Ц Послушай… Ц Он нервно потер очки о полу своей куртки. Ц Ты ему не гово
ри, что я тебе сказал. Понимаешь, он вряд ли меня даже помнит. Со мной-то он н
е разговаривает. Он разговаривает только с мистером Сингером. Ему даже п
окажется странным, если ты… словом, сама понимаешь…
Ц Ладно… Ц Она поняла между строк, что он неравнодушен к мистеру Блаунт
у, а это чувство было ей знакомо. Ц Ничего не скажу.
Стало темно. На синем небе появилась белая, как молоко, луна. Похолодало. Б
ыло слышно, как Ральф, Джордж и Порция возятся на кухне. Огонь плиты отсвеч
ивал в кухонном окне горячим оранжевым пятном. Пахло дымом и ужином.
Ц Знаешь, я об этом никому не говорил, Ц начал Гарри. Ц Даже самому прот
ивно подумать…
Ц Что?
Ц Ты помнишь, когда начала читать газеты и разбираться в том, что прочла?

Ц Ага.
Ц Я был фашистом, вернее, воображал, что я Ц фашист. Дело было вот как. Пом
нишь снимки в газетах, там еще такие ребята, как мы, в Европе маршируют, пою
т песни и ходят в ногу? Мне казалось, что это так замечательно. Все друг с др
угом связаны клятвой, и у всех у них один вождь. У всех одинаковые идеалы, и
все шагают в ногу. Меня не интересовало, что там происходит с еврейским на
цменьшинством, я просто не хотел об этом думать. Еще и потому, что в то врем
я мне не хотелось считать себя евреем. Понимаешь, я ничего не знал. Я прост
о рассматривал картинки, читал подписи и ни черта не понимал. Понятия не и
мел, какой это ужас. Я думал, что я фашист. Конечно, потом я выяснил, что это т
акое.
В его словах слышалась злость на себя, и голос у него ломался Ц звучал то
как у мужчины, то как у мальчишки.
Ц Но ты ведь еще не знал… Ц вставила она.
Ц Это ужасный грех. Моральное преступление.
Вот такой он человек. Все для него либо черное, либо белое, ничего посередк
е. Нельзя до двадцати лет притрагиваться к пиву или к вину и курить сигаре
ты. Страшный грех жульничать на экзамене, но вовсе не грех списывать дома
шние уроки. Девчонкам безнравственно красить губы и носить платья с выре
зом для загара. Ужасный грех покупать вещи с немецкими или японскими эти
кетками, пусть даже они стоят всего пять центов.
Она вспоминала, каким Гарри был в детстве. Вдруг он начал косить и косил це
лый год. Сидел на крылечке, зажав руки коленками, и смотрел, что творится в
округ. Молчаливый и косой. Он перескочил через два класса начальной школ
ы и в одиннадцать лет подготовился к профессиональному училищу. Но там р
ебята прочли о еврее в «Айвенго» и стали его дразнить, а он уходил домой и
плакал. Тогда мать забрала Гарри из школы. Он целый год просидел дома. Выро
с и растолстел. Каждый раз, когда она лазила на забор, она видела, как он гот
овит себе на кухне что-нибудь поесть. Они с ним играли на улице, а иногда бо
ролись. В детстве она любила драться с мальчишками Ц не по-всамделишном
у, а так, для интереса. Пробовала вперемежку приемы джиу-джитсу и бокса. Ин
огда Гарри удавалось ее повалить, иногда она клала его на обе лопатки. Гар
ри никогда не бесился. Когда малыши ломали игрушки, они приходили к нему, и
он не жалел на них времени и все чинил. Он умел починить все на свете. Сосед
ки вечно просили его починить то электричество, то швейную машинку. Пото
м, когда ему уже было тринадцать, он опять пошел в профессиональное и стал
очень здорово учиться. Перестал покупать газеты, работал по субботам и б
ез конца читал. Долгое время она видела его только изредка Ц до той вечер
инки, которую она устроила. Он очень изменился.
Ц Видишь ли, Ц сказал Гарри, Ц раньше я всегда мечтал, что у меня будет б
ольшое будущее. Хотел стать знаменитым инженером, знаменитым врачом или
адвокатом. А сейчас меня занимает совсем другое. Теперь я думаю только о т
ом, что творится в мире. О фашизме, о тех ужасах, которые творятся в Европе. И
наоборот Ц о демократии. Понимаешь, я больше не могу думать о том, кем я хо
чу стать, и добиваться этого, потому что я слишком много думаю о другом. Ка
ждую ночь мне снится, что я убил Гитлера. И я сразу просыпаюсь, хотя еще сов
сем темно, и мне хочется пить и чего-то страшно, сам не знаю чего.
Она поглядела на Гарри, и ее захлестнуло такое глубокое, серьезное чувст
во, что ей сразу стало грустно. Волосы у него свисали на лоб. Верхняя губа т
онкая, а нижняя пухлая и дрожит. Гарри выглядел моложе своих пятнадцати л
ет. С наступлением темноты задул холодный ветер. Он выл в ветках дубов на у
лице и хлопал ставнями о стены домов. Невдалеке миссис Уэллс звала домой
Слюнтяя. Темные сумерки совсем нагнали на нее тоску. «Я хочу пианино… я хо
чу брать уроки музыки», Ц вертелось у нее в голове. Она поглядела на Гарр
и Ц он снова и снова переплетал свои худые пальцы. От него шел теплый маль
чишеский запах.
Что ее на это толкнуло? Может, вспомнилось детство? Может, грусть вызвала э
тот странный порыв? Но она вдруг так двинула Гарри, что он чуть не слетел с
о ступенек.
Ц Катись ты… к своей бабушке! Ц заорала она ни с того ни с сего. И побежал
а. Соседские ребята всегда кричали эти слова, когда хотели затеять драку.
Гарри встал, вид у него был растерянный. Он поправил на носу очки и секунду
молча смотрел ей вслед. А потом кинулся бежать за ней по переулку.
Холод придал ей силы. Она захохотала, и эхо отозвалось коротко и часто. Она
пихнула Гарри плечом, а он ее охватил. Хохоча, они стали бороться. Она была
выше, зато руки у него были сильнее. Но дрался он неважнецки, и она его пова
лила. И тут он замер, а следом за ним притихла и она. Она чувствовала на шее е
го теплое дыхание: он, видно, притаился. Коленками она упиралась в его ребр
а и, сидя на нем верхом, слышала, как тяжело он дышит. Потом они разом поднял
ись на ноги. Теперь она уже не смеялась, и в переулке вдруг стало как-то оче
нь тихо. Когда они возвращались назад через темный двор, она вдруг почувс
твовала себя как-то странно. В общем, непонятно было, что это за чувство, но
так вдруг получилось. Она легонько его толкнула, и он толкнул ее в ответ. Т
огда она опять засмеялась, и все прошло.
Ц Пока! Ц сказал Гарри. Он уже был слишком взрослый; чтобы лазать через з
аборы, и побежал по переулочку к своему парадному.
Ц Фу, какая жара! Ц сказала она. Ц Прямо задохнуться можно.
Порция грела ей в духовке ужин. Ральф заколотил ложкой по передку высоко
го стульчика. Джордж с отсутствующим видом подбирал овсянку зажатым в гр
язной ручонке куском хлеба. Мик наложила себе мяса с подливкой, овсяной к
аши, добавила изюму и все это перемешала. Она съела целых три тарелки, прик
ончила всю овсянку, но так и не наелась.
Весь день она думала о мистере Сингере и сразу после ужина пошла наверх. К
огда она поднялась на третий этаж, она увидела, что дверь в его комнату отк
рыта и там темно. На душе у нее сразу стало пусто.
Она не могла усидеть на месте, хотя ей надо было готовиться к контрольной
по английскому. Какой-то избыток энергии мешал ей спокойно посидеть в ко
мнате, как все люди. Казалось, что сейчас она порушит тут стены, а потом заш
агает по улицам, громадная, как великанша.
В конце концов она вытащила из-под кровати заветную коробку, легла на ков
ер и стала просматривать свою тетрадь. Теперь в ней было уже около двадца
ти песен, но они ей не нравились. Вот если бы она могла написать симфонию! Д
ля целого оркестра. Но как их пишут? Иногда ведь несколько инструментов и
грают одну и ту же ноту, поэтому нотные линейки должны быть очень широким
и. Она начертила на большом листе бумаги для контрольной пять линеек, рас
стояние между ними было сантиметра по три. Когда нота предназначалась дл
я скрипки, виолончели или флейты, она помечала рядом название инструмент
а. А когда все играли одну и ту же ноту, она ее окружала кружочком. Сверху он
а написала заглавными буквами: СИМФОНИЯ. А ниже Ц такими же Ц МИК КЕЛЛИ.
Но дальше этого дело не пошло.
Эх, если бы она могла брать уроки музыки!
Эх, если бы у нее было настоящее пианино!
Она долго не могла начать. Мелодии сидели у нее в голове, но она никак не мо
гла придумать, как их записывают на бумаге. Да, видно, это труднее всего на
свете. Но она продолжала ломать себе голову, пока не пришли Этта и Хейзел,
не легли в постель и не сказали ей, чтобы она тушила свет, потому что скоро
одиннадцать часов.

8

Порция уже полтора месяца ждала вестей от Вильяма. Каждый вечер она прих
одила к доктору Копленду и задавала ему один и тот же вопрос:
Ц Не знаешь, никто не получал письма от Вилли?
И каждый вечер ему приходилось отвечать, что он ничего не знает.
Наконец она перестала его спрашивать. Она просто входила в приемную и см
отрела на него, не говоря ни слова. Она начала выпивать. Кофточка на ней ча
сто бывала полурасстегнутой, а шнурки на туфлях болтались.
Наступил февраль. Погода стала помягче, а потом прочно установилась жара
. Солнце бросало вниз палящие, ослепительные лучи. В голых ветвях пели пти
цы, а ребятишки бегали по улице босиком и голые до пояса. Ночи были душные,
как в середине лета. Но прошло несколько дней, и на город снова спустилась
зима. Нежная голубизна неба потемнела. Пошел холодный дождь; сырость про
низывала до костей. Негры очень страдали от непогоды. Запасы топлива кон
чились, и люди выбивались из сил, чтобы хоть как-то согреться. На мокрых уз
ких улицах бушевала эпидемия пневмонии, и целую неделю доктор Копленд сп
ал урывками, не раздеваясь. А от Вильяма по-прежнему не было вестей. Порци
я написала ему четыре письма, а доктор Копленд Ц два.
Большую часть суток ему некогда было думать. Но иногда ему удавалось урв
ать минутку для отдыха. Он пил кофе возле кухонной плиты, и в сердце его по
днималась сосущая тревога. Пятеро его пациентов умерли. Одним из них был
глухонемой мальчик Огастэс-Бенедикт-Мэди Льюис. Доктора просили сказат
ь надгробную речь, но, так как у него было правило никогда не ходить на пох
ороны, он отклонил это предложение. Все пятеро пациентов умерли не по его
недосмотру. Виной были долгие годы нужды; ведь питались они одним кукуру
зным хлебом, грудинкой и патокой, а жили в тесноте Ц по четыре-пять челов
ек в одной комнате. Смерть от бедности. Доктор мрачно раздумывал об этом и
пил кофе, чтобы не заснуть. Он часто придерживал рукой подбородок Ц в пос
леднее время, когда он уставал, из-за легкой дрожи шейных связок у него на
чинала трястись голова.
Но вот как-то в конце февраля к нему пришла Порция. Было только шесть часо
в утра, и он сидел на кухне у плиты и грел молоко себе на завтрак. Порция был
а сильно пьяна. Он почуял острый, сладковатый запах джина, и его ноздри раз
дулись от отвращения. Ему не хотелось на нее смотреть, и он занялся пригот
овлением завтрака. Накрошив хлеба в миску, он залил его горячим молоком. П
отом заварил кофе и накрыл на стол.
Только сев завтракать, он поднял на дочь суровый взгляд.
Ц Ты уже ела?
Ц Я не хочу.
Ц Надо поесть, если ты собираешься на работу.
Ц Я не пойду на работу.
Он почувствовал страх. Но расспрашивать ему тоже не хотелось. Он тянул не
твердой рукой ложку ко рту, не поднимая глаз от миски. Поев, он уперся взгл
ядом в стену над ее головой.
Ц Ты что, языка лишилась?
Ц Сейчас скажу. Не бойся, сейчас все услышишь. Дай только с духом собрать
ся, и я тебе расскажу.
Порция неподвижно сидела на стуле, только медленно водила взглядом из од
ного угла в другой. Руки ее беспомощно свисали вниз, а ноги она как-то неле
по зацепила одну за другую. Доктор отвернулся, на миг ощутив губительный
покой и свободу, и ощущение это было тем острее, что он знал, как скоро оно п
ройдет. Подправив огонь, он погрел возле него руки. Потом свернул себе сиг
арету. На кухне царили безукоризненная чистота и порядок. Сковородки на
стене горели, отсвечивая огонь от плиты, и отбрасывали круглые черные те
ни.
Ц Это насчет Вилли…
Ц Знаю. Ц Он стал неуверенно катать сигарету в ладонях. Его глаза кидал
и быстрые отчаянные взгляды вокруг, словно не могли насмотреться на всю
эту прелесть.
Ц Я же тебе говорила про этого Бастера Джонсона Ц про то, что он в тюрьме,
там же, где Вилли. Мы с ним раньше были знакомы. А вчера его отпустили домой.

Ц Ну и что?
Ц Бастера покалечило на всю жизнь.
Голова у него затряслась. Он прижал подбородок рукой, чтобы остановить э
ту дрожь, но она упорно не поддавалась его усилиям.
Ц Вчера вечером к нам пришли наши друзья и сообщили, что Бастер уже дома
и что он хочет нам рассказать кое-что насчет брата Вилли. Я бежала туда вс
ю дорогу, и он мне сказал…
Ц Да?
Ц Они были втроем Ц Вилли, Бастер и еще один парень. Трое приятелей. И тут
с ними случилась эта беда… Ц Порция замолчала. Она послюнявила палец, а п
отом намочила им пересохшие губы. Ц Все началось потому, что белый охран
ник к ним все время цеплялся. В тот день они работали на дороге. Бастер не с
молчал, а другой парень Ц давай в лес. Забрали всех троих. Всех троих отве
ли в лагерь и посадили в холодную как лед каморку.
Он снова сказал: «Да?» Но голова у него тряслась, и слово надтреснуто продр
ебезжало в горле.
Ц Это произошло почти шесть недель назад, Ц продолжала Порция. Ц Помн
ишь, какие стояли холода? А Вилли и тех двоих парней засадили просто в наст
оящий ледник.
Порция говорила тихо; слова догоняли друг друга без остановки, а лицо сло
вно закаменело в горестном удивлении. Речь ее была похожа на тихий напев.
Но доктор не понимал того, что она говорит. Звуки отчетливо достигали его
ушей, но были лишены склада и смысла. Словно голова его была носом лодки, а
звуки Ц волнами, которые бились о нее и текли мимо. Ему казалось, что, если
он обернется назад, он там найдет упущенные им слова.
Ц …и ноги у них пораспухали, и лежали они там, и корчились на полу, и вопили
не своим голосом. Но никто не приходил. А они вопили три дня и три ночи, но н
икто не приходил…
Ц Я, наверно, оглох, Ц сказал доктор Копленд. Ц Ничего не понимаю.
Ц Нашего Вилли и тех двоих кинули в холодное, как ледник, помещение. С пот
олка висела веревка. Со всех троих сняли ботинки и босые ноги привязали к
этой веревке. Вилли и те двое лежали на холодном полу на спине, а ноги у них
были вздернуты вверх. И ноги у них пораспухали, и корчились они на полу, и о
рали не своим голосом. И было там холодно, как в леднике, и ноги у них порасп
ухали и отмерзли. И орали они три дня и три ночи. Но никто не приходил…
Доктор Копленд сжал голову руками, но все равно не мог остановить неотвя
зную дрожь.
Ц Я не слышу, что ты говоришь!
Ц И вот наконец за ними пришли. И быстро потащили Вилли и тех двоих в боль
ницу Ц ведь ноги у них распухли и отмерзли. Гангрена. У нашего Вилли отпил
или обе ноги. Бастер Джонсон потерял только одну ногу, а у третьего все обо
шлось. А наш Вилли на всю жизнь остался калекой. Обе ноги у него теперь отп
илены.
Произнеся эти слова. Порция нагнулась и стукнулась головой о стол. Она не
стонала, не плакала, только билась головой о добела вымытую столешницу. М
иска и ложка задребезжали, и доктор убрал их в раковину. Слова ее никак не
укладывались у него в голове, да он и не пытался их усвоить. Он ошпарил кип
ятком миску и ложку и сполоснул посудное полотенце. Потом что-то поднял с
пола и куда-то это положил.
Ц Калека? Ц спросил он. Ц Кто, Вильям?
Порция билась головой о стол; удары были ритмичны, как медленный бой бара
бана, и сердце его переняло этот ритм. Слова потихоньку ожили, наполнилис
ь смыслом, и он наконец понял.
Ц Когда его отошлют домой?
Порция уронила голову на руку.
Ц Бастер не знает. После этого их троих распределили по разным местам. Ба
стера послали в другой лагерь. А нашему Вилли осталось сидеть всего неск
олько месяцев, он небось скоро будет дома.
Они долго пили кофе, глядя друг на друга. Зубы у него стучали о край чашки. О
на налила себе кофе в блюдце, и несколько капель пролилось ей на колени.
Ц Вильям… Ц заговорил доктор Копленд. Когда он произносил это имя, он к
репко прикусил язык, и челюсть дернулась от боли. Они долго просидели мол
ча. Порция держала его за руку. Блеклый утренний свет серел за окнами. Там
все еще шел дождь.
Ц Уж если идти на работу, то пора, Ц сказала Порция.
Он проводил ее до прихожей и подошел к вешалке, чтобы надеть пальто и шаль
. В открытую дверь ворвался сырой, холодный воздух. На обочине тротуара си
дел Длинный, с головы его свисала промокшая газета, которой он спасался о
т дождя. Вдоль тротуара тянулась ограда. Порция держалась за нее, чтобы не
упасть. Доктор Копленд шел за ней в нескольких шагах и тоже хватался то и д
ело за штакетины. Длинный плелся сзади.
Доктор ждал, что на него нападет черный, неукротимый гнев, словно зверь из
ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38