Искал описание быта римлян - на чем ели, на чем спали, как умывались, были ли комары по вечерам и т.п. И еще: искал, были ли стекла в окнах. Но так и не нашел. Пришлось умолчать об этом - у меня Кошкин просто подходит к окну и смотрит во двор, где двое юношей фехтуют деревянными мечами.
Сторож Володя Осипов потерял на танковом полигоне, куда ездил за грибами, свою записную книжку с записями и схемами - где и на каком дереве растет чага, которую он собирает. Если книжку нашли военные, то работы у наших контрразведчиков прибавилось. Не исключено, что они сейчас ищут эти деревья и лазают по ним в поисках тайников или шпионских датчиков.
25 сентября 1986г. Дома.
Прочитал повесть Андрея Смолярова "Журнал недоумка". Неплохо; по технике. Зачем написано - не понял. О чем и сказал Смолярову в телефонном разговоре. Не прямо в лоб - зачем, дескать, ты все это нахреначил, но суть моих сомнений он уловил. Он сказал, что я плохо знаю современную фантастику, и вообще, он никогда не объясняет сути написанного. Это его принцип. "Если человек не понимает, значит, не понимает".
- Наверное, я не дорос до таких произведений, - признался я.
- Возможно, - сказал Смоляров.
Такой вышел разговор.
27 сентября 1986г. 1 час ночи. Дежурю в гараже.
Все машины на месте, кроме одного самосвала, который брал путевку на дальний карьер под Каменкой. Может, сломался, может, халтурит. Если сломался, придется посылать "техничку". Но сначала следует получить сигнал об этом - либо позвонит, либо сам приедет на перекладных, либо передаст сигнал "sos" с оказией.
Сидим трендим - я, сторож Володя, водитель Зенков, который поссорился с женой и решил ночевать в своей машине, и водитель "технички" Коля Третьяков. Пьем чай с отваром чаги, покуриваем.
Володя Зенков неожиданно начинает рассказывать:
"Поехал я на заработки в Сибирь. Специальности никакой. Проработал три месяца плотником-бетонщиком - получил копейки.
Пошел с похмелья на стадион - стучу с пацанами по воротам, вдруг мужик на мотоцикле подъезжает. Смотрел на меня, смотрел, потом подзывает:
- Сколько получаешь?
- Сто семьдесят.
- А хочешь, в два раза больше?
- Конечно, - говорю. - А что надо делать?
- В футбол играть.
- Хочу.
- Но только режимить придется. Сможешь?
- С этим все в порядке. Смогу.
- Ну давай... Я старший тренер.
- Так завтра мне на работу выходить?
- Нет. Приходи к девяти часам в спорткомитет.
Пришел я в спорткомитет, он меня куда-то повел.
- Вот, - говорит, - надо его устроить рублей на четыреста восемьдесят.
- Понятно, - говорят. - Ты бурильный станок представляешь?
- Ну так... В общих чертах...
- Будешь бурильщиком пятого разряда на станке СБШ-250. На Куваевском участке горно-обогатительного комбината, сокращенно - ГОКа.
- А что такое "СБШ"?
- Станок бурильный шарочный.
- А "250"?
- Длина штанги.
- Ясно, - говорю.- А по каким числам у вас деньги дают? И где?
Все рассказали, объяснили, стал в футбол играть. Живу в профилактории ГОКа, на всем готовом, деньги платят...
Потом подговорил двух ребят из команды, подались мы во Владивостокский "Луч", к Бурчалкину Льву Дмитриевичу. Он нас посмотрел - годитесь в дубль. Завтра приходите оформляться.
Мы на радостях - в магазин, обмыть. Выходим из магазина, рядом со стадионом, а навстречу - Бурчалкин. У нас бутылки в руках.
- Все ясно, - говорит, - приходите через годик.
Мы оправдываться - он ни в какую. Мы, говорим, без прописки, без работы - куда нам теперь?
- Идите, - говорит, - в порт. Там рабочие нужны, и общежитие дают.
Три месяцами докерами работали, ломались, потом футбольную команду организовали, стали на первенство города играть.
Пошли к начальнику порта - так, мол, и так - тяжело и играть, и работать. Надо что-то одно делать.
- Ладно, - говорит.
- Только нам средний заработок приличный нужен.
- Будет средний, - говорит.
Раскидал нас по классным бригадам - догнали мы заработок до восьми сотен и стали тогда играть.
Потом я за Южно-Сахалинск играл. Там перед началом матча состав объявляют: заслуженный мастер спорта, мастер спорта международного класса... Все классные игроки там свой век доживали. Даже один пловец - бросил гнаться за секундами и перешел в футболисты. Дыхалка отличная, плечи - во! Робот, да и только. Тысячу свою получает и радуется..."
Мы начинаем обсуждать футбольные дела. Коля Третьяков частенько ходит на стадион и возится с пацанами - нечто вроде тренера на общественных началах. Подбивает меня и Зенкова устроить товарищеский матч с пожарной частью еще этой осенью. Я могу стоять на воротах - стоял в детстве, стоял в юности, стоял в институте за факультет. Выше не поднимался. А в детстве мечтал стать вратарем республики, изучал книгу "Игра вратаря" и заставлял сестер кидать у меня из-за спины мяч в прислоненный к дубу теннисный стол, чтобы ловить его с отскока и развивать таким образом реакцию.
- Я пожарников знаю, - говорит Зенков. - Кувалды еще те.
- Форму достанем, - обещает Третьяков. - Бутсы, трусы, футболки... - И начинает перечислять, кого можно взять в команду. - Петьку Ильина, Сашку Сидорского, Вовку Шлямара...
- Шлямар - бывший мент! - предостерегает сторож Володя. - Продаст!
Третьяков машет рукой - не лезь! - и продолжает загибать пальцы. Набирается человек пятнадцать.
- Погода не та, - сомневаюсь я насчет матча этой осенью. - Может следующим летом?
Звонит телефон, и я принимаю "sos!" от водителя "камаза". Все замолкают. Конечно, он сломался - стоит в Полянах на тракторном дворе с неисправным рулевым управлением. Просит позвонить домой и прислать завтра "техничку" - сегодня уже ничего не сделаешь. Я даю трубку Третьякову, и они обсуждают совместные планы. Записываю в журнал время звонка и причину невозврата в парк. Володя бежит запирать ворота - отбой, можно подремать. Уходит Третьяков, написав сменщику обстоятельную записку, что и куда нужно завтра отвезти из запчастей. Звоню водителю домой, объясняю ситуацию. Не волнуйтесь, дескать, бывает.
- Я и не волнуюсь, - холодно отвечает жена. - Передайте ему только, чтобы он справку мне завтра предъявил.
- Какую?
- Он знает, какую. Иначе домой не пущу.
- Девушка...
Отбой.
Зенков продолжает рассказывать.
Работал он фотографом в зеленогорском "Доме быта". Только пришел на работу - звонят из милиции: пришлите фотографа в вытрезвитель. Приходит. Проверили документы, заводят в кабинет начальника - на столе чемодан. Открывают - полный денег.
- Фотографируйте! И будете понятым.
Сфотографировал, расписался в протоколе. Восемнадцать тысяч! Приводят мужика в трусах и майке, проспавшегося. Он с какого-то северного маяка, приехал отдыхать в дом отдыха "Чародейка".
- Ваши деньги?
- Мои.
- Откуда?
- Вы меня отпустите на почту, так мне к обеду еще столько вышлют.
Милицию впервые за двадцать лет увидел, даже обрадовался. Позвонили куда-то, отпустили. Зенков помог ему купить ящик вина, и тот пришел опохмелять товарищей по несчастью.
- Надо, надо мужиков опохмелить...
Сел с ящиком в кустах рядом с вытрезвителем и угощал выходящих, пока милиция не прогнала.
- Хотели снова забрать, но поняли, что это бессмысленно - ему все нипочем, хоть каждый день забирай. Попросили только уйти со своим ящиком подальше.
28 сентября 1986 года. Зеленогорск.
Сегодня узнал, что умер Коля Жильцов. Остановилось сердце. Вышел из автобуса в нескольких остановках от дома, позвонил жене, сказал, что неважно себя чувствует, хочет пройтись пешком, и упал на газон. Прохожие приняли его за пьяного...
Последнее время Колю мотало, все у него было плохо - дома, на работе, в Университете, поджимали денежные долги... Не пил несколько лет - "гвоздь забил и шляпку откусил", как он сам говорил. Но недавно развязал... Плохо у него было с семьей - теща-зануда, жена на поводу у тещи, упреки в маленьких заработках, скандалы, жить у матери он не мог - "там свои сложности", как он говорил. Дважды приезжал ко мне в Зеленогорск летом - искал работу с жильем за городом, я помогал ему - смотрел по газете "Ленинградская здравница" объявления.
Сидели у нас на лавочке, говорили о литературе, не пили, Коля остался ночевать, утром ездили в "Лениградец", но не срослось - там нужен был плотник...
И вот, вроде бы, стало устанавливаться (как он выразился по телефону недавно) - снова стал писать, наладил учебу...
И смерть.
Он единственный, кто писал смешно из известных мне сатириков-юмористов не профессионалов. Он только вставал на ноги как писатель. Я затащил его в семинар Б. Стругацкого - он написал фантасмагорический рассказ о женщине, которая умерла и сама организовывала свои похороны, мы вели часовые беседы по телефону, читали друг другу рукописи...
Перед тем, как узнал о его смерти, я испытывал острую тревогу: что-то было не так, грустно как-то, тоскливо, печально... Я вскапывал грядки после картошки и вдруг стал мысленно разговаривать с Колей - так, словно он стоял рядом: корил за пьянку и разболтанность, ругал по-дружески и советовал быстрее взять ситуацию под контроль. И вот к сумеркам появилось назойливое желание пополам с тревогой: надо сходить позвонить в Ленинград Ольге. От нее и узнал.
И вспомнилось, как Коля восторженно рассказывал мне о дочке-двухлетке: "Димка, ты представляешь, у нее точно такая же голубенькая жилка около носа, как у меня! В том же самом месте!"
И не позвонит уже Коля: "Димка! Как дела! Ну, что нового? Пишешь, гад?"
Сильнейший ветер. Ночую в Зеленогорске.
В сегодняшних сутках 25 часов. И долго тянется вечер.
2 октября 1986г. Зеленогорск.
Дочитал "Накануне" Тургенева. Слабая вещь при богатой стилистике. Ерунда. Зачем она сейчас нужна? И раньше, зачем? Ради последних фраз: "Будут ли у нас люди?" Современная критика раздолбала бы такой роман в пух и прах, случись он в наши дни.
5 октября 1986г. Зеленогорск.
Конец "золотой осени", которая в этом году не заладилась. Сегодня весь день солнце. Клены, просвеченные золотыми лучами, небо голубое. От тепла в доме появились мухи - большие и жужжащие. Они бьются о стекло и сердито жужжат.
Везу домой арбуз.
Прочитал повесть М. Дудина "Где наша не пропадала" - об обороне полуострова Ханко и блокаде. Бесчувственная вещь. Много трагических и интересных фактов, но написано без чувств.
5 ноября 1986г. Гараж.
Сегодня нас на дежурстве трое: я, новый сторож Иван Ермилов и его собачонка Чернышка - помесь лайки и фокстерьера. Карты выпали так, что теперь мне дежурить с Иваном.
Ваня пытается читать журнал "Неву" с повестью братьев Стругацких "Хромая судьба", клюет носом, просыпается, пялит глаза, но страницы так и не переворачивает. Чернышка - худая, развеселая собаченция, лежит на стуле и, высунув язык, дышит так, словно пробежала сто километров.
Время - 23-15. Ворота закрыты, но спать рано. Точнее - жалко ложиться спать. Что во сне делать? Только сны смотреть, если приснятся.
Я - в очередном творческом кризисе, не знаю, за что взяться: "Шута" ли переделывать (или писать заново?), писать ли рассказ о Юрике, или "Рассказ человека, которого не было", начатый недавно; или подождать вдохновения и взяться за что-то совершенно новое?
Ждать не хочется, выбрать из имеющегося - трудно. И я занимаюсь пустяками: подправил и сократил рассказ "Этажи", назвав его - "Случай с Евсюковым"; просмотрел записные книжки к "Шуту"... Вот такие дела. Кризис. Халтурить не хочется, а тему, которая легла бы прочно на сердце, не выбрать.
Оброс незаконченными рукописями, а товарной продукции нет. И трудно стало с формой, с языком. Я заметил: пока не найду интонацию - нет текста, нет слов, нет движения сюжета, ничего нет. Могу целый день бродить как неприкаянный и искать интонацию. Нашлась, зазвучала внутри - и слова полетели сами. Откуда берется интонация? Наверное, она рождается на уровне подсознания, когда срослось вместе понимание материала и любовь к нему. Это как песня или мотив, которые приходят неожиданно, но далеко не случайно.
Вчера мне сообщили, что повесть "Мы строим дом" прошла какую-то комиссию при СП, и я - участник 8-го семинара молодых писателей Северо-Запада. Молодой писатель в 37 лет! Смех... Долго я раскачивался в своей бурной жизни к писательскому ремеслу. Долго. Хотя печататься в журналах и газетах начал в 23 года. Это, наверное, и помешало. Я увидел, что могу, и расслабился. А сейчас приходится догонять.
В феврале 1987 года будет пять лет, как я работаю механиком в гараже сутки через трое. А что сделано? Три повести, несколько рассказов и десяток-другой газетных миниатюр. Срам!..
Новый сторож Иван сдвигает стулья и готовится прилечь. Свернул ватник под голову, расстегнул пиджак, сейчас стянет сапоги и наденет тапочки.
- Подремлю, пожалуй, немного. И Чернышка пусть поспит, устала с непривычки...
- Та-ак... - Я решаю проявить твердость. - Сторож подремлет, Чернышка поспит... А кто будет охранять гараж? Механик?
- Ты думаешь, кто-нибудь залезет? - Иван неуверенно улыбается. - Чего тут брать-то? Ворота мы заперли. Правда, Чернышка?
Если сейчас не поставить нового сторожа на место, то он сядет на шею и будет храпеть в нашей будке сутки напролет. Это мы проходили.
Я коротко напоминаю Ивану Ивановичу порядок несения караульной службы подразделениями вневедомственной охраны на территории гаража в ночное время. Обход территории! Проверка наличия замков и пломб на запираемых помещениях! Проверка освещенности! Проверка целостности оконных застеклений! Визуальный контроль на предмет наличия посторонних лиц на охраняемой территории!
- Я ничего не забыл, Иван Иванович?
Ваня хлопает глазами. Так душевно говорили за жизнь, и вдруг - такой официоз!
- Кх-м... К-хе... Так я тогда пойду? - Он растерянно застегивает пиджак. - Пройдусь, да?
- Пройдитесь. Это будет нелишним...
- Пошли, Чернышка, пройдемся...
6 ноября 1986 г. Дома.
Были на дне рождения у тещи. Ирине Александровне - 60 лет. Я никогда и не знал, сколько ей. Не задумывался.
Орест Скарлато - директор Института Зоологии АН СССР за столом рассказал, как к нему в кабинет явился псих.
- Дайте мне двадцать академиков, и я организую институт долголетия.
Скарлато еще не знал, что это псих.
- Где же взять академиков?
- Это ваше дело. Мое дело предложить. Я сделаю так, что люди будут жить по двести-триста лет.
- Э-э... А-аа, - растерялся Скарлато.
На стенах кабинета висели портреты известных ученых прошлого.
- Я бы вот с ним хотел поговорить! - псих ткнул пальцем в один из портретов.
- Так вы посмотрите даты... Он же умер!
- Это ничего. Сейчас наука многое может. Баллоны с газом подсоединить заговорит!
- Может, вы желаете осмотреть наш зоологический музей? Это рядом, вас проводят. Хотя нет, сегодня понедельник - выходной.
- Ну и что? Экспонаты-то на месте! Я бы посмотрел.
- Нет, знаете, по понедельникам их кормят. Лучше не мешать.
- А, ну это другое дело. Кормежка - святое. Значит, не дадите двадцать академиков?
- Вряд ли...
Другой гость, сотрудник Военно-морского музея Игорь Павлович, рассказал следующее. В Сингапуре адмиралу флота Горшкову подарили огромное чучело тигра. Он сдал его в Военно-морской музей. Чучело и по сей день там - в запасниках. Работники музея плетут небылицы новым сотрудникам и гостям, что это не тигр, а образец секретного боевого оружия ударно-психологического свойства. Стоит, дескать, как декорация, но по условной фразе включается на определенную волну, излучает глазами биополе и - глубокий летаргический обморок. Человека можно допрашивать в этом обмороке, и он все расскажет, а потом забудет.
Отдать чучело куда-нибудь боязно: вдруг адмирал вспомнит про подарок? Например, захочет поставить у себя на даче? Чучело пылится.
Скарлато, услышав эту историю, пообещал приложить все усилия, даже написать адмиралу, чтобы забрать тигра в свой музей. Благо, рядом, за углом.
14 ноября 1986г.
Ездил в Репино, в Дом творчества кинематографистов - на семинар кинофантастов.
На семинар я ездил как корреспондент "Авроры". Виделся с Вит. Бабенко и Эдиком Геворкяном. Геворкян или дурак, или меня считает дураком: полчаса рассказывал мне про цветное мороженое.
Смотрели с Ольгой два фильма: "Голод" (США) и про Джеймса Бонда "Шпион, которого я полюбила".
Первый - о вампире, с кровью и жутью. Но о чем по большому счету - не понял.
Второй - легкомысленный и дурковатый.
Когда мы растеряно выходили из кинозала после просмотра "Голода", мужчина артистической наружности с шейным платком и седыми волосами сказал глубокомысленно, обращаясь к своей молодой спутнице: "Это фильм о мужском одиночестве". Я мысленно крякнул. Силен мужик на домысливания.
Сегодня смотрел в Репино фильм "Письма мертвого человека". Авторы сценария - Б. Стругацкий и Слава Рыбаков, наш семинарист. Фильм сложный по форме и простой по содержанию. Режиссер - К.Лопушанский, из молодых. Много символики, требующей определенных знаний. Не могу сказать, что понравилось; скорее - необычно.
Геворкян, а затем и Ольга Ларионова сказали, что у меня бледно-зеленая аура, слабая и маленькая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44