Это оказалась бедная девушка, собирающая раковины. Лет ей было, наверное, столько же, сколько и ему; она была одета в потрепанное серое платье, босая. Когда он приблизился к ней, девушка встала и улыбнулась ему.
— День добрый, рыцарь!
Как расценить эту улыбку? Она была обольстительной и даже поощряющей, но при этом совершенно естественной и непосредственной. Она была исполнена очарования, но такого невольного очарования, словно девушка просто не умела помешать себе быть очаровательной всякий раз, когда улыбалась… Франсуа присмотрелся к незнакомке повнимательнее. Каштановые волосы, не слишком высокий, чуть наморщенный лоб, что придавало всему облику девушки даже в этот миг что-то серьезное, большие карие глаза и кожа, смуглая от солнца; по контрасту зубы казались невероятно белыми, словно раковинки. Она была худощава и носила на груди трогательное украшение — высушенную морскую звезду, нанизанную на нитку. Незнакомая девушка сияла своей детской улыбкой и смотрела на Франсуа спокойно и просто, ожидая, как он поведет себя. А он даже забыл ответить на ее приветствие.
— Как тебя зовут?
— Маргаритка. Родители меня так назвали, потому что я родилась на Пасху.
— А чем занимаются твои родители?
— Они умерли. И отец, и мать. Утонули. Они были рыбаками.
Произнося эти слова, Маргаритка не переставала улыбаться, словно все это было естественно и именно таким образом надлежало принимать как дурное, так и хорошее. Франсуа оставил седло. Прикосновение к влажному песку, покрытому бесчисленными морщинками, показалось ему новым и освежающим. Он пустил Востока порезвиться на воле.
— Ты живешь одна?
— Нет, с бабушкой. Мы живем в доме на сваях.
— Сколько тебе лет?
— Пятнадцать исполнилось…
Франсуа был смущен. Ему хотелось продлить их знакомство, но он не знал, что сказать или сделать для этого. Он боялся показаться нескромным, ему не хотелось, чтобы девушка подумала, будто он хочет соблазнить ее, в то время как он желал всего лишь одного: чтобы не кончалось это очарование. Маргаритка сама вывела его из затруднения. Как ни в чем не бывало, словно это само собой разумелось, она спросила:
— Пойдем смотреть русалкину могилу?
Поскольку Франсуа лишь поглядел недоуменно, она указала на большой плоский камень, усыпанный ракушками. Он виднелся далеко впереди, там, откуда с отливом ушло море, а рядом возвышалась узкая скала.
— А совсем рядом с могилой — статуя юноши. Видите?
Скалу-то Франсуа видел, но пока не очень понимал, что к чему. Просто он чувствовал: вот-вот должно что-то произойти. И он последовал за Маргариткой, которая пустилась в объяснения. У нее была легкая неправильность в произношении, она чуть-чуть пришепетывала, но это не только не портило ее, но, наоборот, даже добавляло очарования.
— Было это в Раю Земном, когда там появились первые звери…
— Первые звери?
— Ну да. Вы разве не знаете? Вам что, родители не рассказывали?
Франсуа признался, что ничего подобного от своих родителей не слыхал. По виду Маргаритки можно было заключить, что ее это и разжалобило, и немного рассмешило.
— Ну так вот. Вначале было только по одному зверю каждой породы. Не было ни самцов, ни самок, да это и не нужно было, потому что смерть тогда была неведома. Был один лев, одна утка, один кролик, одна чайка, все одни и те же. И была еще русалка.
Пока они шли, Франсуа приглядывался к своей спутнице. Воистину, это была дочь моря. Ее волосы, развевающиеся на ветру, невольно заставляли думать о водорослях.
— А однажды русалка явилась сюда, на взморье. И так нечаянно вышло, что ветер и волны высекли из камня юношу дивной красоты. Вон того. Взгляните, сколько времени прошло, а он все еще хорошо виден.
Теперь они подошли ближе. Франсуа всмотрелся: действительно, скала напротив плоского камня смутно напоминала стоящего человека.
— Как только русалка его увидела, ее охватило незнакомое чувство. И она стала петь, чтобы поведать молодому человеку о своей любви и очаровать его. Она пела перед статуей дни напролет и, в конце концов, умерла от изнеможения и тоски.
Маргаритка повернулась к Франсуа с выражением нескрываемой гордости. У нее даже глаза ярче заблестели.
— Вот, смотрите! Как раз здесь впервые и случилось, чтобы кто-то кого-то полюбил и от любви умер!
Франсуа вовсе не хотелось улыбаться. Конечно, это случилось здесь, на этом самом месте, на этом пустынном, иссеченном морщинами пляже. Он не мог оторвать глаз от Маргаритки.
— Когда остальные звери увидели, что русалка умерла, они похоронили ее под тем плоским камнем. Но они слышали ее песню и теперь не могли забыть. И они все повлюблялись и умерли с горя. Однако Бог по доброте своей снова их всех пересоздал, только уже по двое, самца и самку. Это были звери Рая Земного…
Они добрались до места. Со стороны моря, совсем близкого, доносился легкий равномерный гул, словно оно тоже внимало рассказу девушки и тихонько поддакивало время от времени.
— Но русалку, за то, что она была всему этому причиной, Бог пересоздал одну, без спутника. Вот почему она поет в море. Она поет о своей любви морякам, ведь они похожи на ту статую. Но моряки — самцы только для женщин, а не для русалок.
— А она не умерла с тех пор?
— Нет, потому что Бог в наказание пересоздал ее бессмертной. А та, которая умерла, так и лежит в могиле под этим камнем.
Маргаритка вспрыгнула на русалочий камень и протянула руку Франсуа, словно это ей надлежало помочь ему взобраться, а не наоборот. Он отказался от протянутой руки и залез самостоятельно. Они были одни. Вокруг, насколько хватало глаз, не было никого и ничего. Франсуа вдруг охватило сильнейшее волнение. Ему почудилось, что они с Маргариткой — первые люди на земле.
— А ты сама слышала, как она поет?
— Да, в те дни, когда дует сильный ветер.
— Сможешь мне спеть эту песню?
Маргаритка запела. Голосок у нее звучал трогательно, чуть подрагивая. И хоть мелодия была грустная, девушка напевала ее как-то жизнерадостно, что придавало песенке особое волшебство. При этом она не переставала улыбаться и покачивать головой из стороны в сторону. Когда Маргаритка умолкла, Франсуа не нашелся что сказать. Его смущение и беспокойство возрастали с каждой минутой.
И опять девушка заговорила первой:
— Я ее даже видела, эту русалку!
— Где? В море?
— Нет, в небе. Вам родители не говорили разве, что такое облака?
Опять Франсуа вынужден был сознаться в своем невежестве.
— В облаках есть все то же самое, что и на земле, только все перемешано. Поэтому те, кто разлучился на земле, могут найти друг друга в облаках. Я сама много-много раз видела русалку с ее статуей. Может, мы и сегодня их увидим.
Маргаритка легла на плоский камень. Франсуа сделал то же самое. Лежать было неудобно из-за ракушек, но он этого не замечал. Маргаритка тихонько засмеялась.
— Облака — это развлечение для любовников. Для тех, что ложатся днем…
Франсуа долго искал в облаках. Он бесконечно странствовал по заливам, морям, островам и волнам этого отражения земли. И в какой-то момент вдруг понял, что отнюдь не в облаках ему надо искать. Любовь жила внутри него; Маргаритка была русалкой, а он — тем самым юношей… Так просто; любовь оказалась рядом. Она была неоспорима и непостижима, она в себе самой заключала очевидность. Франсуа встал, повернулся к своей спутнице и произнес едва слышным голосом:
— Маргаритка, я тебя люблю.
Маргаритка ничем не проявила удивления. Наоборот, она откликнулась так, будто это была самая естественная вещь на свете:
— Я тоже тебя люблю.
Наступило долгое молчание. Франсуа спросил:
— Что же нам теперь делать?
— Надо помолиться святой Флоре. Это она заботится о влюбленных.
Франсуа вслед за Маргариткой преклонил колена на плоском камне. Конечно, он был добрый христианин, верил в Бога и дьявола, но никогда не отличался особой набожностью. Бессознательно он считал, что это пристало скорее книгочею, а не рыцарю. Однако он почувствовал вдруг, как его впервые охватывает молитвенный восторг. Никогда раньше он не молился с таким жаром и благоговением. Когда он поднял, наконец, голову, ему показалось, что он вернулся откуда-то издалека.
Маргаритка посмотрела на него, и он, повинуясь внезапному порыву, поцеловал ее. То, что он испытал в этот миг, разом затмило и поцелуй Ивейна, и все ласки Марион. Но уже давным-давно Франсуа и думать забыл и об Ивейне, и о Марион…
Они долго оставались на русалочьем камне и покинули свое пристанище только тогда, когда его начал заливать прилив. Потом бродили по пляжу. Маргаритка спросила его:
— А вы знаете про линии моря?
Франсуа покачал головой, не ответив. Маргаритка, совершенно счастливая оттого, что опять может чему-то его научить, радостно защебетала:
— Это как линии руки. По ним предсказывают будущее.
— А где они?
— Их можно самим сделать. Вы какую хотите: линию жизни или линию любви?
В этот момент Франсуа весьма мало заботила длительность его жизни. Зато о любви он хотел знать все. Он ответил:
— Линию любви.
Маргаритка отошла на несколько шагов. Франсуа смотрел, как она прочерчивает линии на сморщенном песке. Она шла пятясь, легко переступая маленькими ступнями, но выглядела при этом очень сосредоточенной, со сморщенным лбом и пристальным, опущенным книзу взглядом.
Когда она закончила, на песке остались три длинные линии метров по десять каждая. Маргаритка указала сначала на ближнюю к Франсуа полосу, потом на дальнюю:
— Здесь рай, там ад. Вы должны закрыть глаза и прочертить одну линию поперек. Если наткнетесь на ракушку, это будет ваша любовь. Если она окажется в раю — значит, счастливая, если в аду — несчастная.
Франсуа повиновался. С закрытыми глазами он пересек первую линию и почти сразу же наткнулся на раковину литторины. По всей очевидности, это и была его любовь к Маргаритке. Он хотел остановиться, заявив, что больше ни одной любви в жизни у него не будет, но девушка заставила его продолжать. Вскоре он наткнулся на устрицу. Затем пересек черту, отделявшую «рай» от «ада», и повстречал еще одну любовь, на этот раз длинную ракушку из тех, что зовут «ножами». И достиг, наконец, третьей, и последней, черты. Это было все: три любви суждены ему в жизни, две в раю, одна в аду… Маргаритка, как ни в чем не бывало, подобрала и устрицу, и литторину, и «нож».
— А у меня у самой всего одна любовь, зато в раю…
Франсуа не знал, что ответить. Он вдруг осознал, как много времени прошло. Солнце опустилось совсем низко, и в замок до темноты ему не поспеть. Он сказал об этом Маргаритке, которую, казалось, это ничуть не обеспокоило.
— Поедемте к нам домой. Верхом на вашем коне мы быстро туда доберемся.
Маргаритка жила со своей бабушкой в необычной хижине на сваях, расположенной в укромной бухточке. Место было совершенно пустынное, и доступ туда — весьма непрост; Франсуа приходилось крепко держать Востока, чтобы тот не сломал себе ногу.
Маргариткино обиталище оказалось убогой лачугой. В настиле мостков, по которым только и можно было до нее добраться, не хватало досок, а оставшиеся давно подгнили. Не хватало досок и внутри, в том, что служило полом, а также в стенах и потолке. В хижине имелась одна-единственная комната. Вместо кроватей в разных ее углах лежали две циновки, а посередине из камней был сложен грубый очаг. За исключением котла да нескольких плошек — никакой утвари. По полу бегали крабы. Две чайки, которым удалось пробраться внутрь, охотились на них.
Маргариткина бабушка сидела на корточках перед очагом. Маргаритка предупредила Франсуа, что та слепа и глуха. Это не помешало старухе подняться им навстречу. У нее были совершенно седые волосы, а лицо такое же сморщенное, как песок на пляже.
— Добро пожаловать, молодой сеньор.
Франсуа удивился:
— Откуда она знает, кто я такой? Я ведь мог оказаться крестьянином или рыбаком.
— По запаху. От вас не пахнет ни землей, ни морем.
— Я мог бы оказаться солдатом.
— Смертью от вас тоже не пахнет.
С удивительной точностью слепая старуха сцапала одну из чаек и свернула ей шею. Потом поймала пять или шесть крабов и бросила все в котел, под которым был разожжен огонь. Маргаритка заметила весело:
— Вот видите, с крабами да с чайками у нас всегда найдется что поесть. С голоду тут не умрешь.
Франсуа согласно кивнул. Любовь сделала его нечувствительным ко всему, включая и эту хватающую за душу нищету. Напротив, он находил, что Маргаритка права и что место для проживания подобрано ими превосходно.
Поскольку единственным источником света в хижине были угли очага, требовалось покончить с трапезой до захода солнца. Ужин, состоящий из чайки, крабов и моллюсков, собранных Маргариткой (включая три «любви» Франсуа), прошел в молчании. Наконец старуха поднялась и сказала ласково:
— Благослови вас Бог, детки!
И направилась к одной из циновок, спать. Все так же не говоря ни слова, Маргаритка и Франсуа улеглись на другой. Франсуа снял платье с Маргаритки, разделся сам, и вот так, в присутствии слепой и глухой старухи, прошла первая ночь их любви. Маргаритка не сопротивлялась, но и не отдавалась; она принимала — молчаливая и улыбающаяся… Рядом с их циновкой в полу не хватало доски, и Франсуа мог видеть под собой море. Было полнолуние, и отблеск серебряного света на волнах и неумолчный шум прибоя стали последним его воспоминанием об этой ночи. Проснувшись, он испытал сначала лишь смутную радость. В его сознании, еще затуманенном сном, присутствовала твердая уверенность: произошло что-то особенное и наступивший день будет таким же прекрасным, как и все последующие. Наконец к нему вернулось воспоминание о Маргаритке, а потом и саму ее он увидел рядом с собой. Она тоже едва проснулась. Бабушка куда-то ушла. Франсуа не спрашивал — куда и зачем; он думал о том, что ему надо вернуться в Куссон. Уже давно пора.
Они уехали вдвоем на Востоке. Франсуа ссадил Маргаритку на взморье и взял направление к замку. Всю дорогу домой он пел. Ему хотелось рассказать всему свету о том, что с ним произошло, и в то же время накрепко сохранить то, что он считал самой неисповедимой из тайн.
Когда впереди замаячили стены Куссона, юноше почудилось, что он не видел их целый век, хотя с тех пор, как он их покинул, прошло всего двадцать четыре часа.
На этот раз Ангерран не устраивал ночную вылазку со своими людьми — как тогда, когда крестник подрался с Большим Кола. Наверняка дядя посчитал, что Франсуа уже достаточно взрослый, чтобы не ночевать дома, и не сделал ему при встрече ни единого замечания. Он лишь попросил его поскорее приступить к тренировкам.
Направляясь на занятия, Франсуа встретился с Марион. При виде ее ему тоже показалось, будто прошел целый век с тех пор, как она вошла в его жизнь. Но он был так счастлив, что улыбнулся ей. Марион не заблуждалась насчет этой улыбки. Устремившись было к нему навстречу, она вдруг резко остановилась, и лицо ее посерьезнело.
— Похоже, мотылек упорхнул к другому цветку.
Франсуа не стал скрывать.
— Да, Марион.
— Как ее звать?
— Маргаритка…
— Значит, ее вы тоже бросите. Слишком это ничтожный цветок. Я ведь вам уже говорила, когда вы спали: вы созданы для роз и лилий, а не для полевых цветов…
Франсуа вспылил:
— А я и не спал! Я все слышал! Ты болтала всякий вздор! И я стыжусь того, что между нами было. И ты… ты мне противна! Не хочу тебя больше видеть! Никогда!..
Что касается Ивейна, то он не появлялся на занятиях ни в это утро, ни в последующие. Его родители всюду искали своего сына — и в замке, и в окрестностях, но безуспешно. Наконец, чтобы утешиться, они пришли к выводу, что тот неведомо почему решил все бросить и ушел бродить по свету в поисках приключений.
Франсуа даже не задавался вопросом, куда запропастился Ивейн. Его голова была заполнена совсем другим. Вместе с любовью Маргаритки к нему вернулись все его бойцовские качества. Более того, они удесятерились. Теперь он бился ради Маргаритки. Именно о ней он думал, орудуя своим боевым цепом или выделывая чудеса ловкости на коне. Именно ради нее он хотел быть самым сильным, самым ловким. Ангерран, присутствовавший при этой метаморфозе, не верил своим глазам. Франсуа превзошел все его самые безумные надежды. Юный де Вивре и прежде был грозным бойцом, теперь же он становился почти непобедимым. Еще немного, и его можно будет сравнить с героями легенд, с самим неистовым Роландом!
Теперь Франсуа ежедневно встречался с Маргариткой на пляже. Они всегда были одни. И каждый раз Франсуа испытывал дивное головокружение. Ему казалось, будто он одним чудесным скачком преодолевал века и оказывался в Раю Земном, во времена первой русалки.
Маргаритка была девушка простая, и свое счастье воспринимала самым естественным образом, как нечто должное. Она много говорила, и Франсуа всегда слушал ее с неизменным восхищением. Она рассказывала о добрых и злых духах моря, о древних животных, которые обитали в водной пучине в незапамятные времена, о том, как надо обращаться к душам утопленников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72