— Как раз при нас он туда входил, — добавил Мисаил. — Сразу видно -изрядный господин. Должно быть, из богатого купечества — в дорогом кафтане и при бороде.— И долго он там пробыл? — без особого интереса спросил детектив.— А мы не видели, когда он вышел, — махнул рукой Антип. — Как только поняли, что ничего нового об усыпальнице Лихославских не узнаем, так сразу отправились в прикладбищенский кабачок «Веселый покойник».— И вот уж там-то как раз кое-чего и разузнали! — радостно выкрикнул Мисаил.— Насчет Лихославских, — уточнил Антип. — Не успели мы налить по первой чарке, как к нам за стол подсела некая дама…— Ну какая она дама, — пренебрежительно перебил Мисаил, — настоящая Кьяпсна.— Кто-кто? — переспросил Дубов. — Это что, имя такое, или фамилия?— Да прозвище, — хмыкнул Антип. — Так здесь зовут тех, кто слишком злоупотребляет кьяпсом. В общем, горьких пьяниц. Ну вот, мы ей налили чарочку, она ее лихо выпила и начала нести какую-то чушь о том, что вот уже без малого полвека побирается на кладбище и что здесь ее всякий покойник знает.— Тогда мы спросили ее о князьях Лихославских, — нетерпеливо подхватил Мисаил, — и знаешь, что она сказала? Оказывается, один из них был городским старейшиной, когда Новую Мангазею завоевал царь Степан. За строптивое поведение царь повелел высечь князя на конюшне, и тот, не стерпев позора, закололся кинжалом. После чего всех его ближних и дальних сородичей Степан выслал из Мангазеи — кого посадил в темницу, а кого отправил в разные отдаленные монастыри.— Так что, выходит, Джон Уильям Свамп вовсе не врал в своем «Завоевании Мангазеи», — с некоторым ехидством отметил Антип.— Ну что же, теперь нам хотя бы ясно, почему усыпальница князей Лихославских пришла в такое запустение, — подытожил Василий. — Остается только выяснить, каким образом ее используют под…Но договорить сыщик не успел, так как из коридора донесся неясный шум вперемежку с причитаниями.Антип выглянул в коридор:— Там, похоже, с нашим соседом священником что-то стряслось.И Василий Николаевич понял, что никакого тайм-аута нынче вечером у него не будет.
x x x
Клонящееся к западу солнце припекало и размаривало, но майор Селезень терпеливо лежал на крыше баньки и, героически борясь с дремой, оглядывал в бинокль окрестности. На въезде в село со стороны моста солдаты валялись в тени большого амбара, курили и болтали. У моста плескалась в реке ребятня. А совсем недалеко от баньки неспеша проползало деревенское стадо под неусыпным руководством Васятки. Майор направил бинокль в ту сторону — что-то там было не так. И действительно, за стадом плелась худосочная фигура в форменном кафтане.— Ба, кого я вижу! — ухмыльнулся майор, — Мстислав. Твоя любовь к животным тебя погубит. — И Александр Иваныч бесшумно, но быстро спустился на землю.Коровы и овцы, мирно пощипывая травку, продвигались в сторону баньки. Справа от них степенно вышагивал аист, время от времени наклоняясь за лягушками в высокую траву. Слева от стада неспеша шел Васятка с большим кнутом на плече и зорко поглядывал на своих подопечных, а иногда украдкой и на странного гостя. Мстислав же шел позади, насвистывая себе что-то под нос и помахивая веточкой от назойливых деревенских мух. Его глаза сладострастно взирали на мерно покачивающиеся коровьи крупы и полные молока вымени. Похоже, ничто на свете не могло вывести его из этого благостного состояния. Но, как нередко это бывает в лучшие минуты нашей жизни, идиллия была разрушена появлением непрошеного гостя. Это майор личной персоной внезапно возник перед Мстиславом из высокой травы.— Селезень! — побледнев, пробормотал Мстислав.— Кря! — ехидно ухмыльнулся майор, и его грозный кулак врезался в челюсть наемника.Свет померк в глазах любителя зверушек и международных конфликтов. И вот же ирония судьбы — ни одна буренка даже не обратила внимания на исчезновение ухажера. Только Васятка да аист посмотрели в ту сторону, но кроме колышущегося разнотравья ничего не узрели. «Померещилось», решил Васятка.
x x x
Александр Иваныч Селезень был человеком, который умело скрывал под маской грубоватого солдафона свою скромную и даже застенчивую сущность. Например, он так смущался в присутствии дам, что порой начинал с перепугу вести себя просто развязно. О чем, правда, впоследствии сожалел, но ничего с собой поделать не мог. Армия с ее жестким порядком была для него единственным прибежищем. Там все было просто и понятно. Не то что хотя бы с той же религией. Ну не мог майор поверить в эдакого доброго дедулю, сидящего на облаке и раздающего пряники своим внучкам. Господь представлялся майору старым седым командующим, постоянно корпящим в своем штабе над стратегическими планами вечной войны со злом. А себя он видел его солдатом. Не хуже и не лучше других. И весь смысл своей Веры он видел в исполнении поставленной перед ним небесным командующим боевой задачи. И сделать надо все, а если потребуется, и жизнь отдать за то, чтобы на твоем рубеже зло не прошло…А потом командующий призовет тебя в свою заоблачную ставку и спросит:— Что же это ты, братец, — хитро прищурив добрые глаза, — в тылу, значится, отсиживался? Сладко ел, да мягко спал. А мои приказы и в голову не брал.— Никак нет, товарищ командир, — немного смущаясь, отвечал бы ему майор, — Боевую задачу выполнял в силу своего разумения, а уж справился ли, не мне судить.— Знаю, знаю, майор, — усмехался в седые усы командующий. — Все знаю — должность у меня такая. Да ты присаживайся, не стесняйся. Папироску хочешь? Сейчас дневального архангела кликну — чайку нам сварганит. И поговорим мы с тобой, Александр Иваныч, о том, как нам дальше с мировым злом воевать. Как-никак, ты прямо с передовой прибыл. Небось жарко там было? Но ты-то молодцом держался.— Служу… — вскочил майор и запнулся. Краска смущения залила его лицо.— Да не красней ты, майор, как девица, — засмеялся седой командир, -не в названиях суть, лишь бы сам ты в душе своей за правое дело был. За доброту, за правду, за любовь. И не стесняйся, майор, служить советскому союзу, коли под этим у тебя честь и совесть подразумевается. А подхалимы с их сладкими «аллилуями» отправятся потом на вечную гауптвахту. Вот так вот. А теперь давай чай пить будем. Да о делах толковать. Зло-то все наглее и изворотливее становится, что-то предпринимать надо, Александр Иваныч…
x x x
Баба Яга сидела пригорюнившись на пороге собственной избушки, когда над самой крышей пронеслось что-то черное и огромное. Это что-то сделало боевой разворот над лесом, снося верхушки елок, и резко пошло на посадку, явно целясь в саму Бабу Ягу. Та с перепугу рванула в избу с истошным криком:— Спасайся, кто может!Кот, читавший в это время на сундуке какую-то потрепанную книжку, удивленно посмотрел на Бабу Ягу и только успел открыть рот, видимо, для того, чтобы спросить, в чем дело, как раздался оглушительный грохот, и изба зашаталась. Но устояла. Кот неспеша слез с сундука, осторожно приоткрыл дверь, усмехнулся и, распахнув ее уже настежь, вышел на порог.— Ну ты даешь! — весело промурлыкал он.— Не рассчитали маненько, — раздался утробный голос в ответ.Баба Яга, видимо, уже пришедшая в себя после первого испуга, выглянула из избы вслед за котом. А перед избой сидело здоровенное чудище, весьма похожее на динозавра, но только с тремя головами и перепончатыми крыльями. Чудище попыталось изобразить улыбку всеми тремя крокодильими мордами:— С добрым вечерочком, Ягоровна.— Ах ты гад летучий, — взвилась в ответ Яга, — залил все свои шесть бельм и летает тут, понимаешь. Чуть избу не снес! А опосля этого — с добрым вечерочком, Ягоровна!— Ну чего ты раскричалась? — нахмурились все три рожи. — Я что, нарочно? — При этом нежданный гость развел маленькими передними лапками. -А вообще-то могу ведь и дыхнуть! Так что ты меня не зли. Того-этого…— Это ты меня не зли! — смело отвечала Ягоровна.— А во ща как дыхну… — пробасила правая голова.Но Яга упредила ее и, сложив пальцы в жменю, щелкнула. И из руки вылетела небольшая шаровая молния. Правая голова мотнулась в сторону на длинной шее и, слава богу, увернулась.— Ну ты чего, Ягоровна, — примирительно пробасила голова, — я ж так, шуткую.— Да не бери ты его в голову, — протянула лирическим баритоном левая, — он сегодня не в духе.— Я уже две сотни лет как не в духе, — буркнула правая.— А до того был в духе? — рассмеялась Яга.— А то как же, — грустно протянула правая голова, — я ж тогда воеводой был.— Что-то ты мне раньше этого не рассказывал, — удивилась Яга.— Да рассказывал, — махнуло лапкой чудище, — рассказывал, да ты, Ягоровна, видать, просто запамятовала.— Может, и запамятовала, — пожала плечами Яга, — а ты еще раз расскажи.— А самогону нальешь? — спросила правая голова.Баба Яга вопросительно глянула на своего помощника.— Сейчас принесу, — деловито отвечал кот и скрылся в избе.
x x x
Отец Нифонт лежал в своей комнате на кровати, прикрытый простыней. Сыскной пристав сидел за столом и деловито составлял опись немудреного имущества, два его помощника у двери переминались с ноги на ногу, ожидая, когда можно будет унести тело, а Ефросиния Гавриловна, почтенная хозяйка постоялого двора, ходила из угла в угол и при этом горестно причитала:— Ох, господин пристав, да как же это!.. Никогда у меня ничего такого не бывало… — При этом хозяйка размахивала руками и театрально хваталась за голову.— Говорили же вам, Ефросиния Гавриловна, — пристав оторвался от писанины и строго оглядел хозяйку, — чтобы вы привели в порядок эту доску. Я сам, идя по ней, едва не оступился! Мостик бы какой построили, что ли.— Построю, обязательно построю, все приведу в порядок! — с трагическими придыханиями отвечала Ефросиния. — Завтра же плотников позову…— Я сам прослежу, чтобы это безобразие прекратилось, — сказал пристав. — А то знаем мы вас: пока гром не грянет…В двери постучали.— Да-да, входите! — крикнул пристав. В горницу вошел скромно, но опрятно одетый человек:— Извините, что отвлекаю. Меня зовут Савватей Пахомыч, я сосед отца Нифонта.— Пристав Силин, — не отрываясь от бумаг, буркнуло должностное лицо. — Вы что, имеете нечто сообщить по поводу несчастного случая?— А разве это был несчастный случай? — несколько удивился Савватей Пахомыч.— А что же еще? — Силин оторвался от бумажной рутины и с интересом посмотрел на вошедшего. — Если человек шел по плохо закрепленной доске, -тут он выразительно глянул на Ефросинию, — и свалился вниз, то в этом ничего счастливого я не нахожу.— Да-да, конечно, царствие ему небесное, — благочестиво перекрестился Савватей Пахомыч. — Скажите, господин пристав, что будет с его останками? Покойник ведь человек приезжий, в Мангазее никого из близких у него нет.— Что будет? — вздохнул пристав. — Подержим несколько дней в покойницкой, а если никто не явится, схороним на казенный счет в общей могиле для бедняков.— А нельзя ли как-нибудь иначе? У него осталась сестра в Каменке, если ей сообщить, то, может быть…Пристав на минутку задумался:— Можно похоронить во временной гробнице, но это будет стоить немного дороже.— Одну минуточку! — Савватей Пахомыч поспешно вышел из комнаты и тут же вернулся с несколькими золотыми монетами. — Я был должен отцу Нифонту некоторую сумму. Не могли бы вы, господин Силин, распорядиться, чтобы тело похоронили хотя бы в этой, как вы сказали…— Во временной гробнице? Да-да, разумеется, Савватей Пахомыч, — почти радостно отвечал пристав, отправляя золотые в широкий карман служивого кафтана. — Не извольте беспокоиться, все будет сделано в наилучшем виде. -И, обратившись к своим помощникам, Силин велел: — Выносите!— Благодарю вас, не буду мешать. — Сопровождаемый тоскливым взором Ефросинии Гавриловны, Савватей Пахомыч бочком выскользнул в коридор.
x x x
Глава Царь-Городского сыскного приказа за долгие годы службы привык добросовестно и основательно исполнять свои обязанности. Вот и сейчас, стараясь не думать об угрозе, нависшей над Кислоярским царством, Пал Палыч внимательно читал сводку за минувший день. Особое его внимание привлекло следующее сообщение:«Было проведено разыскание среди торговцев мылом, и некий городской коробейник, именем Петрушка, показал, что около трех недель назад продал одному прихрамывающему человеку вельми мрачного вида три куска мыла, одинакового с тем, которое было использовано при нападениях на князя Владимира и боярина Андрея. Сказал оный Петрушка также, что после того несколько раз видел вышеозначенного человека и готов его распознать».— Хорошо бы, — вздохнул Пал Палыч. — Чую, что это как-то связано и с осквернением могилы князя Владимира.Пал Палыч продолжил чтение:«Вблизи пятнадцатой версты Белопущенского тракта замечен летающий предмет — ступа, управляемая женщиной с помощью метлы».— Что за чепуха! — изумился Пал Палыч. — Ягорова же сидит в темнице и до сих пор не бежала, — тут он печально вздохнул, — в отличие от Каширского. Или верно говорят, будто нечисто место пустым не бывает. — И глава приказа стал читать свои любимые сообщения из Боярской Думы:«Едва началось очередное заседание, боярин Илюхин вскочил с места и потребовал дать объяснения по поводу того, куда Рыжий девал тела убиенных близ его терема князя Владимира и боярина Андрея. Не дождавшись вразумительного ответа вследствие отсутствия в Думе господина Рыжего, боярин Илюхин обвинил в убийствах лично царя Дормидонта и призвал бояр и воевод поднимать стрельцов и народ, дабы идти к царскому терему и вздернуть Государя, Рыжего и Борьку на копья и секиры. Когда председатель повелел в очередной раз вывести боярина Илюхина из Думы за непотребное поведение, то охранники отказались это делать и высказали союзность с Илюхиным и его единоумышленниками».— Все, это конец, — обреченно прошептал Пал Палыч.
x x x
Лишь поздно вечером Дубов смог наконец-то приняться за список со свитка, найденного в гробнице. И, глянув на последнюю строчку, где значилось «Анисиму и Вячеславу за попа — семь золотых задатка», горестно взвыл.— Что с тобой, Савватей Пахомыч?! — всполошились скоморохи, которые уже готовились отправиться ко сну.— Дьявол, что мне стоило прочесть эту бумагу чуть раньше! — жестоко корил себя Дубов. — Тогда отец Нифонт остался бы жив. Ах я дурак!..— Да не убивайся ты так, Пахомыч, — стал успокаивать его Мисаил.— Скажи, мы чем-нибудь можем тебе помочь? — участливо спросил Антип.— Можете. — Василий уже преодолел приступ отчаяния и был как никогда деловит и собран. — Устройте мне встречу с вашей подругой, с Ефросинией Гавриловной. И как можно скорее.— Нет ничего проще! — Скоморохи выскочили из горницы, а уже через несколько минут возвратились вместе с хозяйкой постоялого двора. Она выглядела встревоженной, но уже не жестикулировала, как незадолго до того в комнате покойного.— Скажите, почтеннейшая Ефросиния Гавриловна, — приступил к расспросам Василий, — то, что случилось с отцом Нифонтом — это и вправду несчастный случай?— Да как вам сказать, Савватей Пахомыч, — чуть замялась хозяйка. -Слава богу, господин пристав именно так и считает.— А вы считаете иначе? — многозначительно понизил голос Василий.— Ну право и не знаю, — задумалась хозяйка. — Сколько помню, с этой доски никто еще не падал. Даже в самом горьком подпитии. А отец Нифонт уж на что был тверезый человек.— Вы не замечали ничего подозрительного? — напрямик спросил Дубов. Ефросиния молчала. — Вы что-то видели?! — чуть не вскричал Василий. -Умоляю вас, ответьте! Это зачтется вам там, на высшем суде. — Последнюю фразу детектив произнес столь вычурно театрально и произвел при этом столь выразительный жест, что Константин Сергеич Станиславский наверняка сказал бы свое знаменитое «Не верю!». Однако Ефросиния Гавриловна не была знакома с теориями великого реформатора театра, и ее старое скоморошье сердце дрогнуло:— Сегодня тут чуть не весь день околачивался какой-то очень уж противный господин. Я еще заметила, как он разговаривал с отцом Нифонтом, царствие ему небесное.— Как он выглядел? — спросил Дубов.— Ну, одет прилично, с тонкими усиками, лицо такое длинное, а волосы как будто чем-то напомажены. Ах да, еще синяк чуть не с полрожи.«Это он!» — мелькнуло в голове детектива. Приметы совпадали с тем субъектом, с которым его судьба свела позапрошлой ночью на узкой улочке. «А отец Нифонт говорил, что у его племянника было двое друзей, по имени Анисим и Вячеслав. И один из них тоже показался ему очень неприятным типом…» Василий бросил взгляд на листок — последние строчки так и мелькали двумя этими именами.— Савватей Пахомыч, что с вами? — оторвал его от раздумий голос хозяйки. — Я вам говорю, а вы как будто ничего не слышите.— Ах, извините, — оторвался Дубов от своих мыслей. — И вы все это сообщили господину приставу?— Да ну что вы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
x x x
Клонящееся к западу солнце припекало и размаривало, но майор Селезень терпеливо лежал на крыше баньки и, героически борясь с дремой, оглядывал в бинокль окрестности. На въезде в село со стороны моста солдаты валялись в тени большого амбара, курили и болтали. У моста плескалась в реке ребятня. А совсем недалеко от баньки неспеша проползало деревенское стадо под неусыпным руководством Васятки. Майор направил бинокль в ту сторону — что-то там было не так. И действительно, за стадом плелась худосочная фигура в форменном кафтане.— Ба, кого я вижу! — ухмыльнулся майор, — Мстислав. Твоя любовь к животным тебя погубит. — И Александр Иваныч бесшумно, но быстро спустился на землю.Коровы и овцы, мирно пощипывая травку, продвигались в сторону баньки. Справа от них степенно вышагивал аист, время от времени наклоняясь за лягушками в высокую траву. Слева от стада неспеша шел Васятка с большим кнутом на плече и зорко поглядывал на своих подопечных, а иногда украдкой и на странного гостя. Мстислав же шел позади, насвистывая себе что-то под нос и помахивая веточкой от назойливых деревенских мух. Его глаза сладострастно взирали на мерно покачивающиеся коровьи крупы и полные молока вымени. Похоже, ничто на свете не могло вывести его из этого благостного состояния. Но, как нередко это бывает в лучшие минуты нашей жизни, идиллия была разрушена появлением непрошеного гостя. Это майор личной персоной внезапно возник перед Мстиславом из высокой травы.— Селезень! — побледнев, пробормотал Мстислав.— Кря! — ехидно ухмыльнулся майор, и его грозный кулак врезался в челюсть наемника.Свет померк в глазах любителя зверушек и международных конфликтов. И вот же ирония судьбы — ни одна буренка даже не обратила внимания на исчезновение ухажера. Только Васятка да аист посмотрели в ту сторону, но кроме колышущегося разнотравья ничего не узрели. «Померещилось», решил Васятка.
x x x
Александр Иваныч Селезень был человеком, который умело скрывал под маской грубоватого солдафона свою скромную и даже застенчивую сущность. Например, он так смущался в присутствии дам, что порой начинал с перепугу вести себя просто развязно. О чем, правда, впоследствии сожалел, но ничего с собой поделать не мог. Армия с ее жестким порядком была для него единственным прибежищем. Там все было просто и понятно. Не то что хотя бы с той же религией. Ну не мог майор поверить в эдакого доброго дедулю, сидящего на облаке и раздающего пряники своим внучкам. Господь представлялся майору старым седым командующим, постоянно корпящим в своем штабе над стратегическими планами вечной войны со злом. А себя он видел его солдатом. Не хуже и не лучше других. И весь смысл своей Веры он видел в исполнении поставленной перед ним небесным командующим боевой задачи. И сделать надо все, а если потребуется, и жизнь отдать за то, чтобы на твоем рубеже зло не прошло…А потом командующий призовет тебя в свою заоблачную ставку и спросит:— Что же это ты, братец, — хитро прищурив добрые глаза, — в тылу, значится, отсиживался? Сладко ел, да мягко спал. А мои приказы и в голову не брал.— Никак нет, товарищ командир, — немного смущаясь, отвечал бы ему майор, — Боевую задачу выполнял в силу своего разумения, а уж справился ли, не мне судить.— Знаю, знаю, майор, — усмехался в седые усы командующий. — Все знаю — должность у меня такая. Да ты присаживайся, не стесняйся. Папироску хочешь? Сейчас дневального архангела кликну — чайку нам сварганит. И поговорим мы с тобой, Александр Иваныч, о том, как нам дальше с мировым злом воевать. Как-никак, ты прямо с передовой прибыл. Небось жарко там было? Но ты-то молодцом держался.— Служу… — вскочил майор и запнулся. Краска смущения залила его лицо.— Да не красней ты, майор, как девица, — засмеялся седой командир, -не в названиях суть, лишь бы сам ты в душе своей за правое дело был. За доброту, за правду, за любовь. И не стесняйся, майор, служить советскому союзу, коли под этим у тебя честь и совесть подразумевается. А подхалимы с их сладкими «аллилуями» отправятся потом на вечную гауптвахту. Вот так вот. А теперь давай чай пить будем. Да о делах толковать. Зло-то все наглее и изворотливее становится, что-то предпринимать надо, Александр Иваныч…
x x x
Баба Яга сидела пригорюнившись на пороге собственной избушки, когда над самой крышей пронеслось что-то черное и огромное. Это что-то сделало боевой разворот над лесом, снося верхушки елок, и резко пошло на посадку, явно целясь в саму Бабу Ягу. Та с перепугу рванула в избу с истошным криком:— Спасайся, кто может!Кот, читавший в это время на сундуке какую-то потрепанную книжку, удивленно посмотрел на Бабу Ягу и только успел открыть рот, видимо, для того, чтобы спросить, в чем дело, как раздался оглушительный грохот, и изба зашаталась. Но устояла. Кот неспеша слез с сундука, осторожно приоткрыл дверь, усмехнулся и, распахнув ее уже настежь, вышел на порог.— Ну ты даешь! — весело промурлыкал он.— Не рассчитали маненько, — раздался утробный голос в ответ.Баба Яга, видимо, уже пришедшая в себя после первого испуга, выглянула из избы вслед за котом. А перед избой сидело здоровенное чудище, весьма похожее на динозавра, но только с тремя головами и перепончатыми крыльями. Чудище попыталось изобразить улыбку всеми тремя крокодильими мордами:— С добрым вечерочком, Ягоровна.— Ах ты гад летучий, — взвилась в ответ Яга, — залил все свои шесть бельм и летает тут, понимаешь. Чуть избу не снес! А опосля этого — с добрым вечерочком, Ягоровна!— Ну чего ты раскричалась? — нахмурились все три рожи. — Я что, нарочно? — При этом нежданный гость развел маленькими передними лапками. -А вообще-то могу ведь и дыхнуть! Так что ты меня не зли. Того-этого…— Это ты меня не зли! — смело отвечала Ягоровна.— А во ща как дыхну… — пробасила правая голова.Но Яга упредила ее и, сложив пальцы в жменю, щелкнула. И из руки вылетела небольшая шаровая молния. Правая голова мотнулась в сторону на длинной шее и, слава богу, увернулась.— Ну ты чего, Ягоровна, — примирительно пробасила голова, — я ж так, шуткую.— Да не бери ты его в голову, — протянула лирическим баритоном левая, — он сегодня не в духе.— Я уже две сотни лет как не в духе, — буркнула правая.— А до того был в духе? — рассмеялась Яга.— А то как же, — грустно протянула правая голова, — я ж тогда воеводой был.— Что-то ты мне раньше этого не рассказывал, — удивилась Яга.— Да рассказывал, — махнуло лапкой чудище, — рассказывал, да ты, Ягоровна, видать, просто запамятовала.— Может, и запамятовала, — пожала плечами Яга, — а ты еще раз расскажи.— А самогону нальешь? — спросила правая голова.Баба Яга вопросительно глянула на своего помощника.— Сейчас принесу, — деловито отвечал кот и скрылся в избе.
x x x
Отец Нифонт лежал в своей комнате на кровати, прикрытый простыней. Сыскной пристав сидел за столом и деловито составлял опись немудреного имущества, два его помощника у двери переминались с ноги на ногу, ожидая, когда можно будет унести тело, а Ефросиния Гавриловна, почтенная хозяйка постоялого двора, ходила из угла в угол и при этом горестно причитала:— Ох, господин пристав, да как же это!.. Никогда у меня ничего такого не бывало… — При этом хозяйка размахивала руками и театрально хваталась за голову.— Говорили же вам, Ефросиния Гавриловна, — пристав оторвался от писанины и строго оглядел хозяйку, — чтобы вы привели в порядок эту доску. Я сам, идя по ней, едва не оступился! Мостик бы какой построили, что ли.— Построю, обязательно построю, все приведу в порядок! — с трагическими придыханиями отвечала Ефросиния. — Завтра же плотников позову…— Я сам прослежу, чтобы это безобразие прекратилось, — сказал пристав. — А то знаем мы вас: пока гром не грянет…В двери постучали.— Да-да, входите! — крикнул пристав. В горницу вошел скромно, но опрятно одетый человек:— Извините, что отвлекаю. Меня зовут Савватей Пахомыч, я сосед отца Нифонта.— Пристав Силин, — не отрываясь от бумаг, буркнуло должностное лицо. — Вы что, имеете нечто сообщить по поводу несчастного случая?— А разве это был несчастный случай? — несколько удивился Савватей Пахомыч.— А что же еще? — Силин оторвался от бумажной рутины и с интересом посмотрел на вошедшего. — Если человек шел по плохо закрепленной доске, -тут он выразительно глянул на Ефросинию, — и свалился вниз, то в этом ничего счастливого я не нахожу.— Да-да, конечно, царствие ему небесное, — благочестиво перекрестился Савватей Пахомыч. — Скажите, господин пристав, что будет с его останками? Покойник ведь человек приезжий, в Мангазее никого из близких у него нет.— Что будет? — вздохнул пристав. — Подержим несколько дней в покойницкой, а если никто не явится, схороним на казенный счет в общей могиле для бедняков.— А нельзя ли как-нибудь иначе? У него осталась сестра в Каменке, если ей сообщить, то, может быть…Пристав на минутку задумался:— Можно похоронить во временной гробнице, но это будет стоить немного дороже.— Одну минуточку! — Савватей Пахомыч поспешно вышел из комнаты и тут же вернулся с несколькими золотыми монетами. — Я был должен отцу Нифонту некоторую сумму. Не могли бы вы, господин Силин, распорядиться, чтобы тело похоронили хотя бы в этой, как вы сказали…— Во временной гробнице? Да-да, разумеется, Савватей Пахомыч, — почти радостно отвечал пристав, отправляя золотые в широкий карман служивого кафтана. — Не извольте беспокоиться, все будет сделано в наилучшем виде. -И, обратившись к своим помощникам, Силин велел: — Выносите!— Благодарю вас, не буду мешать. — Сопровождаемый тоскливым взором Ефросинии Гавриловны, Савватей Пахомыч бочком выскользнул в коридор.
x x x
Глава Царь-Городского сыскного приказа за долгие годы службы привык добросовестно и основательно исполнять свои обязанности. Вот и сейчас, стараясь не думать об угрозе, нависшей над Кислоярским царством, Пал Палыч внимательно читал сводку за минувший день. Особое его внимание привлекло следующее сообщение:«Было проведено разыскание среди торговцев мылом, и некий городской коробейник, именем Петрушка, показал, что около трех недель назад продал одному прихрамывающему человеку вельми мрачного вида три куска мыла, одинакового с тем, которое было использовано при нападениях на князя Владимира и боярина Андрея. Сказал оный Петрушка также, что после того несколько раз видел вышеозначенного человека и готов его распознать».— Хорошо бы, — вздохнул Пал Палыч. — Чую, что это как-то связано и с осквернением могилы князя Владимира.Пал Палыч продолжил чтение:«Вблизи пятнадцатой версты Белопущенского тракта замечен летающий предмет — ступа, управляемая женщиной с помощью метлы».— Что за чепуха! — изумился Пал Палыч. — Ягорова же сидит в темнице и до сих пор не бежала, — тут он печально вздохнул, — в отличие от Каширского. Или верно говорят, будто нечисто место пустым не бывает. — И глава приказа стал читать свои любимые сообщения из Боярской Думы:«Едва началось очередное заседание, боярин Илюхин вскочил с места и потребовал дать объяснения по поводу того, куда Рыжий девал тела убиенных близ его терема князя Владимира и боярина Андрея. Не дождавшись вразумительного ответа вследствие отсутствия в Думе господина Рыжего, боярин Илюхин обвинил в убийствах лично царя Дормидонта и призвал бояр и воевод поднимать стрельцов и народ, дабы идти к царскому терему и вздернуть Государя, Рыжего и Борьку на копья и секиры. Когда председатель повелел в очередной раз вывести боярина Илюхина из Думы за непотребное поведение, то охранники отказались это делать и высказали союзность с Илюхиным и его единоумышленниками».— Все, это конец, — обреченно прошептал Пал Палыч.
x x x
Лишь поздно вечером Дубов смог наконец-то приняться за список со свитка, найденного в гробнице. И, глянув на последнюю строчку, где значилось «Анисиму и Вячеславу за попа — семь золотых задатка», горестно взвыл.— Что с тобой, Савватей Пахомыч?! — всполошились скоморохи, которые уже готовились отправиться ко сну.— Дьявол, что мне стоило прочесть эту бумагу чуть раньше! — жестоко корил себя Дубов. — Тогда отец Нифонт остался бы жив. Ах я дурак!..— Да не убивайся ты так, Пахомыч, — стал успокаивать его Мисаил.— Скажи, мы чем-нибудь можем тебе помочь? — участливо спросил Антип.— Можете. — Василий уже преодолел приступ отчаяния и был как никогда деловит и собран. — Устройте мне встречу с вашей подругой, с Ефросинией Гавриловной. И как можно скорее.— Нет ничего проще! — Скоморохи выскочили из горницы, а уже через несколько минут возвратились вместе с хозяйкой постоялого двора. Она выглядела встревоженной, но уже не жестикулировала, как незадолго до того в комнате покойного.— Скажите, почтеннейшая Ефросиния Гавриловна, — приступил к расспросам Василий, — то, что случилось с отцом Нифонтом — это и вправду несчастный случай?— Да как вам сказать, Савватей Пахомыч, — чуть замялась хозяйка. -Слава богу, господин пристав именно так и считает.— А вы считаете иначе? — многозначительно понизил голос Василий.— Ну право и не знаю, — задумалась хозяйка. — Сколько помню, с этой доски никто еще не падал. Даже в самом горьком подпитии. А отец Нифонт уж на что был тверезый человек.— Вы не замечали ничего подозрительного? — напрямик спросил Дубов. Ефросиния молчала. — Вы что-то видели?! — чуть не вскричал Василий. -Умоляю вас, ответьте! Это зачтется вам там, на высшем суде. — Последнюю фразу детектив произнес столь вычурно театрально и произвел при этом столь выразительный жест, что Константин Сергеич Станиславский наверняка сказал бы свое знаменитое «Не верю!». Однако Ефросиния Гавриловна не была знакома с теориями великого реформатора театра, и ее старое скоморошье сердце дрогнуло:— Сегодня тут чуть не весь день околачивался какой-то очень уж противный господин. Я еще заметила, как он разговаривал с отцом Нифонтом, царствие ему небесное.— Как он выглядел? — спросил Дубов.— Ну, одет прилично, с тонкими усиками, лицо такое длинное, а волосы как будто чем-то напомажены. Ах да, еще синяк чуть не с полрожи.«Это он!» — мелькнуло в голове детектива. Приметы совпадали с тем субъектом, с которым его судьба свела позапрошлой ночью на узкой улочке. «А отец Нифонт говорил, что у его племянника было двое друзей, по имени Анисим и Вячеслав. И один из них тоже показался ему очень неприятным типом…» Василий бросил взгляд на листок — последние строчки так и мелькали двумя этими именами.— Савватей Пахомыч, что с вами? — оторвал его от раздумий голос хозяйки. — Я вам говорю, а вы как будто ничего не слышите.— Ах, извините, — оторвался Дубов от своих мыслей. — И вы все это сообщили господину приставу?— Да ну что вы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43