. Потолкуем ещё с ними. Может, они и благословят ради устройства дела… скажут, что можно внучке исполнить желание жениха… Бог – один… А если попы похвалят, причину дадут, и народ за ними говорить будет… Перед разговором с женихом нашим надо всё наготове иметь. Я думаю, он и сам настроен. Не от себя что… Ну, да увидим. Так Моркова зови.Долго длилось совещание с духовным клиром. Зубов с Морковым и сама Екатерина толковала с архиереями, с митрополитом. Но те очень почтительно, уклончиво, но тем упорнее не брали на себя ответственности за последствия, какие произойдут, если Александра перейдёт в лютеранство.– Бог пусть разрешает великую княжну да ваше императорское величество, как глава семьи, глава царства, церкви всей, госпожа по делам мирским. Это – дело мирское, политическое, не церковное. И не нам решать его! – согласно отвечали попы.Этот ответ звучал, как полное осуждение. А государыня понимала, что всего опаснее ей задевать русское духовенство.– Бояр нет ныне, которых покойная Елизавета императрица опасалась так. Ножи у них притуплены, – часто говорила она, – но попы, пожалуй, ныне сильнее старых бояр в народе.И возможность перехода княжны в лютеранство была окончательно отвергнута.Поздно вечером возвратилась в Зимний дворец государыня и, не принимая никого, усталая, разбитая, полубольная, ушла на покой…Только Зубов ещё долго оставался у неё. Всё шёл разговор: как поступить? О чём говорить с королём, которому было на завтра назначено свидание без посторонних свидетелей? Какое принять окончательное решение?– А что, если, – нерешительно начал Зубов после продолжительного молчания, – что, если… задержать их обоих здесь… Нанесённое с их стороны неслыханное оскорбление и для частного лица непереносимо… Тем более для вашего величества… для имени великой княжны… для чести империи и рода… И, только подписав прямое обязательство, пускай едут домой и оттуда шлют за невестой без проволочки… Что, если так, матушка?Покачивая головой, как на неразумного ребёнка, поглядела Екатерина на своего любовника.– Замечаю, Платон, у тебя от усталости мысли стали блуждать. Такие приходят на ум, что и пускать их не надо и выражать не стоит. Прошли те времена, когда государи других в плену томили, на выкуп отпускали, клятвы силой вынуждали у них. Ах ты, мой паладин давних веков… Новое время, ныне новые пути для царей и народов настали… Ступай, отдохни. Утро вечера мудренее. Перед прибытием королька-мальчишки дерзкого ещё мы потолкуем с тобою.– Да, ещё, матушка, я сказать не поспел раньше: дядя… регент видеть тебя просится… Нужда, говорит, какая-то. Что, не сказывал. Тебе прямо желает…– Этот… лукавый швед косоглазый. Вот кого не люблю… Ну, а принять надо. Может, и он на пользу послужит. Трудное время пришло. Я, государыня российская, думать должна, ночи не спать… муку терпеть и недугом маяться… всё из-за мальчишки, королька… Испытывать желает Судьба. Надо покорствовать… Пустим завтра дядю перед племянником. Со всей семейкой потолкуем… Что будет? Иди с Богом.Ушёл фаворит. Но долго ещё не засыпала повелительница.Полулёжа на постели, глядит она прямо перед собою. Горькие старческие слёзы выкатываются из потускнелых сейчас, воспалённых глаз её.Время ушло. Силы ушли. После стольких лет удачи и блеска – такой удар… И от кого?.. Неужели начинается расплата? За что? За невольный грех, за кровь, пролитую так жестоко, но без её повеления… Без прямого приказа… Правда, они, эти верные ей люди, там, в Ропше, угадали её невысказанные мысли, предупредили затаённые желания.Но разве за мысли бывает возмездие? Разве карает за невольные тёмные желания грозная Судьба? Написано, правда, об этом. Но мало ли писали чего глупые люди в своих книгах? Дела вызывают отпор, влекут за собою всякие последствия. А мысли, желания? Неужели только для того Рок дал ей половину жизни, долгих тридцать пять лет процарствовать со славой, прожить так хорошо, чтобы накануне заката, в последние часы тем тяжелей был этот незаслуженный, тяжкий удар?Может быть!Если бы двадцать или двадцать пять лет тому назад, когда принцесса цербстская ещё прочно сидела в русской государыне Екатерине Второй, какой-нибудь заговор лишил её жизни, это было бы почти натурально: овладела случайно престолом, повеличалась на нём, и новый удачник снял с трона мимолётную повелительницу.Но прошло славных тридцать пять лет. Екатерина Великая забыла о бледной, незначительной немецкой принцессе Софии, как не помнит прекрасная бабочка той тёмной пустой оболочки, из которой вышла, в которой долго лежала, куколкою…И неужели должна Екатерина Великая тяжко расплатиться за невольный грех, за думу затаённую, которая трепетала в смятенной груди принцессы цербстской, силой ночного заговора воссевшей на российский престол?Нет, не должно этого быть!..Но это совершилось… Или ещё можно всё поправить?Так думает Екатерина. Катятся медленно слёзы…– Утро вечера мудренее, – повторяет она и тушит нагоревшую одинокую свечу, опускает на остывшую подушку воспалённую, усталую голову, седина которой лучше всякой пудры… * * * С деланной улыбкой на вытянутом лице, сверля косыми глазками императрицу, сидит перед нею герцог Зюдерманландский, регент шведского королевства, как нашкодивший мальчишка, как проворовавшийся управитель перед госпожой.Храбрость свою в боях регент доказал во время последней шведской войны с Россией, когда благоразумно держался со своим фрегатом постоянно в резерве и первый подавал знак к отступлению.Теперь, очевидно, в дипломатической передряге спутав всех по придворной тактике, он ошибся немного в характере племянника, вызвал взрыв раньше, чем сам того ожидал, и совсем растерялся от явно грозящей опасности.Ему уж сообщили о планах Зубова: держать в плену дядю и короля до минуты, пока всё не будет сделано по желанию императрицы. Он не знает, что Екатерина отвергла такую грубую меру. И теперь извивается ужом, стараясь как-нибудь себя обезопасить. А может быть, кто знает: если умело повести разговор, кое-что и перепадёт, может, ему на «бедность». Двое тягаются, третьему радость! Он хорошо знает эту старую латинскую поговорку, опытный придворный интриган.И плавно, вкрадчиво, почти вдохновенно льётся его осторожная речь.– Я совершенно потерял голову, ваше величество! – переплетая правду с ложью, говорит опытный герцог, поглядывая и на государыню, и на Зубова, который вдали у стола сидит, как единственный свидетель этого свиданий. – Я ошеломлён… Я… Я положительно поссорился вчера с этим безумным юношей… Это не моя кровь! Это не наш. У нас в роду были отважные, безрассудно-смелые люди… Но таких не бывало. Право, теперь готов поверить всем дворцовым сплетням, какие ходили насчёт рождения моего милого племянничка… Уж можно ли его и признать мне своим…Но тут регент вдруг осёкся.Поглядев на эту спокойную с виду, прямо сидящую перед ним старуху, герцог вспомнил, что и про неё ходило много очень серьёзных толков ещё при жизни мужа. Что сам Пётр думал признать Павла незаконным, рождённым от Салтыкова, чтобы имелось основание лишить его наследства, развестись с женой и сделать императрицей толстую, рябую, наглую Лизу Воронцову.Сейчас же, меняя речь, швед ударился в чувствительный тон.Взгляд устремился на сидящую перед ним старуху, с жёлтой, дряблой кожей на лице, с красным пятном от застоя крови на щеке, с глазами, обведёнными чёрными тенями, с мешками, каких совсем ещё не было два дня назад; регент вспомнил лицо Екатерины, такое свежее, весёлое, смеющееся, почти молодое, с которым она слушала Штединга, говорящего в качестве свата от лица шведского короля…И почти с искренним участием он заговорил:– Сердце разрывается у меня, ваше величество Я не мальчик. Я сам – отец, и понимаю, что может перенесть любящее сердце, когда…– Верю, верю. Что же вы хотели, собственно нам сказать, герцог? – спокойно, сидя как изваяние, прервала его излияния императрица.– Я пришёл просить у вас защиты, государыня. Теперь, когда я прямо встал на сторону вашего величества и справедливости, этот неукротимый юноша будет моим врагом. Он не простит мне… Для него разве значит что-нибудь моя седина, моё положение, как первого в королевстве сановника, как его родного дяди? О, вы не знаете, ваше величество, каков он! Собственно, небо спасло внучку вашего величества от горьких испытаний… Быть женою человека упрямого, напичканного своей религией, как этот диван волосами… Всегда у него на первом плане какие-то основные понятия морали и чести, когда нужно думать о серьёзных вещах и жить, как все другие живут… Он, несмотря на всю свою несдержанность, самый холодный, бесчувственный, даже бесстрастный юноша, каких я знаю, каких видел за всю свою жизнь! Вот месяц он пробыл у вашего величества. А смеялся он когда-нибудь, восторгался, был чем-нибудь взволнован, раздосадован? Нет. Всегда корчил из себя короля в тронной зале. Он и спать ложился с этим видом, глупый мальчишка, влюблённый в свой сан… Думает подражать Карлу XII, а подражает плохим комедиантам из театральной пьесы… Судите же сами, ваше величество:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77