— Ник...Николас чувствовал, что его мозг цепенеет. Он вспомнил, как Док Дирфорт рассказывал о боли. Это уже слишком. Сегодня был день похорон Терри и Эй.— Господи, — прошептал он. — Господи. Кроукер присел на корточки рядом с ним.— Ник, — сказал он мягко, — я не мог поступить по-другому. Я не мог позвонить тебе по телефону.Николас кивнул. Сквозь туман своих мыслей он понял, что лейтенант признает свою вину перед ним. Он мог бы не ехать в такую даль, а просто снять телефонную трубку и набрать номер. Николас вспомнил, что вчера Кроукер обедал с Винсентом.— Ник. — В голосе Кроукера слышалось сомнение. Николас повернулся к нему, — Что происходит? Ты должен мне объяснить.— Не знаю. Что вы имеете в виду, лейтенант? Я... послушайте, в этом замешан Томкин. Неделю назад он получил предупреждение от ниндзя. Я сам видел. Это не шутка. У него есть дела с крупнейшими японскими компаниями. Знаете, в большом бизнесе не очень-то церемонятся. Чем-то он им насолил. Словом, они послали к нему убийцу.— Но так уже было несколько раз. Томкин не ребенок и не нуждается в твоей помощи. Николас покачал головой.— Вы не правы. Без меня он труп.— Но где логика? Две смерти здесь, еще три — в Нью-Йорке, и никакой связи с Томкином.— Связь должна быть, — упрямо возразил Николас. — Убийца пытался даже запугать Жюстину.И Николас рассказал Кроукеру о тушке, которую подбросили в кухню.Какое-то время Кроукер молча смотрел на него. Ровный гул прибоя то и дело прерывался звонким смехом.— А что, если это предупреждение относится не к Жюстине? Николас уставился на лейтенанта.— Что вы хотите этим сказать?— По-моему, больше нельзя отворачиваться от фактов. Думаю, предупреждение относилось к тебе. Николас резко засмеялся.— Ко мне? Не говорите глупостей. Нет никаких причин...— Должны быть причины, — серьезно проговорил Кроукер. — Смотри сам. Две смерти здесь. Терри и Эйлин. Теперь Винсент. Все сходится на тебе.— Второго человека — убитого на пляже — я не знал.— Да, но это случилось недалеко от твоего дома.— Лью, здесь живет куча других людей.— Но только у одного из них убили подряд троих друзей. Конечно, в этих рассуждениях была логика, но Николас знал, что логика не всегда ведет к правильному ответу. Он покачал головой.— Я в это не верю. Как я уже сказал, у него нет никаких причин. Это дымовая завеса.— Ничего себе завеса! — фыркнул Кроукер.— Просто он знает, что я связан с Томкином через Жюстину. И я для него опасен — в отличие от тебя или костоломов Томкина. Он это знает. Нет, ему нужен Томкин, и только он. Все остальное — чтобы замутить воду. Кроукер примирительно поднял руку.— Ладно, ладно. Это была всего лишь версия. И вот что я тебе скажу: я очень надеюсь, что ты прав, потому что смерть Винсента Ито волнует меня гораздо больше, чем судьба Рафиэла Томкина.Николас посмотрел на него. Это было признанием в дружбе, и он улыбнулся.— Спасибо. Это очень важно для меня. И для Винсента это было бы важно.Они встали. Кроукер по-прежнему был в пиджаке, несмотря на невыносимую жару. Теперь он наконец его сбросил; на его тонкой белой сорочке темнели большие пятна пота.— Пойдем? Николас кивнул.— Только... — он колебался.— Валяй.— Лью, тебе этот вопрос может не понравиться.— Тогда я не буду отвечать. Договорились? Николас улыбнулся.— Ладно. — Они пошли по пляжу к машине Кроукера. — Почему ты так ненавидишь Томкина?Кроукер открыл дверку и бросил пиджак на заднее сиденье. Он сел за руль, а Николас рядом с ним. Машина стояла в тени, но в салоне все равно было душно. Кроукер завел двигатель.— Ты прав, — признался лейтенант. — Я мог бы не отвечать на этот вопрос. Несколько дней назад так бы оно и было. — Они выехали на дорогу. — Но теперь все изменилось. Я понял, что если не доверять тебе, то никому нельзя доверять, а я так не могу.Они проехали по мосту, мимо бухты, заполненной небольшими лодками с поднятыми моторами.— Ты, наверное, слышал про дело Дидион. Николас удивился.— Ты имеешь в виду убийство этой манекенщицы? Только то, что было в газетах. Ее фотографии мелькали практически в каждом журнале.— М-да, — задумчиво произнес Кроукер. — Красивая женщина. Очень красивая. Идеальная модель.— Похоже, ты...— Нет. Не то, что ты думаешь. — Они выехали на шоссе, и Кроукер прибавил газа. — Просто меня поразило, что эта девушка такой же человек, как и все. Понимаешь? Обычно люди об этом не думают. А ведь она ела, пила, у нее бывала отрыжка — как у всех.Лейтенант перешел на другую полосу, обогнав автобус, который испускал черные клубы удушливого дыма.— А потом Дидион умирает, и все раздувают вокруг этого скандал. Ведь она была знаменитостью, и вокруг нее делались большие деньги. Но никто, поверь мне, — никто не сказал: “Вот еще одна глупо оборвавшаяся жизнь.” Такие мысли пришли мне в голову в ее спальне. — Кроукер пожал плечами. — Но, черт подери, то же самое я думаю о любой из несчастных шлюх, которых убивают каждый день. Это не очень-то по душе моему капитану. Да плевать я хотел на этого засранца! — “Мы не можем понапрасну тратить деньги налогоплательщиков, Кроукер. Найдите лучшее применение вашему времени”. Господи! — Лейтенант ударил кулаком по рулевому колесу. — Я знаю, что в тот вечер в ее спальне был кто-то еще. Женщина. Судя по всему, она близко знала Анджелу Дидион и могла стать свидетелем убийства. Но она исчезла, как сквозь землю провалилась.Итак, я остался ни с чем, комиссар давит на капитана Финнигана... В общем, ты понимаешь.Кроукер повернул к Манхэттену. Они успели вовремя, движение было еще сносным.— Полицейские опросили жильцов дома. Это не обычный дом, сам знаешь, и им было приказано ходить на цыпочках и разговаривать шепотом. Короче, они ничего не узнали. Ладно. Но через неделю — когда все жаждали крови, моей крови, — я решил сам туда сходить. Не буду тебя утомлять подробностями: оказалось, они не опросили одну женщину. Ее в то время не было в Нью-Йорке. Выясняется, что на следующий день после убийства, рано утром, она улетела на курорт, в Палм Спрингс, и вернулась через семь дней. Алкоголичка лет пятидесяти, но выглядит на все шестьдесят. Я пришел к ней в десять утра, а от нее уже вовсю несло джином. У нее тряслись руки, и она даже при мне не удержалась, чтобы не приложиться к бутылке.Кроукер свернул на бульвар Йеллоустоун. — Но самое интересное не в этом. Она клянется, что последние полгода к Анджеле Дидион ходил мужчина. Возможно, эта связь началась и раньше, просто полгода назад она это заметила. Похоже, однажды там была ссора, и с тех пор она регулярно посматривала в дверной глазок — чем ей еще заниматься.Лейтенант остановил машину у небольшого здания с белым кирпичным фасадом. На газоне, напротив огромного вяза, располагалась вывеска “ПОХОРОННОЕ БЮРО ПАРКСАЙД”. Деревянные двери здания были открыты. Туда вошли несколько человек, среди которых Николас узнал одного из инструкторов додзё.— Она подробно описала мне этого человека. Ник. Это Рафиэл Томкин.— Итак, у Томкина был роман с Анджелой Дидион. Что ж, ничего удивительного, когда две знаменитости живут в одном доме. Эта женщина видела его там в день убийства?Кроукер посмотрел на вяз. Его листья шелестели на жарком ветру.— Она боится самолетов, — сказал наконец лейтенант. — Она приняла снотворное — само собой, запив его джином, — и в шесть вечера легла в постель. Проснулась только в пять утра.— После чего преспокойно отправилась в аэропорт.— Да. — Кроукер посмотрел на Николаса. — Но я проверил, что делали в тот вечер все знакомые Дидион. Это был Томкин.— У тебя нет доказательств, Лью, — заметил Николас. — У тебя нет ничего.— Меньше чем ничего, парень, — мрачно согласился Кроукер.Они вышли из машины и по каменным плитам направились к двери. Еще один инструктор додзё остановил их и перекинулся с Николасом несколькими фразами.— Послушай, — Кроукер понизил голос, — дело Дидион официально прекращено. Все. Финита. На днях Финниган мне это популярно объяснил. Естественно, приказ спустили с самого верха; никто не стад бы подмазывать этого кретина.— Ты хочешь сказать, что от полиции откупились?— Я хочу сказать, что заставить замолчать полицейское начальство могут очень немногие. Томкин один из них. — Лейтенант перешел на яростный хриплый шепот. — Но у меня есть след. Один мой агент разнюхал, что за женщина была в квартире Дидион в день убийства. Как только я узнаю ее имя и адрес, этот сукин сын никуда от меня не денется. * * * Короткая церемония проходила наполовину на английском языке, наполовину — на японском. Николаса попросили сказать надгробное слово. Он говорил по-японски. Звучала музыка: двое друзей Эйлин, профессиональные музыканты, играли традиционные мелодии на кото и с Якухати. Было много цветов.Кроукер молчал, пока они с Николасом не отошли от могилы. Рабочие взялись за лопаты, и коричневая земля беззвучно полетела вниз.— Ник, — обратился лейтенант, — что тебе говорят имена Хидэёси, Ёдогими и Мицунари?Николас остановился и отвернулся от солнца — ему не хотелось надевать темные очки.— Это известные имена в японской истории. Но почему ты спрашиваешь?Кроукер не обратил внимания на его вопрос.— Они могут принадлежать современным людям? Николас пожал плечами.— В принципе, да. Но эти три имени тесно связаны между собой, и такое совпадение вряд ли...— Понятно.Позади них, на усыпанной черным щебнем дорожке послышался хлопок двери и чиханье мотора. Рядом шелестели листвой платаны и клены. Жара усиливалась.— Лучше расскажи мне, в чем дело. Кроукер достал из кармана аккуратно сложенный клочок бумаги. Когда Николас развернул его, лейтенант объяснил:— Я нашел это среди вещей Терри, в его кармане. Возможно, он написал это в тот самый день.— Ну и что?— А то, что накануне убийства в додзё приходил один человек, японец. Двое инструкторов — по каратэ и айкидо — сказали, что лучшего бойца они никогда не видели. А потом у него был поединок на мечах с Терри. Винсент сообщил мне, что за ужином Терри был этим взволнован.Николас вопросительно смотрел на Кроукера, не выпуская бумагу из рук.— Этот японец назвался Хидэёси.Николас отвернулся в сторону кладбища. Белые мраморные памятники сверкали на солнце, и даже камни казались легкими как перышки: вот-вот они оторвутся от своих постаментов и взмоют в небо, словно облака. Посреди недели на кладбище было немноголюдно. Аккуратные узкие дорожки, подстриженные лужайки, яркие цветы создавали атмосферу грустного праздника, словно только что закрылась веселая ярмарка. Где-то вдалеке работал желтый бульдозер. С выгнутого бетонной радугой шоссе доносились приглушенные звуки моторов, напоминая шуршание морского прибоя.— В 1595 году, — начал рассказ Николас, — умер Хидэёси, властитель Японии, который держал в руках всех воинственных даймё. Принято считать, что, будучи дальновидным человеком, он передал свою власть Иэясу Токугава, самому могущественному из членов его Совета. Но это не так. Наложница Хидэёси — Ёдогими — подарила ему сына. Хидэёси любил их обоих и мечтал, о том, что однажды Японией будет править его наследник. Перед смертью он позвал к себе самого близкого друга Мицунари и приказал ему тайно охранять Ёдогими и ее сына. “Мицунари, друг мой, — сказал Хидэёси, — Иэясу с радостью ждет моей смерти, хотя этого и не показывает. Очень скоро он попытается стать сёгуном. Мицунари, ты должен всеми силами ему помешать, потому что для достижения своей цели Иэясу придется уничтожить Ёдогими и подлинного наследника”.Сразу после этого Хидэёси принял Иэясу. “Ты самый сильный в Совете, — заявил он. — И после моей смерти власть должна перейти к тебе”. — “Не говори о смерти, повелитель”, — сказал Иэясу, но Хидэёси знаком велел ему замолчать. “Послушай, что я скажу. Осталось мало времени. Когда меня не станет, в рядах Совета возникнет смута. Совет расколется на группы, и страну снова охватит гражданская война. Этого надо избежать любой ценой. Ты должен взять власть, Иэясу. Другие даймё ничто перед тобой. Смети их со своей дороги и спаси Японию от губительной междоусобной войны”.Так перед смертью Хидэёси закрутил сложную интригу, которая в конечном счете должна была привести к власти его наследника; он решил, что сможет влиять на судьбы Японии даже из могилы. Хидэёси знал, что умирает в очень неблагоприятный момент. Его сын был еще слишком молод, чтобы защитить себя или надолго удержать в повиновении небольшую группу своих сторонников. Знал Хидэёси и о стремлении Иэясу захватить власть и не хотел этого допустить.Мимо Кроукера и Николаса медленно двигалась небольшая похоронная процессия. Она свернула с черного щебня на узкую дорожку, ведущую к вырытой могиле. Там уже стоял гроб, увитый гирляндами цветов. Кто-то упал в обморок, и поднялась легкая суматоха. Тяжелый воздух заглушал звуки, и всё происходящее напоминало сцену из немого кино.— Хидэёси это удалось? — спросил через некоторое время Кроукер.— Нет, — ответил Николас. Он все еще смотрел в сторону толпы. Женщина оправилась от обморока, и началась прощальная церемония. — С одной стороны, Иэясу Токугава был слишком умен и могуществен. С другой стороны, Мицунари собрал вокруг себя группу даймё, которые просто не способны были противостоять Мэясу. В 1615 году Иэясу повел свои войска против тех, кто должен был охранять Ёдогими и наследника. Они укрылись в неприступном замке Осака. К тому времени как войска Иэясу сломили оборону и прорвались в замок, Ёдогими и молодого наследника уже не было в живых: она сначала убила сына, а потом сделала сеппуку.— И кто же в этой истории злодей? В небе послышался тяжелый гул: “Боинг-747” шел на посадку в аэропорт имени Кеннеди.— Это зависит от точки зрения, — сказал Николас. — Как бы там ни было, Иэясу стал одним из самых выдающихся правителей Японии. Можно спорить, видел ли в нем эти задатки Хидэёси. Они были разными людьми, и нельзя с уверенностью сказать, кто из них был прав, а кто виноват. Они оба сыграли выдающуюся роль в истории своей страны.— Но Хидэёси проиграл, — заметил Кроукер. — Его род оборвался вместе с ним.Николас молчал. На кладбище царила какая-то особая тишина. Люди казались неподвижными, как на старой фотографии. Затянутые дымкой небоскребы Манхэттена выглядели неуместно, словно их по ошибке поставил туда какой-нибудь пьяный рабочий сцены.— Почему же этот человек назвался именем неудачника? — тихо продолжал Кроукер.Николас улыбнулся и посмотрел на собеседника. “Странно, — подумал он. — В зависимости от освещения, лицо лейтенанта кажется то суровым, то изможденным”. Видимо, оно было и тем, и другим.— Это чисто западный взгляд на историю, — мягко объяснил Николас. — В Японии и поражение может быть благородным. Многие наши герои не достигли своих целей — но тем не менее они вели себя как герои. На Западе преклоняются только перед резуль татами . А жаль, тебе не кажется? Кроукер зажмурился от яркого солнца.— Ты хочешь сказать, что Хидэёси был героем. Николас кивнул.— Да.— Ну а другие имена? Как они сюда вписываются?— Честно говоря, не знаю. Но Терри не стал бы писать их без всякого смысла. — Николас вернул бумажку Кроукеру.— Ничего не понимаю.— Я тоже, — признался Николас.Было по-прежнему очень тихо. Николас подумал, что давно уже не чувствовал такой близости с другим человеком, как сейчас с Кроукером.— Знаешь, — сказал Николас, — когда я приехал в эту страну много лет назад, я сознательно отказался от части своего прошлого. Это непросто сделать любому человеку, но особенно тому, кто вырос в Японии. Я чувствовал себя в долгу перед моим отцом, то есть перед Западом.Кроукер молча смотрел на Николаса; он понимал важность этой минуты.— Но вдруг что-то произошло. Словно я очнулся после долгого сна. Чем я занимался здесь все эти годы? Чего я добился? Я не хотел бы почувствовать перед смертью, что понапрасну растратил отпущенное время, как это было с моим отцом. Хватит того, что я жил его печалью, его горечью.Некоторое время они молчали, прислушиваясь к редким порывам ветра в кронах вязов. Солнце пекло нестерпимо.— А теперь? — неуверенно спросил Кроукер. — Что-нибудь изменилось?Николас рассмеялся.— Весь мой мир перевернулся. Точно не было всех этих лет.— Я пытаюсь представить, что бы я чувствовал, если бы нечто подобное происходило со мной.Николас с благодарностью посмотрел на лейтенанта. Они медленно двинулись к машине Кроукера. Им обоим не хотелось возвращаться в безумную суету города. Когда они уже приблизились к машине, Кроукер спросил:— Что ты думаешь об отце Жюстины?— Странно, что ты его так называешь. Кроукер пожал плечами.— Так — фигура речи.Но Николасу в его словах послышалось дружеское предупреждение.— Сначала я его смертельно ненавидел, — медленно подбирая слова произнес Николас. — Да это и понятно, если учесть точку зрения Жюстины и обстоятельства нашей первой с ним встречи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51