снова раздались призывы на помощь. Кричал, без сомнения, тот самый всадник. Оставив свои мрачные мысли, Франсуа устремился на зов.
Человек был всего лишь легко ранен. Удар в голову его просто оглушил. Франсуа прервал излияния его благодарности:
— Кто вы?
— Тома Белло, капитан стражи замка Флёрен. Жаки, наверное, как раз его осаждают. Пока они подходили, я успел вырваться за подмогой.
— А где этот Флёрен?
— Совсем рядом.
Тома Белло объяснил Франсуа, как так вышло, что его хозяйка, Роза де Флёрен, оказалась одна в замке. Ее муж возвращается из Англии после внесения выкупа, и почти всех солдат гарнизона отправили в Кале ему навстречу для сопровождения.
Франсуа помог капитану сесть на коня и поехал с ним к замку. Туссен попытался удержать его:
— Не ездите туда, господин мой!
— Уж не хочешь ли ты помешать мне спасти беззащитную даму?
— Я хочу помешать несчастью.
— Какому несчастью? Если мне суждено пасть в бою, то велика важность! Сегодня я тебя с самого утра не узнаю!
Франсуа отвернулся от своего оруженосца и догнал капитана Белло. Он почувствовал, что вновь оживает. Судьба Розы де Флёрен заслонила собой волчье проклятие. Рыцарь обязан оказывать помощь слабому полу; он поклялся в этом во время своего посвящения и держит слово, пусть даже ему придется схватиться со всеми призраками мироздания.
— Кто такие эти «жаки»?
— Взбунтовавшиеся крестьяне. Они сами себя так величают. Нападают на все, что есть благородного: на людей, на вещи. Их зверства превосходят все, что только можно вообразить. В одном замке неподалеку отсюда они насадили на вертел своего сеньора и зажарили его живьем на глазах у жены и детей да еще заставили тех съесть по кусочку. А потом всех изнасиловали — и женщин, и детей — и замучили до смерти…
Франсуа ничего не ответил. Он сжал зубы и пришпорил коня.
***
Когда показался Флёрен, туман уже совсем рассеялся. Несколько десятков жаков действительно осаждали замок. Среди них было много лучников, стрелявших по стенам, где никто не показывался. Они размахивали знаменами с лилиями, наспех сшитыми из кусков материи, украденной наверняка в каком-нибудь замке. Больше не раздумывая, Франсуа опустил забрало своего шлема и поскакал на них; Тома Белло — следом. Что касается Туссена, то он не двинулся с места.
Завидев всадников, жаки развернулись, надсадно крича: «Смерть дворянам! Смерть англичанам! Монжуа королю! Франция, святой Дени!»
Франсуа врезался в их ряды. Опять началась бойня. Ударами наотмашь он отрывал руки, головы. Хоть и окруженный со всех сторон, он был почти неуязвим. Вилы и косы оставались бессильны против его доспехов. В него стали целить лучники, и многие стрелы ударили ему в грудь с разлета, но их мягкие наконечники расплющивались о броню.
Тут из лесу появился какой-то другой рыцарь и поскакал ему на подмогу. Два черных рога возвышались на его шлеме с длинным шелковым намётом. Он был вооружен черно-белым копьем. Само его появление и устрашающий вид заставили жаков поколебаться. Франсуа воспользовался этим, чтобы добраться до того, кого считал вожаком, — одного из знаменосцев. Тот пытался подбодрить свой отряд, горланя боевой клич:
— Монжуа королю! Франция…
Франсуа пронзил ему шею насквозь. Он не сразу выдернул свой клинок, со странной дурнотой глядя на это горло, перерезанное им в тот момент, когда из него исходило слово «Франция». Только тогда он заметил, что остался один вместе с Тома Белло и черным рыцарем. Жаки разбежались. Туссен, наблюдавший за всем этим издали, еще только начал подъезжать. Мост замка Флёрен опустился, и они въехали.
В глубине души Франсуа был уверен, что Роза де Флёрен восхитительна. Дама, которую спасают, просто обязана быть восхитительной, это малейшая дань вежливости с ее стороны.
Такою она и оказалась. Розе де Флёрен, вышедшей им навстречу, было не больше двадцати пяти лет. Белокурая, невысокого роста, с округлыми руками и пухлыми щечками, она была улыбчива, и даже в эти страшные мгновения в ней просвечивало что-то невинное и по-детски привлекательное. Чернорогий рыцарь слез с коня, снял свой шлем и преклонил перед ней колено. Это был молодой блондин, чем-то напоминающий самого Франсуа. Он произнес с сильным английским акцентом:
— Брайен Баттерсфорд. Я пересек море, чтобы спасти вас, мадам…
Роза де Флёрен любезно попросила его подняться. Настала очередь Франсуа преклонить колено.
— А вы, рыцарь, тоже англичанин?
— Нет, мадам. Если я и из Англии, то только потому, что сбежал оттуда. Я Франсуа де Вивре, рыцарь бретонский и французский.
Роза де Флёрен смотрела на него голубыми глазами. Франсуа с удовольствием отметил, что улыбка, обращенная к нему, гораздо доброжелательнее, чем та, что предназначалась для Баттерсфорда. Его восхитил также ее туалет: платье из тончайшего шелка, украшенное изысканнейшей брошью в виде розы из золота, серебра и алой эмали, усыпанной алмазами и рубинами.
— Совершить побег — опасное предприятие. Вы очень храбры, рыцарь.
Туссен осклабился, глядя на черного рыцаря.
— Надо вам сказать, что мы терпеть не можем англичан!
Брайен Баттерсфорд вытащил меч и повернулся лицом к Франсуа.
— Можно подумать, что ваш оруженосец ищет со мной ссоры.
Тут вмешалась Роза де Флёрен, а прибытие Тома Белло отвлекло общее внимание на себя. Он был не один, а толкал впереди себя пленника из числа жаков, только что захваченного им. То был молодой парень лет восемнадцати. Если многие из его товарищей походили на скотов, то этот напоминал дикого зверя. Не имея никаких иллюзий насчет собственной судьбы, он держался, гордо подняв голову. Его глаза сверкали. Он был готов укусить. Франсуа обратился к нему без долгих предисловий:
— Как тебя зовут?
Парень ответил вызывающим тоном:
— Жак-Простак!
— И сколько вас таких?
— Без счета!
Вмешался Брайен Баттерсфорд:
— Как звать вашего главаря?
Услыхав его акцент, жак ухмыльнулся:
— Снюхались пес с волком! Прав был Гильом!
Англичанин поднял свой меч.
— Что ты этим хочешь сказать? Это меня ты называешь псом?
Нисколько не смутившись, парень указал подбородком на Франсуа:
— Нет. Пес — это он.
Франсуа не знал, как ему быть, какого поведения придерживаться. Заносчивость этого бедняка, обозвавшего его псом, привела его в замешательство. Чтобы скрыть смущение, он продолжил допрос.
— Ты не ответил: кто ваш главарь?
— Нищета! У нас все отобрали, чтобы выкупить ее муженька из плена. А пока мы рылись в земле, выискивая корешки да червей, у этой шлюхи забот других не было, кроме ее роз.
Больше он ничего не сумел сказать. Брайен Баттерсфорд раскроил ему голову, а затем вложил оружие в ножны, заметив:
— Никто еще не оскорблял безнаказанно даму в моем присутствии…
Потом он распрощался с Розой де Флёрен. Ему надлежало как можно скорее присоединиться к Карлу Наваррскому, собиравшему войско против жаков. Он едва дал хозяйке время поблагодарить себя и уехал, нарочито избегая Франсуа и Туссена. Когда он скрылся из виду, Туссен взял Франсуа за руку.
— Нам тоже надо ехать, господин мой.
Франсуа высвободился.
— Хватит! Два раза ты сегодня отказался идти в бой. Тебя за это повесить мало! Что с тобой творится?
— Я же сказал: эта битва проклята. Добром для вас она не кончится.
— Откуда тебе знать, что меня ждет?
— Знаю, господин мой…
Их разговор был прерван криками — жаки вернулись. Франсуа велел как можно скорее поднять мост. Они взошли на стену.
И поспели как раз вовремя, чтобы увидеть гибель черного рыцаря. Крестьяне вернулись в гораздо большем количестве. Его окружили, по меньшей мере, две сотни, и было очевидно, что на этот раз Брайену Баттерсфорду, несмотря на все его бойцовские качества, пришел конец. Издалека они наблюдали попытки рыцаря вырваться из западни, столь же бесполезные, как усилия мухи разорвать паучью сеть. Один удар — и он свалился с коня, исчезнув под кишащей людской массой. Некоторое время спустя жаки расступились: каждый завладел какой-то частью его доспехов, а один из них, должно быть вожак, надел себе на голову шлем с черными рогами. Теперь они стали делить его коня и очень скоро расхватали всю тушу по кускам. Франсуа, Роза и Туссен больше ничего не успели рассмотреть — туча стрел заставила их покинуть стену.
Роза улыбнулась Франсуа:
— Вот вы и стали моим гостем против собственной воли. Пойдемте, я покажу вам свои розы.
Замок Флёрен был просторен, крепко выстроен и чем-то напоминал Куссон. Вместе они миновали вторую обводную стену, выходящую к донжону — могучей и изящной квадратной башне. Но внимание привлекала не она, а розы. Их было столько, что все ее подножие утопало под ними. Франсуа еще не отошел от сцен насилия, которые только что пережил. Он вспомнил обвинение, брошенное хозяйке пленным. В сравнении с окружавшим замок убожеством такое великолепие и вправду действовало как удар дубины. Франсуа указал пальцем на брошь в виде розы:
— Почему было не отдать ее, чтобы внести выкуп за вашего мужа?
— Никогда я с ней не расстанусь! Я слишком ею дорожу.
— Но все же…
Хозяйка была явно раздражена. В свою очередь и она указала на перстень со львом, украшавший палец Франсуа.
— А вы сами? Согласились бы вы отдать его в счет выкупа?
— Это совсем другое дело. У этого перстня своя история, восходящая еще к крестовым походам.
— Эти розы тоже добыты в крестовом походе. Их привез мой предок Тибо, и они дороги мне ничуть не меньше, чем вам — ваш лев.
— Прошу прощения. Эта битва… кровь ударила мне в голову…
Роза смягчилась. Они стали обходить донжон кругом. Цветочные кусты, все розового цвета, разросшиеся до второго этажа, источали сладчайшее благоухание.
— Однажды мой предок Тибо участвовал во взятии одного сарацинского дворца. После битвы крестоносцы стали делить добычу. Золота и драгоценностей было в изобилии, но Тибо выбрал себе черенки роз. Он привез их домой. А я, выйдя замуж за владельца замка Флёрен, часть из них посадила здесь.
— Никогда я не видел столь прекрасных.
— Сарацинский принц, живший в том дворце, питал страсть к розам. Для него они были превыше всего на свете, включая женщин.
Они уже почти обошли башню, когда Франсуа заметил розовый куст, красота которого затмевала все остальные.
В отличие от прочих он был красным, какого-то совершенно неописуемого алого оттенка; он был так ярок, что казалось, будто от цветов исходит горячее сияние. У Франсуа дух захватило от восторга.
Роза де Флёрен улыбнулась:
— А этот розовый куст называется Уарда. По-сарацински «уарда» значит «роза». У этих роз тоже своя история.
— Расскажите ее мне.
— В том дворце розы украшали сад гарема, и окна княжеских покоев выходили именно в него. Все цветы были розового цвета, кроме одного куста, красного, который принц сажал под окном той, что владела его сердцем. Он всегда звал свою избранницу Уардой, каким бы ни было ее настоящее имя, и так продолжалось, пока она оставалась фавориткой. Этих роз страстно желали все женщины гарема. Когда счастье улыбалось другой, куст пересаживали под ее окно.
Роза указала на окно напротив розового куста.
— Это моя брачная спальня… Я посадила мои розы здесь, когда сеньор де Флёрен стал моим мужем.
Еще немного, и Франсуа поклялся бы, что Роза — сама одна из тех сарацинских волшебниц, о которых повествуют рыцарские романы. Он вдохнул аромат цветов и вообразил себе тот далекий дворец с его фонтанами, причудливой музыкой и женщинами, укутанными в покрывала. В одно мгновение забылись все события этого ужасного утра: волки, явившиеся с того света, перерезанное горло с застрявшим в нем криком «Франция!», крестьянин, что назвал его псом, не опуская взгляда… Франсуа вновь обретал веру в себя, и потому ему было необходимо, чтобы это очарование продлилось. Любой ценой!
Внезапно его охватило желание. Он вдруг неудержимо захотел обладать Розой — сейчас же, немедленно. На миг он вспомнил об Ариетте, но эта мысль его не сдержала.
Они всего лишь обручены, да к тому же если бы она даже и узнала, то в чем смогла бы его упрекнуть?.. Франсуа едва выбрался из кошмара и скоро вынужден будет туда возвратиться; так разве нет у него права на малую толику грез? Когда каждое мгновение рискуешь жизнью, а завтра, быть может, погибнешь, это дает право на некоторые привилегии. Франсуа повернулся к своей спутнице.
— Самая прекрасная из роз — передо мной…
Комплимент был самым обычным, но молодую женщину он, казалось, смутил. Франсуа не замедлил воспользоваться своим преимуществом. Он заключил даму в объятия, ища ее губ.
— Роза…
Роза отбивалась, зажимая рот.
— Уарда!
Руки упали, губы приоткрылись…
***
К большому удовлетворению Франсуа, жаки не сняли осаду с замка Флёрен, и ему пришлось остаться. Вечером они с хозяйкой поужинали вдвоем. Роза де Флёрен заставила его отведать варенье из розовых лепестков и при этом смеялась и болтала о всяких пустяках. Франсуа невольно восхищался ею. Ведь она тоже жила в своего рода гареме, в замкнутом мирке, посвященном одной лишь красоте, защищенном от уродства и жестокости большого мира. После ужина они самым естественным образом направились в супружескую спальню.
Самые высокие цветы с куста Уарда заглядывали в открытое окно. Даже ночь не смогла приглушить их таинственный блеск и только усилила благоухание. Улегшись в постель, Франсуа вдруг ощутил приступ странной слабости. Вместо бурного влечения его постигло что-то вроде паралича. Без сомнения, это было следствием волнений, пережитых за день, если только причиной тут не был пьянящий аромат роз или варенье, которым потчевала его Роза. Не содержало ли оно какое-нибудь сонное зелье, на которые так горазды, по слухам, сарацины?
Это была последняя более-менее трезвая мысль Франсуа. Все, что последовало затем, превратилось в сплошной чувственный вихрь. Роза набросилась на него, не оставив ему никакой инициативы и овладевая им снова и снова. Франсуа лишь позволял нести себя этому потоку. На едином дыхании Роза перешла грань между целомудрием и бесстыдством… И Франсуа тоже забыл всякую стыдливость. Он снял с себя все запреты и впервые ощутил свою подлинную наготу.
С Жилеттой, хоть их тела и прекрасно подходили одно к другому, любовь оставалась всего лишь игрой, изысканным произведением искусства на двоих. Здесь же не было ничего похожего; в их неистовстве проскальзывало даже что-то звериное. Роза хотела всего. Она требовала наслаждения и одновременно сама одаривала им. Короче — она владычествовала над ним безраздельно. Быть может, это было как раз то, чего он всегда ждал от женщины. С Розой Франсуа не хотел быть воителем. На время хоть одного объятия, одной ночи, одного свидания ему хотелось стать побежденным.
***
На следующее утро Франсуа вышел на стену и, увидев, что жаки все еще там, почувствовал, как его сердце подпрыгнуло от радости. Время сражаться еще не пришло. Обстоятельства по-прежнему насильно удерживали его в замке, не оставляя другого выбора, кроме наслаждения. Он бегом возвратился в спальню. Боевой пыл Розы вспыхнул вновь, и Франсуа де Вивре, отважный герой, гроза полей битвы, восторженно повергся в прах!..
Вечер 5 июня выдался особенно жарким. Зной угнетал и душу, и тело, стеснял дыхание. Франсуа с Розой находились в спальне, когда услышали донесшийся снаружи странный звук. Жаки пели. Никогда прежде ни Франсуа, ни Розе не доводилось слышать ничего подобного. Это не походило ни на боевой гимн, ни на молитву. Пение было жалобным и диким, без единого слова, и состояло лишь из бесконечно повторяемого «о-о-о-о». Раздаваясь в предгрозовой ночи, оно вызывало невольную дрожь. Казалось, оно доносится из времен, предшествующих любой цивилизации, из того далекого прошлого, когда человек был лишь зверем среди себе подобных, вынужденный отвоевывать у других свое право на жизнь. Это лучше любых слов выражало то, чего хотели жаки. Это было их оправдание, их призыв к справедливости…
Роза де Флёрен вздрогнула. Она сходила за своей лирой и принялась наигрывать мелодии, которым научилась от одного трубадура, вернувшегося из Иерусалима. Франсуа приблизился к ней. Он больше не слышал дикую песнь жаков. Они были вдвоем, друг подле друга, отрезанные от всего остального мира. На последней ноте они слились в объятии, и Роза, как всегда, одержала верх.
***
С тех пор как они попали в замок Флёрен, Туссен ночевал под открытым небом. Он отказался занять комнату в замке. Имел ли он право нежиться в постели, когда те, за стенами, спали на голой земле?
Их пение разбудило его. Он вскарабкался на дозорный ход. Жаки разожгли большой костер и сгрудились вокруг него. Туссен зажал себе уши, чтобы не слышать их, но знал, что это бесполезно. Песня все равно была слышна. Он замотал головой, словно обезумевший зверь, и закричал:
— Замолчите!
Но жаки не умолкали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Человек был всего лишь легко ранен. Удар в голову его просто оглушил. Франсуа прервал излияния его благодарности:
— Кто вы?
— Тома Белло, капитан стражи замка Флёрен. Жаки, наверное, как раз его осаждают. Пока они подходили, я успел вырваться за подмогой.
— А где этот Флёрен?
— Совсем рядом.
Тома Белло объяснил Франсуа, как так вышло, что его хозяйка, Роза де Флёрен, оказалась одна в замке. Ее муж возвращается из Англии после внесения выкупа, и почти всех солдат гарнизона отправили в Кале ему навстречу для сопровождения.
Франсуа помог капитану сесть на коня и поехал с ним к замку. Туссен попытался удержать его:
— Не ездите туда, господин мой!
— Уж не хочешь ли ты помешать мне спасти беззащитную даму?
— Я хочу помешать несчастью.
— Какому несчастью? Если мне суждено пасть в бою, то велика важность! Сегодня я тебя с самого утра не узнаю!
Франсуа отвернулся от своего оруженосца и догнал капитана Белло. Он почувствовал, что вновь оживает. Судьба Розы де Флёрен заслонила собой волчье проклятие. Рыцарь обязан оказывать помощь слабому полу; он поклялся в этом во время своего посвящения и держит слово, пусть даже ему придется схватиться со всеми призраками мироздания.
— Кто такие эти «жаки»?
— Взбунтовавшиеся крестьяне. Они сами себя так величают. Нападают на все, что есть благородного: на людей, на вещи. Их зверства превосходят все, что только можно вообразить. В одном замке неподалеку отсюда они насадили на вертел своего сеньора и зажарили его живьем на глазах у жены и детей да еще заставили тех съесть по кусочку. А потом всех изнасиловали — и женщин, и детей — и замучили до смерти…
Франсуа ничего не ответил. Он сжал зубы и пришпорил коня.
***
Когда показался Флёрен, туман уже совсем рассеялся. Несколько десятков жаков действительно осаждали замок. Среди них было много лучников, стрелявших по стенам, где никто не показывался. Они размахивали знаменами с лилиями, наспех сшитыми из кусков материи, украденной наверняка в каком-нибудь замке. Больше не раздумывая, Франсуа опустил забрало своего шлема и поскакал на них; Тома Белло — следом. Что касается Туссена, то он не двинулся с места.
Завидев всадников, жаки развернулись, надсадно крича: «Смерть дворянам! Смерть англичанам! Монжуа королю! Франция, святой Дени!»
Франсуа врезался в их ряды. Опять началась бойня. Ударами наотмашь он отрывал руки, головы. Хоть и окруженный со всех сторон, он был почти неуязвим. Вилы и косы оставались бессильны против его доспехов. В него стали целить лучники, и многие стрелы ударили ему в грудь с разлета, но их мягкие наконечники расплющивались о броню.
Тут из лесу появился какой-то другой рыцарь и поскакал ему на подмогу. Два черных рога возвышались на его шлеме с длинным шелковым намётом. Он был вооружен черно-белым копьем. Само его появление и устрашающий вид заставили жаков поколебаться. Франсуа воспользовался этим, чтобы добраться до того, кого считал вожаком, — одного из знаменосцев. Тот пытался подбодрить свой отряд, горланя боевой клич:
— Монжуа королю! Франция…
Франсуа пронзил ему шею насквозь. Он не сразу выдернул свой клинок, со странной дурнотой глядя на это горло, перерезанное им в тот момент, когда из него исходило слово «Франция». Только тогда он заметил, что остался один вместе с Тома Белло и черным рыцарем. Жаки разбежались. Туссен, наблюдавший за всем этим издали, еще только начал подъезжать. Мост замка Флёрен опустился, и они въехали.
В глубине души Франсуа был уверен, что Роза де Флёрен восхитительна. Дама, которую спасают, просто обязана быть восхитительной, это малейшая дань вежливости с ее стороны.
Такою она и оказалась. Розе де Флёрен, вышедшей им навстречу, было не больше двадцати пяти лет. Белокурая, невысокого роста, с округлыми руками и пухлыми щечками, она была улыбчива, и даже в эти страшные мгновения в ней просвечивало что-то невинное и по-детски привлекательное. Чернорогий рыцарь слез с коня, снял свой шлем и преклонил перед ней колено. Это был молодой блондин, чем-то напоминающий самого Франсуа. Он произнес с сильным английским акцентом:
— Брайен Баттерсфорд. Я пересек море, чтобы спасти вас, мадам…
Роза де Флёрен любезно попросила его подняться. Настала очередь Франсуа преклонить колено.
— А вы, рыцарь, тоже англичанин?
— Нет, мадам. Если я и из Англии, то только потому, что сбежал оттуда. Я Франсуа де Вивре, рыцарь бретонский и французский.
Роза де Флёрен смотрела на него голубыми глазами. Франсуа с удовольствием отметил, что улыбка, обращенная к нему, гораздо доброжелательнее, чем та, что предназначалась для Баттерсфорда. Его восхитил также ее туалет: платье из тончайшего шелка, украшенное изысканнейшей брошью в виде розы из золота, серебра и алой эмали, усыпанной алмазами и рубинами.
— Совершить побег — опасное предприятие. Вы очень храбры, рыцарь.
Туссен осклабился, глядя на черного рыцаря.
— Надо вам сказать, что мы терпеть не можем англичан!
Брайен Баттерсфорд вытащил меч и повернулся лицом к Франсуа.
— Можно подумать, что ваш оруженосец ищет со мной ссоры.
Тут вмешалась Роза де Флёрен, а прибытие Тома Белло отвлекло общее внимание на себя. Он был не один, а толкал впереди себя пленника из числа жаков, только что захваченного им. То был молодой парень лет восемнадцати. Если многие из его товарищей походили на скотов, то этот напоминал дикого зверя. Не имея никаких иллюзий насчет собственной судьбы, он держался, гордо подняв голову. Его глаза сверкали. Он был готов укусить. Франсуа обратился к нему без долгих предисловий:
— Как тебя зовут?
Парень ответил вызывающим тоном:
— Жак-Простак!
— И сколько вас таких?
— Без счета!
Вмешался Брайен Баттерсфорд:
— Как звать вашего главаря?
Услыхав его акцент, жак ухмыльнулся:
— Снюхались пес с волком! Прав был Гильом!
Англичанин поднял свой меч.
— Что ты этим хочешь сказать? Это меня ты называешь псом?
Нисколько не смутившись, парень указал подбородком на Франсуа:
— Нет. Пес — это он.
Франсуа не знал, как ему быть, какого поведения придерживаться. Заносчивость этого бедняка, обозвавшего его псом, привела его в замешательство. Чтобы скрыть смущение, он продолжил допрос.
— Ты не ответил: кто ваш главарь?
— Нищета! У нас все отобрали, чтобы выкупить ее муженька из плена. А пока мы рылись в земле, выискивая корешки да червей, у этой шлюхи забот других не было, кроме ее роз.
Больше он ничего не сумел сказать. Брайен Баттерсфорд раскроил ему голову, а затем вложил оружие в ножны, заметив:
— Никто еще не оскорблял безнаказанно даму в моем присутствии…
Потом он распрощался с Розой де Флёрен. Ему надлежало как можно скорее присоединиться к Карлу Наваррскому, собиравшему войско против жаков. Он едва дал хозяйке время поблагодарить себя и уехал, нарочито избегая Франсуа и Туссена. Когда он скрылся из виду, Туссен взял Франсуа за руку.
— Нам тоже надо ехать, господин мой.
Франсуа высвободился.
— Хватит! Два раза ты сегодня отказался идти в бой. Тебя за это повесить мало! Что с тобой творится?
— Я же сказал: эта битва проклята. Добром для вас она не кончится.
— Откуда тебе знать, что меня ждет?
— Знаю, господин мой…
Их разговор был прерван криками — жаки вернулись. Франсуа велел как можно скорее поднять мост. Они взошли на стену.
И поспели как раз вовремя, чтобы увидеть гибель черного рыцаря. Крестьяне вернулись в гораздо большем количестве. Его окружили, по меньшей мере, две сотни, и было очевидно, что на этот раз Брайену Баттерсфорду, несмотря на все его бойцовские качества, пришел конец. Издалека они наблюдали попытки рыцаря вырваться из западни, столь же бесполезные, как усилия мухи разорвать паучью сеть. Один удар — и он свалился с коня, исчезнув под кишащей людской массой. Некоторое время спустя жаки расступились: каждый завладел какой-то частью его доспехов, а один из них, должно быть вожак, надел себе на голову шлем с черными рогами. Теперь они стали делить его коня и очень скоро расхватали всю тушу по кускам. Франсуа, Роза и Туссен больше ничего не успели рассмотреть — туча стрел заставила их покинуть стену.
Роза улыбнулась Франсуа:
— Вот вы и стали моим гостем против собственной воли. Пойдемте, я покажу вам свои розы.
Замок Флёрен был просторен, крепко выстроен и чем-то напоминал Куссон. Вместе они миновали вторую обводную стену, выходящую к донжону — могучей и изящной квадратной башне. Но внимание привлекала не она, а розы. Их было столько, что все ее подножие утопало под ними. Франсуа еще не отошел от сцен насилия, которые только что пережил. Он вспомнил обвинение, брошенное хозяйке пленным. В сравнении с окружавшим замок убожеством такое великолепие и вправду действовало как удар дубины. Франсуа указал пальцем на брошь в виде розы:
— Почему было не отдать ее, чтобы внести выкуп за вашего мужа?
— Никогда я с ней не расстанусь! Я слишком ею дорожу.
— Но все же…
Хозяйка была явно раздражена. В свою очередь и она указала на перстень со львом, украшавший палец Франсуа.
— А вы сами? Согласились бы вы отдать его в счет выкупа?
— Это совсем другое дело. У этого перстня своя история, восходящая еще к крестовым походам.
— Эти розы тоже добыты в крестовом походе. Их привез мой предок Тибо, и они дороги мне ничуть не меньше, чем вам — ваш лев.
— Прошу прощения. Эта битва… кровь ударила мне в голову…
Роза смягчилась. Они стали обходить донжон кругом. Цветочные кусты, все розового цвета, разросшиеся до второго этажа, источали сладчайшее благоухание.
— Однажды мой предок Тибо участвовал во взятии одного сарацинского дворца. После битвы крестоносцы стали делить добычу. Золота и драгоценностей было в изобилии, но Тибо выбрал себе черенки роз. Он привез их домой. А я, выйдя замуж за владельца замка Флёрен, часть из них посадила здесь.
— Никогда я не видел столь прекрасных.
— Сарацинский принц, живший в том дворце, питал страсть к розам. Для него они были превыше всего на свете, включая женщин.
Они уже почти обошли башню, когда Франсуа заметил розовый куст, красота которого затмевала все остальные.
В отличие от прочих он был красным, какого-то совершенно неописуемого алого оттенка; он был так ярок, что казалось, будто от цветов исходит горячее сияние. У Франсуа дух захватило от восторга.
Роза де Флёрен улыбнулась:
— А этот розовый куст называется Уарда. По-сарацински «уарда» значит «роза». У этих роз тоже своя история.
— Расскажите ее мне.
— В том дворце розы украшали сад гарема, и окна княжеских покоев выходили именно в него. Все цветы были розового цвета, кроме одного куста, красного, который принц сажал под окном той, что владела его сердцем. Он всегда звал свою избранницу Уардой, каким бы ни было ее настоящее имя, и так продолжалось, пока она оставалась фавориткой. Этих роз страстно желали все женщины гарема. Когда счастье улыбалось другой, куст пересаживали под ее окно.
Роза указала на окно напротив розового куста.
— Это моя брачная спальня… Я посадила мои розы здесь, когда сеньор де Флёрен стал моим мужем.
Еще немного, и Франсуа поклялся бы, что Роза — сама одна из тех сарацинских волшебниц, о которых повествуют рыцарские романы. Он вдохнул аромат цветов и вообразил себе тот далекий дворец с его фонтанами, причудливой музыкой и женщинами, укутанными в покрывала. В одно мгновение забылись все события этого ужасного утра: волки, явившиеся с того света, перерезанное горло с застрявшим в нем криком «Франция!», крестьянин, что назвал его псом, не опуская взгляда… Франсуа вновь обретал веру в себя, и потому ему было необходимо, чтобы это очарование продлилось. Любой ценой!
Внезапно его охватило желание. Он вдруг неудержимо захотел обладать Розой — сейчас же, немедленно. На миг он вспомнил об Ариетте, но эта мысль его не сдержала.
Они всего лишь обручены, да к тому же если бы она даже и узнала, то в чем смогла бы его упрекнуть?.. Франсуа едва выбрался из кошмара и скоро вынужден будет туда возвратиться; так разве нет у него права на малую толику грез? Когда каждое мгновение рискуешь жизнью, а завтра, быть может, погибнешь, это дает право на некоторые привилегии. Франсуа повернулся к своей спутнице.
— Самая прекрасная из роз — передо мной…
Комплимент был самым обычным, но молодую женщину он, казалось, смутил. Франсуа не замедлил воспользоваться своим преимуществом. Он заключил даму в объятия, ища ее губ.
— Роза…
Роза отбивалась, зажимая рот.
— Уарда!
Руки упали, губы приоткрылись…
***
К большому удовлетворению Франсуа, жаки не сняли осаду с замка Флёрен, и ему пришлось остаться. Вечером они с хозяйкой поужинали вдвоем. Роза де Флёрен заставила его отведать варенье из розовых лепестков и при этом смеялась и болтала о всяких пустяках. Франсуа невольно восхищался ею. Ведь она тоже жила в своего рода гареме, в замкнутом мирке, посвященном одной лишь красоте, защищенном от уродства и жестокости большого мира. После ужина они самым естественным образом направились в супружескую спальню.
Самые высокие цветы с куста Уарда заглядывали в открытое окно. Даже ночь не смогла приглушить их таинственный блеск и только усилила благоухание. Улегшись в постель, Франсуа вдруг ощутил приступ странной слабости. Вместо бурного влечения его постигло что-то вроде паралича. Без сомнения, это было следствием волнений, пережитых за день, если только причиной тут не был пьянящий аромат роз или варенье, которым потчевала его Роза. Не содержало ли оно какое-нибудь сонное зелье, на которые так горазды, по слухам, сарацины?
Это была последняя более-менее трезвая мысль Франсуа. Все, что последовало затем, превратилось в сплошной чувственный вихрь. Роза набросилась на него, не оставив ему никакой инициативы и овладевая им снова и снова. Франсуа лишь позволял нести себя этому потоку. На едином дыхании Роза перешла грань между целомудрием и бесстыдством… И Франсуа тоже забыл всякую стыдливость. Он снял с себя все запреты и впервые ощутил свою подлинную наготу.
С Жилеттой, хоть их тела и прекрасно подходили одно к другому, любовь оставалась всего лишь игрой, изысканным произведением искусства на двоих. Здесь же не было ничего похожего; в их неистовстве проскальзывало даже что-то звериное. Роза хотела всего. Она требовала наслаждения и одновременно сама одаривала им. Короче — она владычествовала над ним безраздельно. Быть может, это было как раз то, чего он всегда ждал от женщины. С Розой Франсуа не хотел быть воителем. На время хоть одного объятия, одной ночи, одного свидания ему хотелось стать побежденным.
***
На следующее утро Франсуа вышел на стену и, увидев, что жаки все еще там, почувствовал, как его сердце подпрыгнуло от радости. Время сражаться еще не пришло. Обстоятельства по-прежнему насильно удерживали его в замке, не оставляя другого выбора, кроме наслаждения. Он бегом возвратился в спальню. Боевой пыл Розы вспыхнул вновь, и Франсуа де Вивре, отважный герой, гроза полей битвы, восторженно повергся в прах!..
Вечер 5 июня выдался особенно жарким. Зной угнетал и душу, и тело, стеснял дыхание. Франсуа с Розой находились в спальне, когда услышали донесшийся снаружи странный звук. Жаки пели. Никогда прежде ни Франсуа, ни Розе не доводилось слышать ничего подобного. Это не походило ни на боевой гимн, ни на молитву. Пение было жалобным и диким, без единого слова, и состояло лишь из бесконечно повторяемого «о-о-о-о». Раздаваясь в предгрозовой ночи, оно вызывало невольную дрожь. Казалось, оно доносится из времен, предшествующих любой цивилизации, из того далекого прошлого, когда человек был лишь зверем среди себе подобных, вынужденный отвоевывать у других свое право на жизнь. Это лучше любых слов выражало то, чего хотели жаки. Это было их оправдание, их призыв к справедливости…
Роза де Флёрен вздрогнула. Она сходила за своей лирой и принялась наигрывать мелодии, которым научилась от одного трубадура, вернувшегося из Иерусалима. Франсуа приблизился к ней. Он больше не слышал дикую песнь жаков. Они были вдвоем, друг подле друга, отрезанные от всего остального мира. На последней ноте они слились в объятии, и Роза, как всегда, одержала верх.
***
С тех пор как они попали в замок Флёрен, Туссен ночевал под открытым небом. Он отказался занять комнату в замке. Имел ли он право нежиться в постели, когда те, за стенами, спали на голой земле?
Их пение разбудило его. Он вскарабкался на дозорный ход. Жаки разожгли большой костер и сгрудились вокруг него. Туссен зажал себе уши, чтобы не слышать их, но знал, что это бесполезно. Песня все равно была слышна. Он замотал головой, словно обезумевший зверь, и закричал:
— Замолчите!
Но жаки не умолкали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72