– Общайтесь с ней только устно. Ничего не пишите. Даже о ваших любовных делах.
И, отвечая на удивленный взгляд Себастьяна, пояснил:
– У нас есть некоторые основания думать, что французская полиция перехватывает почту.
Баронесса Вестерхоф занимала небольшой особнячок на улице Малых Конюшен, скорее даже его часть. Когда Себастьян дернул за шнурок звонка, ему открыла, причем не сразу, какая-то женщина в домашнем халате на лисьем меху, лет сорока, почти такая же высокая, как и он сам. Лицо квадратное, энергичное, глаза льдисто-голубые, мраморно-белая кожа, волосы с отливом холодного металла. Никаких румян, никаких украшений. Он был поражен: настоящая Юнона.
– Я бы хотел видеть баронессу Вестерхоф.
– Это я, – ответила женщина низким голосом, в котором он уловил странный акцент. – А вы, должно быть, граф де Сен-Жермен, – добавила баронесса, разглядывая посетителя.
– В самом деле, это я.
– Потрудитесь войти. Моя горничная заболела.
Значит, вот она какая. Себастьян был застигнут врасплох. Баронесса поднялась впереди него по лестнице и ввела в несколько поблекшую гостиную с горящим камином. Он не сомневался, что она сама разожгла огонь.
– Присаживайтесь, – сказала баронесса. – Хотите кофе? Мне сказали, что вы говорите по-русски. Так будет удобнее.
Все еще не отойдя от удивления, Себастьян пробормотал по-русски «спасибо» и уселся в кресло напротив того места, где она наверняка читала, когда он позвонил: на одноногом столике лежала открытая книга. «Цинна» Пьера Корнеля. Подходящее чтение для этой ледяной красоты. По-видимому, баронесса Вестерхоф не была расиновской героиней.
После обмена любезностями и упоминания Засыпкина, чтобы уточнить роли, баронесса объявила:
– Вы ступили на минное поле. Короля Людовика после недавнего покушения гложет черная меланхолия. За вождя теперь его фаворитка, госпожа де Помпадур.
– Короля пытались убить? Кто?
В Хёхсте у Себастьяна было мало шансов узнать об этом.
– Наверняка какой-то сумасшедший. Правда, неизвестно, кто ему заплатил. «Любимый» король любим теперь только госпожой Помпадур. Короче, российская императрица гневается. Вы наслышаны об Уайтхоллском договоре?
Себастьян покачал головой. В будущем ему надо бы ограничить свое пребывание в Хёхстском скиту.
– Англия и Пруссия заключили договор, – объяснила баронесса. – Главная его цель – помешать русским войскам прийти на подмогу западным союзникам.
Себастьян вспомнил тревогу Бель-Иля семь лет назад в Экс-ла-Шапеле: «Русские войска на Мезе? Да это же новое варварское нашествие!»
– Этот договор изолирует Россию. Императрица считает, что ее предали, – продолжила баронесса. – Она хочет теперь союза с Францией. Пруссию надо удержать в ее границах, чтобы устранить угрозу империи.
Сжатость ее речи поразила Себастьяна: эта женщина изъяснялась как генерал.
– Чего ожидают от меня? – спросил он.
– Маршал де Бель-Иль пригласил вас в Париж. Он представит вас ко двору. Насколько нам известно, вы впервые окажетесь в самой цитадели власти. Мы ожидаем, что вы проявите ваш талант убеждения. Вы должны склонить короля, а заодно и Помпадур принять Россию в австрийско-французский союз.
– Еще одна перестановка сил. Это будет нелегко. Бель-Иль и многие другие до сих с ужасом вспоминают русские войска на Мезе.
– Это было давно, – возразила баронесса. – Повторяю вам, теперь надо сдержать Пруссию. У вас будет серьезный противник – кардинал де Берни, министр иностранных дел и сторонник союза с Фридрихом.
Откуда эта женщина столько знает о придворных делах?
– Но кто же тогда управляет страной? Помпадур или Берни?
– У Помпадур есть влияние, но оно меньше, чем думают, и она обязана им не только своей связи с королем, но и почти в той же степени кардиналу Берни. Их мнения насчет Пруссии, например, не совпадают. Маркиза ненавидит Пруссию, а Берни нет. Так что решать придется Людовику. А он человек скрытный и принимает свои решения в одиночку.
Все было довольно запутанно.
– Вы бываете при дворе? – спросил он, поразмыслив.
– Нет. Но я неплохо осведомлена через одну подругу, которая там бывает.
– Может, мне будет полезно знать, кто она? – предположил Себастьян.
– Это принцесса Анхальт-Цербстская.
Бесценный осведомитель: Себастьян знал, что принцесса доводится тещей великому князю Петру, наследнику российского трона, и считается своим человеком при всех европейских дворах. Баронесса опять налила кофе.
– Если пробудете во Франции достаточно долго, получите другое задание.
Он вопросительно посмотрел на нее.
– Сблизить Францию и Англию.
Он удивленно поднял брови.
– Но я полагал, что императрица злится на Англию?
– Императрица не позволяет себе идти на поводу у собственных чувств. Она знает, что война против англичан слишком тяжела для Франции и та заинтересована положить ей конец. Тогда французы вполне смогли бы выступить вместе с Россией против Пруссии.
Уразумев макиавеллиевскую замысловатость этих расчетов, Себастьян возразил:
– Соперничество обеих стран в Индии и Северной Америке не облегчит задачу.
– Об этом мы поговорим в другой раз, – сказала баронесса, вставая.
Она его выпроваживала. Протянула руку. Потерев ладонь о подлокотник кресла, Себастьян наклонился, чтобы поцеловать протянутые ему пальцы, и удержал их в руке. Любезность граничила с дерзостью. Баронесса не высвободила руку. Они стояли лицом к лицу.
– Не находите ли вы, что время в Париже тянется слишком медленно? – улыбнулся он.
Это было предисловием к приглашению отужинать вместе и, разумеется, к прочим удовольствиям. Она поняла. Без резкости высвободила руку и отвела взгляд.
– Рано или поздно вы узнаете об этом, граф. Я тут в ссылке.
– В ссылке?
– Я убила своего мужа.
Повисло молчание.
Внутренне Себастьян отшатнулся: она сказала это, словно предостерегая.
– Покойный барон Вестерхоф спустил мое состояние в карты, – продолжила она. – И на уличных девок. Хотел даже продать руку моей дочери какому-то гнусному мужику, чтобы заплатить неотложный долг. Я убила его из пистолета. Прямо в сердце.
Баронесса бросила на Себастьяна ледяной взгляд. Он почти услышал этот выстрел. Почти воочию увидел, как баронесса наводит пистолет на негодяя, пусть даже собственного супруга. Нет, она не была трагической героиней, поскольку восстала против своей судьбы. Как и он сам.
– Скандал наделал при дворе немало шума, но все меня поняли. Императрица отказалась от суда. Официально барон Вестерхоф случайно застрелился, когда чистил свое оружие. Императрица и канцлер сочли, что за границей от меня будет больше проку. Принцессу об этом расспрашивать незачем.
По-прежнему под впечатлением от ее признания, Себастьян смотрел на баронессу, не говоря ни слова. Это была не Даная: если бы он соблазнил ее и бросил, эта женщина разыскала бы его даже на Луне.
– Вы знаете Россию, граф? Как и во всех северных странах, холод там ожесточает порок, выковывает стойкость и закаляет душу. Это страна святых и сволочей.
Ничуть не будучи сволочью, в отличие от своего покойного мужа, она, видимо, относила себя к святым.
– Значит, вы туда никогда не вернетесь?
Она вздохнула.
– Подождем. Близятся великие события.
За этим должно было последовать объяснение, но оно оказалось кратким:
– Боюсь, как бы здоровье императрицы и власть канцлера Бестужева-Рюмина не пошатнулись одновременно.
Мрачный прогноз. Баронесса больше не собиралась об этом говорить. Во всяком случае не сейчас: она уже взялась за ручку двери.
– В следующий раз поделитесь со мной, пожалуйста, вашими впечатлениями о дворе, – заключила она, провожая гостя.
Себастьян был на лестнице, когда она перегнулась через перила и добавила:
– Последнее слово, граф. Вы вызовете любопытство. Оно не всегда будет дружеским. Не пишите. Никому не посылайте писем, кроме вашей семьи. И даже в этом случае ограничивайтесь самыми невинными словами. Не доверяйте бумаге ни ваши сердечные дела, ни политические соображения.
Он кивнул. Это напомнило ему методы инквизиции в Лиме.
Джулио открыл дверцу кареты.
Себастьян задумчиво слушал перестук окованных колес по камням мостовой: словно крутились гигантские шестерни, приводя в действие какую-то неведомую машину.
43. ИНДИЙСКИЕ РОЗЫ И ПАРА ПУСТЯКОВ
Возвращаясь обратно в Версаль, Себастьян заново пережил каждое мгновение своей встречи с баронессой Вестерхоф.
Впервые в жизни слова «необычайная женщина» крепко засели в его мозгу. Он спросил себя, уж не влюблен ли в нее, но не смог ответить, поскольку раньше с ним этого никогда не случалось. Себастьян решил дать этому чувству отстояться.
Потом перебрал в памяти все, что случилось с ним за те три дня, что он находился в Париже. Как он и предвидел, маршал принял его у себя радушно, если не сказать больше, и предложил покои в своем особняке, а за ужином вкратце обрисовал ситуацию при дворе, который ему предстояло увидеть:
– Времена сейчас смутные. Меньше трех месяцев назад, пятого января, в шесть часов вечера король собирался сесть в карету, чтобы поехать в Трианон повидаться со своей дочерью, госпожой Викторией, которую лихорадило. Во дворе на него напал какой-то сумасшедший по имени Дамьен и нанес ему удар кинжалом. Короля отнесли в его опочивальню. Меня самого там не было, но аббат де Верни описал мне царившую там суматоху и потрясение. Кстати, позвольте вам сказать, что первого января мы с аббатом были назначены в Государственный совет.
Это было то самое происшествие, о котором упоминала баронесса Вестерхоф, но рассказанное гораздо более подробно. Напряженное лицо маршала вполне отражало тревогу, обуявшую и двор, и Париж в те часы. Маршал допил портвейн, вновь наполнил бокалы, потом продолжил свой рассказ:
– Король решил, что обречен. Он заявил королеве: «Мадам, меня убили!» Трижды за вечер исповедался, два раза отцу Сольдини и один отцу Демаре…
– Но ведь он выжил, – удивился Себастьян.
– Не спешите, друг мой. Королевский врач Ла Мартиньер, примчавшийся из Трианона, где ухаживал за госпожой Викторией, заявил, что рана не опасна и что король оправится от нее через два-три дня. Но все опасались, что нож убийцы был отравлен.
Себастьян удивился недостатку стойкости у короля, главы всех войск своей страны, которого совсем не смертельная рана повергла в такое смятение, но все же придержал язык.
– Вы проницательны, граф, я сам тому свидетель. Попытайтесь представить себе картину. В течение пяти дней король не вставал с постели, хотя был не так уж болен, если не совсем здоров. Он даже ходил с помощью трости. За это время во дворце развернулась беспощадная междоусобная война. Между королевской семьей и госпожой де Помпадур. Королева, дофин, дофина и их приверженцы решили вынудить госпожу де Помпадур покинуть дворец. К ней отрядили сперва Машо, который попытался убедить ее, что таково пожелание короля, потом Аржансона, с тем же намерением…
– Она устояла, – прервал его Себастьян.
– Да, в этом пекле интриг и низостей, в которое превратился двор, у нее было только два союзника – аббат де Берни и герцог де Крои.
– Почему такая немилость?
– Это еще слабо сказано. Королева, дети короля и многие придворные считают, что маркиза не имеет никакого права на ту власть, которую приобрела благодаря плотским слабостям короля. Мы ведь в христианском обществе, друг мой, и официальные обязанности фаворитки, «приближенной дамы», согласно принятому определению, рассматриваются как уступка адюльтеру. И поверьте мне, святоши не поколеблются воспользоваться королевским чувством вины.
Себастьяну опять вспомнилась инквизиция.
«Женщина, ненавидимая столькими людьми, – не слишком надежная точка опоры», – подумал он, а вслух спросил:
– Как же все это закончилось?
– Через неделю после удара ножом, – ответил Бель-Иль, откидываясь на спинку кресла с насмешливой улыбкой, – Людовик вдруг выздоровел. Однажды утром дофин, дофина и некоторые дамы двора были в его опочивальне, вне всякого сомнения – с самыми похоронными физиономиями, когда король вдруг встал и приказал всем выйти, кроме госпожи де Бранкас. Он попросил ее одолжить ему накидку и ушел, запретив даже дофину следовать за ним. Вернулся около четырех часов пополудни в чудесном настроении и вернул накидку. Потом приказал, чтобы устроили ужин.
Маршал расхохотался.
– Он ходил повидаться с госпожой де Помпадур? – предположил Себастьян.
– Угадали!
– Значит, ее власть восстановлена?
– Пока да.
Вдруг Бель-Иль нахмурился.
– Однако не верьте, что все теперь в розовом цвете. Тут-то вам и предстоит вмешаться.
Маршал встал и начал расхаживать по гостиной, наполненной военными трофеями – копьями, мушкетами, знаменами и картами.
– После покушения Дамьена, – заявил он озабоченно, – король помрачнел. Думаю, он увидел в этом предупреждение неба. У него часто отсутствующий вид. Когда показывается при дворе, выглядит обеспокоенным, если не испуганным, словно окружен врагами.
А положение в стране ужасно. Париж гудит от дерзких требований. Парламенты проявляют упрямый фрондерский дух. Что касается дел внешних, то мы готовимся затеять с Фридрихом Прусским дорогостоящую войну. Король обещал Марии-Терезии послать десять тысяч солдат и двадцать четыре тысячи вспомогательных войск плюс те сто пять тысяч, которые он обещал по первому Версальскому договору. И должен выплатить ей двенадцать миллионов флоринов!
Себастьян задумался, каким образом совместить эти сведения с миссией, доверенной ему Россией через баронессу Вестерхоф.
– Мир обходится вам дороговато, – заметил он, вспоминая былые речи Бель-Иля в Вене, когда тот горел желанием заключить союз с Австрией.
Себастьян в который раз с горечью убедился в непоследовательности национальных политик. Людовик был обескуражен. Ему пришлось дорогой ценой объединиться с Марией-Терезией, чтобы противостоять орлу, готовому ринуться на Европу. Без сомнения, маршал догадался о мыслях Сен-Жермена.
– Если бы мы заключили мир восемь лет назад, у нас не было бы сейчас этой хворобы! Друг мой, я хочу сказать вам вот что: сегодня вы будете ужинать с госпожой де Помпадур. Не забудьте, что именно она, при нездоровом безразличии короля, руководит сейчас политикой Франции. Я вас заклинаю: защитите политику союзов. Только она спасет нас от катастрофы.
– Я вас понимаю, – сказал Себастьян.
Он нащупал наконец свою тактику. Он выступит в защиту мира с философской точки зрения.
– Будет ли король сегодня вечером? – спросил Себастьян.
– Не знаю. Его настроение изменчивей, чем погода. Но в любом случае это будет малый ужин, то есть приглашенные будут сидеть за столом. Малым ужинам часто предшествует какой-нибудь спектакль, но не знаю, будет ли он сегодня.
На «больших» ужинах, как узнал Себастьян, весь двор держался стоя, пока монарх вкушал.
Но ему и прежде был известен этот обычай: вице-король Испании в Лиме поступал точно так же.
– Господин граф де Сен-Жермен, – объявил церемониймейстер в дверях Часового салона.
Маркиз де Мариньи приблизился к своему гостю со сладкой улыбкой и приветствовал его. Человек пять-шесть уже присутствовавших обернулись, чтобы рассмотреть новоприбывшего, и маркиз стал называть Себастьяну их имена и титулы. Принцесса Анхальт-Цербстская. Барон фон Глейхен. Маркиза д'Юрфе. Герцог де Крои. Аббат Бридар де ла Гард. Госпожа де Лютсельбур. Герцогиня де Лораге. К облегчению Себастьяна, прибыл его главный союзник, маршал де Бель-Иль, и поспешил к нему с сердечностью, замеченной всеми. В половине восьмого среди гостей произошло некое согласованное движение: они раздвинулись, образуя коридор в честь прибытия еще одной особы.
Появилась молодая женщина в просторной накидке серого шелка, удерживаемой на шее бантом из розовой парчи. Все признаки красоты: безупречный овал лица, блестящие глаза, ротик вишенкой, нижняя губка одновременно волевая и капризная, очаровательный прямой носик… Но при этом отнюдь не красавица. Совсем не та, что блистает. Далеко не уверенная в себе, беззаботная, сияющая. И зачем, великие небеса, она накладывает столько румян на свои щеки? Не для того ли, чтобы скрыть тайную муку, которая ее гложет?
Таково было первое впечатление Себастьяна, всего на какую-то долю секунды: эта женщина упустила свою свадьбу и сопутствующие ей ухаживания.
Он не знал, кто она. Может, королева? Гордая осанка и исходившая от нее властность позволили Себастьяну допустить это в другую долю секунды. Она обратила свой взгляд на незнакомца, и Мариньи поторопился представить его, едва слышно пробормотав имя этой женщины, маркизы де Помпадур. Своей собственной сестры. Той, что исполняла службу министра, как предупредила Себастьяна баронесса Вестерхоф.
Склонившись, чтобы поцеловать руку, которую маркиза высунула из-под своей накидки и надменно протянула ему, Себастьян почти ощутил, как вокруг витает интрига, сплетаясь в паутину влияний и власти, в самом центре которой он оказался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44