Он расчетливый и деспотичный человек, который привык получать все, что хочет. Мне это не нравится.— Но?Николас остановился.— Послушай, было бы очень легко и удобно представить его богатым злодеем из грошового романа, но все не так просто.— Он убийца, Николас.— Он очень уязвим...— О Господи!— Он любит своих дочерей, что бы они о нем ни думали. Он готов на все, чтобы их защитить. И он совсем не так уверен в себе, как можно было бы ожидать. Что-то в нем...— Томкин разыгрывает перед тобой спектакль, потому что ему нужна твоя помощь.— Думаю, ты не прав. Он не настолько двуличен, как ты полагаешь.— Послушай. Твой ниндзя приходит и убивает людей. — Кроукер разгорячился. — Где-то у него тоже есть дом, люди, которых он любит, — но это ничего не меняет.— Ты слишком упрощаешь...— Томкин — мошенник. И ты должен это понять.— Ты смотришь на него только с одной стороны. Кроукер покачал головой.— Нет, Ник. Просто я знаю его дольше чем ты, вот и все.По пути в город Кроукер рассказал Николасу то немногое, что ему было известно об обстоятельствах гибели Винсента.Он высадил Николаса у нового здания Томкина на Парк-авеню, потом заехал в бюро судебно-медицинской экспертизы. Там его ждал отчет патологоанатома о смерти Винсента. Бросив мокрый пиджак на спинку зеленого стула, лейтенант достал из нагрудного кармана мятную резинку, положил ее в рот и открыл папку.От того, что Кроукер там прочел, у него выступили капельки пота на лбу и над верхней губой. Он провел рукой по густой шевелюре и выругался про себя. После этого лейтенант снял телефонную трубку.— Нейт? — К телефону пригласили главного патологоанатома. — Это Кроукер. Спасибо, что так быстро подготовили отчет. Кто-то здорово потрудился.— Я сделал это сам. — В голосе Граумана слышалась усталость. — Мы здесь все потрясены, и...— Послушай, Нейт, я занимаюсь этим делом.— Ну и что ты выяснил? Только не заливай.— Не много, — признался Кроукер. — Похоже, это как-то связано с убийством Терри Танака и Эйлин Окура. Они были друзьями Винсента.— Я помню это дело. Винсент сам делал вскрытия. Но какая здесь связь? Ведь способ убийства совсем другой. Кроукер потер глаза.— Пока могу только сказать, что дело не в способе убийства.— Понятно. Я позвонил Доку Дирфорту — хотел, чтобы он узнал об этом от меня.— Как он это воспринял?— Плохо. Послушай, Лью, я... мы все были бы тебе очень обязаны, если бы... ты понимаешь...— Я знаю, вы были друзьями. Не сомневайся, как только мне что-нибудь станет известно, сразу же дам тебе знать. — В дверях появился ухмыляющийся Вейгас. Кроукер поднял палец и прикрыл трубку ладонью.— Подожди, я сейчас закончу.— ... о похоронах, — говорил Грауман.— Обязательно, я хочу там быть. — Лейтенант посмотрел на отчет. — Ты уверен насчет этого вещества?— Я уже сказал, что сам производил вскрытие. Ошибка исключена.— Хорошо. Это очень существенно.— Яд попал в организм незадолго до смерти, и это не могло произойти случайно.— Значит, — глаза Кроукера скользнули по, строкам отчета, — “модифицированный нервно-паралитический токсин, ослабляющий мускульные реакции в такой степени, что…”— К тому времени, когда это случилось, Винсент был практически беспомощен.— Но это не инъекция?— Нет. Это органический яд, который действует только при попадании в дыхательные пути. Винсент вдохнул его с очень близкого расстояния. Возможно, он знал убийцу.— Или просто ничего не подозревал. Кто угодно мог подойти к нему и брызнуть аэрозолем. Ладно, я тебе перезвоню.— Буду ждать.Кроукер задумчиво опустил трубку на рычаг. Его агент по-прежнему молчал. Почему он столько возится?— Заходи, — пригласил он Вейгаса и передвинул языком резинку во рту. — Куда это ты так вырядился?На Вейгасе был бордовый пиджак с широкими отворотами, расклешенные брюки того же цвета и розовая сорочка со стоячим воротничком.— Копался в дерьме, — ответил Вейгас; с его лица не сходила широкая улыбка. — Три месяца готовились. Кроукер хмыкнул.— Обычное дело. — Его мысли были все еще заняты отчетом о вскрытии.— Нет, парень. Совсем не обычное. — Вейгас поудобнее прислонился к дверному косяку. — На этот раз среди дерьма я нашел одну лапочку.Кроукер поцокал языком.— Может, скажешь, что решил совместить приятное с полезным? Вейгас покачал головой, и его ухмылка стала еще шире.— Нет. Только не с ней — эта лапочка особенная.— Да? Все они одинаковые шлюхи, парень. Вейгас ждал этого замечания. Он ткнул пальцем в Кроукера, торжествующе выпалил:— Но не она. Я был ее ангелом-хранителем и доставил ее тебе в целости и сохранности.Кроукер озадаченно посмотрел на приятеля.— О чем ты, черт возьми, толкуешь? Вейгас добродушно рассмеялся.— То, что я привез в своем фургоне, парень, стоит больших денег. Поедем со мной, не пожалеешь.Кроукер взял пиджак и двинулся по коридору вслед за Вейгасом.— Смотри, старик, — предупредил лейтенант. — У меня нет времени на твои фокусы.— Никаких фокусов, парень. — Вейгас снова засмеялся и вызвал лифт, — Ты не пожалеешь, вот увидишь.Он похлопал Кроукера по спине. Открылись двери лифта, и они вошли в кабину. Вместе с ними спускался полицейский с подозрительного вида пуэрториканцом, очевидно, чтобы взять у него отпечатки пальцев и сделать фотографии.Кроукер и Вейгас вышли из боковой двери и в холодном тусклом свете бетонного тоннеля подошли к полицейскому фургону. В узком проходе фигура Вейгаса казалась исполинской.Он положил руку на плечо Кроукера, и тот вспомнил об одной операции, в которой они участвовали когда-то вместе. “Господи!” — подумал Кроукер. Они тогда уже и не надеялись выбраться из кровавого месива. Отчетливая картина предстала перед глазами лейтенанта: он лежит на земле с раздробленным плечом, а из-за обгоревшей машины, как ангел мщения, появляется Вейгас. Он подходит к тому здоровенному негру, в одной руке которого тяжеленная цепь, а в другой — тупорылый пистолет, и берет его голыми руками. Кроукер никогда еще не видел, чтобы человек так быстро рухнул от одного удара. В ту ночь было еще три трупа. Господи!Кроукер почувствовал, как рука Вейгаса сжимает его плечо.— Ничего не бойся. Мы ведь помогаем друг другу, так? Мне на всех тут наплевать — пускай строят из себя святых. У меня есть своя работа, и я ее делаю. А остальные — каждый обделывает свои делишки. Совести у них нет, и сердца тоже. Одно на уме: не проглядеть бы того, кто готов их подмазать. — Вейгас вдруг замолчал и тряхнул головой как раненый зверь. — Прости, Солдат, сегодня был тяжелый день. — Он грустно улыбнулся. — Правда, тяжелое дежурство.— Ничего, Смельчак.Когда-то давно они дали друг другу прозвища, и это согревало их в суровые полицейские будни. Иногда, в те дни, когда работа душила Кроукера, он думал, что все это насквозь фальшиво.— Мы два засранца, которые разгребают дерьмо и воображают себя героями. — Лейтенант засмеялся. — Не падай духом, могло быть и хуже. Мы, по крайней мере, этого дерьма не производим.Вейгас откинул голову и захохотал; отголоски его смеха покатились по бетонному тоннелю.— Так вот, слушай. Я уже сказал, к этой облаве мы готовились месяца три, не меньше. Наконец мы туда заявляемся — море товара, на год хватит всей сраной китайской армии: героина не сосчитать, грузовик кокаина, полтонны сигарет с марихуаной. Что ж, неплохо. Все это происходит во дворе, а в доме в это время вечеринка, и все, понятно, уже на взводе. Там-то я ее и приметил. Возьму-ка, думаю, ее на всякий случай. Мне кажется, у нее все чисто, но, — Вейгас пожал плечами, — сам знаешь, как это бывает. Короче, бери ее, если она тебе нужна, — с начальством я все улажу.— Как я могу сказать, нужна она мне или нет, — буркнул Кроукер, — если я не знаю, кто она.Вейгас снял руку с плеча Кроукера и положил ее на ручку задней двери фургона.— Там сидит, парень, старшая дочка Рафиэла — Гелда Томкин.Кроукера словно окунули в ледяную воду. Вейгас ухмыляясь повернул ручку. Стальная дверь отворилась, и Кроукер вошел внутрь.Несколько мгновений он стоял неподвижно, привыкая к тусклому свету, который просачивался через решетку, отделяющую “чистых” от “нечистых”. Гелда сидела на одной из металлических скамеек, наглухо прикрепленных к боковым стенкам фургона. Кроукер рассматривал ее профиль; прямой нос, пухлые губы, длинная плавная линию шеи. Не видя, он угадывал ее темные глаза, тяжелую грудь, пышные бедра, длинные стройные ноги, благодаря которым ее полнота казалась неожиданно привлекательной.— Ну... — Тело Кроукера стадо тяжелым, а язык онемел; он откашлялся и начал снова: — Ну, Гелда, что ты натворила на этот раз?Она повернула голову, и четкая линия ее профиля растворилась в тени.— Кто ты такой, черт подери?Даже в ярости ее голос был глубоким и шелковистым. Кроукеру показалось, что он слышал этот голос только вчера, а не много месяцев назад.— Кроукер, — сказал он, приблизившись к ней. — Лейтенант. Помнишь меня?— Я должна вас помнить? — Тон Гелды стал мягким и томным.— Возможно. Мы однажды встречались. — Кроукер стоял перед ней, видя в полумраке только бледное сияние белков ее огромных глаз. Но он остро ощущал ее присутствие, и это было ему приятно. — Я допрашивал вас в начале лета по делу Анджелы Дидион; мы говорили о вашем отце.— Дерьмо! — даже ругаясь, Гелда оставалась элегантной. Кроукер слышал ее дыхание. — Да, я тебя помню. Пижон с лицом актера Роберта Митчема.Лейтенант коротко засмеялся.— Вы мне льстите! Спасибо.— Не за что. У него такое лицо, будто он прошел через Третью мировую войну. У тебя тоже. Кроукер немного помолчал.— Не возражаете, если я присяду?— Хочешь сказать, что у меня есть выбор? — Не услышав ответа, Гелда пожала плечами. — Мы не у меня дома.— В Саттон Плейс, не так ли? — уточнил он, усаживаясь рядом.Гелда тряхнула головой и выпалила:— Что тут происходит? Ты что, собираешься завести на меня дело?— Это зависит от некоторых обстоятельств.— От каких?Кроукер молча наклонился к девушке, схватил ее правой рукой за запястья, а левой вытащил из пиджака карманный фонарик. Он внимательно осмотрел руки Гелды, стараясь не думать о том, какая нежная у нее кожа.Кроукер отпустил ее и сел на место.— Я мог бы посмотреть и на бедрах, — заявил он. — Или вы сами мне скажете?Запястья Гелды наверняка болели после его хватки, но она даже не попыталась их потереть. Это понравилось Кроукеру — гордости ей было не занимать.— Я колюсь через глазные яблоки, — съязвила она. — Ты, конечно, об этом слышал. Не остается никаких следов. — Гелда повернулась, и на ее щеку упала тень от решетки. Она выглядела подавленной. — Я делаю только то, ребята, что и вы сами. А может быть, и меньше. Например, я не нюхаю кокаин.Лейтенант молча сидел рядом с ней и вдыхал аромат ее духов, пока Гелда не отвернулась и не оказалась снова в темноте.— Вы мне верите? — спросила она робко.Кроукер подумал: в какой степени она играет? Он решил быть с ней откровенным. Все остальное было бы бесполезным и, возможно, даже опасным.— Да, — произнес он медленно. — Я вам верю.— Значит, я могу идти?— Через минуту. — Кроукер не сознавал, что в его голосе появилась нежность. — Зачем вы во все это ввязываетесь?— И разбиваю сердце моего бедного старого отца? — Гелда громко рассмеялась. — Валяйте, что вам от меня надо? — Я просто разговариваю с вами, — спокойно объяснил Кроукер.— Ну конечно. В полицейском фургоне, после облавы.— Вы сами выбрали это место.Гелда молчала, и хотя Кроукер ее не видел, он знал, что она его рассматривает. “Сейчас все может сорваться”, — подумал он и затаил дыхание.Гелда Томкин снова засмеялась, и ее смех звонким эхом прокатился по металлическим стенками фургона. — Хорошо, — сказала она мягко. — Я скажу вам, почему я этим занимаюсь. Просто мне это нравится, вот и все. И потом, это забавно — получать деньги за то, что ты трахаешься. Я актриса, манекенщица — как Анджела Дидион. А это... так, несерьезно.— Правда?Гелда тряхнула головой, и Кроукер увидел, как вспыхнули ее глаза.— Иногда, — призналась она, — я получаю от этого удовольствие. С женщиной. — Гелда подумала о Сорви-голове. — Вас это шокирует?— Не очень, — ответил Кроукер. — А вы думали, что да?— Я не знаю, что вы за человек.— Самый обыкновенный нью-йоркский жлоб.— Это заметно. — Гелда чувствовала, что он ждал этих слов.— Как насчет спиртного? — спросил Кроукер.— А что? — она насторожилась.— По-прежнему много пьете?Гелде почему-то захотелось сказать ему правду, но она вовремя остановилась.— Уже не так, как раньше. Меня подогревает работа.— Никаких мужчин?— Это что, допрос?— Называйте как угодно.— Мне никак не угодно это называть, — отрезала она. — Мне угодно выбраться отсюда.— Не могу вас больше задерживать.— То есть я могу идти?— Да.— Вы ждете благодарности?Лейтенант решил, что все кончено. С таким же успехом он мог вообще не заводить этот разговор.— Вы ни в чем не виновны. Можете идти.Но Гелда не двинулась с места. Кроукер сидел, прижавшись спиной к холодной металлической стене. Он смотрел на свои руки, но видел только слабые блики на ногтях.— Что вам от меня надо?Ее голос звучал так тихо, что на минуту Кроукер подумал, будто ему это чудится.— Ничего, — ответил он мертвым голосом. — Мне ничего от вас не надо.— Так я и поверила.— Ладно. — Лейтенант повернул голову и увидел, что девушка разглядывает его. — Я могу тебе помочь, Гелда.— Что бы это значило?Это значило именно то, что он сказал. Кроукер знал, что она нужна ему не только для того, чтобы выудить сведения о Рафиэле Томкине. Гелда снилась ему уже много ночей. По нему будто пробежал электрический разряд, и Кроукер снова посмотрел на нее: Гелда не сводила с него глаз, пытаясь прочитать что-то в его лице.— Только то, что я сказал.— Если бы я тонула, я бы не стала звать тебя на помощь.— Но ты уже тонешь, — сказал он тихо и тут же добавил: — Тебе это ни к чему — спиртное, таблетки и эта... работа. — Кроукер помолчал. — Ты можешь уехать отсюда.— Уехать! — взорвалась девушка. — Господи! От себя не уедешь, нет такого места. — Она откинула голову к стене, и он снова увидел плавную линию ее шеи. — Моя мать с детства мечтала о богатстве, это была цель ее жизни. Выйдя замуж за отца, она этой цели достигла, но все оказалось совсем не так, как она себе представляла. Да, у нее были деньги и все, что только можно пожелать, но жизнь с моим отцом была сущим адом. Мне кажется, в конце концов для него это стало игрой: он решил выяснить, сколько же он сможет у нее отнять. Речь идет, конечно, не о деньгах и не о вещах, которых у нее было больше чем достаточно. Нет, он отнимал у нее другое, то, что сам больше всего ценил: волю. Вероятно, если бы она сопротивлялась, все могло сложиться по-иному.Но мама цеплялась за свою мечту с таким отчаянием, что начисто лишилась мужества. Она превратилась в рабыню отца, а точнее, его богатства. Этой слабовольной самке, должно быть, нравилась боль, которую причинял ей муж. Я хочу сказать, она со всем смирилась. Даже после... — Гелда вдруг замолчала, прикрыв ладонью рот. — Господи, что я говорю? И кому — полицейскому... — Она подавила нервный смешок, — Наверно, я сошла с ума.Она сцепила руки и стала водить ими по бедрам, взад-вперед, в мерном завораживающем ритме.— Не сомневаюсь, что меньше всего на свете мать хотела детей. Но отец, как всегда, настоял на своем. Странно... а может, и не странно, — она засмеялась, — ему было все равно, мальчики или девочки, лишь бы он был отцом. В этом отношении он старомоден — дети представляются ему символом мужественности.Но матери казалось, что ему нужны сыновья, чтобы продлить род Томкинов. Это, между прочим, говорит о том, насколько она его не понимала. Поэтому, когда я родилась, она была в шоке.— Послушай, Я скажу тебе правду. — Кроукер знал, что отчаянно рискует, чего он страшно не любил, но теперь у него не было выбора. — Мне нужна твоя помощь в одном расследовании.— В каком? Он решился.— Я думаю, что твой отец убил Анджелу Дидион.— Вот как?Такая реакция застала Кроукера врасплох. Гелде это понравилось.— Вижу, у тебя нет слов, — сказала она со смехом. — А ты ожидал, я скажу: “Я ненавижу этого человека, но все-таки он мой отец”? Чушь. Не удивлюсь, если он действительно убил ее.— По-твоему, он способен на убийство? — Сердце Кроукера бешено колотилось — он не ожидал такого подарка от судьбы.— По-моему? — Гелда засмеялась. — Да. По-моему, отец вполне способен на убийство. Насколько я помню, законы его никогда не волновали.Теперь она повернулась к лейтенанту вполоборота, и он увидел боль глубоко в ее глазах.— Ты знала об Анджеле Дидион? — спросил он спокойно.— Что он с ней спал? Конечно. Однажды она при мне вошла к нему в кабинет. Она вела себя как дома — это сразу видно.— Ты с ней разговаривала? Гелда улыбнулась.— Мы не очень ладили. Между нами сразу возникла неприязнь, знаешь, как у одноименных магнитных полюсов.— Я думал, что у тебя были не лучшие отношения с твоим стариком.— Они и сейчас не лучшие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51