— Насколько мне известно, — с ленцой потянулся Селезень, — ни князь Григорий, ни царь Дормидонт никакую Женевскую конвенцию не подписывали. Да и вообще, здесь про такую фигню никто даже и не слыхивал.Мстислав открыл рот, но не нашелся, что сказать. Только уныло глянул в окно баньки. А майор тем временем все с тем же нарочитым спокойствием продолжал:— В этом мире с тобой могут поступить, как в нашем с командос. Если ты представляешь ценность, могут обменять. А если нет…Майор быстрым движением прихлопнул муху, ползшую по столу. Двумя пальцами он поднял ее за крылышко и поднес к самому носу Мстислава. Тот, побледнев, отпрянул. А выражение лица Селезня внезапно сменилось с наигранно благодушного на полное мрачной решительности:— Фамилия, звание, род войск и так далее, и быстро!— Мстислав Мыльник, младший лейтенант запаса, участвовал в боевых действиях в Придурильской республике, награжден…— Отставить! — рявкнул майор. И уже тише, но с нажимом продолжил: -Звание в армии князя Григория?— В этой армии нет званий, — позволил себе ухмыльнуться Мстислав.— Поясни!— Мы все здесь солдаты, вроде как. А они командиры.— Кто вы такие, я знаю, а вот кто такие «они»?— А хрен их знает, — с неприязнью передернул плечами Мыльник. — Мы их между собой называем — «нелюди».— А, понятненько, — протянул майор. — Да, младший лейтенант Мыльник, хороших ты себе хозяев нашел. Нечего сказать…— Да я бы с этими уродами, — взвился Мстислав, — и на одном поле срать бы не сел, если бы они не обещали потом и нам помочь.— Ах вот даже как, — мрачно усмехнулся Селезень, — и это чем же помочь?— Да я и не знаю, — стушевался наемник.— Так я тебе подскажу, — жестко отвечал майор. — Тем секретным оружием, что в крытых телегах хранится. И вы охраняете его пуще собственной задницы.Мстислав снова побледнел, как полотно.— Откуда ты знаешь? — пробормотал он.— От верблюда! — ответил майор и захохотал так, что из стен баньки сухой мох посыпался.Но смех его оборвался столь же внезапно, как и начался. И майорский кулак грохнул по столу:— Что за оружие? Количество, способ применения, радиус действия. Быстро!— Не знаю, — съежился Мыльник.— Значит, в Царь-Городе тебе отрубят голову, — развел руками Селезень.— Я действительно не знаю, — затараторил наемник, — эти козлы все от нас в секрете держат. Я даже не знаю, как сюда попал. Нас привезли на какую-то дачу, потом завязали глаза, опять куда-то повезли, потом повели, потом опять повезли… Сначала говорили: «Вот Царь-Город возьмем, и тогда…» А теперь, когда мы уже в это дерьмо по уши влезли, они вообще оборзели: «Пошел на хрен, а не то в морду получишь». Паскуды. Жидовские морды. Мразь чеченская. Всех бы к стенке поставил…— А ну заткни фонтан, — брезгливо прикрикнул на разошедшегося наемника майор. — А свои фашистские взгляды засунь себе в задницу, а не то я сейчас действительно нарушу Женевскую конвенцию. — И после паузы многозначительно добавил: — Которая здесь не действует…
x x x
Моросил мелкий дождик. На кладбище небольшая группа людей провожала в последний путь Данилу Ильича. Чуть поодаль среди могил бродил человек в ярком кафтане, совсем не подходящем к похоронной процессии и вообще к месту последнего упокоения многих поколений жителей Новой Мангазеи.— Прощай, Данила Ильич, — вполголоса сказал он, глядя на скромный гроб, установленный перед разверстой могилой. — Ты был честным человеком, до конца исполнившим свой долг. — И Василий скорбно снял головной убор, напоминающий шутовской колпак.— А не подаст ли почтенный господин что-нибудь бедной бабуле на корочку хлеба? — вдруг раздался позади него незнакомый пропитой голос. Дубов обернулся и увидел пожилую женщину — судя по описаниям скоморохов, это была ни кто иная как кладбищенская побирушка Кьяпсна. Дубов пошарил в кармане и протянул ей золотой.— О, господин так щедр! — обрадованно зашамкала Кьяпсна, небрежно отправляя монетку в залатанную торбу, висящую на ветхих ремешках поверх разноцветных лохмотьев. — Не могу ли я быть вам чем-то полезной?— Можете, — смекнул детектив. — Я слыхивал, что вы знакомы чуть ли не со всеми городскими покойниками, не так ли? — Кьяпсна радостно закивала. — А как насчет живых?— Все живые — это будущие покойники, — выдала Кьяпсна афоризм, достойный майора Селезня.— Очень хорошо, — Василий вернул колпак на голову, так как дождик несколько усилился. — Скажите, кто этот человек? — Дубов указал на невысокого господина в кафтане военного покроя, который стоял возле гроба и что-то говорил.— Так это же сотник Левкий, временный воевода, — тут же сообщила Кьяпсна. — Хороший мужик, угостил меня чарочкой, когда поминали Афанасия, пущай земля ему будет пухом. И сказал еще: «Молись, бедная женщина, за упокой его души!». А я так думаю, что ежели человек жил по-божески, то он и так на небушко попадет — молись, не молись. А уж ежели грешил…— А это что за дама? — перебил Василий, кинув взор в сторону женщины в темном платье, скорбно сморкавшейся в платочек близ Левкия. — Вероятно, родственница?Приставив ладонь ко лбу, Кьяпсна внимательно пригляделась:— Да нет, какая там родственница, у него же здесь никого не было. Это Марья Ивановна, овощная торговка, ее лавочка была рядом с Данилиной лягушатней и тоже сгорела.— А те трое? — продолжал выспрашивать Дубов. Всего на похоронах присутствовало пять человек — не считая, разумеется, мрачного вида могильщиков, которые чуть поодаль переминались с ноги на ногу, ожидая, когда можно будет опускать гроб и закапывать могилу.— Один — ловец лягушек и пиявок, Матвей Лукьянович, он как раз снабжал покойника товаром. Другой, что в рясе — это наш кладбищенский дьякон отец Герасим, он всех покойничков отпевает, царствие им небесное. Ну а кто же третий?.. А, знаю — Свирид Прокопьевич, сосед Данилы Ильича по Завендской слободе. Тоже неплохой мужичок, с ним завсегда есть о чем поговорить…— Вы с ним лично знакомы? — несколько удивился Дубов.— Да нет, но слышала о нем немало. А отец Герасим — тоже прекрасный человек. Помнится, на поминках Афанасия он выпил полведра кьяпса и…Однако слова нищенки заглушил зычный рев дьякона Герасима — очевидно, таким образом он пел отходную. Василий увидел, как могильщики опустили гроб в яму и принялись закапывать. Участники траурной процессии уныло потянулись к выходу.— Ну, я пойду, пожалуй. Если что, вы знаете, где меня искать, -торопливо проговорила Кьяпсна и засеменила вслед за теми, кто провожал в последний путь Данилу Ильича — очевидно, надеясь на дармовую поминальную чарочку в «Веселом покойнике».А Василий Николаевич, в задумчивости бродя среди могил, размышлял и анализировал. Правда, с «информацией к размышлениям» у него было совсем не густо.— Но это лучше, чем ничего, — бормотал детектив себе под нос, выходя на одну из кладбищенских аллей. — Кто же из этих пятерых тот «верный человек», о котором говорил покойный? Или его среди них не было? Начнем с сотника Левкия. Нет, его сразу можно отбросить. Я же помню, как Данила Ильич заподозрил и его, и Пульхерию Ивановну, и Фому в связях с заговорщиками. Так это или нет, покажет следствие, но пока что Левкием можно не заниматься. Отец Герасим тоже не в счет — он тут дьяконствует, так что на похоронах присутствовал чисто по служебной необходимости. Наконец, оставшиеся трое -торговка овощами Марья Ивановна, сосед по месту жительства Свирид Прокопьевич и поставщик лягушек Матвей Лукьянович. С одной стороны, просто случайные соседи или, так сказать, коллеги по работе. А с другой стороны, соседство или связь по торговой части могли возникнуть вследствие близких отношений. Например, ловец лягушек помог своему другу обустроить лягушачью лавочку… Да, предполагать можно все, что только угодно, и отработка любой версии займет как минимум несколько дней… Черт, дождь никак не унимается… А просто так наобум придти к любому из них и сказать, что я, мол, такой-то и такой-то, прошу вас как «верного человека Данилы Ильича» обеспечить надежную связь с Царь-Городом — это, знаете, чревато…Неожиданно Дубов уткнулся в какую-то белую стену. Подняв взор, он обнаружил себя возле усыпальницы Загрязевых. Перед входом по-прежнему красовалась скульптура маэстро Черрителли, а чуть в стороне заброшенно темнела часовня князей Лихославских.— Ну вот, занесла меня нечистая, — вздохнул Дубов. — И чего такого все находят в этом Черрителли? Самое обычное изваяние, каких много.Детектив обошел вокруг скульптуры и машинально пробежал выбитую на постаменте надпись: «Дорогому и любимому Мелхиседеку Иоанновичу Загрязеву -от вдовы, сына и дочери. Ваятель Джузеппе Черрителли».— Мел-хи-се-деку Иоанновичу, — по слогам прочел Дубов и вдруг с размаху хлопнул себя по высокому холмсовско-штирлицевскому лбу, как будто комара пришиб, хотя комары в такую погоду сидели дома и носа на улицу не казали.Василий Николаевич резко повернулся и быстрыми шагами двинулся с кладбища.
x x x
Змей Горыныч с умилением смотрел на опорожненный штоф с самогонкой. Точнее сказать — правая голова выказала явное удовольствие, средняя отвернулась, скривившись от отвращения, а левая только обреченно вздохнула.— Ну не понимаю, как он может пить эту гадость? — пропищала средняя голова.— Ужасная дрянь! — согласилась с ней левая. — А главное, он пьет -а голова потом трещит у всех.Но правая голова, похоже, не особенно брала в голову недовольство средней и левой. Она радостно ухмыльнулась и рыгнула оранжевым пламенем.— Извиняюсь, — пробасила она.А Баба Яга сидела на пороге в глубокой задумчивости.— Так выходит, что вас трое в одной шкуре? — не без удивления произнесла она.— А то ты не знала? — сварливо пискнула средняя голова.— Запамятовала я, запамятовала! — поспешно стала оправдываться Яга. — Память у меня никудышная стала. Все забываю. Вот и заклинания колдовские напрочь позабыла.Все три головы посмотрели на нее с явным недоверием. Яга же виновато улыбнулась:— У меня совсем из головы вылетело, что правая голова — это воевода Полкан. Левая — боярин Перемет. А средняя — ее сиятельство княжна Ольга.Средняя голова вытянула шею и свысока небрежно кивнула. Правая же хмыкнула:— Была. Двести летов обратно.— Полкан! — властно взвизгнула средняя.— Молчу! Молчу! — ухмыльнулась правая голова.— А каким заклинанием вас заколдовал князь Григорий? — снова вклинилась Баба Яга.— Да нет, — протянула средняя голова, — это не он, вурдалак окаянный, а один заморский колдун, хорек смердячий. Мы трое тогда в Нижней горнице собрались. А пес Григорий и говорит с ухмылочкой: «Преврати-ка их, барон Эдуард Фридрихыч, в гадов. Да навечно, чтобы у них время на искреннее раскаяние было. Я люблю, когда раскаиваются и сапоги мне целуют. Ох, зело люблю!»— А я тогда крикнул ему: «Хрен дождешься, пес безродный!», -возмущенно пробасила правая. — И нос ему по щекам размазать хотел, да не успел. Этот клоп чужеземный заклинание сотворил, и мы враз превратились… Ну да сама видишь, во что.— А я помню, — вступила в разговор левая голова, — как Григорий тогда смеялся: «Все-то у тебя, господин барон, черт знает как получается. Но на этот раз даже презабавно вышло. Три глупца самонадеянных в одной шкуре». И расхохотался он тогда своим бесовским смехом — до сих пор, как вспомню, мурашки по спине бегают. По шее то есть. Да еще добавил отсмеявшись: «И заклинание поставь посильней, чтобы это уродище о трех головах и одной заднице не могло мне вреда какого принести».— Да, — задумчиво продолжила средняя голова, — вот и пришлось нам в лесу укрываться. Люди от нас убегали, как зайцы. Ну да и немудрено при таком гнусном обличии. Славные витязи головы нам порубать прицеливались, так от них нам самим скрываться приходилось. Ну а потом ты тут, Ягоровна, поселилась, когда тебя Григорий из замка своего вышвырнул.— Князь Григорий, — осторожно начала Яга, — мой благодетель и…— Да брось ты! — ухмыльнулась правая голова, — он только себе благодетель.— Ты, Ягоровна, головой-то пошевели, — язвительно пискнула средняя, — это пока ты в Царь-Городе воду мутила в его пользу, так ты ему нужна была. А как тебе хвост там прижали да к нему ты прибежала, так он тебя одной рукой погладил, а другой за шиворот — и в лес зашвырнул.— Использовал он тебя, Ягоровна, — вступила левая голова. — А ты говоришь — благодетель!— Ладно, ладно, — стушевалась Яга, — Вы мне лучше про заклинание-то расскажите — нельзя ли его снять каким-либо образом?— Да мы ж с тобой, Ягоровна, об том много раз толковали, — с удивлением покосились на нее все три головы.— Странная ты стала, Ягоровна, после возвращения из Царь-Города, -пискнула средняя голова.— Может, сидение в остроге тебе на голову подействовало? -сочувственно вопросила левая.— А как ты оттуда убегла? — вклинилась правая.— Как, как? — надулась Яга. — Знамо как: заклинание сотворила и сбежала. — И она поспешно поднялась на ноги и пошла в избу: — Заболталась я тут с вами, пора обед готовить!И дверь за ней закрылась с занудным скрипом. Горыныч посидел в некотором недоумении, поводя головами.— Это ты ее обидел, Перемет, — напустилась средняя голова на левую, — на полоумство ей намекаючи.— А ты сама, княжна, — пробасила правая, — ласковостью не блещешь.— Полкан! — пискнула средняя.— Да ладно. Молчу, — насупилась правая. — Токмо странно мне. Сначала говорила — все заклинания запамятовала. А потом из острога с помощью заклинания же и убегла.— А я спать хочу, — заявила средняя. — Это от твоей самогонки все, Полкан.— Да, действительно, — примирительно сказала левая, — подремлем-ка часок-другой под дубочками.И чудище, грузно покачиваясь, побрело от избушки. А вскоре из-под дубов донеслось громовое похрапывание. Самогон был, видать, что надо.
x x x
Василий Дубов размашисто шагал по мангазейским улицам в сторону постоялого двора. Он еще не представлял подробностей того, как будет действовать дальше, но одно знал твердо — действовать нужно скоро и споро.— Только бы скоморохи оказались на месте! — твердил детектив, будто заклинание. Их помощь теперь нужна была Василию как никогда.По счастью, Антип и Мисаил оказались на месте. Правда, они собирались куда-то уходить, но Василий твердо заявил:— Складывайте вещи и приведите свою повозку в полную готовность. До утра нам придется отъехать в Царь-Город.— Что за спешка, — недовольно проворчал Антип.— А как же свадьба?! — воскликнул Мисаил.— Какая еще свадьба? — удивился Дубов.— Какая, какая… Пульхерии Ивановны и Фомы!— Свадьбы не будет! — решительно заявил детектив. — А если и будет, то тихая и благопристойная, без гулянок на Ходынской пустоши и прочих излишеств. — И, немного успокоившись, добавил: — А нам перед отъездом предстоят важные дела. Так что покамест я лягу спать, а к вечеру меня разбудите.— Как скажешь, Савватей Пахомыч, — разочарованно откликнулись скоморохи.Дубов же, скинув башмаки и колпак, лег на кровать и укрылся цветастым лоскутным одеялом. Однако сон не шел — и детектив размышлял о своем:«А все-таки, откуда им стало известно про Дубова? Каширский? Едва ли. Будь он теперь в Мангазее, то разделался бы со мной без особых сложностей. Остается одно — Анисим подслушал наш разговор в лавке с Данилой Ильичем. Ведь я же имел неосторожность назвать свое подлинное имя. А уж содержание разговора не оставляло никаких сомнений в том, что обоих собеседников надо убрать как можно скорее. С Данилой именно так и поступили, а вот с Дубовым им пришлось повозиться… — Василий перевернулся на другой бок. — А все-таки они, похоже, приняли меня за важную особу, не уступающую по значению воеводе Афанасию. Одного не пойму — откуда здесь взялся мой портрет? Можно было бы предположить, что это нечто вроде фоторобота, составленного со слов тех, кто меня видел в прошлый приезд. Но что-то не похоже…»Мысли детектива стали путаться, и он провалился в глубокий сон.
x x x
Серапионыч неспеша брел в сторону терема Рыжего, с интересом разглядывая дома, палисадники и людей на царь-городских улицах. Вдруг доктор явственно услышал, как его окликнули по имени. Вернее, по отчеству. Доктор обернулся и увидел крытый черный экипаж, запряженный парой лошадок. Из зарешеченного окошка ему махал глава сыскного приказа.— А, Пал Палыч, — обрадовался Серапионыч, — всегда рад вас видеть.Экипаж остановился.— Как хорошо, что я вас встретил, Серапионыч, — оживленно заговорил Пал Палыч. — Похоже, мы взяли след того негодяя, который нападал на князя Владимира и боярина Андрея. Сейчас едем его брать. Хотите посмотреть?— Отчего же нет? — Доктор поправил на носу пенсне. — С превеликим удовольствием.— Тогда поедемте вместе, — предложил Пал Палыч и распахнул дверь. Серапионыч осторожно влез в экипаж. Там, кроме Пал Палыча, сидели еще несколько стрельцов сыскного приказа.Экипаж стронулся с места.— Коробейник, продавший некоему прихрамывающему человеку три куска мыла, опознал его на улице, и выяснить, где он скрывается, было делом считанных часов, — сообщил Пал Палыч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
x x x
Моросил мелкий дождик. На кладбище небольшая группа людей провожала в последний путь Данилу Ильича. Чуть поодаль среди могил бродил человек в ярком кафтане, совсем не подходящем к похоронной процессии и вообще к месту последнего упокоения многих поколений жителей Новой Мангазеи.— Прощай, Данила Ильич, — вполголоса сказал он, глядя на скромный гроб, установленный перед разверстой могилой. — Ты был честным человеком, до конца исполнившим свой долг. — И Василий скорбно снял головной убор, напоминающий шутовской колпак.— А не подаст ли почтенный господин что-нибудь бедной бабуле на корочку хлеба? — вдруг раздался позади него незнакомый пропитой голос. Дубов обернулся и увидел пожилую женщину — судя по описаниям скоморохов, это была ни кто иная как кладбищенская побирушка Кьяпсна. Дубов пошарил в кармане и протянул ей золотой.— О, господин так щедр! — обрадованно зашамкала Кьяпсна, небрежно отправляя монетку в залатанную торбу, висящую на ветхих ремешках поверх разноцветных лохмотьев. — Не могу ли я быть вам чем-то полезной?— Можете, — смекнул детектив. — Я слыхивал, что вы знакомы чуть ли не со всеми городскими покойниками, не так ли? — Кьяпсна радостно закивала. — А как насчет живых?— Все живые — это будущие покойники, — выдала Кьяпсна афоризм, достойный майора Селезня.— Очень хорошо, — Василий вернул колпак на голову, так как дождик несколько усилился. — Скажите, кто этот человек? — Дубов указал на невысокого господина в кафтане военного покроя, который стоял возле гроба и что-то говорил.— Так это же сотник Левкий, временный воевода, — тут же сообщила Кьяпсна. — Хороший мужик, угостил меня чарочкой, когда поминали Афанасия, пущай земля ему будет пухом. И сказал еще: «Молись, бедная женщина, за упокой его души!». А я так думаю, что ежели человек жил по-божески, то он и так на небушко попадет — молись, не молись. А уж ежели грешил…— А это что за дама? — перебил Василий, кинув взор в сторону женщины в темном платье, скорбно сморкавшейся в платочек близ Левкия. — Вероятно, родственница?Приставив ладонь ко лбу, Кьяпсна внимательно пригляделась:— Да нет, какая там родственница, у него же здесь никого не было. Это Марья Ивановна, овощная торговка, ее лавочка была рядом с Данилиной лягушатней и тоже сгорела.— А те трое? — продолжал выспрашивать Дубов. Всего на похоронах присутствовало пять человек — не считая, разумеется, мрачного вида могильщиков, которые чуть поодаль переминались с ноги на ногу, ожидая, когда можно будет опускать гроб и закапывать могилу.— Один — ловец лягушек и пиявок, Матвей Лукьянович, он как раз снабжал покойника товаром. Другой, что в рясе — это наш кладбищенский дьякон отец Герасим, он всех покойничков отпевает, царствие им небесное. Ну а кто же третий?.. А, знаю — Свирид Прокопьевич, сосед Данилы Ильича по Завендской слободе. Тоже неплохой мужичок, с ним завсегда есть о чем поговорить…— Вы с ним лично знакомы? — несколько удивился Дубов.— Да нет, но слышала о нем немало. А отец Герасим — тоже прекрасный человек. Помнится, на поминках Афанасия он выпил полведра кьяпса и…Однако слова нищенки заглушил зычный рев дьякона Герасима — очевидно, таким образом он пел отходную. Василий увидел, как могильщики опустили гроб в яму и принялись закапывать. Участники траурной процессии уныло потянулись к выходу.— Ну, я пойду, пожалуй. Если что, вы знаете, где меня искать, -торопливо проговорила Кьяпсна и засеменила вслед за теми, кто провожал в последний путь Данилу Ильича — очевидно, надеясь на дармовую поминальную чарочку в «Веселом покойнике».А Василий Николаевич, в задумчивости бродя среди могил, размышлял и анализировал. Правда, с «информацией к размышлениям» у него было совсем не густо.— Но это лучше, чем ничего, — бормотал детектив себе под нос, выходя на одну из кладбищенских аллей. — Кто же из этих пятерых тот «верный человек», о котором говорил покойный? Или его среди них не было? Начнем с сотника Левкия. Нет, его сразу можно отбросить. Я же помню, как Данила Ильич заподозрил и его, и Пульхерию Ивановну, и Фому в связях с заговорщиками. Так это или нет, покажет следствие, но пока что Левкием можно не заниматься. Отец Герасим тоже не в счет — он тут дьяконствует, так что на похоронах присутствовал чисто по служебной необходимости. Наконец, оставшиеся трое -торговка овощами Марья Ивановна, сосед по месту жительства Свирид Прокопьевич и поставщик лягушек Матвей Лукьянович. С одной стороны, просто случайные соседи или, так сказать, коллеги по работе. А с другой стороны, соседство или связь по торговой части могли возникнуть вследствие близких отношений. Например, ловец лягушек помог своему другу обустроить лягушачью лавочку… Да, предполагать можно все, что только угодно, и отработка любой версии займет как минимум несколько дней… Черт, дождь никак не унимается… А просто так наобум придти к любому из них и сказать, что я, мол, такой-то и такой-то, прошу вас как «верного человека Данилы Ильича» обеспечить надежную связь с Царь-Городом — это, знаете, чревато…Неожиданно Дубов уткнулся в какую-то белую стену. Подняв взор, он обнаружил себя возле усыпальницы Загрязевых. Перед входом по-прежнему красовалась скульптура маэстро Черрителли, а чуть в стороне заброшенно темнела часовня князей Лихославских.— Ну вот, занесла меня нечистая, — вздохнул Дубов. — И чего такого все находят в этом Черрителли? Самое обычное изваяние, каких много.Детектив обошел вокруг скульптуры и машинально пробежал выбитую на постаменте надпись: «Дорогому и любимому Мелхиседеку Иоанновичу Загрязеву -от вдовы, сына и дочери. Ваятель Джузеппе Черрителли».— Мел-хи-се-деку Иоанновичу, — по слогам прочел Дубов и вдруг с размаху хлопнул себя по высокому холмсовско-штирлицевскому лбу, как будто комара пришиб, хотя комары в такую погоду сидели дома и носа на улицу не казали.Василий Николаевич резко повернулся и быстрыми шагами двинулся с кладбища.
x x x
Змей Горыныч с умилением смотрел на опорожненный штоф с самогонкой. Точнее сказать — правая голова выказала явное удовольствие, средняя отвернулась, скривившись от отвращения, а левая только обреченно вздохнула.— Ну не понимаю, как он может пить эту гадость? — пропищала средняя голова.— Ужасная дрянь! — согласилась с ней левая. — А главное, он пьет -а голова потом трещит у всех.Но правая голова, похоже, не особенно брала в голову недовольство средней и левой. Она радостно ухмыльнулась и рыгнула оранжевым пламенем.— Извиняюсь, — пробасила она.А Баба Яга сидела на пороге в глубокой задумчивости.— Так выходит, что вас трое в одной шкуре? — не без удивления произнесла она.— А то ты не знала? — сварливо пискнула средняя голова.— Запамятовала я, запамятовала! — поспешно стала оправдываться Яга. — Память у меня никудышная стала. Все забываю. Вот и заклинания колдовские напрочь позабыла.Все три головы посмотрели на нее с явным недоверием. Яга же виновато улыбнулась:— У меня совсем из головы вылетело, что правая голова — это воевода Полкан. Левая — боярин Перемет. А средняя — ее сиятельство княжна Ольга.Средняя голова вытянула шею и свысока небрежно кивнула. Правая же хмыкнула:— Была. Двести летов обратно.— Полкан! — властно взвизгнула средняя.— Молчу! Молчу! — ухмыльнулась правая голова.— А каким заклинанием вас заколдовал князь Григорий? — снова вклинилась Баба Яга.— Да нет, — протянула средняя голова, — это не он, вурдалак окаянный, а один заморский колдун, хорек смердячий. Мы трое тогда в Нижней горнице собрались. А пес Григорий и говорит с ухмылочкой: «Преврати-ка их, барон Эдуард Фридрихыч, в гадов. Да навечно, чтобы у них время на искреннее раскаяние было. Я люблю, когда раскаиваются и сапоги мне целуют. Ох, зело люблю!»— А я тогда крикнул ему: «Хрен дождешься, пес безродный!», -возмущенно пробасила правая. — И нос ему по щекам размазать хотел, да не успел. Этот клоп чужеземный заклинание сотворил, и мы враз превратились… Ну да сама видишь, во что.— А я помню, — вступила в разговор левая голова, — как Григорий тогда смеялся: «Все-то у тебя, господин барон, черт знает как получается. Но на этот раз даже презабавно вышло. Три глупца самонадеянных в одной шкуре». И расхохотался он тогда своим бесовским смехом — до сих пор, как вспомню, мурашки по спине бегают. По шее то есть. Да еще добавил отсмеявшись: «И заклинание поставь посильней, чтобы это уродище о трех головах и одной заднице не могло мне вреда какого принести».— Да, — задумчиво продолжила средняя голова, — вот и пришлось нам в лесу укрываться. Люди от нас убегали, как зайцы. Ну да и немудрено при таком гнусном обличии. Славные витязи головы нам порубать прицеливались, так от них нам самим скрываться приходилось. Ну а потом ты тут, Ягоровна, поселилась, когда тебя Григорий из замка своего вышвырнул.— Князь Григорий, — осторожно начала Яга, — мой благодетель и…— Да брось ты! — ухмыльнулась правая голова, — он только себе благодетель.— Ты, Ягоровна, головой-то пошевели, — язвительно пискнула средняя, — это пока ты в Царь-Городе воду мутила в его пользу, так ты ему нужна была. А как тебе хвост там прижали да к нему ты прибежала, так он тебя одной рукой погладил, а другой за шиворот — и в лес зашвырнул.— Использовал он тебя, Ягоровна, — вступила левая голова. — А ты говоришь — благодетель!— Ладно, ладно, — стушевалась Яга, — Вы мне лучше про заклинание-то расскажите — нельзя ли его снять каким-либо образом?— Да мы ж с тобой, Ягоровна, об том много раз толковали, — с удивлением покосились на нее все три головы.— Странная ты стала, Ягоровна, после возвращения из Царь-Города, -пискнула средняя голова.— Может, сидение в остроге тебе на голову подействовало? -сочувственно вопросила левая.— А как ты оттуда убегла? — вклинилась правая.— Как, как? — надулась Яга. — Знамо как: заклинание сотворила и сбежала. — И она поспешно поднялась на ноги и пошла в избу: — Заболталась я тут с вами, пора обед готовить!И дверь за ней закрылась с занудным скрипом. Горыныч посидел в некотором недоумении, поводя головами.— Это ты ее обидел, Перемет, — напустилась средняя голова на левую, — на полоумство ей намекаючи.— А ты сама, княжна, — пробасила правая, — ласковостью не блещешь.— Полкан! — пискнула средняя.— Да ладно. Молчу, — насупилась правая. — Токмо странно мне. Сначала говорила — все заклинания запамятовала. А потом из острога с помощью заклинания же и убегла.— А я спать хочу, — заявила средняя. — Это от твоей самогонки все, Полкан.— Да, действительно, — примирительно сказала левая, — подремлем-ка часок-другой под дубочками.И чудище, грузно покачиваясь, побрело от избушки. А вскоре из-под дубов донеслось громовое похрапывание. Самогон был, видать, что надо.
x x x
Василий Дубов размашисто шагал по мангазейским улицам в сторону постоялого двора. Он еще не представлял подробностей того, как будет действовать дальше, но одно знал твердо — действовать нужно скоро и споро.— Только бы скоморохи оказались на месте! — твердил детектив, будто заклинание. Их помощь теперь нужна была Василию как никогда.По счастью, Антип и Мисаил оказались на месте. Правда, они собирались куда-то уходить, но Василий твердо заявил:— Складывайте вещи и приведите свою повозку в полную готовность. До утра нам придется отъехать в Царь-Город.— Что за спешка, — недовольно проворчал Антип.— А как же свадьба?! — воскликнул Мисаил.— Какая еще свадьба? — удивился Дубов.— Какая, какая… Пульхерии Ивановны и Фомы!— Свадьбы не будет! — решительно заявил детектив. — А если и будет, то тихая и благопристойная, без гулянок на Ходынской пустоши и прочих излишеств. — И, немного успокоившись, добавил: — А нам перед отъездом предстоят важные дела. Так что покамест я лягу спать, а к вечеру меня разбудите.— Как скажешь, Савватей Пахомыч, — разочарованно откликнулись скоморохи.Дубов же, скинув башмаки и колпак, лег на кровать и укрылся цветастым лоскутным одеялом. Однако сон не шел — и детектив размышлял о своем:«А все-таки, откуда им стало известно про Дубова? Каширский? Едва ли. Будь он теперь в Мангазее, то разделался бы со мной без особых сложностей. Остается одно — Анисим подслушал наш разговор в лавке с Данилой Ильичем. Ведь я же имел неосторожность назвать свое подлинное имя. А уж содержание разговора не оставляло никаких сомнений в том, что обоих собеседников надо убрать как можно скорее. С Данилой именно так и поступили, а вот с Дубовым им пришлось повозиться… — Василий перевернулся на другой бок. — А все-таки они, похоже, приняли меня за важную особу, не уступающую по значению воеводе Афанасию. Одного не пойму — откуда здесь взялся мой портрет? Можно было бы предположить, что это нечто вроде фоторобота, составленного со слов тех, кто меня видел в прошлый приезд. Но что-то не похоже…»Мысли детектива стали путаться, и он провалился в глубокий сон.
x x x
Серапионыч неспеша брел в сторону терема Рыжего, с интересом разглядывая дома, палисадники и людей на царь-городских улицах. Вдруг доктор явственно услышал, как его окликнули по имени. Вернее, по отчеству. Доктор обернулся и увидел крытый черный экипаж, запряженный парой лошадок. Из зарешеченного окошка ему махал глава сыскного приказа.— А, Пал Палыч, — обрадовался Серапионыч, — всегда рад вас видеть.Экипаж остановился.— Как хорошо, что я вас встретил, Серапионыч, — оживленно заговорил Пал Палыч. — Похоже, мы взяли след того негодяя, который нападал на князя Владимира и боярина Андрея. Сейчас едем его брать. Хотите посмотреть?— Отчего же нет? — Доктор поправил на носу пенсне. — С превеликим удовольствием.— Тогда поедемте вместе, — предложил Пал Палыч и распахнул дверь. Серапионыч осторожно влез в экипаж. Там, кроме Пал Палыча, сидели еще несколько стрельцов сыскного приказа.Экипаж стронулся с места.— Коробейник, продавший некоему прихрамывающему человеку три куска мыла, опознал его на улице, и выяснить, где он скрывается, было делом считанных часов, — сообщил Пал Палыч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43